Абрамова И.Л., к.и.н., доцент, кафедра истории Отечества МГТУ им. Баумана
В переломные исторические эпохи в обществе резко повышается интерес к истории. Обращаясь к событиям давно минувших дней, человечество пытается найти ответы на вопросы современности. Деспотизм и демократия, благо государства и благо личности, ответственность правительства и ответственность правителей, диктатура закона и диктатура сердца - эти проблемы столь же злободневны сейчас, как и двести лет назад. Может быть, поэтому именно в конце XX века столь пристальное внимание привлекают события конца XVIII столетия - царствование Павла I.
Несмотря на то, что историография этого времени насчитывает почти двухсотлетнюю историю, она столь же сложна и противоречива, как сама эпоха императорства сына Екатерины. Одиозность фигуры монарха, трагическая его гибель, двусмысленность роли Александра I в мартовских событиях не могли не наложить отпечаток на изучение этого периода, в частности, длительным цензурным запретом на специальное исследование павловского царствования. Поэтому вплоть до начала XX в. историки касаются событий конца столетия лишь "попутно", изучая финансовую политику самодержавия, военную историю России, сословную политику царизма, ряд других вопросов, а также в общих курсах истории страны. Но, несмотря на это, уже в первые десятилетия XIX века в литературе складываются две совершенно противоположные точки зрения на личность императора и его правления.
Одна из них сформулирована в "Записке о древней и новой России" Н. М. Карамзина, где события русской истории изложены сквозь призму личностных особенностей правителей, оказывающихся у кормила власти. В силу негативной оценки личности Павла I, его правление, под пером придворного историографа, превращается в хаос и гонения на все начинания матери, что оборачивается злом для империи, т.к. деспотические методы подрывали престиж самодержавной власти, а гонения на дворян лишали ее верной опоры. Поэтому, осуждая "вредный способ пресечения зла", правоверный монархист Карамзин с симпатией пишет о "благородных россиянах", положивших конец "царству ужаса".
В совершенно ином ключе нарисован портрет царя в книге В.С. Кряжева "Жизнь Павла, императора и самодержца всероссийского" и в анонимном издании "Жизнь, свойства и политические деяния императора Павла I, князя Потемкина, канцлера А. Безбородко." Это - клишированный набор качеств канонически-отвлеченного идеального правителя, среди которых особое место занимают великодушие, стремление к законности и щедрость, якобы присущие Павлу Петровичу. Естественно, научная значимость этих работ невелика, но данная в них характеристика императора получила право на существование и была закреплена в 40 - е годы в статьях А.Вейдемейера и Н.А.Полевого, перешедшего к тому времени на охранительные позиции. Подхватывая трактовку личности монарха, они, в духе "теории официальной народности", провозглашают основным мотивом царствования неусыпное попечение о благе народа, которому дарованы большие милости.
В 50 - е годы изучение павловской эпохи было затруднено свирепыми цензурными условиями в области исторического исследования, но не прекратилось совсем. Как и их предшественники, историки обращались к личности и деяниям императора, изучая иные сюжеты, как, например, Д. А. Милютин в монографическом труде, посвященном истории войны 1799 года. Историк дает обобщенную характеристику политики Павла I в целом, выдвигая тезис о наличии у монарха продуманной программы государственной деятельности, которая оценивается в традициях официально-охранительной историографии, как направленная на заботу о народе.
В конце 60-х. начале 80-хг.г., когда значительно расширяется источниковая база за счет публикации в историко-литературных журналах "Русский Архив", "Русская старина" и других мемуаров XVIII в. и был несколько смягчен цензурный гнет, историки смогли подойти к более детальному изучению павловской эпохи. Центр внимания исследователей смещается с личности императора на его мероприятия в области внешней и внутренней политики.
В работах М. Морошкина и И. Знаменского о положении православного и католического духовенства во второй половине XVIII в. и отношении к нему самодержавия дается и анализ политики Павла I.
