С документа, изданного великим князем литовским в Крево в 1385 г., и с выполнения в 1386 г. ряда его условий начался процесс объединения двух весьма непохожих друг на друга государств. В своей грамоте Ягайло обещал включить Литву в состав Польши и использовал латинский термин applicare. Эта мысль вполне соответствовала намерениям малопольских можновладцев и теоретической модели государства, которое определялось как Corona Regni Poloniae и могло расширяться путем присоединения новых земель.
Для польско-литовской унии имелось немало оснований. Самым веским из них была угроза со стороны Тевтонского ордена, которую ощущали и литовцы, и поляки. Уния должна была ее устранить. После крещения литовцев походы орденских рыцарей, продолжавшиеся с конца XIII столетия и чрезвычайно опасные для Литвы, уже было бы невозможно оправдать необходимостью борьбы с язычеством. Правящие круги обоих государств приобретали большую свободу действий и уничтожали препятствия к дальнейшему развитию Польши и Литвы. Великое княжество Литовское, помимо угрозы со стороны ордена, стремилось устранить татарскую опасность и в зародыше уничтожить потенциальную угрозу со стороны правителей Москвы, а кроме того, упрочить свое владычество над подчиненными им западнорусскими княжествами. Польше уния позволяла ослабить зависимость своей политики от союза с Венгрией, тем более что в это время венгерский трон занял один из Люксембургов и обострился спор из-за Галицкой Руси.
Особенной поддержкой уния пользовалась в кругах малопольских панов, проводивших колонизацию на Руси и рассчитывавших получить там богатые земельные пожалования. Свои сторонники у нее были также среди литовских князей и бояр, видевших в союзе двух государств шанс на изменение внутреннего устройства Великого княжества Литовского, расширение прав своей социальной группы и ослабление — по польскому образцу — ее зависимости от центральной власти. Было заинтересовано в унии и купечество (как польское, так и литовско-русское), рассчитывавшее на облегчение торговых отношений между двумя странами.
Помимо политических и экономических, немалую роль играли идеологические причины. Крещение Литвы становилось успехом всей Римско-католической церкви, главную роль в котором была призвана сыграть церковь Польши. Этот успех существенно расширял сферу влияния западной цивилизации. Более того, крещение Литвы происходило без войны, разрушений и грабежей, без истребления язычников — т. е. всего того, чему Тевтонский орден сначала подверг пруссов, а затем литовцев. Впрочем, польский клир проявлял интерес к христианизации Литвы главным образом из идеологических, политических и материальных соображений: перед ним открывалось широкое поле миссионерской деятельности, сулившее к тому же щедрые пожалования со стороны новообращенного литовского князя.
Христианизация имела сторонников и в среде литовской знати, поскольку католицизм был весьма привлекателен для людей, стремившихся к обретению нового религиозного опыта, а также для тех, кто нуждался в обосновании своих притязаний на особое социальное и политическое положение.
Несмотря на разнообразные факторы, способствовавшие заключению унии, и на ее многочисленных приверженцев, ее воплощение в жизнь было нелегким делом. Как государство Великое княжество сильно отличалось от Польши и, более того, было сильнейшим образом дифференцировано изнутри. Помимо собственно Литвы (Аукштайтии и Жемайтии; последнюю поляки и русские называли Жмудью), его территория охватывала завоеванные в XIII—XIV вв. русские княжества. Завоевания литовских правителей привели к уничтожению зависимости подчиненных ими областей от татарских ханов, что делало неизбежным конфликт Литвы с татарами. В силу этнического характера и исторической традиции новых территорий становилось неизбежным и столкновение с поднимавшимся в XIV в. новым центром объединения русских земель — Москвой. (Впрочем, в XIV столетии еще сохранялся перевес Литовского княжества.) На большей части огромной территории литовского государства проживало русское население (предки позднейших украинцев и белорусов), издавна исповедовавшее православие и стоявшее на более высокой ступени культурного развития, чем коренные литовцы. В условиях мощного воздействия западнорусской культуры гарантией сохранения самобытности для литовцев какое-то время были языческие верования. Принятие католицизма позволяло им, став христианами, все же сохранить свое этническое своеобразие.
По своему общественному устройству Литва была типичным раннегосударственным образованием. Здесь существовала сильная княжеская власть, социальная структура оставалась довольно зыбкой, постепенно складывалось разделение на знать, свободных и несвободных крестьян. Более развитые феодальные отношения господствовали в зависимых русских княжествах, которые великий князь передавал младшим членам правящей династии в качестве своего рода вассальных владений. Вскоре после 1385 г. выяснилось, что включение государства со столь сложной внутренней структурой и столь отличного от Польши в состав Короны Польского королевства практически неосуществимо. Причиной были как вышеупомянутые особенности, так и амбициозные устремления местной знати. Выразителем этих устремлений стал двоюродный брат Владислава Ягелло Витовт, который в 1389 г. бежал в стан рыцарей Тевтонского ордена и вместе с ними совершил поход на Литву, находившуюся тогда под управлением польских сановников, назначенных королем. Война Литвы с орденом продолжалась с 1390 по 1395 г., однако Витовта еще раньше удалось привлечь на польскую сторону. По соглашению, заключенному в Острове (1392), он получил от Ягайло власть над Литвой. Так была признана государственная самобытность Литвы. Витовт искусно укреплял свои позиции, сплачивая государство и ликвидируя самостоятельность вассальных княжеств. В 1398 г. он заключил на острове Салин договор с Тевтонским орденом и заручился его вооруженной поддержкой в борьбе против татар, уступив за это ордену Жемайтию. Однако поражение в битве с татарами на Ворскле (1399) разрушило планы Витовта и заставило его вернуться к унии с Польшей. В 1401 г. был заключен виленско-радомский договор, в котором учитывались пожелания литовской стороны. Витовт получил титул великого князя (magnus dux), тогда как Ягайло в качестве его сюзерена титуловался «верховным князем» (dux supremus). Договор был заключен в присутствии членов королевского и великокняжеского советов, получив одобрение правящих групп, выступивших его гарантами.
Новое уточнение принципов унии произошло в 1413 г. в договоре, заключенном в Городле. Городельская уния определила статус великого литовского князя, которого должен был назначать польский король с согласия коронного и литовского советов. Предусматривались совместные съезды и собрания польских и литовских панов, а в Литве вводились должности воевод и каштелянов.
