Начальным фактом русской истории следует считать водворение на русской равнине славянской колонизации. Когда и как совершилось это водворение, в точности неизвестно. Вопреки некоторым фантастическим теориям об исконном жительстве славян на юге нашей равнины, более осторожные исследователи видят в появлении здесь славян сравнительно поздний эпизод многовекового колонизационного процесса, распространившего славянские поселения в разных направлениях из древнейшего известного нам центра славянства - верхней Вислы, у Прикарпатья. Движение славянских племен от этого центра в глубь нашей равнины с наибольшей вероятностью может быть относимо к VI, VII, VIII векам по Рождеству Христову. Топография этих племен, сообщенная в начальной летописи, рисует уже конечные результаты их передвижения, определившиеся к IX - X векам. Окаймленные кольцом инородческого населения, - литовского на западе, финского на севере и северо-западе, тюркского на юго-востоке, - славяне заняли бассейны Днепра, Днестра, Западной Двины, Западного Буга, озера Ильменя, верхней Оки, разместившись на этом пространстве отдельными племенами. Границы "земель", занятых племенами, определились частью естественными пределами - линиями водораздельных волоков, частью перекрестным столкновением отдельных волн колонизационного потока. Быть может, взаимная борьба племен, разновременно колонизовавших равнину, послужила толчком к политическому объединению племен под властью племенных князей.
Летопись сообщает некоторые намеки на зародыши какой-то политической организации, возвышавшейся над отдельными родовыми союзами, на которые дробились древние племена, но мы ничего не знаем о том, как далеко пошел процесс политического объединения племен до возникновения варяжских княжеств и в каких формах он выразился. Тотчас по водворении на речных бассейнах Восточно-Европейской равнины, славянские племена были втянуты в торговые движения, пересекавшие равнину в различных направлениях. Каспийское, Черное и Балтийское моря служили ареной оживленнейших торговых сношений этой равнины с азиатским Востоком и европейским Западом. На Каспийском море сеятелями этих сношений были арабы, на Черном - греки, на Балтийском - норманны. Арабы с половины VII века проникают во внутренние и северные части Ирана, достигают берегов Каспийского моря и появляются на восточной половине Кавказского перешейка. Их появление возбуждает враждебную тревогу хазар, раскинувших свои владения от Нижней Волги до Ширвана. После кровавой борьбы, длившейся в течение целого века (1/2 VII - 1/2 VIII века), оба народа размежевались: арабы остались властителями западного побережья Каспийского моря, хазары, отброшенные к северо-западу, вознаградили себя расширением своего господства к берегам Черного моря, до Таврического полуострова, и, встретясь со славянскими племенами, наложили на них свое иго. Соседство арабов дало могучий толчок развитию торговых связей нашей равнины с азиатским Востоком. Монетные клады, найденные в пределах Европейской России, позволяют отнести начало этих связей еще к VI, даже V веку, но со второй половины VII века они быстро распространяются и принимают внушительные размеры. Посредниками между арабскими рынками и внутренними частями равнины служили хазары и камские болгары. В то же время на берегах Балтийского моря кипела не менее интенсивная торговая жизнь. Главные деятели этого движения, предприимчивые норманны, в IX веке появляются и на внутренних речных путях равнины.
Наконец, северное черноморское побережье, усыпанное греческими колониями, издавна входило в сферу торгового влияния Византии. Очутившись в центре всех этих торговых движений, славянские племена явились поставщиками сырья на приморские рынки - мехов, леса, меда, воска, рыбы и других продуктов эксплуатации лесных и речных природных богатств. В общем, однако, активное участие славянских племен в тогдашней торговле не было значительно: торговые движения через равнину носили транзитный характер. В IX - X веках в южнорусских степях начинаются брожения кочевых орд, нарушившие правильное развитие очерченных выше отношений, обрушившиеся страшной грозой на русских славян и давшие толчок к преобразованию политического строя Южной России. IX - X века заняты жаркой борьбой хазар, венгров (угров) и печенегов, во время которой печенеги, вытеснив угров на запад, к Нижнему Дунаю, раскидывают свои кочевья по всей южнорусской степи от Дона до Дуная, запружают нижнее течение Днепра и, укрепившись на юге, бросаются на мирные поселения русских славян. Необходимость обороны от степной орды создает благоприятную почву для прочного водворения среди славянских племен норманнских конунгов с их дружинами. Не менее самих славян заинтересованные очищением южных торговых путей от кочевых варваров, норманны принимают призыв некоторых славянских и финских общин "княжить и володеть ими". Так начинается процесс переработки старых племенных организаций в систему варяжских княжеств. Процесс шел постепенно. Первоначально варяжские княжества возникают как бы отдельными островками на разных пунктах равнины. В IX веке нам известны три княжества на севере, в озерной области - Рюриково, Синеусово и Труворово, которые затем сливаются в одно, вобрав в себя области новгородских славян, веси и кривичей, - и одно на юге: княжество Аскольда и Дира в Киеве. В X веке возникают два новых княжества на западе: Турово и Рогволодово.