Оба автора отмечают заботу императора, в противоположность его матери, об улучшении материального положения "второго сословия", которую объясняют глубокой религиозностью царя. Однако некритическое использование источников мемуарного характера в определенной мере снижает научную значимость этих работ, т.к. авторы, механически воспроизводя отзывы современников, не могут преодолеть их субъективизма в оценках событий конца XVIII в.
Такой же тенденциозностью отличается и статья Н. Де-Пуле, посвященная крестьянским волнениям 1796-98 г. г. . Написанная на основе дневниковых записей И. Репнина, она представляет собой скорее панегирик командующему войсками, направленными на подавление волнений, (широта и размах которых тщательно затушеван), чем исследование об их причинах, характере и результатах.
Вместе с тем, публикация мемуаров, в большинстве своем содержащих негативную оценку павловского времени, поставила официально-охранительную историографию перед необходимостью подойти более критично и к личности императора, и к его деятельности. Видимо, поэтому в предисловии к работе, представляющей "свод материалов и преуготовительные этюды для исторического исследования истории дворянского сословия", А. Романович-Славатинский, кратко обрисовав отношения самодержавия и дворянства, оценивает политику Павла уже как дуалистическую, в определенной мере ущемлявшую права благородных, но не выделяет ее как нечто особое в истории России, находя общие черты в правлениях Павла и Николая I.
Объяснить этот дуализм попытался М. Яблочков в монографическом труде по истории русского дворянства . Связывая политику самодержавия в конце XVIII в. только с особенностями характера и жизни императора, историк объявляет основным мотивом деятельности Павла разрушение всех начинаний матери. Отсюда сокращение привилегий "первого сословия" и облегчение участи крестьян, что, по мнению автора, отнюдь не преследовало цель лишить дворянство его исключительного положения. Этот вывод подтверждается перечислением целого ряда мероприятий правительства, расширявших права и привилегии господствующего класса.
Разница в характере и взглядах Павла и Екатерины, только вскользь отмеченная М. Морошкиным и И. Знаменским, получив более широкую, уже политическую окраску у М. Яблочкова, значительно трансформировавшись, переходит в более поздние работы историков охранительного направления.
В силу сложившейся в 80-е г.г. XIX в. политической обстановки в стране консервативная историография отбрасывает тезис о дуализме в деятельности Павла I и усиленно разрабатывает версию о стремлении императора разрушить все начинания матери, что, якобы, явилось определяющим мотивом всего его царствования.
В таком ключе характеризует последние годы XVIII столетия В. Водовозов, отмечая внимательное отношение императора к нуждам народа при ущемлении привилегий дворянства.
В официальной историографии происходит отказ от признания продуманности и системности царствования сына Екатерины, усиливаются отрицательные оценки его правления.
Показательна в этом плане работа Н. Блиоха, посвященная финансовой политике самодержавия XVIII - XIX в. в. . Время Павла I в ней характеризуется как "эпоха ужаса для высших сословий".
Свое дальнейшее развитие версия о бессистемности и непродуманности этого правления получила в книге Д. Кобеко о жизни цесаревича . Рассказ о великом князе строится так, что подводит читателя к выводу о вступлении на престол недоброжелателя Екатерины, в деятельности которого слышен лишь один мотив - ненависть ко всему, что связано с именем матери. Вместе с тем, у Кобеко еще не исчезло некоторое сочувствие Павлу, которого уже нет в работах конца XIX - начала XX века, как например, в книге В. Петрушевского, где это время получает резко негативную оценку, а сам император признается сумасшедшим.
Солидаризируется с выводами Петрушевского автор фундаментального труда, вышедшего к столетию со дня смерти Павла, Н. Шильдер. Значительно расширив круг источников за счет вовлечения в научный оборот переписки Павла Петровича, его именных указов, писем современников, он подтверждает версию о хаосе правления безумного императора. Хотя и делает оговорку, что объявлять войну дворянству не входило в цели Павла.