Таким образом, в Городельской унии признавалась государственная самобытность Великого княжества Литовского, связанного с большей личностью правителя и сходством политического устройства. Несмотря на столкновения и противоречия, возникавшие в последующие десятилетия, уния сохраняла свою силу. На некоторое время она оказалась разорванной после 1440 г., когда литовский трон занял Казимир Ягеллончик, а польским и венгерским королем стал его старший брат Владислав. Гибель польского короля в битве под Варной (1444) и приглашение Казимира на польский трон восстановили личную унию двух государств. Литовский престол был наследственным, а польская монархия — выборной, поэтому сохранение унии обеспечивалось избранием на польский престол литовских Ягеллонов. Эти принципы сохраняли свою силу вплоть до Люблинской унии 1569 г., заключенной накануне ожидавшегося пресечения Ягеллонской династии.
Как видим, основные принципы союза двух государств постепенно подвергались трансформации. Она заключалась в отказе от идеи вхождения Литвы в состав Польши в пользу признания автономности того и другого государственного организма. При этом значение унии состояло не в одной лишь разработке и воплощении в жизнь законов, касавшихся отношений двух государств. Не меньшее значение имели связанные с ней процессы социальной и внутриполитической эволюции Литвы.
Спустя год после занятия польского трона Ягайло отправился на родину. Он основал в Вильно (Вильнюс) епископство, поставленное в зависимость от Гнезненской митрополии (1387). Епископство получило хозяйственный и судебный иммунитет. К получению подобных иммунитетов стремилась и литовская знать. Прежде она получала земли в держание от великого князя, и эти ее владения были обременены многочисленными государственными повинностями. Более того, по воле князя они могли быть отобраны.
Уже в 1387 г. Ягайло пожаловал князьям и боярам наследственные права на земли и уменьшил их личные повинности. По акту Городельской унии 1413 г. положение литовской знати стало еще более схожим с положением польской, поскольку было подтверждено не только право наследования земель, но также право распоряжения ими и передачи их женам и дочерям. Сорок семь польских рыцарских семейств приняли в свои гербовые объединения сорок семь семей литовской знати, что символически упрочило связи этих общественных групп, а общее собрание (вече) было призвано обеспечить их политическое взаимодействие. Однако данная привилегия касалась лишь литовской знати католического вероисповедания, и лишь католики допускались к высшим должностям.
На этой почве после смерти Витовта (1430) в Великом княжестве Литовском разгорелся внутренний конфликт. Защитником интересов православных русских бояр стал великий князь Свидригайло, пользовавшийся поддержкой Тевтонского ордена. Литовцы-католики и поляки встали на сторону великого князя Сигизмунда Кейстутовича (1432—1440), который одержал решительную победу в битве под Вилкомежем (1435). Чтобы восстановить пошатнувшееся единство, Сигизмунд еще в 1434 г. распространил привилегии на русских бояр. Кроме того, католическая и православная знать получила новую привилегию, а именно гарантию личной неприкосновенности — neminen captivabimus nisi iure victum («никого не подвергнем заключению, кроме как на основании закона»), — которая была пожалована польскому рыцарству всего лишь несколькими годами ранее. Так за полстолетия права рыцарства и устройство Великого княжества Литовского во многом уподобились польским. Когда в 1447 г. Казимир Ягеллончик дал гарантии территориальной целостности Великого княжества Литовского и союз двух государств приобрел характер личной унии, достигнутое сходство государственного и общественного строя, наряду со стремлением литовской знати добиться новых прав, стали не менее важной основой унии, чем династические связи.
В церковной сфере, помимо крещения Литвы, немалое значение имело установление мирных отношений с православным населением. Оно решительно преобладало в русской части Великого княжества Литовского и в Галицкой Руси, и потому торжество принципа религиозной терпимости оказалось вполне естественным и закономерным. Уже Казимир Великий предпринял попытки воссоздать в Галиче православную митрополию. Этот вопрос вновь был поднят после унии с Литвой, господствовавшей тогда над большей частью русских земель. Он приобрел тем большее значение, что к тому времени Великое княжество Московское сделалось практически независимым от Константинополя центром православия. Предпринимавшиеся литовскими князьями с 1415 г. усилия увенчались тем, что в Киеве в 1458 г. появилась самостоятельная православная митрополия, которой подчинялись епископства Полоцкое, Смоленское, Брянское, Туровское, Луцкое, Владимирское, Холмское, Премышльское и Галицкое. Киевские митрополиты, следуя постановлениям Флорентийской унии 1439 г., до конца XV в. поддерживали отношения с Римом. Создание этой митрополии стало одним из факторов самостоятельного развития Червонной Руси и русских земель Литовского княжества по отношению к московскому центру русской государственности.
Объединенные унией Польша и Литва на рубеже XIV—XV вв. занимали огромную территорию — более чем в 1,1 млн кв. км. На этом обширном пространстве бок о бок проживали различные этнические и религиозные группы. Так было не только в Великом княжестве Литовском, но и в Короне — после завоевания Галицкой Руси и после поселения в польских городах многочисленных немцев и евреев. Многонациональный характер польского государства еще более усилился после присоединения в 1466 г. Королевской Пруссии и Вармии. Кроме поляков, литовцев, русинов, немцев и евреев, некоторую роль, особенно в городах, играли также армяне и итальянцы, а в Литве — служившие в военных отрядах татары. В условиях этнической разнородности сплоченность обоих государств достигалась благодаря терпимости, поддержанию которой способствовало благоприятное экономическое и политическое развитие. В прошлом остался период внутренних противоречий на почве польско-немецких отношений, характерных для эпохи объединения Польши. После христианизации Литвы и до начала Реформации в религиозной жизни доминировали католицизм, исповедуемый поляками, литовцами и немцами, и православие, господствовавшее на этнических русских землях.
Историческое значение унии заключалось в том, что в круг западной культуры вошла Литва. Уния создавала новые возможности для культурного и экономического развития поляков и литовцев. Использование этих шансов находилось в зависимости от организационной, демографической и культурной динамичности объединенных унией государств и народов.
