Е.Коровина
Приближается 175-летие одного из величайших творений мировой музыкальной культуры - Девятой симфонии Бетховена. За столь длительное время это произведение было изучено традиционным музыкознанием, можно сказать, вдоль и поперек. О нем известно уже, казалось бы, практически все. Однако именно с этим последним воплощением бетховенской симфонической концепции оказывается, связана весьма интересная история, как правило, выпадавшая из поля зрения музыковедов. Речь идет о том, что после Бетховена никто из композиторов очень долгое время не мог написать свыше девяти симфоний, то есть превзойти бетховенское достижение.
Что это - случайность? Любопытная игра цифр - или нечто большее? Попытаемся разобраться, вспомнив для начала хронологию исторических событий.
Известно, что сам Бетховен явно не желал ограничиваться девятью симфониями и в последние годы жизни начал писать очередную - Десятую. Но, увы, так и не смог реализовать свой замысел. Путь дальше был закрыт. И, как оказалось, не только для него. Любопытно, что младший современник Бетховена - Шуберт - также написал 9 симфоний (с учетом знаменитой "Неоконченной", а также незавершенной Седьмой симфонии). Причем наиболее масштабную, т.н. "Большую" симфонию До мажор завершил в последний год своей жизни. Столько же симфоний оказалось в активе широко известного в первой половине XXIX века немецкого композитора Людвига Шпора.
Что же касается других композиторов прошлого столетия, то они, как правило, обращались к данному жанру значительно реже. Так, Берлиоз, Шуман и Брамс написали по 4 симфонии, Мендельсон и Сен-Санс - по 5. Вплотную к мистическому рубежу подошли Чайковский (: симфоний и программная симфония "Манфред"), а также основоположник датского симфонизма Нильс Гаде (8 симфоний).
И все же ближе к концу XIX века состоялось очередное повторение бетховенского "рекорда" - в 1893 году свою 9 симфонию завершил А.Дворжак. Как и подобает Девятой симфонии, она заняла особое место в творчестве композитора, качественно отличаясь от всех предшествовавших симфонических опусов. Не только ее программное название ("Из Нового света"), но и сама музыка свидетельствует о немалом влиянии на Дворжака новых для него американских впечатлений. Казалось бы, открываются новые возможности. Но ни одной симфонии композитор больше не написал. Хотя его творческая активность продолжалась еще свыше десяти лет. Словно нечто незримое стояло на страже "заколдованного" рубежа.
В полной мере это ощутил на себе крупнейший австрийский симфонист второй половины XIX века Антон Брукнер. Хотя кому-то может показаться, что к нему это не относится. Ведь в различных справочных изданиях обычно указывают, что композитором написано 11(!) симфоний. Однако нельзя забывать о том, что два своих первых образца в данном жанре сам Брукнер рассматривал как ученические опыты и полноценными симфониями не считал. Не случайно не он дал им самостоятельных порядковых номеров. И таким образом, последняя симфония Брукнера (1890) оказалась Девятой. Композитор писал это сочинение будучи уже тяжело больным, осознавая, что оно станет для него последним. Так и получилось, причем Брукнер даже не успел завершить весь задуманный им симфонический цикл, закончив лишь три из четырех частей. Причем последним оказалось развернутое, поистине "божественное" адажио, гениальная музыка которого оказалась тем самым итогом, к которому шел композитор на протяжении всего своего творческого пути. Не случайным поэтому выглядит и посвящение этой симфонии - "Господу Богу моему".
В несколько похожей ситуации, но уже в начале XX столетия, оказался и ученик Брукнера Густав Малер. Он также был неизлечимо болен, однако все же ему удалось завершить свою Девятую симфонию. Ее основной мыслью стало прощание с жизнью. Но композитор решил заглянуть и дальше. В последнее лето своей жизни он приступил к созданию очередной - Десятой симфонии, идейно близкой Девятой. Но написать это сочинение ему так и не было суждено. Остались лишь общий план симфонии и более или менее развернутые наброски, позволяющие в той или иной степени реконструировать первую и третью части. Причем пометки автора в рукописи третьей части, имеющей подзаголовок "Чистилище", напрямую связаны с представлением о страдании и смерти, воспроизводя, в частности, последние, согласно Евангелию от Матфея, слова распятого Христа. Композитор словно осознавал, что, создавая эту симфонию, он отправляется в свой последний путь.