Более резок в своих выводах о внутренней политике сына Екатерины С. А. Корф. На основе мемуаров современников и законодательных актов самодержавия с 1762 по 1855 г.г. историк прослеживает становление и функционирование сословных организаций дворянства, оценивая политику Павла I как открыто антидворянскую, ущемлявшую сознательно права и привилегии благородного сословия, результатом чего явилась гибель императора, которую Корф благославляет.
Такая трактовка последних лет XVIII в. определялась временем революционного подъема в стране, когда особенно остро встал вопрос о единении дворянства и императора в кризисный для самодержавия момент. Историческая обстановка придала событиям вековой давности политическую окраску, а снятие в годы первой революции цензурных запретов способствует росту интереса к павловской эпохе.
В кризисных условиях наиболее актуальным для историков консервативного направления становится оправдание самодержавия как такового, укрепление его союза с дворянством. Поэтому, несмотря на крайнюю тенденциозность при использовании источников, выводы, сделанные Корфом, находят подтверждение в ряде работ, наибольшую известность среди которых получила книга А. Брикнера. Относясь с антипатией к "злополучному царствованию этого деспота", автор доказывает, что во всех бедах виновато не самодержавие, как форма правления, а сам Павел и его методы, приведшие к разрыву союза с дворянством.
На материале этого царствования пытаются решить консерваторы и другой злободневный вопрос революции - о неприкосновенности личности монарха и его дееспособности. В целом ряде исследований как историков, так и врачей-психологов на основе доказательства политического и физического безумия Павла оправдываются участники заговора 11 марта 1801 г.
Пройдя сложный путь развития, дворянская историография в годы первой русской революции возвращается к оценке личности Павла I и его мероприятий, выдвинутой еще в начале XIX столетия Н. М. Карамзиным в "Записке о древней и новой России".
В годы спада революционной активности отношение официально - охранительной историографии к павловскому времени несколько смягчается. В работах В. Назаревского и Е. Шумигорского с Павла снимается персональная вина за трагический исход царствования и возлагается на обстоятельства и окружение, в котором оказался злополучный император. Сын Екатерины изображен глубоко несчастным человеком, а в его мероприятиях усматривается определенная логичность и конкретная цель - улучшение положения народа.
Таким образом, официально-охранительная историография, постепенно перенося интерес с личности Павла на изучение его деятельности, проходит путь от идеализации монарха в первой половине XIX в., через усиливающуюся негативность характеристик его эпохи во второй половине столетия и резко отрицательную оценку мероприятий и самого царя в начале XX в. до признания в послереволюционные годы в его политике стремления облегчить положение народа.
Иными путем складывается оценка правления Павла I в либеральной историографии, которая также как и консервативная вплоть до XX века не дала работ, специально посвященных этому периоду. Касаясь времени Павла I, Н. Беляев, В. Ключевский, В. Семевский, В. Якушкин, авторы "Истории Уделов", А. Лаппо-Данилевский, уделявшие особое внимание изучению истории русского крестьянства, отмечали его как начало перехода самодержавия к заботе о нуждах народа. В. Ключевскому удалось непосредственно вписать царствование Павла I в контекст русской истории в курсе лекций, охватывавшем период с древнейших времен до XIX в. Историк по-новому подошел к личности императора и его деятельности, оценив последнюю как реакцию на просвещенный абсолютизм Екатерины, поставивший империю в труднейшие условия, как неудачную попытку решить задачи, вставшие перед Россией. Ключевский высказывает мнение, что это была заранее продуманная борьба с сословными привилегиями дворянства при внимательном отношении к нуждам народа. Но из-за неуравновешенного характера императора прекрасно задуманные идеи на деле вылились в расширение крепостного права и борьбу с лицами, а не с недостатками.
Выводы В. Ключевского подтвердил в монографическом исследовании по истории крестьянства В. Семевский. Подробно рассмотрев крестьянскую политику Павла I, историк отмечает, что император имел добрые намерения улучшить быт и положение крестьян, но на практике массовая раздача населенных земель, разрешение покупать их к заводам и фабрикам и т.д. привели к усилению крепостного права, ухудшению положения крестьянства.