В первые десятилетия XV в. главным вопросом внешней политики Польши и Литвы оставалась проблема Тевтонского ордена. Орден продолжал нападать на Литву, по-прежнему рассматривая ее как языческое государство. Польша во второй половине XIV в., несмотря на сохранявшие свою силу условия Калишского договора, также ощущала угрозу со стороны ордена. Чувство опасности усилилось после утраты Добжинской земли, которую Владислав Опольский, получивший ее в качестве вассального владения, в 1392 г. передал в заклад ордену. Кроме того, сохраняя власть над Гданьским Поморьем, орден препятствовал развитию польской торговли, отрезая основное течение Вислы от ее устья и балтийских портов.
В существовании орденского государства было заинтересовано западноевропейское рыцарство, в особенности немецкое. Походы на язычников (с 1387 г. — на мнимых язычников) приносили почет и славу, а также неплохую добычу. Многие сыновья рыцарей, вступая в орден, находили здесь место, отвечавшее их амбициям. Другие рыцари наведывались в государство Тевтонского ордена, чтобы хотя бы однажды принять участие в крестоносном предприятии. Крещение Литвы лишило орден смысла существования, но процесс его постепенного упадка растянулся на многие десятилетия. Орден продолжал пользоваться поддержкой западного рыцарства даже тогда, когда идеологические основы его деятельности в Восточной Прибалтике пошатнулись, а по мере христианизации Литвы и вовсе исчезли. Благодаря постоянному притоку людей и средств, а также великолепной военной и хозяйственной организации, государство Тевтонского ордена в начале XV в. достигло пика своего могущества. Поэтому орден был в силах продолжить борьбу за существование и за реализацию собственной концепции христианизации Литвы. Ее крещение после унии 1385—1386 гг. было объявлено орденскими рыцарями недостаточным или неискренним и не помешало войне 1390 г. Стремление Витовта ослабить давление со стороны ордена и расширить границы Литовского княжества на востоке привело к уступке ордену Жемайтии (1398). Вскоре там началось восстание (1401), ставшее причиной новых военных действий, завершившихся мирным договором Польши и Литвы с орденом, заключенным в Ратёнже в 1404 г. По его условиям Жемайтия оставалась под властью ордена, но Польша получала право выкупить Добжинскую землю. С целью ее выкупа рыцарские съезды ввели чрезвычайные подати, которые были очень быстро собраны. Литва, которой теперь не угрожали набеги орденских рыцарей, начала войну с Москвой (1406—1408).
Эти столкновения с орденом не дали решительного перевеса ни одной из сторон и не устранили источника конфликтов. Между тем становилось ясно, что состояние напряженности не может продолжаться бесконечно, поэтому стороны готовились к войне. В Польше царило всеобщее воодушевление и желание победить грозного врага и возвратить Поморье. Какое-то время эти настроения сдерживала королева Ядвига, считавшаяся с авторитетом Тевтонского ордена. Однако после смерти королевы (1399), в период войны начала XV в., в Польше воскресла память о давних обидах, и воля к борьбе усилилась. После заключения мира с Московским княжеством на реке Угре (1408) к войне была готова и Литва. В государстве Тевтонского ордена после смерти осторожного великого магистра Конрада фон Юнгингена (1407) власть перешла к его брату Ульриху, который также был сторонником военного решения.
В 1409 г. с согласия Витовта вспыхнуло восстание в Жемайтии. Польша оказала помощь Литве, на что орден ответил объявлением войны и нападением на Добжинскую землю (1409). Начавшаяся война получила название Великой и продолжалась два года. Решающим стал 1410 год. Объединенное польско-литовское войско двинулось на столицу ордена Мариенбург (Мальборк), стремясь разгромить врага в решающем сражении. Оно произошло 15 июля 1410 г. под Грюнвальдом, где сошлись две огромные армии. По оценкам историков нашего времени, польско-литовские силы насчитывали около 30 тыс. человек, а силы ордена — 20 тыс., однако орден превосходил литовские войска в вооружении. Ожесточенная битва продолжалась весь день, чаша весов склонялась в пользу то одной, то другой стороны, пока наконец орденское войско не было разгромлено, а великий магистр Ульрих фон Юнгинген не пал на поле боя. Главная заслуга принадлежала королю Владиславу Ягелло, который вместе с князем Витовтом и королевским советом разработал план удара всеми силами по вражескому государству, искусно руководил сосредоточением и переходами войск, осуществлял общее командование в ходе сражения. В то же время польский король не сумел в полной мере воспользоваться плодами победы, так как медлил, возможно из осторожности, с возобновлением похода на Мариенбург. В результате защитники крепости сумели отбиться, и, несмотря на выигранную поляками битву под Короновом, положение ордена улучшилось. На стороне ордена с оружием в руках выступил король Венгрии (с 1410 г. — король Германии) Сигизмунд Люксембургский. Поэтому, согласно Торуньскому миру 1411 г., были признаны лишь пожизненные права Ягелло и Витовта на Жемайтию. Никаких других территориальных изменений не предполагалось, орден обязался лишь выплатить возмещение. Эти условия были несоизмеримы с масштабами одержанной польско-литовским войском военной победы.
Тем не менее Грюнвальдская битва имела огромное значение. Военное могущество ордена было подорвано. Поражение выявило внутреннюю слабость государства и то недовольство, которое правление ордена вызывало среди подданных. В ходе войны польскому королю без сопротивления сдались многие города, а после ее окончания, несмотря на репрессии, усилилось сопротивление ордену со стороны прусских сословий.
Войны вспыхивали еще несколько раз (в 1414, 1419, 1422 и 1431— 1435 гг.). В итоге орден, по условиям Мельненского мира 1422 г., окончательно и без каких бы то ни было условий вернул Литве Жемайтию. Мирный договор, заключенный в Брест-Куявском (1435), помимо прочего, содержал оговорку, освобождавшую подданных ордена от обязанности повиноваться ему, если орден начнет новую войну.