Современники Малера - композиторы различных национальных школ первой четверти XX века лишь приближались к опасной черте. Датчанин К.Нильсен написал 6 симфоний, американец Ч.Айвз - 7 симфоний, финн Я.Сибелиус - 7 симфоний и программную симфонию "Куллерво". Наконец, А.Глазунов, создав 8 симфоний, начал в 1910 году писать 9-ю, но бросил, видимо, почуяв недоброе.
Единственным исключением из общего правила оказался Н.Мясковский, которому в 1927 формально удалось "побить" бетховенский рекорд. Однако вызвано это было, по всей вероятности, принципиально иным подходом к жанру симфонии, заметно отличавшимся от того отношения к нему, которое стало доминирующим именно начиная с Бетховена. Для Мясковского - автора 27 симфоний - сам этот жанр не был чем-то особенным, а представлял собой обычную, естественную форму музыкального высказывания, в чем-то даже обыденную, подобно тому, как это было в добетховенскую эпоху. К тому же далеко не все симфонии Мясковского равноценны. И более того, после грандиозной Шестой симфонии ему лишь иногда удавалось достигать подобного уровня философского обобщения и силы эмоционального воздействия на слушателей.
Для других же композиторов мистический рубеж все еще продолжал сохранять свою силу. На почтительном расстоянии от цифры "9" остановились крупнейшие симфонисты второй четверти XX столетия - А.Онеггер (5 симфоний), П.Хиндемит (6 симфоний) и С.Прокофьев (7 симфоний). И все-таки этот рубеж был преодолен. И сделал это Д.Шостакович. Причем сделал весьма своеобразно. В каком-то смысле ему удалось обмануть судьбу. Ведь Девятой симфонией должна была стать торжественная, монументальная композиция, посвященная Победе в Великой Отечественной войне. Со слов композитора известно, что именно над таким произведением он работал в 1945 году. Случись так, оно вполне могло стать его последней симфонией. Однако совершенно неожиданно в том же году под № 9 увидела свет камерная симфоний неоклассицистского толка - сама по себе крайне интересная, но отнюдь не эпохальная. Следующей же симфонии пришлось ждать восемь лет. Композитор выдерживал длительную паузу. Вероятно, подсознательно он понимал всю ответственность перехода через незримый, но реально существовавший рубеж. И, наверное, не случайно композитор принял решение перейти его в 1953 году, т.е. в то время, когда со смертью Сталина завершилась целая эпоха в жизни нашей страны. Открывались новые горизонты, и уже можно было выступать с новой, Десятой симфонией - полной драматизма монументальной пятичастной композицией, сумрачной и печальной поначалу, нос оптимистическим, жизнеутверждающим итогом. Симфонией, где отчетливо слышна "подпись" автора - знаменитая тема-монограмма DSCH, которая, возможно, и стала мистическим знаком, защитившим того, кто решил заглянуть за предел девяти симфоний.
После этого предпринятого Шостаковичем смелого шага композиторам0симфонистам в чем-то стало гораздо легче. Они уже могли, ничего не опасаясь, преодолевать некогда запретный рубеж. И этим не замедлили воспользоваться представители как зарубежных, так и отечественной композиторских школ. К примеру, Д.Мийо (12 симфоний), Э.Тубин (10 симфоний + 1 неоконченная), М.Вайнберг (20 симфоний). Сравнительно недавно свою 10 симфонию "Круги ада" (по Данте) создал С.Слонимский.
Но надолго ли снят запрет? Сказать сложно. Во всяком случае в этом году мы стали свидетелями исполнения Девятой симфонии одного из великих композиторов современности - Альфреда Шнитке, которую он писал вопреки тяжелой болезни. Как тут не вспомнить о Брукнере или Малере. Быть может, число "9" применительно к жанру симфонии вновь восстановило свою мистическую силу?
|