В работе В.Якушкина и юбилейном издании "История Уделов" дана версия о начале перехода самодержавия к заботе о нуждах народа в правление Павла I. Проанализировав законодательство о землеустроительной политике царизма XVIII-XIX в.в., В. Якушкин характеризует последние годы XVIII столетия как момент переключения внимания правительства с заботы о дворянском землевладении к заботе о крестьянском наделе. Авторы юбилейного сборника, оставляя в тени частновладельческие интересы царской семьи, как основные на первый план выдвигают мероприятия Павла и его приемников по улучшению материального положения бывших дворцовых крестьян.
Ещe дальше в своих выводах идет другой либеральный историк А. Лаппо-Данилевский, который считает, что в конце XVIII в. в значительной мере были выработаны регламентации отношений крестьян и помещиков.
Превращение Павла I в защитника народных интересов либеральными историками происходит в момент подъема революционного движения. Поэтому один из мрачных периодов в истории крепостного права представляется временем, когда оно получило от царской власти первые удары.
В то же время в центре внимания оказывается вопрос и политической дееспособности монарха. Но, в отличие от консервативной, либеральная историография, развивая версию о безумии царя, стремится скомпрометировать неограниченную монархию, доказать необходимость принятия Конституции, которая смогла бы гарантировать свободу личности от самодержавного произвола.
Наиболее показательна в этом плане статья В. Семевского, в которой историк отказывается от своих прежних оценок царствования Павла I, а видит в нем лишь воплощение трех основных черт: стремления к неограниченному самовластию, требование повиновения под угрозой наказания и манию преследования.
Открытие ряда архивов в годы первой революции позволило либеральным историкам обратиться к столь актуальной в кризисный для страны период теме как крестьянские волнения 1796-1798 г.г. Ей посвящена книга Е. Трифильева. На основе материалов Сената автор рассматривает ход волнений в 32 губерниях империи. Но отсутствие анализа документов, исследования причин, методов и форм борьбы помещичьих крестьян, ее связи с предыдущим временем, большие неточности в изложении материала, сбивчивый, бессистемный его пересказ и ряд других недостатков, отмеченных ещe в рецензии на книгу Н. Павловым-Сильванским, значительно снижает научную ценность работы.
Разгул реакции после поражения революции 1905 г. способствует сближению позиций либеральной и консервативной историографии в оценке правления Павла I. Господствующим становиться взгляд на это царствование как на внезапное вторжение в ход исторического развития страны. Основы его были заложены еще в книге А. Пыпина, посвященной изучению общественного движения при Александре I.
Автор оценивает эпоху Павла I как время господства личного произвола, мелочного милитаризма, стремления подорвать или уничтожить все преобразования Екатерины. В унисон с Н. Шильдером и С. Корфом звучат выводы А. Корнилова, А. Лютша и К. Валишевского.
В общих курсах по истории России А. Корнилов и А. Лютш отказывают Павлу в наличии какой бы то ни было цели и считают последние годы XVIII в. хаосом, в котором отсутствовала логическая политика.
По мнению польского историка К. Валишевского, именно хаос и беспринципность в действиях императора привели к "обострению самого существенного вопроса народной жизни" - крепостного права и к ухудшению положения дворянства, которое зависело от минутного гнева монарха.
Новый революционный кризис заставляет обратиться к возрожденной В. Назаревским и Е. Шумигорским версии о царе - защитнике интересов народа. Два направления смыкаются накануне февральской революции в работах М. Клочкова. Одна из них посвящена изучению внутренней политики павловского правительства на основе анализа законодательства, материалов сенатского архива, переписки генерал-прокуроров, личных документов Павла I, мемуаров современников. Разбору сословной политики отведены специальные главы работы. Клочков полагает, что в основу социальной политики Павла I была положена идея равновесия между сословиями и требование обязательной службы всех на пользу государству, что своими мероприятиями Павел "наносил удар отдельным лицам и дворянству в целом", что это был момент, когда "монархия, создавая сильный бюрократический механизм, откачнулась от дворянства и пыталась найти опору в общественных низах". Отсюда прокрестьянские настроения самого императора, отсюда начало политики облегчения положения крестьян, приведшей затем к их полному освобождению.
