М.И. Отдельский (г. Москва)
К весне 1920 г. политическая ситуация в Советской России коренным образом изменилась: гражданская война в центральной части страны завершилась победой Советов, население в целом сделало свой выбор в пользу новой власти. Для правительства стало реальностью укрепление положения РСФСР на международной арене, встала практическая задача добиваться дипломатического признания советского государства со стороны, прежде всего, европейских государств.
Внимание советской дипломатии было обращено и на Ватикан, который играл заметную роль в европейской политике, оказывал существенное влияние на католические страны Европы, обладал высоким религиозным и моральным авторитетом среди миллионов и миллионов граждан.
По мнению наркома иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина на первом этапе было чрезвычайно важным добиться юридического признания со стороны Ватикана, ибо это положительно сказалось бы, прежде всего, на отношениях России с ее ближайшими соседями — Польшей, Литвой. Немаловажно это было и для укрепления внутриполитической ситуации в стране, где проживало значительное число верующих-католиков в западных областях Белоруссии и Украины, а также в Москве, Ленинграде и в других крупнейших городах страны. Все вместе взятое должно было содействовать росту доверия к внутренней и внешней политике Советской России в международном сообществе.
Глава Римско-католической церкви Папа Римский Пий XI также имел реальный интерес к установлению официальных отношений с Россией, так как это создавало предпосылки к укреплению позиций католических обществ на огромной территории бывшей Российской империи.
Уже в сентябре-октябре 1920 г. власти всерьез обсуждали возможность возвращения в Россию главы Католической церкви в России кардинала Роппа , высланного из страны в 1919 г., который предлагал обсудить вопросы, равно интересующие Католическую церковь и российское правительство. Излагая свою позицию на заседании Политбюро ЦК РКП(б), нарком Чичерин говорил: «В настоящее время именно католический церковный аппарат есть одна из главных сил международной контрреволюционной организации, в частности, антисоветской. Идти на переговоры с Роппом имело бы смысл в том случае, если бы он имел на то формальные полномочия от папского престола. Факт таких переговоров произвел бы сильное впечатление за границей и ослабил бы позицию наших врагов» . Именно на этих условиях Роппу и было дано согласие, которое, однако, не было выполнено со стороны Ватикана.
В конце зимы 1921 г. в Италию в качестве полномочного представителя РСФСР был направлен В.В. Воровский . Советскому полпреду было поручено негласно прощупать возможность установления официальных отношений с Ватиканом и «фактического признания» с его стороны советского правительства. Первые же контакты показали, что успех переговоров во многом зависит от принятия советским правительством правовых актов, обеспечивающих свободу деятельности католических общин.
Наркомат иностранных дел (НКИД) разработал и представил в Совнарком проект статуса Католической церкви в РСФСР. Его пять пунктов устанавливали, что на Католическую церковь в полном объеме распространяется Декрет об отделении церкви от государства. Кроме того, обговаривалось, что:
1) назначение католического духовенства в РСФСР должно происходить по согласованию с советским правительством, которое имеет право отвода кандидатур, предлагаемых Ватиканом;
2) католические епархии учреждаются с разрешения народного комиссариата внутренних дел (НКВД).
Однако быстрого утверждения проекта, как на то надеялся Чичерин, не состоялось из-за позиции народного комиссариата юстиции (Наркомюста), посчитавшего проект недостаточно разработанным и противоречащим Декрету об отделении церкви от государства .
Весной 1921 г. в России разразилась сильнейшая засуха, погубившая на огромной территории сельскохозяйственные посевы, что угрожало серьезным неурожаем и как следствие — голодом. В отсутствии достаточных внутренних резервов, руководство РСФСР стремилось изыскать внешние источники помощи голодающим. Воровскому было дано указание начать неофициальные переговоры с представителем Ватикана. Они завершились в марте 1922 г. подписанием совместного Соглашения «по вопросу отправки агентов Святейшего Престола в Россию». В нем определялись условия, при которых «Уполномоченные Ватикана» могли «посвятить себя поднятию благосостояния народа путем раздачи продовольствия голодающим».
Это Соглашение имело большой международный резонанс, способствуя расширению зарубежной помощи голодающим в России. Одновременно оно создавало благоприятную ситуацию для участия Советской России в открывающейся в апреле 1922 г. Генуэзской конференции, где предполагалось с ее участием обсудить экономические проблемы послевоенной Европы. Воровский надеялся, что достигнутые договоренности могут стать своеобразным мостиком для продолжения переговоров с Ватиканом о признании Советской России де-юре.