Война против Тевтонского ордена сопровождалась пропагандистскими и политическими акциями. Орденские рыцари, пользуясь своей популярностью и авторитетом, обвиняли польского правителя в том, что он якобы является «ложным христианином». Польская дипломатия старалась противодействовать подобным инсинуациям, а также стремилась воспрепятствовать заключению опасных для Польши союзов. В 1412 г. в Любовле состоялась встреча Ягайло и Витовта с Сигизмундом Люксембургским, на которой между ними были восстановлены мирные отношения. Польская сторона отказалась в пользу Сигизмунда от причитавшихся ей выплат со стороны ордена, в обмен на что получила в заклад спишские города, остававшиеся под польской властью до XVIII столетия.
Большое значение имел перенос спора Польши и Литвы с орденом на заседания церковного собора в Констанце (1414—1418). Доводы Тевтонского ордена в оскорбительной для польского короля форме на соборе представил доминиканец Иоганн Фалькенберг. Польскую точку зрения изложили профессора Краковской академии, среди которых был Павел Влодковиц, автор трактата «О власти императора и папы над неверными». В нем он осудил войну как средство обращения в истинную веру, что было напрямую направлено против ордена. Тем не менее под давлением Сигизмунда Люксембургского папские легаты, выступавшие посредниками при заключении перемирия, приняли в 1419 г. решение в пользу ордена. Новый мировой суд Сигизмунда Люксембургского также оказался пристрастным. Поддержка, оказанная ордену папой, привела к союзу польской церкви со сторонниками так называемого конциляризма, выступавшими за главенство вселенских соборов над папами.
В споре с Тевтонским орденом аргументы морального и идеологического порядка соседствовали с политическими. Как бы то ни было, обращение язычников силой и военным путем вполне соответствовало тогдашнему пониманию права и морали. Поляки сами нападали на язычников-ятвягов и истребляли их. Мнение Павла Влодковица о праве любого народа, даже языческого, жить на своей земле разделялось далеко не всеми. Гораздо более весомым доводом являлся успех мирной христианизации Литвы. Аргументация обеих сторон вполне укладывалась в рамки тогдашней ментальности и нравственных норм, однако, если попытаться рассмотреть проблему вне зависимости от тогдашних интересов ордена и Польши, нельзя не признать исторического преимущества польского подхода. Метод христианизации, применявшийся орденскими рыцарями, вел к физическому уничтожению либо к культурной ассимиляции обращаемых народов. Такая судьба постигла пруссов. В конечном счете это обедняло культуру христианской Европы. При осуществлении христианизации по польской модели национальное и культурное развитие принявшего новую религию народа не прерывалось, примером чему служили литовцы. В историческом плане данная модель была лучше не потому, что давала выгоды Польше, но потому, что ее осуществление обогащало христианскую цивилизацию Европы.
После ряда поражений в государстве Тевтонского ордена началась внутренняя борьба между поборниками сохранения мира и сторонниками новой войны. Великий магистр Пауль фон Руссдорф, стремясь заручиться поддержкой сословий для проведения мирной политики, согласился на съезд представителей рыцарства и городов. На этом собрании сословия создали в 1440 г. Прусский союз. Он стал преемником традиций тайного пропольского Ящеричного союза (1397), однако, в отличие от последнего, был легальным. Основную роль в союзе играли Торунь и Хелмно, а также рыцарство Хелминской земли. На своих новых съездах члены союза потребовали пресечения злоупотреблений орденских комтуров, наказания виновных в насилии, создания трибунала для разрешения споров между орденом и его подданными и ослабления налогового бремени.
Власти ордена не были в состоянии провести столь радикальные реформы, а недостаток средств вынуждал их ужесточать политику по отношению к непокорным подданным. После многолетней борьбы прусские сословия так и не дождались выполнения своих требований, напротив — основные усилия великих магистров были направлены на внутренний раскол Прусского союза и его последующую ликвидацию. Орден обратился с жалобой на Прусский союз в папский суд, а после отсрочки вынесения приговора дело перешло в суд императора. Прусский союз представил там документ, в котором перечислялись злоупотребления и нарушения орденом законности, и сослался на так называемое право подданных на неповиновение. Эти доводы не были приняты во внимание, и в декабре 1453 г. императорский приговор предписал ликвидировать союз и предать смертной казни его вождей.
Руководители Прусского союза, входившие в его тайный совет, ожидали такого решения и готовили восстание против Ордена. Они вели переговоры с польским королем Казимиром Ягеллончиком и епископом Краковским Збигневом Олесницким. В Краков несколько раз прибывали посольства союза, а в Торунь постоянно наведывались польские посланцы.
Желание прусских сословий присоединить Пруссию к Польше было вызвано не только недовольством налоговой политикой ордена. Еще большее значение имел вопрос о государственном устройстве. Орденское государство отличалось высокой степенью централизации, а члены ордена не были намерены допускать представителей сословий к участию в управлении. В данной ситуации устройство польской монархии и привилегированное положение рыцарского сословия были для рыцарей Пруссии гораздо привлекательнее. Горожане, в свою очередь, были заинтересованы в торговых контактах с польской стороной. Враждебность двух государств препятствовала перевозкам по Висле, мешая торговле древесиной и хлебом. Вхождение Пруссии в состав Польши могло способствовать интенсификации торговых отношений, весьма выгодных для горожан Торуни, Эльблонга, Гданьска и других городов государства Тевтонского ордена. Притягательной силой обладала и польская культура XV в., открытая новым мировоззренческим течениям, терпимая к различным этническим и религиозным группам.
Таким образом, прусские сословия ратовали за присоединение к польскому государству, обладавшему более привлекательным для них внутренним устройством. За этим стремлением не скрывалось никаких национальных мотивов. Правда, немалая часть рыцарства Хелминской земли и Гданьского Поморья была польского происхождения, но в его среде было много немцев и даже онемеченных пруссов. Что же касается населения крупных городов, то оно в подавляющем своем большинстве было немецким.