С таких же позиций написана и статья о дворянском самоуправлении в царствование Павла I. Изучив переписку генерал-прокуроров, Клочков приходит к выводу, что законодательная инициатива в ограничении функций дворянского самоуправления исходила не от Павла: ограничение их компетенции связано с общим процессом бюрократизации и централизации государственного аппарата управления. В деятельности павловского правительства историк отмечает продуманность, системность и военную дисциплину. Сам император изображается как умный, великодушный человек с высокими принципами. Клочков с сочуствием относится к желанию Сената канонизировать Павла.
Итак, накануне падения самодержавия в историографии торжествует оценка последних лет XVIII в. как времени изменения в политике царизма от укрепления положения дворянства до наступления на права и привилегии господствующего класса, от усиления крепостного права до начала облегчения участи крестьян.
Но, противопоставляя царствование Павла I времени Екатерины II и ее внука, дореволюционная историография упустила из внимания вопрос о закономерности, своевременности и значимости павловских преобразований для решения наиболее актуальных задач, вставших перед самодержавием в конце XVIII в. Попытки объяснить повороты во внутренней политике только особенностью личности императора привели к преувеличению влияния характера Павла на деятельность его правительства, препятствовали раскрытию сложности и диалектичности взаимоотношений императора и дворянства.
Советская историография подошла к осмыслению этой бурной эпохи с позиций материалистической теории К. Маркса. В работах М. Покровского, брошюрах М. Брюлловой-Шакальской, Н. Фирсова, В. Самойлова время Павла вписывается в общий ход русской истории как продолжение продворянской политики самодержавия. Рассматривая время царствования сына Екатерины как закономерный этап в развитии русского абсолютизма, Покровский доказывает, что политика павловского правительства преследовала те же цели, что и политика его матери и сыновей. Но в силу изменившихся условий (начавшееся разложение крепостного хозяйства и войны с буржуазной Францией) русский абсолютизм переходит к ужесточению методов правления, что наиболее наглядно и проявилось в царствование Павла I. Император оценивается как типичный представитель династии Романовых, личность и деяния которого оказали огромное влияние на Александра и Николая, в чьем правление историк находит общие черты с царствованием отца.
Брошюры Н. Фирсова и М. Брюлловой-Шакальской открывают в советской историографии изучение крестьянских волнений в царствование Павла I. Оба автора выделяют как главную причину движения - усиление крепостного права, рост феодальных повинностей, а внешним поводом к выступлениям - воцарение нового государя. Отмечая широкий размах движения, исследователи подчеркивают его стихийность и неорганизованность, в отличие от войны под предводительством Е. Пугачева. При этом, как показано авторами, основным желанием крестьян была не ликвидация крепостного права, а переход в разряд казенных, государственных.
Однако, отойти до конца от сложившихся до революции стереотипов в оценке последнего пятилетия XVIII в. молодая советская историческая наука 20-30-х г.г. ещe не смогла, о чем свидетельствуют статьи А. Преснякова и Н. Троицкого, где деятельность сына Екатерины рассматривается как попытка поступать во всем наперекор матери, а сам император признается невменяемым.
В конце 50-60-ег.г. были преодолены многие недостатки, свойственные в начале века историографии павловского времени.
