Элиза, дочь Гарпагона, и юноша Валер полюбили друг друга уже давно, и произошло это при весьма романтических обстоятельствах — Валер спас девушку из бурных морских волн, когда корабль, на котором оба они плыли, потерпел крушение. Чувство Валера было так сильно, что он поселился в Париже и поступил дворецким к отцу Элизы. Молодые люди мечтали пожениться, но на пути к осуществлению их мечты стояло почти непреодолимое препятствие — невероятная скаредность отца Элизы, который едва ли согласился бы отдать дочь за Валера, не имевшего за душой ни гроша. Валер, однако, не падал духом и делал все, чтобы завоевать расположение Гарпагона, хотя для этого ему и приходилось изо дня в день ломать комедию, потворствуя слабостям и неприятным причудам скупца.
Брата Элизы, Клеанта, заботила та же проблема, что и ее: он был без ума влюблен в поселившуюся недавно по соседству девушку по имени Мариана, но поскольку она была бедна, Клеант опасался, что Гарпагон никогда не позволит ему взять Мариану в жены.
Деньги являлись для Гарпагона самым главным в жизни, причем безграничная скупость его сочеталась еще и со столь же безграничной подозрительностью — всех на свете, от слуг до собственных детей, он подозревал в стремлении ограбить его, лишить любезных сердцу сокровищ. В тот день, когда разворачивались описываемые нами события, Гарпагон был более мнителен, чем когда-либо: еще бы, ведь накануне ему вернули долг в десять тысяч экю. Не доверяя сундукам, он сложил все эти деньги в шкатулку, которую потом закопал в саду, и теперь дрожал, как бы кто не пронюхал о его кладе.
Собравшись с духом, Элиза с Клеантом все же завели с отцом разговор о браке, и тот, к их удивлению, с готовностью поддержал его; более того, Гарпагон принялся расхваливать Мариану: всем-то она хороша, разве что вот бесприданница, но это ничего… Короче, он решил жениться на ней. Эти слова совершенно ошарашили брата с сестрой. Клеанту так просто стало дурно.
Но это еще было не все: Элизу Гарпагон вознамерился выдать замуж за степенного, благоразумного и состоятельного г-на Ансельма; лет ему было от силы пятьдесят, да к тому же он согласился взять в жены Элизу — подумать только! — совсем без приданого. Элиза оказалась покрепче брата и решительно заявила отцу, что она скорее руки на себя наложит, чем пойдет за старика.
Клеант постоянно нуждался в деньгах — того, что давал ему скупердяй отец, не хватало даже на приличное платье — и в один прекрасный день решился прибегнуть к услугам ростовщика. Маклер Симон нашел для него заимодавца, имя которого держалось в секрете. Тот, правда, ссужал деньги не под принятые пять процентов, а под грабительские двадцать пять, да к тому же из требуемых пятнадцати тысяч франков только двенадцать готов был дать наличными, в счет остальных навязывая какой-то ненужный скарб, но выбирать Клеанту не приходилось, и он пошел на такие условия. Заимодавцем выступал родной папаша Клеанта. Гарпагон охотно согласился иметь дело с неизвестным ему молодым повесой, так как, по словам Симона, тот в самое ближайшее время ожидал кончины своего богатого отца. Когда наконец Гарпагон с Клеантом сошлись в качестве деловых партнеров, возмущению как одного, так и другого не было предела: отец гневно клеймил сына за то, что тот постыдно залезает в долги, а сын отца — за не менее постыдное и предосудительное ростовщичество.
Прогнав с глаз долой Клеанта, Гарпагон был готов принять дожидавшуюся его Фрозину, посредницу в сердечных делах, или, попросту говоря, сваху. С порога Фрозина принялась рассыпаться в комплиментах пожилому жениху: в свои шестьдесят Гарпагон и выглядит лучше иных двадцатилетних, и проживет он до ста лет, и еще похоронит детей и внуков (последняя мысль пришлась ему особенно по сердцу). Не обошла она похвалами и невесту: красавица Мариана хоть и бесприданница, но так скромна и непритязательна, что содержать её — только деньги экономить; и к юношам её не потянет, так как она терпеть их не может — ей подавай не моложе шестидесяти, да так чтоб в очках и при бороде.
Гарпагон был чрезвычайно доволен, но, как ни старалась Фрозина, ей — как и предсказывал слуга Клеанта, Лафлеш, — не удалось выманить у него ни гроша. Впрочем, сваха не отчаивалась: не с этого, так с другого конца она свои денежки получит.
В доме Гарпагона готовилось нечто прежде невиданное — званый ужин; на него были приглашены жених Элизы г-н Ансельм и Мариана. Гарпагон и тут сохранил верность себе, строго велев слугам не дай Бог не ввести его в расходы, а повару (кучеру по совместительству) Жаку приготовить ужин повкуснее да подешевле. Всем указаниям хозяина относительно экономии усердно вторил дворецкий Валер, таким образом пытавшийся снискать расположение отца возлюбленной. Искренне преданному Жаку было противно слушать, как бессовестно Валер подлизывался к Гарпагону. Дав волю языку, Жак честно рассказал хозяину, как весь город прохаживается насчет его невероятной скаредности, за что был побит сначала Гарпагоном, а потом и усердствующим дворецким. Побои от хозяина он принял безропотно, Валеру же обещал как-нибудь отплатить.