Дальнейшее расширение территории варяжских княжеств совершается различными путями: новые племена присоединяются добровольно к образовавшимся уже княжеским центрам; сами князья из финансовых и стратегических побуждений насильственно распространяют свою власть на окрестные земли (так, южное княжество Олега  составилось из земли полян, подчинившихся добровольно, северян и радимичей, которые променяли на подчинение Олегу хазарское иго, и древлян, покоренных оружием Олега); наконец, возникают совершенно новые центры норманнского господства, по мере размножения княжеского рода, члены которого призываются славянскими племенами на новые княжеские столы. Лишь постепенно возникшие разновременно княжества спаиваются в целую систему, под господством единого рода киевских Игоревичей. Образование варяжских княжеств не повлекло за собой немедленно глубоких перемен во внутреннем строе славянских племен. Водворившись на княжеском столе, варяжский конунг не думал расставаться с походной ладьей и надолго сохранил еще в своей деятельности черты странствующего искателя военной добычи. По отношению к призывавшему его племени он становился в положение князя-кормленщика, военного стража оседлых поселений, получавшего за свои услуги вознаграждение в виде дани. Его правительственная деятельность, при такой постановке его власти, не могла воздействовать на изменение внутреннего политического быта. Политическое объединение племен оставалось чисто внешним, не сопровождаясь реорганизацией старого племенного суда и управления. Не затронув внутреннего строя древних племен, появление варяжских князей дало заметный толчок развитию их внешних - военных и торговых - сношений. Князья освобождают славян от хазарского ига, вступают в деятельную борьбу с печенегами, становятся во главе военно-торговых экспедиций на Византию и на далекие берега Каспийского моря. Но и эти совместные предприятия не сглаживают обособленности варяжских князей с их дружинами от управляемого ими славянского населения. Типичный представитель варяжских князей этого периода, Святослав , делает даже попытку совсем порвать со славянским Приднепровьем и перенести базис своих военных набегов в придунайскую Болгарию. Лишь к концу X и началу XI века совершается более тесное сближение варяжских и славянских элементов в жизни древнерусских княжеств. Немногочисленный контингент варяжских пришельцев растворяется в массе туземного населения; в деятельности князей и их дружин резче обозначаются заботы о земском строении, "наряде" подчиненных им областей; князь-авантюрист превращается в князя-правителя. Одновременно с этим отдаленные воинственные экспедиции и партизанская война с пограничными кочевыми степняками сменяются систематической обороной границ, возведением оборонительных линий "городов", правильной военной колонизацией опасных окраин. Перерождение характера княжеской власти, успехи более устойчивой политической организации, вместе с попытками регулирования древних обычных отношений, находят поддержку и опору в важном культурном факте - принятии христианства. Представители церковной иерархии, - в подавляющем большинстве греки, - явились на первых порах естественными союзниками князей в законодательной переработке народного обычая как продукта языческой старины. Греческое духовенство приносит с собой, вместе с новой религией, новые политические понятия о правах и обязанностях правителя и подданных, представление о князе как о пастыре народа, ответственном перед Богом за благосостояние подвластного ему общества. Эти новые понятия проникали в массу так же туго, как и новая религия, но они, несомненно, действовали на князей, давая религиозную санкцию начавшемуся перелому в характере их деятельности. Тем не менее усиление государственного элемента в княжеской политике, сказавшееся в княжение Владимира святого и Ярослава I не привело к подавлению старого вечевого строя. Авторитетность народного веча даже несколько более окрепла, когда в XI столетии возникла окончательно оформленная система княжеств, обнявшая всю ту часть России, которая жила тогда политической жизнью. В основу этой системы легли два начала: 1) родовые счеты членов размножившегося княжеского рода Ярославичей и 2) областные интересы старинных земель. Первое начало вытекало из общепризнанной фикции, по которой политическая власть над всей русской землей считалась коллективным достоянием рода Ярославичей, а пользование определенными долями общеродового достояния обусловливалось для каждого отдельного князя степенью его родового старшинства. Князь садился на тот или другой "стол" временно, впредь до изменения