В феврале 1454 г. тайный совет Прусского союза отказал ордену в повиновении. В Пруссии началось восстание. Большую часть замков захватили члены союза. В Краков отправилось посольство, принятое Казимиром Ягеллончиком. Польский король издал акт об инкорпорации (вхождении) Поморья и Пруссии в Польское королевство и гарантировал прусским сословиям многочисленные привилегии. В результате вспыхнула так называемая Тринадцатилетняя война (1454— 1466). Ее начало оказалось неудачным для Польши, так как не отличавшееся высокой дисциплиной всеобщее ополчение Великой Польши было разгромлено под Хойницами (Кониц) наемными отрядами ордена (1454). Тогда же гарнизон орденской столицы — Мариенбурга — отразил нападение войск Прусского союза. Ордену удалось вернуть часть потерянных замков и городов. Продолжение Польшей и Прусским союзом войны стало возможным лишь благодаря созданию поляками наемной армии и усилиям горожан Гданьска, Эльблонга и Торуни по сбору финансовых средств. В 1457 г. эти города получили от Казимира Ягеллончика жалованную грамоту, гарантировавшую им ряд новых свобод, и на протяжении всей войны продолжали упорно бороться против ордена. Однако на западной и восточной окраинах орденского государства влияние Прусского союза было слабее, и Тевтонский орден сумел сохранить там свою власть.
Исход войны решило сражение, выигранное новой польской армией под началом Петра Дунина под Свенцином (1462), а также победа гданьского и эльблонгского флотов над флотом Тевтонского ордена в Вислинском заливе (1463). В 1466 г. орден потерял Хойницы и лишился возможности получать помощь с Запада.
Торуньский мир 1466 г. имел компромиссный характер. Польша оказалась не в силах добиться инкорпорации всей территории орденского государства, однако получила земли, наиболее прочно связанные с ней в историческом и хозяйственном отношении, а именно Гданьское Поморье, Мариенбург и Эльблонг — так называемую Королевскую Пруссию, Хелминскую и Михаловскую земли, а кроме того, территорию Варминского епископства. Оставшаяся часть государства Тевтонского ордена, так называемая Орденская Пруссия, со столицей в Кенигсберге (Крулевец), признала вассальную зависимость от Польши. Поляки получили право вступать в орден, а великий магистр как вассал польского короля становился членом королевского совета.
На основании привилегий 1454 и 1457 гг. Королевская Пруссия получила многочисленные свободы: право местного самоуправления, собственное собрание («сеймик») и гарантии назначения местных должностных лиц исключительно из числа местных жителей.
Эти привилегии и хозяйственные связи с другими польскими землями привели к расцвету Королевской Пруссии, в особенности тамошних городов. Огромное значение присоединение Пруссии имело и для Польши. Были уничтожены все препятствия для экспорта польского хлеба. Проблема Тевтонского ордена, во многом определявшая политику польского государства, начиная с захвата орденом Гданьского Поморья в 1308 г., в 1466 г. была разрешена. Правда, сохранилась возможность возникновения новой опасности в будущем, однако на несколько поколений вперед интересы польской стороны были удовлетворены.
В XV столетии в Центрально-Восточной Европе началось острое соперничество между Ягеллонами, Люксембургами и Габсбургами. Занимая престолы на основании договоров о наследовании или по приглашению сословных представительств, члены этих династий закладывали могущество своих родов и объединяли под своей властью — на время или надолго — по нескольку государств. При этом наряду с объединительными тенденциями проявлялся и местный сепаратизм, выражением которого становился переход трона к представителям местной знати.
Помимо оказавшейся наиболее долговечной польско-литовской унии, на принципах личной или династической унии в это время неоднократно объединялись два или даже три королевства Центральной Европы. В начале столетия Ягеллоны правили в Польше и Литовском княжестве, а Люксембурги — в Венгрии и Чехии, с 1410 г. и в Германии. Начало гуситской революции в Чехии впервые создало возможность дальнейшего расширения владычества Ягеллонов. В 1420 г. гуситы пригласили на освободившийся после смерти Вацлава IV Люксембургского (1419) чешский трон Владислава Ягелло (Ягайло). Под влиянием епископа Краковского Збигнева Олесницкого это предложение было отклонено, прежде всего по религиозным мотивам. Вместо польского короля была предложена кандидатура князя Витовта, а представитель литовского великокняжеского рода Сигизмунд Корибутович был отправлен в Чехию. В 1423 г. Ягайло, однако, отказался от борьбы за чешский престол, заключив союз с Сигизмундом Люксембургским, который, будучи братом покойного короля Чехии, выступал главным претендентом на чешскую корону.
Новый импульс династической политике Ягайло дало появление у него долгожданных сыновей, родившихся от его четвертой жены, Софьи Гольшанской, — Владислава (1424) и Казимира (1427). Прежде всего король предпринял усилия по обеспечению перехода к ним польского трона. После смерти Ягайло королем Польши сделался старший из братьев — Владислав, а после смерти в Литве Сигизмунда Кейстутовича (1440) младший брат Владислава Казимир стал великим князем литовским. В малолетство Владислава реальная власть над Польшей оказалась в руках вождя партии малопольских панов Збигнева Олесницкого. Эта партия поддерживала экспансию Польши на юг и восток, стремилась к присоединению к Короне Волыни и Подолии, а также к заключению унии с Венгрией, имевшей давние торговые отношения с Малой Польшей.
После смерти Сигизмунда Люксембургского успеха на недолгое время добился его зять Альбрехт Габсбург (1438—1439), получивший немецкую, чешскую и венгерскую короны. Его сын Владислав (родился после смерти отца и получил прозвище Постум — Посмертный) сохранил за собой только чешский трон, большая же часть венгерской знати высказалась за кандидатуру польского короля Владислава (1440). Польско-венгерская уния имела личный характер, попыток выработать единую политику даже не предпринималось. В то время как Владислав в качестве венгерского короля искал поддержки папы для войны с турками, правившая Польшей группа малопольских панов выступала сторонниками идеи верховенства над папами вселенских соборов. Поражение венгерских войск и гибель юного короля в битве под Варной в 1444 г. завершили недолгий период второй польско-венгерской унии и на время перечеркнули династические планы Ягеллонов.
Победа в войне с Тевтонским орденом, а также значительный военный и экономический потенциал Польши и Литвы позволили Казимиру, имевшему шестерых сыновей, рожденных от Эльжбеты Габсбургской, возобновить династическую политику. Такие возможности появились с окончанием периода правления в Венгрии и Чехии представителей местной знати: Иржи из Подебрад в Чехии (1458—1471) и Матьяша Корвина в Венгрии (1458—1490). Освободившийся в 1471 г. чешский трон достался старшему сыну Казимира — Владиславу Ягеллону. В тот же год второй сын, которого, как и отца, звали Казимиром, попытался добиться венгерского трона, однако его поход окончился неудачей. Лишь после смерти Матьяша Корвина чешский король Владислав Ягеллон стал правителем Венгрии. Так на рубеже XV—XVI вв. Ягеллоны добились самых больших успехов в своей династической политике.