Об особой роли религиозных вопросов при «возвращении» России в европейское сообщество свидетельствовал и меморандум Пия XI, распространенный среди участников Генуэзской конференции. В нем Папа Римский писал: «В исторический час, когда обсуждается вопрос о том, чтобы вновь допустить Россию в семью цивилизованных народов, Святой престол выражает пожелание об ограждении в России интересов религии, являющейся основой всякой истинной цивилизации. Святой престол предлагает поэтому, чтобы в соглашении, имеющем быть установленным между державами, представленными в Генуе, в той или иной форме, но вполне ясно и определенно фигурировали следующие три условия:
1). Полная свобода совести всем российским гражданам, а равно всем гражданам других стран в России гарантируется.
2). Равным образом гарантируется, как частное, так и публичное отправление религии (de la religina et du culte). (Это второе условие соответствует декларациям, сделанным в Генуе российским дипломатом г. Чичериным).
3). Недвижимое имущество, принадлежавшее или еще и ныне принадлежащее какой бы то ни было религиозной общине, будет возвращено таковой и никаких правонарушений в этом отношении не будет« .
Однако ожидаемого российской стороной сближения с Ватиканом не произошло. Виной тому была сложная внутриполитическая обстановка в России, возникшая в связи с административным изъятием церковных ценностей на нужды голодающих, последовавших арестов патриарха Тихона , митрополита-коадъютера Римско-католической церкви в России архиепископа Цепляка , православных и католических священнослужителей и активистов-мирян, расстрелов по решениям судов некоторых из арестованных, закрытий католических храмов. В такой неблагоприятной обстановке Ватикан не желал ни официальных, ни неофициальных переговоров. Более того, в течение 1922–1923 гг. он неоднократно выступал в защиту арестованных, осуждал «гонения» против религии и верующих, призывал Советское правительство не препятствовать деятельности католических обществ и даже предлагал выкупить «драгоценности и священные предметы», изымаемые из храмов, для передачи вырученных сумм на помощь голодающим.
Летом-осенью 1923 г., когда в России был преодолен голод и его последствия, НКИД вновь инициирует в советско-партийном руководстве вопрос об активизации переговорного процесса с Ватиканом. Политбюро согласилось, возложив ответственность за подготовку правового акта, регулирующего положение Католической церкви в СССР, на наркоматы внутренних дел и юстиции, Комиссию по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б) и Государственное политическое управление (ГПУ).
Летом 1923 г. новым полпредом в Италию был назначен Н.И. Иорданский . Накануне отъезда у него состоялась встреча с находившимся в Москве главой Ватиканской миссии помощи голодающим, священником Эдмундом Уолшем . Тот выразил надежду, что советская сторона примет во внимание следующие пожелания к переговорам: за католической иерархией должно быть признано право юридического лица; католическим священникам необходимо предоставить право открывать воскресные школы и проводить обряд крещения детей членов соседних католических приходов; желательно снизить обязательное количество верующих (50 человек), необходимое для регистрации общин . Эти и другие вопросы, касавшиеся положения католиков в СССР и переговоров с Ватиканом, неоднократно обсуждались в заседаниях Антирелигиозной комиссии в июле 1923 г. На некоторых из них присутствовал Иорданский. Он получил исчерпывающую информацию о ходе переговоров, инструкции со стороны руководства страны к своему в них участию . Уже, будучи в Италии, в сентябре, Иорданский смог наконец-то впервые встретиться с заместителем государственного секретаря Д. Пиццардо и изложить позицию советской стороны.
Но реального продвижения в переговорах не происходило. Отчасти это объяснялось тем, что после событий 1922–1923 гг. и особенно расстрела в марте 1923г. католического священника Будкевича , обвиненного в противодействии власти, идея сближения с Россией была весьма непопулярной в католических кругах. Более того, и Папа, и иерархи, выступавшие за это, оказались в определенной изоляции. Недовольство позицией Ватикана в «деле Будкевича» открыто проявляли католики в ряде стран Европы, прежде всего в Польше, и Пий XI не мог не учитывать это.
И все же, несмотря на застой в советско-ватиканских отношениях, Г.В. Чичерин продолжал настаивать на продолжении работы над законопроектом о положении Католической церкви в СССР. Но вновь он столкнулся с обструкционистской позицией Наркомюста в лице заведующего V-м отделом П.А. Красикова . Тот в письмах в НКИД ставил под сомнение необходимость отдельного, для католиков, правового акта, считая, что деятельность католических общин может и должна регулироваться на общих для всех религиозных объединений основаниях. Для него не столько правовые, сколько идеологические проблемы были первостепенными, и потому Ватикан представлялся ему «оплотом контрреволюции и клерикализации», который «никогда не прекратит тайную…и явную борьбу против Социалистических республик». Красиков считал, что к вопросу взаимоотношений с Ватиканом следует относиться «с величайшей осторожностью и холодностью» и совсем необязательно любой ценой добиваться с его стороны признания СССР, которое, к тому же, не имеет важного политического значения .