его относительного старшинства в роде. Старейшие князья занимали более южные княжения, как более выгодные и в то же время более опасные. С каждой переменой в личном составе княжеского рода происходило общее перемещение всех князей по столам, сообразно изменившимся отношениям в степенях старшинства. Конечным пунктом этого "лестничного восхождения" князей по столам являлось Киевское княжество: оно отдавалось самому старшему князю, бывшему для всех других членов рода "в отца место". Наряду с княжескими счетами в образовании этой системы участвовали и земско-племенные интересы; так, основой для определения границ самих княжеств XI - XIII веков послужили старые племенные "земли". То были княжества Киевское, Черниговское, Переяславское, Северское, Галицкое, Волынское, Винско-Туровское, Полоцкое, Смоленское, Рязанско-Муромское, Ростовско-Суздальское и наконец северные новгородские земли. В развитии и разложении этой системы, сопровождавшимися кровавой борьбой различных княжеских линий, сказалось взаимодействие тех же двух факторов. Ближайшим поводом междукняжеских столкновений служили родовые счеты князей. Размножение княжеского рода затрудняло отчетливое определение места каждого князя в общем распорядке; из столкновений личных княжеских интересов возникли спорные казуистические толкования отдельных случаев. Все это затрудняло применение установившегося первоначально порядка во всей его чистоте. Столкновения, возникавшие между князьями, разрешались "судом божиим", т. е. вооруженной усобицей. Хроническая усобица в свою очередь подрывала авторитет родового предания, ставила силу выше права, приучала видеть источник власти над княжеством в насильственном захвате княжеского стола. Старый распорядок, потрясенный запутанностью родовых счетов, вытесняется новым, вотчинным, при котором лестничное передвижение князей по столам сменяется обособлением отдельных княжеских линий в пределах фамильных владений, наследуемых по нисходящей линии. Смена старого порядка новым прошла два фазиса. Усобицы XI века выдвинули вопрос о князьях-изгоях (см.). Не желая совсем лишиться "части" в русской земле, изгои стремятся укрепить за собой княжения своих отцов. Это стремление сталкивается с притязаниями других князей, основанными на правилах "лестничного восхождения". Вспыхивает усобица, в которой, по призыву самих князей, участвуют новые степные кочевники, сменившие печенегов половцы. Представителями изгоев являются в этой борьбе черниговские князья, сыновья Святослава Ярославича . Усобица заключается съездом князей в Любече (1097), на котором право сыновей на отцовскую вотчину получает общее признание. Усобицы XII века вызываются стремлением распространить тот же вотчинный принцип и на обладание киевским великокняжеским столом. Во имя этого принципа Мономаховичи стремятся устранить от киевского стола Ольговичей, и в частности, младшая линия Мономаховичей старается отрезать доступ к Киеву представителям старшей линии. Одновременно развертываются две усобицы, постоянно переплетающиеся друг с другом. Они завершаются полным распадением старого распорядка, торжеством вотчинного принципа, окончательным распределением уделов за отдельными княжескими линиями. Междукняжеские родовые счеты служили, однако, лишь наиболее выпуклым выражением отмеченной политической эволюции, не исчерпывая собою ее содержания. Наряду с интересами князей сказывались интересы "земель", вошедших в состав княжеств. Крепость первоначального воинства княжеского рода опиралась на тесную общность этих земских интересов. Политическое главенство Киева в ряду других княжеских столов было создано его экономическим значением, которое, в свою очередь, определилось его географическим положением. Господствуя над средним и нижним течением Днепра, Киев являлся главным объединительным центром тех торговых связей с черноморскими рынками, которые имели коренное значение для экономической жизни областей, включенных в систему древних княжеств. Последовавшее затем занятие южнорусских степей азиатскими кочевниками, а также перемещение главных торговых путей Европы, питавших ранее черноморскую торговлю, парализовало торговые сношения России с черноморскими рынками и вместе с тем разорвало мало-помалу взаимные экономические связи отдельных русских областей. По мере того как князья все более сживались с внутренними земскими интересами управляемых ими областей, в этих интересах получали все большее преобладание центробежные стремления. Разобщение единого княжеского рода на обособленные линии явилось лишь внешним политическим выражением последовательного роста областного партикуляризма. Родовые