Поэму “Мертвые души” невозможно представить без “лирических отступлений”. Они настолько органично вошли в структуру произведения, что мы уже не мыслим его без этих великолепных авторских монологов. Благодаря “лирическим отступлениям” мы постоянно чувствуем присутствие автора, который делится с нами своими мыслями и переживаниями по поводу того или иного события, описываемого в поэме. Он становится не просто экскурсоводом, ведущим нас по страницам своего произведения, а, скорее, близким другом, с которым нам хочется разделить переполняющие нас эмоции. Зачастую мы ждем этих “отступлений” в надежде, что он своим неподражаемым юмором поможет нам справиться с возмущением или грустью, а иногда просто хотим знать его мнение по поводу всего происходящего. Кроме того, эти “отступления” обладают невероятной художественной силой: мы наслаждаемся каждым словом, каждым образом и восхищаемся их точностью и красотой.
Что же говорили знаменитые современники Гоголя по поводу “лирических отступлений” в поэме? А. И. Герцен писал: “Тут переход от Собакевичей к Плюшкиным, - обдает ужас; вы с каждым шагом вязнете, тонете глубже, лирическое место вдруг оживит, осветит и сейчас заменяется опять картиной, напоминающей еще яснее, в каком рве ада находимся”. В. Г. Белинский тоже высоко оценивал лирическое начало “Мертвых душ”, указывая на “ту глубокую, всеобъемлющую и гуманную субъективность, которая в художнике обнаруживает человека с горячим сердцем, симпатичною душою”.
С помощью “лирических отступлений” писатель выражает свое отношение не только к описываемым им людям и событиям. Эти “отступления” несут в себе утверждение высокого призвания человека, значимости больших общественных идей и интересов. Высказывает ли автор свою горечь и гнев по поводу ничтожества показанных им героев, говорит ли о месте писателя в современном обществе, пишет ли о живом, бойком русском уме - источником его лиризма являются думы о служении родной стране, о ее судьбах, печалях и скрытых гигантских силах.
Лирические места автором включены в произведение с большим художественным тактом. Вначале они содержат его высказывания только о героях произведения, но по мере развития сюжета их темы становятся все более разносторонними.
Рассказав о Манилове и Коробочке, автор ненадолго прерывает повествование, как будто хочет немного отойти в сторону, чтобы читателю стала яснее нарисованная картина жизни. Авторское отступление, которым прерывается рассказ о Коробочке, содержит в себе сравнение ее с “сестрой” из аристократического общества, которая, несмотря на иной облик, ничем не отличается от поместной хозяйки.
После посещения Ноздрёва Чичиков в дороге встречается с прекрасной блондинкой. Описание этой встречи завершается замечательным авторским отступлением: “Везде, где бы ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плеснеющих низменных рядов ее, или среди однообразно-хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз встретится на пути человеку явленье, не похожее на все то, что случалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нем чувство, не похожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь”. Но все это совершенно чуждо Чичикову: его холодная осмотрительность здесь сопоставляется с непосредственным проявлением человеческих чувств.
В конце пятой главы “лирическое отступление” носит совершенно иной характер. Здесь автор говорит уже не о герое, не об отношении к нему, а о могучем русском человеке, о талантливости русского народа. Внешне это “лирическое отступление” как будто мало связано со всем предыдущим развитием действия, но оно очень важно для раскрытия основной идеи поэмы: подлинная Россия - это не собакевичи, ноздрёвы и коробочки, а народ, народная стихия.
С лирическими высказываниями о русском слове и народном характере тесно связана и та вдохновенная исповедь художника о своей юности, о своем восприятии жизни, которая открывает шестую главу.
Повествование о Плюшкине, с наибольшей силой воплотившем в себе низменные стремления и чувства, прерывается гневными словами автора, имеющими глубокий, обобщающий смысл: “И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек!”
Седьмую главу Гоголь начинает своими рассуждениями о творческой и жизненной судьбе писателя в современном ему обществе, о двух разных уделах, ожидающих писателя, создающего “возвеличенные образы”, и писателя-реалиста, сатирика. В этом “лирическом отступлении” отразились не только взгляды писателя на искусство, но также его отношение к господствующим верхам общества и к народу. “Лирическое отступление”: “Счастлив путник, который после длинной и скучной дороги...” является важным этапом в развитии повествования: оно как бы отделяет одно повествовательное звено от другого. Высказывания Гоголя освещают сущность и значение как всех предшествующих, так и последующих картин поэмы. Это “лирическое отступление” непосредственно связано с народными сценами, показанными в седьмой главе, и играет очень важную роль в композиции поэмы.
В главах, посвященных изображению города, мы встречаем авторские высказывания о чинах и сословиях: “...теперь у нас все чины и сословия так раздражены, что все, что ни есть в печатной книге, уже кажется им личностью: таково уж, видно, расположенье в воздухе”.
Описание всеобщей сумятицы Гоголь заканчивает размышлениями о человеческих заблуждениях, о ложных путях, которыми нередко шло человечество в своей истории: но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки”.
Особенной силы гражданский пафос писателя достигает в “лирическом отступлении”: “Русь, Русь! Вижу тебя из моего чудного, прекрасного далека”. Как и лирический монолог начала седьмой главы, это “лирическое отступление” составляет отчетливую грань между двумя звеньями повествования - городскими сценами и рассказом о происхождении Чичикова. Здесь уже широко развернута тема России, в которой “бедно, разбросано и неприютно”, но где не могут не родиться богатыри. Вслед за этим автор делится с читателем мыслями, которые вызывают в нем далекая дорога и мчащаяся тройка: “Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! и как чудна она сама, эта дорога”. Гоголь набрасывает здесь одну за другой картины русской природы, возникающие перед взором путешественника, мчащегося на быстрых конях по осенней дороге. И несмотря на то что образ птицы-тройки остался позади, в данном “лирическом отступлении” мы снова чувствуем его.
Рассказ о главном герое поэмы завершают авторские высказывания, представляющие резкие возражения тем, кого может шокировать как главный герой, так и вся поэма, изображающая “дурное” и “презренное”.
“Лирические отступления” отражают высокое чувство патриотизма автора. Глубокой любовью овеян образ России, завершающий роман-поэму, образ, воплотивший в себе тот идеал, который освещал художнику путь при изображении мелкой, пошлой жизни.
Но без ответа остается самый важный для Гоголя вопрос: “Русь, куда ж несешься ты?” Что ждало в конце пути эту “вдохновенную Богом” страну, тогда мог ведать только Бог.
|