Раз за разом Чичерин отвергал доводы Красикова, ведя с ним весьма напряженную переписку. Нарком выставлял контрдоводы в защиту необходимости продолжать переговоры, переводя их в конкретную плоскость обсуждения проекта акта о положении Католической церкви в России. «Получается большая ненормальность, — отмечал в одном из своих писем нарком, — положение всех крупных вероучений урегулировано, кроме католического, фактически имеющего для нас наибольшее значение в области международной политики» .
Весной 1924 г. новым полпредом в Италии стал К.К. Юренев . Спустя некоторое время ему от имени Ватикана было сделано предложение начать официальные переговоры, и в качестве места их проведения назывался Берлин. Хотя именно на это время пришлось обострение советско-германских отношений, все же советская сторона, в конце концов, дала согласие. Правда, позиция Кремля изменилась: он больше не ставил перед собой задачи добиваться признания де-юре со стороны Ватикана; а готов был обсуждать исключительно правовые вопросы деятельности католических общин в СССР. Представители Святого престола выдвигали в качестве первоочередных к рассмотрению такие вопросы, как свобода сношений Святого престола с духовенством; преподавание религии; освобождение арестованных священников и мирян; возврат конфискованного церковного имущества.
Чичерин продолжал настаивать на принятии правового акта. Он ищет поддержки своим предложениям в партийно-советских инстанциях. В частности, обращается к Председателю Антирелигиозной комиссии Е. Ярославскому . Как ни странно, тот поддержал Чичерина, поручив П.А. Красикову и В.Р. Менжинскому в короткий срок представить Комиссии первый вариант необходимого документа. К ним присоединился и Чичерин. Втроем за три дня совместной работы им это удалось сделать. В его одиннадцати пунктах речь шла о регулировании деятельности католических организаций на территории СССР и о взаимоотношении правительства и Ватикана. Правда, «регулирование» носило откровенно запретительно-ограничительный характер: не допускалась деятельность монашеских орденов, благотворительных и иных общественных организаций; действие католических обществ ограничивалось местом проживания «католического населения»; назначение и перемещение епископов происходит исключительно по согласованию с правительством СССР и свою деятельность епископ осуществляет только на территории своей епархии; сношения Ватикана с иерархией могло осуществляться только через НКИД, а распространение каких-либо церковных документов возможно только с разрешения НКВД; деятельность ксендзов ограничивалась рамками его прихода, а их перемещение должно было согласовываться всякий раз с органами НКВД .
Чуть позже, 6 декабря 1924 г., Чичерин и Ярославский направляют в Политбюро письмо с настоятельной просьбой рассмотреть на его ближайшем заседании вопрос о принятии Положения о католическом вероучении. Обосновывая ее тем, что, как они писали: «создавшееся неопределенное положение нам сильно вредит и может еще больше вредить нам при начинающемся теперь тревожном периоде международной политики. Дело идет в настоящее время исключительно о том, чтобы издать для католического вероучения такое же положение, какое существует у нас для других вероучений. Только для одной католической церкви у нас нет такого положения, что крайне ненормально и что создает нам большие неудобства». В письме был определен и перечень документов, которые необходимо было принять:
1) Статут католического вероучения, подлежащий включению в действующее законодательство и официальной публикации;
2) Тезисы, на базе которых заключается соглашение между Ватиканом и СССР;
3) Тезисы, принимаемые административными органами для их внутреннего руководства в связи с необходимостью регулировать деятельность католических общин в СССР .
Работа над документами продолжалась в основном в рамках Антирелигиозной комиссии. Ее члены постоянно вносили свои дополнения и изменения к уже разработанным проектам документов. 9 декабря Чичерин направляет в Политбюро окончательный вариант Статута католического вероисповедания и Основных положений о католическом вероучении в СССР. Одновременно он сообщал, что в дополнение к этим двум документам ОГПУ поручалось для внутреннего употребления разработать постановления об условиях передвижения епископов и ксендзов, о крестных ходах, о собраниях общин, о сношениях католических священнослужителей со Святым престолом и о запрещении католическим священнослужителям прозелитизма .