счеты князей быстро теряли свое реальное жизненное значение и превращались в собрание условных формул, прикрывавших более глубокие процессы междуобластной жизни. Начавшаяся таким образом переработка старого политического уклада Южной России была насильственно прервана опустошительным вторжением новых варваров - татар, и новый удельный порядок, возникший на смену старого очередного, получил возможность развиться лишь на северо-востоке России применительно к местным природным условиям, весьма отличным от южного Приднепровья. Быстрое исчезновение древнейшей южнорусской цивилизации под ударами диких варваров в значительной мере объясняется недостаточностью достигнутых ее развитием результатов. Политический и социальный строй древнейшей России X - XIII веков отличался грубостью и примитивностью. В основании политического строя лежал дуализм княжеской и вечевой власти; но ни взаимное отношение этих двух властей, ни внутренняя организация самого веча не опирались на твердо установленные начала. Несмотря на отсутствие правильной периодичности собраний, вече, несомненно, являлось правомерно действующим учреждением. Оно существовало повсеместно; его компетенция обнимала собою избрание и призывание князей, вопросы внешней политики - заключение мира и объявление войны, внутреннее законодательство - заключение ряда с князем, контроль за администрацией и судопроизводством, решение отдельных государственных вопросов. Однако при всей полноте своего политического значения вече не устраняло настоятельной потребности в князе ("тяжко бяше кияном, не осталось бо ся бяше у них ни един князь у Киеве") ввиду отсутствия правильной организации. Состав веча, порядок созыва его и ход совещаний, способ выработки вечевых постановлений - все было предоставлено случаю. Фактически вече могло получать значение лишь в чрезвычайные моменты народной жизни, при наличии сильных и определенных массовых настроений, которые могли объединить значительную часть местного населения. В обычное время вече заступалось князем, полнота власти которого совпадала с полнотой власти веча. Помимо управления, суда, военного дела, князь, наряду с вечем и независимо от него, обладал законодательными функциями (законы Ярослава и его сыновей о кровной мести, законы Владимира Мономаха о резе и т. п.). Отсутствие определенного порядка отношений между вечем и князем открывало широкий простор для насильственных столкновений и лишало государственную жизнь устойчивых оснований. Третий правительственный орган древнерусских княжеств - дружинная дума - не занимала самостоятельного положения в строе государственных учреждений и представляла собой совет при князе, политическое значение которого всецело определялось социальным положением дружинного класса. Управление отдельными округами, входившими в состав княжеств, было организовано на началах кормления (см.). Сословная группировка древнерусского общества отличалась такой же малорасчлененностью и грубостью очертаний, как и строй государственных учреждений. Главным основанием общественного деления служил наиболее элементарный признак - факт личной свободы. Общество делилось на свободных, полусвободных и рабов. В среде самых свободных древний закон отметил лишь одно дальнейшее деление - на дружинников и свободных, не принадлежащих к дружине, причем принадлежность к дружине обусловливалась исключительно личной близостью к князю. Юридически однородная масса свободных людей подверглась, однако, заметному фактическому расчленению, экономическими факторами которого являлись землевладение и торговый капитал. Памятники древнейшего периода не содержат указаний на мобилизацию земельных владений; земля еще не служит в то время предметом оборота, не выбрасывается на рынок, но понятие земельной собственности уже зарождается, особенно в среде князей и дружинников, которые, благодаря частым переходам из области в область, раньше других классов общества чувствуют потребность фиксировать свое право на занятые ими земли. Так, в среде дружинников формируется особый класс землевладельцев - бояр. Торговый капитал служит еще более сильным фактором общественной дифференциации. Памятники вскрывают с достаточной ясностью антагонизм денежной аристократии и экономически зависимой от нее массы - антагонизм, засвидетельствованный как фактами частых восстаний черни из-за экономического гнета, так и попытками князей регулировать экономические отношения законодательным порядком (законы о резе). Слабо развитая государственная организация представляла, однако, еще слишком ненадежную охрану для свободы лица, в результате чего в древней России