Как было договорено, Мариана в сопровождении Фрозины нанесла Гарпагону и его семейству дневной визит. Девушка была в ужасе от женитьбы, на которую её толкала мать; Фрозина пыталась утешить её тем, что в отличие от молодых людей Гарпагон богат, да и в ближайшие три месяца непременно помрет. Только в доме Гарпагона Мариана узнала, что Клеант, на чьи чувства она отвечала взаимностью, — сын её старого уродливого жениха. Но и в присутствии Гарпагона, не отличавшегося большой сообразительностью, молодые люди ухитрились побеседовать как бы наедине — Клеант делал вид, что говорит от имени отца, а Мариана отвечала своему возлюбленному, тогда как Гарпагон пребывал в уверенности, что слова её обращены к нему самому. Увидав, что уловка удалась, и от этого осмелев, Клеант, опять же от имени Гарпагона, подарил Мариане перстень с бриллиантом, сняв его прямо с папашиной руки. Тот был вне себя от ужаса, но потребовать подарок обратно не посмел.
Когда Гарпагон ненадолго удалился по спешному (денежному) делу, Клеант, Мариана и Элиза повели беседу о своих сердечных делах. Присутствовавшая тут же Фрозина поняла, в каком нелегком положении оказались молодые люди, и от души пожалела их. Убедив молодежь не отчаиваться и не уступать прихотям Гарпагона, она пообещала что-нибудь придумать.
Скоро возвратясь, Гарпагон застал сына целующим руку будущей мачехи и забеспокоился, нет ли тут какого подвоха. Он принялся расспрашивать Клеанта, как тому пришлась будущая мачеха, и Клеант, желая рассеять подозрения отца, отвечал, что при ближайшем рассмотрении она оказалась не столь хороша, как на первый взгляд: наружность, мол, у нее посредственная, обращение жеманное, ум самый заурядный. Здесь настал черед Гарпагона прибегнуть к хитрости: жаль, сказал он, что Мариана не приглянулась Клеанту — ведь он только что передумал жениться и решил уступить свою невесту сыну. Клеант попался на отцовскую уловку и раскрыл ему, что на самом деле давно влюблен в Мариану; это-то и надо было знать Гарпагону.
Между отцом и сыном началась ожесточенная перепалка, не закончившаяся рукоприкладством только благодаря вмешательству верного Жака. Он выступил посредником между отцом и сыном, превратно передавая одному слова другого, и так добился примирения, впрочем недолгого, так как, едва стоило ему уйти, соперники разобрались что к чему. Новая вспышка ссоры привела к тому, что Гарпагон отрекся от сына, лишил его наследства, проклял и велел убираться прочь.
Пока Клеант не слишком успешно боролся за свое счастье, его слуга Лафлеш не терял даром времени — он нашел в саду шкатулку с деньгами Гарпагона и выкрал её. Обнаружив пропажу, скупец едва не лишился рассудка; в чудовищной краже он подозревал всех без исключения, чуть ли даже не самого себя.
Гарпагон так и заявил полицейскому комиссару: кражу мог совершить любой из его домашних, любой из жителей города, любой человек вообще, так что допрашивать надо всех подряд. Первым под руку следствию подвернулся Жак, которому тем самым неожиданно представился случай отомстить подхалиму-дворецкому за побои: он показал, что видел у Валера в руках заветную Гарпагонову шкатулку.
Когда Валера приперли к стенке обвинением в похищении самого дорогого, что было у Гарпагона, он, полагая, что речь, без сомнения, идет об Элизе, признал свою вину. Но при этом Валер горячо настаивал на том, что поступок его простителен, так как совершил он его из самых честных побуждений. Потрясенный наглостью молодого человека, утверждавшего, что деньги, видите ли, можно украсть из честных побуждений, Гарпагон тем не менее упорно продолжал считать, что Валер сознался именно в краже денег — его нимало не смущали слова о непоколебимой добродетельности шкатулки, о любви к ней Валера… Пелена спала с его глаз, только когда Валер сказал, что накануне они с Элизой подписали брачный контракт.
Гарпагон еще продолжал бушевать, когда к нему в дом явился приглашенный на ужин г-н Ансельм. Лишь несколько реплик потребовалось для того, чтобы вдруг открылось, что Валер и Мариана — брат и сестра, дети знатного неаполитанца дона Томазо, ныне проживающего в Париже под именем г-на Ансельма, Дело в том, что шестнадцатью годами ранее дон Томазо вынужден был с семьей бежать из родного города; их корабль попал в бурю и утонул. Отец, сын, мать с дочерью — все жили долгие годы с уверенностью, что прочие члены семьи погибли в море: г-н Ансельм на старости лет даже решил обзавестись новой семьей. Но теперь все встало на свои места.
Гарпагон позволил наконец Элизе выйти за Валера, а Клеанту взять в жену Мариану, при условии, что ему возвратят драгоценную шкатулку, а г-н Ансельм возьмет на себя расходы по обеим свадьбам, справит Гарпагону новое платье и заплатит комиссару за составление оказавшегося ненужным протокола.
|