Вяч.Вс. Иванов
Выше упоминалась роль неокантианства, в частности, марбургской школы, для мыслящей молодежи начала десятых годов. О причинах популярности в этой среде Марбургской школы специально говорит в «Охранной грамоте» Пастернак, в качестве одного из важных объяснений ссылающийся на ее историзм. В предшествующем поколении Кант был подробно изучен Флоренским. Тот особенно подчеркивает роль кантовских антиномий, считая их открытие важнейшим достижением кенигсбергского мыслителя. Но вместе с тем им полностью отвергалась кантовская модель мира, по Флоренскому легшая в основу той современной научной картины мира, которую он называл кантовско- коперниковской и противопоставлял ей предшествовавшую в античности и в средневековье птолемееву. Само выстраивание этих двух противоположных –антиномических - моделей вело к своего рода манихейству- типа того выбора одного из двух полярных рядов,- которое Винер в книге «Кибернетика и общество» считает чуждой научному мировоззрению. Движение от последнего к манихейскому дуализму у позднего Флоренского (времени написания «У водоразделов мысли») можно было бы связать с социальным контекстом, навязывавшим идеологическую борьбу каждому мыслителю независимо от его исходной позиции.
На протяжении многих лет переводами Канта занимался внимательно его изучавший Сухово-Кобылин, но сделанные им переводы вместе с оригинальными философскими работами великого драматурга сгорели во время пожара в его имении.
Из позднейших писателей, всерьез занимавшихся философией, через период увлечения кантианством проходит Андрей Белый. В его стихах этого времени кантианская рациональная критика познания выступает как альтернатива естественному, поэтическому и мистическому восприятию:
Взор убегает вдаль весной,
Лазоревые там высоты.
Но Критики передо мной-
Их кожаные переплеты.
Вдали - иного бытия
Звездоочитые убранства,
И, вздрогнув, вспоминаю я
Об иллюзорности пространства.
Противопоставление двух моделей пространства и кантианского ноуменального мира миру феноменальному лежит в основе всей исходной концепции романа «Петербург» (при том, что окончательная редакция романа испытала уже и воздействие антропософии, к которой к тому времени склонился Белый, снова демонстрируя зыбкость границы, отделявшей в нашей культуре Серебряного Века Мудрость от Разума). Город Петербург как средоточие империи знаменует собой то чисто теоретическое начало, которое в романе символизируется геометрическими построениями (вроде кубов карет) в отличие от хаоса всего основного русского пространства. Роман – в основе своей кантианский[1]
. В этом смысле можно поспорить с гипотезой Кундеры (в его известном эссе о романе), который противопоставлял русский роман с его отсутствием философии центрально-европейскому философскому роману , представленному такими авторами, как Брох, Музиль, Кафка (на которых ориентировался, по его словам сам Кундера). Полемизируя с Кундерой, философскую сторону русского традиционного романа отмечал Бродский. Крайнюю позицию в этом споре (еще до его начала) занял Голосовкер. Его книга о Достоевском и Канте предполагает сознательное стремление Достоевского выразить именно кантовскую точку зрения по главным философским проблемам. Если угодно, это чтение Достоевского глазам современника Музиля и Броха, который вчитывал в Достоевского содержание европейского философского романа.
[1]
Ср. отдельные замечания вокруг этого и литературу вопроса» Лавров 2005.
|