Особая заслуга в этом принадлежит С. Б. Окуню, давшему подробную характеристику эпохи в своих статьях и работах. (Видимо, незначительностью тиража и сложным послевоенным временем обьясняется тот факт, что практически осталось без внимания учебное пособие В. Самойлова, где впервые сделана попытка оценить деятельность павловского правительства на основе изучения внешней и внутренней политики царизма в конце XVIII века. Автор подтверждает и углубляет вывод М. Покровского о продворянской направленности царствования Павла I, подчеркивает, что сын продолжал и развивал политику матери, направленную на борьбу против революционной Франции, на укрепление позиций правящего в России класса и на беспощадное подавление всех антикрепостнических выступлений в стране. Незначительные элементы социальной демагогии, преобладание военных методов в управлении государством были только средствами для ее реализации. Но крестьянские движения вынудили самодержавие пойти на некоторые уступки.) Данная С. Окунем в первой главе "Очерков истории СССР конца XVIII - первой половины XIX века" характеристика внутренней политики Павла I полностью совпадает с оценкой, изложенной в пособии Самойлова. Указ 5 апреля (предворяя анализ краткой историографией вопроса) историк оценивает как попытку регулирования крепостного права из страха перед крестьянским движением. Характеризуя замену хлебной пошлины денежной как показатель углубления процесса распада феодальной системы, Окунь отмечает рост барщины и других крестьянских повинностей, которые послужили поводом к волнениям 1796-1798 г.г. В целом политика Павла по отношению к крестьянству оценивается, как стремление правительства приспособить феодальное хозяйство к новым условиям, попытка за счет урегулирования взаимоотношений крестьян и помещиков исключить поводы для крестьянских выступлений. Стремлением предотвратить распространение революционных идей в русском обществе автор объясняет определенные отступления от Жалованной грамоты дворянству. Этим же вызваны, по мнению Окуня, попытка поставить под контроль все выборное самоуправление, разработка до мелочей этикета и централизация государственного аппарата. Но такие мероприятия, как открытие Вспомогательного банка для дворян, позволяют утверждать, что ни о какой антидворянской политике Павла I говорить нельзя.
Эта оценка внутренней политики самодержавия в конце XVIII в. была воспринята советскими историками и нашла отражение в общих курсах по истории СССР. Продолжение Павлом екатерининских порядков, дальнейшее расширение крепостного права, с внесением в методы проведения соответствующих корректив, объясняется особенностями развития крепостного хозяйства в условиях складывания и укрепления капиталистических отношений. Авторы отмечают, что основой внутренней политики Павла I было стремление укрепить крепостную систему, но панический страх перед освободительным движением заставил императора распространить на всю страну прусско-полицейский казарменный режим, который коснулся и дворян. Павел обратился к практике Петра I и вернул дворянство на службу, заставил офицеров заниматься муштрой и вахтпарадами. Запрет губернских собраний, подачи коллективных жалоб, введение губернатора в дворянское собрание оцениваются в этих изданиях как частичное нарушение Жалованной грамоты, как мероприятие, которое должно было вселить в дворян благоговение перед государством и установить железную дисциплину.
В 70-е г.г. активизируется разработка отдельных вопросов, связанных с этим временем. В исследованиях Н. Рубинштейна и Е. Кореневой анализируются причины крестьянских волнений 1796 - 1798 г.г., выявлены их характерные черты, определено место движения в классовой борьбе русского крестьянства. В качестве главной причины волнений рассматривается втягивание крепостного хозяйства в товарно-денежные отношения, вызывавшие усиление эксплуатации и обострение социальных противоречий в русской деревне. Появление указа 5 апреля 1797 г. связывается с этими процессами. Истории указа посвящена статья Э. Паниной и С. Окуня, в которой авторы проследили его действие за полстолетия. Они пришли к выводу о том, что в павловское время указ воспринимался как запрет работы крестьян в праздничные дни, в александровское - заметного действия указ не имел, при Николае I его начинают трактовать как вводящий трехдневную барщину, а воплотило его в жизнь правительство Александра II в имениях, где крестьяне были переведены во временнообязанное состояние.