С их правлением связан и ряд территориальных приобретений. В состав Короны одно за другим вошли те мазовецкие княжества, в которых пресеклись местные линии династии Пястов. В 1462 г. были присоединены Равская и Гостынская земли, в 1476 г. — Сохачевская земля, в 1495 г. — Плоцкое княжество. Удалось вернуть и кое-что из многочисленных силезских княжеств. Збигнев Олесницкий купил для Краковского епископства княжество Северское, в 1456 г. Корона приобрела княжество Освенцимское, а в 1494 г. — княжество Заторское. Такие результаты были, впрочем, более чем скромными. Мысль о возвращении Силезии, столь ярко выраженная в хронике Яна Длугоша, не находила в Польше всеобщего признания.
Современников хрониста интересовало главным образом Поморье и проблемы восточной экспансии.
В XV столетии успешно развивалась польская экономика, росла численность населения, увеличивалось число сел и городов, возрастала производительность земледелия, скотоводства и ремесла. В то время когда Чехию потрясали Гуситские войны, государство Тевтонского ордена переживало глубокий упадок, а Венгрии угрожали турки, Польша и Литва ненадолго стали главной политической силой в Центрально-Восточной Европе. Они являлись также важным торговым партнером для стран Западной Европы.
Преодоление экономического кризиса во Франции, в Англии и Нидерландах происходило благодаря подъему городской экономики, массовому распространению и удешевлению ремесленной продукции и развитию торговли. Для государств Пиренейского полуострова подобную роль играла заморская экспансия. В обоих случаях возрастала потребность в продовольствии и сырье, которую местные экономики не могли в должной степени удовлетворить. Однако накопление капиталов и деятельность купцов позволяли закупать все необходимые товары за границей. Уже в XIV в. из Польши вывозилось некоторое количество древесины и зерна; после же получения выхода к морю объем этого экспорта стал стремительно возрастать. Основная масса тяжелых грузов сплавлялась по рекам, главным образом по Висле, а местом торговых операций и погрузки на морские суда стал Гданьск. По суше перегоняли стада быков с Украины, которых продавали в Саксонии, Баварии и на Рейне. Традиционным и дорогим предметом экспорта были меха. Растущий спрос на древесину, необходимую для кораблестроения, а также смолу, с помощью которой законопачивали суда, на древесную золу, необходимую в ткачестве, а также на зерно и крупный рогатый скот способствовал росту цен на эти товары. За них расплачивались дешевыми ремесленными изделиями массового производства, а отрицательный для Западной Европы торговый баланс выравнивался звонкой монетой.
На сильные импульсы извне Польша отвечала ростом земледельческого и скотоводческого производства. Однако в XV в. это вовсе не сдерживало развития польских и литовско-русских городов. Скупка продовольствия, его перевозка, обслуживание сухопутной торговли при всеобщем росте благосостояния являлись надежной основой городской экономики — как в местном, так и в межрегиональном масштабе. Помимо торговли со странами Западной Европы, важную роль в хозяйственной жизни Польши и Литвы играла торговля с Востоком. Из стран Леванта и Дальнего Востока через купеческие колонии на Черном море ввозили предметы роскоши: шелка, пряности, ремесленные изделия, расплачиваясь главным образом звонкой монетой. Центром этой торговли сделался Львов. По-прежнему, как и в XIV в., сохранял свое значение торговый путь в Венгрию, откуда поступали металлы и вина.
Сложившаяся в XV в. структура международной торговли сохранялась очень долго, поскольку была обусловлена разделением Европы на зоны специализированного производства и, в свою очередь, усиливала данную специализацию. В Польше рост спроса на дерево привел к вырубкам леса, особенно интенсивным в бассейне Вислы, а спрос на зерно способствовал развитию товарного земледельческого производства. На протяжении всего столетия наряду с рыцарскими усадьбами зерно на экспорт поставляли хозяйства солтысов и крестьян. В результате подъема земледелия, торговой деятельности городов и положительного баланса внешней торговли росло благосостояние всех социальных слоев.
Не исключено, что именно рост благосостояния, отсутствие серьезных внутренних противоречий на почве раздела национального дохода и возможность реализовать свои устремления людьми из различных сословий были причиной того, что постепенный, но неуклонный переход к рыцарскому сословию ведущих позиций в стране, происходивший за счет прав других сословий, не вызывал со стороны последних энергичного противодействия. Играло роль и то, что рост значения рыцарства в общегосударственном масштабе отнюдь не означал распада малых сообществ: городских и сельских общин, а особенно приходов, в рамках которых сохранялась значительная социальная мобильность, когда отдельные лица могли перейти из одного сословия в другое.
Преобладание рыцарства в экономической сфере выражалось в увеличении площади рыцарских усадеб благодаря приобретению пустующих крестьянских земель и хозяйств солтысов. В конкуренции между имениями солтысов и рыцарей последние явно одерживали верх, а общественное и хозяйственное значение солтысов заметно падало. Этот процесс был ускорен привилегией, изданной во время съезда в Варте в 1423 г. Она позволяла рыцарству принудительно выкупать права солтысов, признанных «бесполезными и строптивыми». Уже сама угроза использования рыцарями этого права ставила солтысов в зависимость от них. В случае же выкупа земля солтысов становилась частью господских владений, а их полномочия переходили к покупателю, т. е. хозяину деревни.
Наиболее предприимчивые и богатые солтысы стремились порой небезуспешно — войти в рыцарское сословие. В результате выкупа земель, с одной стороны, и социального продвижения некоторых солтысов — с другой, этот слой, игравший в XIV в. важную роль в поддержании межсословного равновесия, в XV столетии начал исчезать. Переход полномочий солтысов к владельцам имений изменил расстановку сил в деревне и отнял у крестьян часть их прав, дарованных локационными грамотами.
