Действие происходит в современной Ибсену Норвегии в усадьбе фру Альвинг на западном побережье страны. Идет мелкий дождь. Гремя деревянными подошвами, в дом входит столяр Энгстранд. Служанка Регина приказывает ему не шуметь: наверху спит только что приехавший из Парижа сын фру Альвинг Освальд. Столяр сообщает: приют, который он строил, готов к завтрашнему открытию. Заодно будет открыт и памятник камергеру Альвингу, покойному мужу хозяйки, в честь которого назван приют. Энгстранд прилично на строительстве заработал и собирается сам открыть в городе собственное заведение — гостиницу для моряков. Тут как раз пригодилась бы женщина. Не хочет ли дочка к нему переехать? В ответ Энгстранд слышит фырканье: какая она ему «дочка»? Нет, Регина не собирается покидать дом, где её так привечают и все так благородно — она даже научилась немного французскому.
Столяр уходит. В гостиной появляется пастор Мандерс; он отговаривает фру Альвинг от страхования построенного приюта — не стоит открыто сомневаться в прочности богоугодного дела. Кстати, почему фру Альвинг не хочет переезда Регины к отцу в город?
К матери и пастору присоединяется Освальд. Он спорит с Мандерсом, обличающим моральный облик богемы. Мораль в среде художников и артистов не лучше и не хуже, чем в любом другом сословии. Если бы пастор слышал, о чем рассказывают им в Париже наезжающие туда «кутнуть» высокоморальные чиновники! фру Альвинг поддерживает сына: пастор напрасно осуждает её за чтение вольнодумных книг — своей явно неубедительной защитой церковных догм он только возбуждает к ним интерес.
Освальд выходит на прогулку. Пастор раздражен. Неужели жизнь ничему фру Альвинг не научила? Помнит ли она, как всего через год после свадьбы бежала от мужа в дом Мандерса и отказывалась вернуться? Тогда пастору все-таки удалось вывести её из «экзальтированного состояния» и вернуть домой, на путь долга, к домашнему очагу и законному супругу. Разве не повел себя камергер Альвинг как настоящий мужчина? Он умножил семейное состояние и весьма плодотворно поработал на пользу общества. И разве не сделал он её, жену, своей достойной деловой помощницей? И еще. Нынешние порочные взгляды Освальда — прямое следствие отсутствия у него домашнего воспитания — это ведь фру Альфинг настояла, чтобы сын учился вдали от дома!
Фру Альвинг задета словами пастора за живое. Хорошо! Они могут поговорить серьезно! Пастор знает, что покойного мужа она не любила: камергер Альвинг её у родственников просто купил. Красивый и обаятельный, он не перестал пить и распутничать после свадьбы. Неудивительно, что она от него сбежала. Она любила тогда Мандерса, и, как кажется, ему нравилась. И Мандерс ошибается, если думает, что Альвинг исправился — он умер таким же забулдыгой, каким был всегда. Больше того, он внес порок в собственный дом: она застала его однажды на балконе с горничной Йоханной. Альвинг добился-таки своего. Знает ли Мандерс, что их служанка Регина — незаконнорожденная дочь камергера? За круглую сумму столяр Энгстранд согласился прикрыть грех Йоханны, хотя и он всей правды о ней не знает — специально для него Йоханна придумала заезжего американца.
Что касается сына, она вынужденно отослала его из дома. Когда ему исполнилось семь лет, он стал задавать слишком много вопросов. После истории с горничной бразды правления домом фру Альвинг взяла в свои руки, и это она, а не муж, занималась хозяйством! И она же прилагала неимоверные усилия, чтобы, скрывая от общества поведение мужа, соблюдать внешние приличия.
Закончив исповедь (или отповедь пастору), фру Альвинг провожает его к двери. И они оба слышат, проходя мимо столовой, возглас вырывающейся из объятий Освальда Регины. «Привидения!» — вырывается у фру Альвинг. Ей кажется, что она вновь перенеслась в прошлое и видит парочку на балконе — камергера и горничную Йоханну.
Привидениями фру Альвинг называет не только «выходцев с того света» (так правильнее переводится это понятие с норвежского). Привидения, по её словам, — это вообще «всякие старые отжившие понятия, верования и тому подобное». Именно они, считает фру Альвинг, определили её судьбу, характер и воззрения пастора Мандерса и, наконец, загадочную болезнь Освальда. Согласно диагнозу парижского доктора, болезнь у Освальда наследственная, но Освальд, практически своего отца не знавший и всегда его идеализировавший, доктору не поверил, он считает причиной заболевания свои легкомысленные приключения в Париже в начале учебы. Кроме того, его мучает постоянный необъяснимый страх. Они с матерью сидят в гостиной в сгущающихся сумерках. В комнату вносится лампа, и фру Альвинг, желая снять с сына чувство вины, собирается рассказать ему всю правду о его отце и Регине, которой он легкомысленно уже пообещал поездку в Париж. Неожиданно разговор прерывается появлением в гостиной пастора и криком Регины. Неподалеку от дома пожар! Горит новоотстроенный «Приют имени камергера Альвинга».
Время близится к утру. Все та же гостиная. На столе по-прежнему горит лампа. Ловкий столяр Энгстранд в завуалированной форме шантажирует Мандерса, утверждая, что это он, пастор, неловко сняв нагар со свечи, стал причиной пожара. Впрочем, волноваться ему не стоит, Энгстранд никому об этом ничего не расскажет. Но и пастор пусть поможет ему в благом начинании — оборудовании в городе гостиницы для моряков. Пастор соглашается.
Столяр и пастор уходят, их сменяют в гостиной фру Альвинг и Освальд, только что вернувшийся с пожара, погасить который не удалось. Возобновляется прерванный разговор. За миновавшую короткую ночь мать Освальда успела подумать о многом. Особенно поразила её одна из фраз сына: «В их краю людей учат смотреть на труд, как на проклятие, как на наказание за грехи, а на жизнь, как на юдоль скорби, от которой чем скорей, тем лучше избавиться». Теперь, рассказывая сыну правду о его отце, она не столь строго судит о муже — его одаренная и сильная натура просто не нашла себе применения в их глуши и была растрачена на чувственные удовольствия. Освальд понимает, какие именно. Пусть знает, присутствующая при их разговоре Регина — его сестра. Услышав это, Регина поспешно прощается и покидает их. Она уже собиралась уйти, когда узнала, что Освальд болен. Только теперь Освальд сообщает матери, почему он ранее спрашивал её, готова ли она ради него пойти на все. И для чего ему, помимо всего прочего, была так нужна Регина. Он не до конца рассказал матери о болезни — он обречен на безумие, второй припадок превратит его в бессмысленное животное. Регина легко дала бы ему выпить приготовленный в бутылочке морфий, чтобы от больного избавиться. Теперь он передает бутылочку матери.
Мать утешает Освальда. Его припадок уже прошел, он дома, он поправится. Здесь хорошо. Вчера весь день моросил дождь, но сегодня он увидит родину во всем её настоящем блеске, фру Альвинг подходит к окну и гасит лампу. Пусть Освальд взглянет на восходящее солнце и сверкающие под ним горные ледники!
Освальд смотрит в окно, беззвучно повторяя «солнце, солнце», но солнца не видит.
Мать смотрит на сына, сжимая в руках пузырек с морфием.
|