Статья П. Вагиной, диссертация В. Кривоногова и книга Л. Балагурова посвящены изучению положения приписных крестьян Урала и Карелии. Изменение его объясняется дальнейшим развитием товарно - денежных отношений во второй половине XVIII в. Появление таких законодательных актов как указ 1798 г. о разрешении покупки крестьян к заводам и фабрикам, проект Соймонова об изменении института приписных расценивается как показатель роста капитализации экономики страны. В. Кривоногов и Л. Балагуров подробно останавливаются на исследовании борьбы вокруг реформы, предложенной Соймоновым. Авторы приходят к выводу: экономическая потребность в реформе была так остра, что несмотря на временную победу в 1801 г. дворянам-реакционерам все же позже пришлось уступить.
В работе М. Белявского рассмотрена эволюция мелкого служилого сословия однодворцев (на примере однодворцев Черноземья) в одну из категорий казенного крестьянства. К концу XVIII в. эта эволюция была завершена. Автор не выделяет отношение павловского правительства к этой категории населения в отдельный специфический этап, рассматривая последние годы XVIII столетия как завершающий период в общем русле политики абсолютизма второй половины XVIII в., направленной на превращение полупривилегированной части бывших служилых засечных черт в практически бесправный разряд государственных крестьян.
Курс лекций Л. Горланова преследует целью составить целостное представление по истории удельных крестьян. Эта тема в историографии прежде не поднималась. Начиная свое исследование с создания Департамента уделов, Горланов оценивает первые годы его существования (т.е. политику павловского правительства в отношении крестьян, принадлежащих царской семье), как попытку повысить доходность крестьянского хозяйства в условиях сохранения крепостного права путем создания в удельной деревне образцового хозяйства, которая, как показывает автор, окончилась полным крахом. Об аналогичной попытке правительства только уже в государственной деревне говорит в своей обстоятельной монографии, посвященной положению государственных крестьян в XIX в., Н. Дружинин. Исследование предворяется отдельным параграфом, в котором дан анализ законодательства Павла I о государственных крестьянах. Отмечая повышение оброчных и подушных повинностей в конце XVIII в., Н. Дружинин подчеркивает, что абсолютизм пытается найти другие, более действенные способы повышения доходности крестьянского хозяйства, что выражается в стремлении правительства воплотить на практике в государственной деревне идею "казенного попечительства", которая, как обьясняет автор, была заимствована из практики крупного частновладельческого имения.
В интересном исследовании Ю. Прудникова о характере комплектования офицерского корпуса русской армии, работах С. Борового, Л. Полянского, П. Рыдзюнского и Ю. Клокмана по проблемам русского города, статье И. Певзнера о мерах правительства по стимулированию подъема промышленности подтверждается вывод о продворянском курсе внутренней политики самодержавия.
Но вне поля зрения оказалась сама личность императора, без понимания которой невозможно осмыслить мероприятия его царствования. Попытка создать полнокровный портрет монарха на фоне событий его эпохи, показать сложность взаимоотношений царя и его подданных, влияние внутренних и внешних обстоятельств на действия императора и представителей различных кругов русского общества предпринята в книгах Н. Я. Эйдельмана "Грань веков" и "Твой 18-й век". Писатель и историк создает образ царя-рыцаря, пытавшегося противопоставить "злому якобинскому равенству" идею рыцарства для спасения монархии и от ужаса революций, и от страха перед заговорами, и от беспощадности народного бунта. Формирование личности Павла I, складывание его политических взглядов и пристрастий прослежено и в исследовании автора статьи, посвященном изучению сословной политики императора на основе комплексного тематико-хронологического исследования законодательства правительства, документов делопроизводства, мемуаров современников и записок самого наследника Екатерины. На основе анализа связи практической деятельности императора не только с конкретно-исторической обстановкой, но и с воплощением в жизнь его теоретических идей сделан вывод о том, что сословная политика Павла I представляла собой попытку приспособления укрепляемого правительством сословного деления общества к новым социально-экономическим и политическим условиям путем создания полицейского государства.
Таким образом, выработав общую характеристику павловского правления как логического продолжения политики предшествовавшего царствования, но другими методами, учитывавшими изменившуюся внутреннюю и внешнюю обстановку, историческая наука не создала пока целостного исследования этой эпохи. Личность Павла I и его время еще ждут своего исследователя.
|