Постоянный рост цен приводил к большей заинтересованности господина в увеличении площади приусадебной земли, продукция которой находилась в его полном распоряжении, чем в увеличении крестьянских оброков, повысить которые было порой весьма нелегко. В XIII—XIV вв. небольшую господскую запашку обрабатывали наемные работники. Рост посевных площадей в XV столетии вынуждал господ искать другие источники рабочей силы. Поэтому они стали увеличивать трудовые повинности крестьян, называвшиеся «панщиной» (т. е. барщиной). Данная форма ренты не вытеснила в XV в. оброка, однако постепенно ее значение росло.
В подобном направлении происходило изменение отношений между рыцарством и горожанами. И в этом случае благосостояние городов, возможность вести выгодную торговлю и сохранявшийся в деревне спрос на изделия городских ремесленников имели своим следствием слабое сопротивление горожан невыгодным для них законодательным постановлениям. Экономическая безопасность городов обеспечивалась их немалыми земельными владениями; богатые горожане покупали имения, которые приносили меньший, но более надежный, чем торговые операции, доход. Еще большие возможности открывали перед горожанами восточная торговля и хозяйственное освоение земель Великого княжества Литовского. Здесь возникали новые поселения, росла миграция, вкладывались капиталы. Проявлением роста самостоятельности городов стал выкуп городскими советами должности войта. Это давало городам полное самоуправление.
В этих благоприятных условиях горожане воспринимали очередные постановления рыцарских съездов и пункты королевских привилегий, ограничивавшие городские свободы, не столь болезненно, как можно было ожидать. Между тем Нешавские привилегии 1454 г. уничтожали регламентацию продаж, что наносило удар по городской монополии, а в Великой Польше вводили так называемые «воеводские таксы», т. е. обязанность горожан продавать и покупать товары по ценам, установленным воеводами. Таксации проводились еще несколько раз (1465, 1496), что свидетельствует об оказывавшемся сопротивлении. Таксации противоречили интересам горожан и были благоприятны для рыцарства и духовенства, от имени которых воеводы принимали свои решения. Кроме того, привилегия 1454 г. позволяла вызывать горожанина на рыцарский суд в случае ранения им рыцаря или убийства. Это ограничивало компетенцию городских судов.
Со времен Тринадцатилетней войны установился обычай обложения городов налогами без получения их согласия. Фискальный гнет, ограничение городского судопроизводства, навязывание воеводами твердых цен шли рука об руку с вытеснением городов из политической жизни. Горожанам трудно было достичь взаимопонимания, необходимого для выступления с общей программой. Конкурировавшие между собой города не слишком интересовались политическими вопросами и не пытались решать свои экономические проблемы политическим путем. Совсем по-иному выглядела расстановка сил в Королевской Пруссии, где города обладали обширными привилегиями.
В конце столетия появилась Петрковская привилегия (1496), содержавшая пункты, упрочившие преобладание рыцарства над прочими сословиями. Ограничивалась личная свобода крестьян, поскольку отныне покинуть деревню мог лишь один человек в год. Кроме того, один представитель крестьянской семьи мог приступить к работе в городе, остальные были обязаны оставаться крестьянами. Рыцарство освобождалось от пошлин на товары собственного производства и на соль, а в городах окончательно вводилась воеводская таксация. Впервые было принято постановление, согласно которому горожанин не имел права покупать земельную собственность.
Заинтересованность рыцарства собственными земельными владениями, выращиванием и продажей зернового хлеба постепенно превратила его в позднейшую шляхту, менее воинственную, но более хозяйственную и стремящуюся сохранить свое доминирующее положение в государстве. XV столетие было периодом напряженной политической активности рыцарства — шляхты, боровшейся за привилегии и гарантии политических прав своего сословия. По существу это была борьба с правителями, лишь под давлением соглашавшимися пойти на уступки, но также и борьба внутри самого сословия — между можновладцами и рядовым рыцарством. На развитие государственного строя влияло и духовенство, близкое по своим интересам к рыцарскому сословию, в особенности после привилегий 1430 и 1433 гг., подтвердивших, что церковным сановником может стать только шляхтич.
Наряду с королем главным представителем государственной власти был королевский совет, созданный в XIV в. Его состав зависел от воли правителя. В XV столетии сложилась практика приглашения в совет таких государственных сановников, как канцлер, подканцлеры, подскарбий, воеводы и каштеляны. В королевском совете преобладали представители малопольских родов: Тарновские, Мельштынские, Ярославские, Курозвенцкие, Олесницкие, Кмиты и Тенчинские. Введение в совет воевод и каштелянов, при соблюдении правила назначения их из числа жителей данной земли (terrigenae, indigenae), ограничивало господство малопольских можновладцев и позволяло войти в совет сановникам из других провинций. Из Великой Польши происходили роды Гурков, Шамотульских, Чарнковских, Остророгов, из Королевской Пруссии — Бажинских.
Важную роль играли заседавшие в совете церковные сановники. В конце XIV—XV вв. в организации польской церкви произошли серьезные изменения, связанные с экспансией на Русь и христианизацией Литвы. Созданная в 1387 г. Виленская и появившаяся в 1417 г. Жемайтская епархии (с резиденцией епископа в Медниках) входили в гнезненскую церковную провинцию. Новая католическая митрополия возникла на Руси: появившись в Галиче (1375), она в 1412 г. была переведена во Львов. Ей подчинялись католические епископства в Перемышле, Холме, Владимире-Волынском, Каменце-Подольском, Киеве и Серете. Появление второго архиепископства, территория которого располагалась как в Короне, так и на Литве, поставило вопрос о первенстве и субординации в польской церкви. Его решением стало пожалование римским папой архиепископу Гнезненскому титула примаса Польши (1418); к нему позднее добавились права папского легата (1515). Примас мог собирать синоды обеих провинций и обладал высшей церковной юрисдикцией. Его полномочия не были ограничены одними лишь церковными учреждениями, но имели также государственный характер. Примас был первым сановником королевского совета, обладал правом коронации правителей и совершения таинств брака и крещения в королевской семье.