слагается - обычная принадлежность примитивных обществ - класс полусвободных (см. Закупы). Разнообразие социальных конфликтов осложнялось, наконец, существованием класса рабов, многочисленность которого доказывается как значительным вывозом рабов на иностранные рынки, так и разнообразием источников рабства. Междукняжеские счеты, междуобластная рознь, социально-экономические антагонизмы внутри каждой области, наконец, культурный раскол между христианским меньшинством и массой, фактически косневшей в старом языческом мировоззрении, - все это держало Киевскую Россию в состоянии хаотического брожения неустановившихся элементов, а примитивная государственная организация, скудное юридическое сознание не могли противопоставить этому брожению сколько-нибудь надежных сдерживающих рамок. Вот почему Южная Россия не обнаружила достаточной силы сопротивления натиску степных кочевников. Борьба со степью, не прекращавшаяся в течение всего древнейшего периода, завершилась полным разгромом Приднепровской России. Попытки Владимира и Ярослава организовать систематическую оборону от печенегов не предотвратили нового пароксизма борьбы. В 30-х годах XI столетия печенеги опять бросаются на Киев, теснимые с востока торками и половцами. В течение тридцатилетия (1030 - 1060) кипит страшная бойня между Днепром и Дунаем. Нападая на Россию и отбиваясь от торков, печенежская орда разлагается на взаимно враждебные колена и медленно переваливается за Дунай, увлекая за собой торков. Часть торков снова возвращается на Россию и, вновь разбитая Владимиром Мономахом, оседает, в виде пограничных военных поселений, в России. В это время к степным границам России придвигаются половцы. Весь XII век уходит на борьбу с новыми пришельцами. Наибольшая ее тяжесть падает на княжества Черниговское, Северское и Переяславское. Характер борьбы видоизменялся по княжествам. Северские князья предпочитают оборонительную политику, военную колонизацию окраин, сооружение укрепленных линий, сначала по Пселу, Ворскле, Коломаку, а затем и в бассейне Донца. Отважный поход Игоря Святославича (1185) далеко в глубь степи, воспетый в "Слове о полку Игореве", явился резким отступлением от оборонительной системы и повлек за собой полный разгром укрепленных линий, от которого княжество начало оправляться лишь спустя 6 лет. В Переяславском княжестве, более обнаженном со стороны половецкой степи, все время идет наступательная борьба в виде отдельных княжеских набегов на половецкие кочевья; в то же время и сама Переяславская земля почти ежегодно опустошается половецкими вторжениями. Княжество выходит из этой борьбы совершенно обессиленным; половцы занимают всю территорию между Ворсклой и Сулой и отбрасывают оседлое население за Сулу. К началу XIII века наступает некоторая умиротворенность в русско-половецких отношениях, но последовавший затем татарский погром привел к полному запустению Южного Приднепровья. Славянское население частью было истреблено, частью отхлынуло на север, в более безопасные области, соответствующие северным частям нынешних губерний Орловской, Тульской и Рязанской, частью затерялось, в виде жалких остатков, среди половецких и татарских кочевий и растворилось в инородческой массе. С этого времени Южная Россия надолго отрывается от общего хода русской исторической жизни. В XIV столетии значительная часть территории древнерусских княжеств входит в состав литовского государства, вместе с которым присоединяется к Польше. Лишь в XVII веке Приднепровье примыкает к Московскому государству, сохраняя, однако, надолго особый социальный и административный уклад, развившийся в эпоху борьбы местного населения с польскими государственными порядками (см. историю Малороссии). Древнейший "киевский" период русской истории представляет собой вполне законченный цикл исторических явлений. В процессах политическом и социальном не усматривается непосредственного преемства между этим прологом истории России и ее дальнейшим движением. Такое преемство можно проследить лишь в явлениях этнографического порядка. Сойдя с исторической сцены, древние племена русских славян дали материал для новых этнографических образований, которым принадлежала будущность. Не затронутое бурями степной борьбы, славянское население древней Волыни и Галиции явилось ядром малорусского племени, которое в несколько приемов (XIII - XVII веков) разливается по запустевшей после тюркских и монгольских погромов южной степи. Древние кривичи стали предками белорусов. Наконец, встреча новгородских славян, кривичей, вятичей с древнефинскими племенами Центральной России положила начало племени великорусскому.
|