Королевский совет был учреждением, представлявшим интересы наиболее влиятельных слоев и воплощавшим концепцию управления государством небольшой группой высшей светской и духовной знати. Принадлежность к этой группе определялась не особым правовым статусом, а наличием богатых имений и занимаемыми должностями. Характерной чертой общественного строя Польши оставалось равенство всего рыцарского сословия перед законом. Сохранению принципа юридического равенства способствовали многократные изменения состава правящей элиты. Эти перемены и возможность повышения своего социального статуса были на руку представителям среднего рыцарства. Его политические устремления нашли свое институционное выражение в деятельности съездов и сеймиков — земских и провинциальных. Они восходили к вечевым институтам удельного периода и собирались в рамках земель, т. е. прежних уделов, из которых крупнейшие стали воеводствами. Собственные сеймики имелись в русских землях.
Земские сеймики являлись органами местного самоуправления. Кроме того, они выполняли судебные функции и осуществляли наблюдение за сбором податей. Начиная с XV столетия это ограничивало компетенцию старост, каштелянов и воевод. В XIV—XV вв. также собирались провинциальные сеймики — Малой и Великой Польши, а после 1454 г. — сеймик Королевской Пруссии. Несколько раз для рассмотрения государственных вопросов особой важности созывались общепольские съезды. Их компетенция еще не была вполне определена и отграничена от полномочий провинциальных сеймиков.
Экономическая самостоятельность среднего рыцарства, повышение его образованности и проистекавший отсюда рост амбиций вели к тому, что эта группа в своей деятельности постепенно выходила за сугубо местные рамки. Несмотря на региональные различия, общность интересов рыцарства была гораздо более очевидной, чем общность интересов можновладцев или городов. Это давало рыцарству возможность действовать довольно согласованно и солидарно, придавало ему ощущение собственной силы, учило ответственности за государство и постепенно укрепляло его политические позиции.
После привилегий, пожалованных Ягайло в 1386 г., новая возможность расширить свои права появилась у рыцарства в последние годы его правления. В 1422 г. в Червинске король дал согласие не конфисковать шляхетские имения без судебного приговора, а также обещал, что никто не будет одновременно занимать должности земского судьи и старосты. Новые привилегии Ягайло пожаловал, стремясь обеспечить переход трона к своим сыновьям, что позволило шляхте добиться еще больших успехов. В 1430 г. в Едльне и в 1434 г. в Кракове шляхта получила гарантии личной неприкосновенности — neminem captivabimus nisi iure victum. С этого времени шляхтич мог быть заключен в тюрьму лишь по приговору суда.
Времена Владислава Варненчика стали периодом укрепления олигархического правления. Оппозиция, во главе которой, впрочем, также стояли можновладцы, стремясь увлечь за собой рыцарство, пыталась использовать гуситские и антиклерикальные лозунги. Однако в 1439 г. войска оппозиции были разгромлены в битве под Гротниками. После гибели Владислава III (1444) правивший в Литве Казимир сумел, воспользовавшись ситуацией, укрепить свою власть. Стремясь получить польский трон, он не хотел, однако, подтверждать изданные ранее привилегии и после продолжавшейся несколько лет борьбы занял престол без каких-либо обязательств (1447). Король боролся с можновладцами и, опираясь на шляхту и мещанство, создал партию своих сторонников. Тем не менее ему пришлось пойти на уступки, когда в 1454 г. всеобщее ополчение шляхты, собранное в лагере в начале войны с Тевтонским орденом, потребовало новых привилегий. В Цереквице и Нешаве Казимир издал документы, согласно которым правитель не мог вводить новые законы и созывать всеобщее ополчение без согласия земских сеймиков.
Это усиливало позиции земских сеймиков в их противостоянии с королевским советом. Однако, чтобы узнать мнение каждого сеймика, требовались большие усилия и много времени. Более практичным оказалось делегировать представителей сеймиков на общий сейм всего королевства (sejm walny). Эти делегаты (по-польски — «послы») не входили в королевской совет, который сохранил свой особый характер, а заседали в отдельной палате («посольская изба»). Королевский совет был преобразован в высшую палату сейма — сенат. Впервые организованный таким образом двухпалатный сейм собрался в 1493 г., когда после смерти короля Казимира Ягеллончика (1492) начался период ускоренной эволюции государственного устройства.
Преобладание шляхты на местном уровне находило свое выражение в шляхетском самоуправлении отдельных земель и воеводств, а также в слабости исполнительной власти королевских чиновников. Однако в сфере центрального управления в течение XV в. сохранялось большее равновесие; внутренняя борьба между можновладцами и шляхтой позволяла королям сохранять позиции арбитра и свою сильную власть. Материальной основой последней являлся королевский домен, т. е. имения правителя, имевшиеся во всех провинциях государства. После пожалования шляхте привилегий, облегчивших налоговое бремя, доходы королевского домена должны были покрывать расходы на содержание двора, королевских слуг и части набранных войск. Лишь король обладал правом назначения и обеспечения из средств своего домена государственных сановников и министров, а также занимавших земские должности воевод и каштелянов. Правда, в последнем случае права короля были ограничены принципом выбора сановников из числа жителей данной земли и принципом пожизненного занятия должностей.
Огромное политическое значение имела практика назначения епископов из числа кандидатов, предложенных соборным капитулом, самим королем. Этот обычай, применявшийся и прежде, в XV в. укрепился, а возникавшие несколько раз на этой почве конфликты завершились победой правителя Польши. Посол Казимира Ягеллончика, направленный к папе Николаю V, утверждал, что это необходимо, «поскольку епископы обладают первым местом и голосом в королевском совете и по их совету принимаются решения по тайным и важным делам королевства, вследствие чего епископом может стать лишь тот, кто любезен королю и отечеству, полезен церкви и Речи Посполитой».
Пользуясь правом назначения чиновников и выбора будущих епископов, польские короли могли создавать свою собственную партию и осуществлять эффективный контроль над работой администрации. Кроме того, король являлся верховным судьей, главнокомандующим и руководителем внешней политики. Все это составляло правовую основу сильной власти монарха. Социальной базой служила поддержка со стороны сословий, а по мере сужения прав низших сословий — поддержка со стороны рядового рыцарства. Рыцарям еще многого предстояло добиться в борьбе с можновладцами, и потому они стремились заручиться помощью короля. В результате последний становился гарантом благополучия государства и четкого функционирования государственной машины, сотрудничая в этом деле с представителями сословий, составлявших политическое сообщество — communitas.
Список литературы
1. Тымовский Михал, Кеневич Ян, Хольцер Ежи. История Польши; М.: Издательство "Весь Мир", 2004
|