В заседании Политбюро, которое состоялось 11 декабря, предложения Чичерина были рассмотрены. Комиссии в составе Чичерина, Литвинова , Ярославского и Красикова поручалось доработать документы и представить их на окончательное утверждение председателю Совнаркома СССР А.И. Рыкову . В самом начале января 1925 г. Рыков утверждает тексты как основу для переговоров с Ватиканом. Статут католического вероучения состоял из 7 пунктов, согласно которым: местные католические общины регистрировались при наличии заявления, подписанного не менее 20-тью гражданами; им передавались в пользование молитвенные здания, которые должны были содержаться на средства верующих; хозяйственными делами общины заведовали избранные верующими уполномоченные, сведения о которых подавались в местные органы власти; община правами юридического лица не пользовалась; устанавливалась солидарная ответственность в случае ущерба, причиненного зданию или имуществу, в нем находящемуся .
Основные положения о католическом вероучении состояли из 15 пунктов и касались вопросов: 1) взаимоотношения Ватикана с католической иерархией и духовенством, находящихся на территории СССР и 2) деятельности католической иерархии, духовенства и организаций на территории СССР. Порядок и характер разрешения всех этих вопросов фактически остался без изменения по сравнению с уже упоминавшимся документом, совместно разработанным Красиковым, Менжинским и Чичериным .
Эти документы были направлены полпреду СССР в Германии Н.Н. Крестинскому , которого и ранее Чичерин постоянно информировал обо всех перипетиях обсуждения проектов. Ему было поручено вступить в контакт с нунцием Папы Римского в Германии Пачелли и передать ему для обсуждения документы советской стороны.
Святой престол принял приглашение к переговорам. Очевидно, в этом проявилось его желание не оставить без защиты сотни тысяч верующих католического исповедания, создать наиболее благоприятную правовую базу для деятельности католических общин в России. Не мог он не учитывать и факта расширяющего дипломатического признания СССР, в том числе и правительством Италии. Благоприятное впечатление на Ватикан оказало и освобождение из заключения архиепископа Цепляка и его выезд из СССР.
В сентябре 1925 г. Н.Н. Крестинский наконец-то получает от Пачелли ответ. В нем сообщалось: «Святейший престол, внимательным образом рассмотрев оба письменных документа, сожалеет, однако, о необходимости уведомить, что последние в их настоящей форме не кажутся ему предложениями годными в качестве основы для переговоров». Возражение вызвали такие положения, как обязательное согласие правительства на назначение епископов и священников; возможность поддержания связи со Святым престолом только через Наркоминдел; запрещение благотворительных конфессиональных обществ; запрещение миссионерской деятельности; ограничения в религиозном образовании молодежи; отказ признать за католическими общинами прав на собственность и другие. И все же, несмотря на множественность замечаний и несогласий, Ватикан не закрыл дверь для переговоров, а выразил мнение, что «было бы не слишком затруднительно найти приемлемую для обеих сторон основу для переговоров, и потому он ожидает дальнейших относящихся к сему предложений Советского правительства» .
Параллельно Ватикан предпринимает усилия получить информацию о религиозной ситуации в СССР и о положении католических общин из независимых источников. Для этого с «инспекционной» поездкой в СССР в октябре 1925 г. направляется иезуит Мишель Д. Эрбиньи . По возвращении в Италию, в своем отчете Папе Римскому он указывал, что положение католиков «более тяжелое, чем положение православных, у которых есть хотя бы пастыри» .
В свою очередь Г.В. Чичерин, информируя партийные и советские органы о позиции Ватикана, особенно упирал на то, что все еще сохраняются надежды на положительный итог переговоров. Он предлагает принципиально определиться: в каких вопросах следует идти на компромисс, а в каких продолжать отстаивать свою позицию. Все это было рассмотрено на одном из заседаний Антирелигиозной комиссии в начале июня 1926 г. К неподлежащим изменению отнесены были вопросы: сохранения права собственности советского государства на культовые здания и находящееся в нем имущество; запрета деятельности конфессиональных благотворительных обществ; недопущения миссионерской деятельности; обязательности согласия Советского правительства на назначение католического духовенства в СССР. То немногое, на что соглашалось пойти руководство страны, состояло в следующем: включить в Статут упоминание о католической иерархии, признаваемой как таковой на территории СССР и каноническом порядке назначения епископов и ксендзов; допустить пересылку денег из-за границы на нужды приходов и духовенства; разъяснить, что обучение религии обеспечивается в рамках Декрета об отделении церкви от государства, т.е. «частным образом» . Безусловно, этих уступок, если их можно признать таковыми, было явно недостаточно, чтобы ожидать продвижения переговоров. Но это выяснится несколько позже.
В апреле 1926 г. Д. Эрбиньи повторно посетил СССР, но уже в качестве епископа и с особой миссией тайного посвящения новых епископов в России. Кроме Москвы, ему удалось посетить Украину, встречаться с духовенством и верующими, посвятить более десяти новых епископов. В августе, при встрече с членом Президиума ЦИК СССР, председателем комиссии по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР П.Г. Смидовичем Д. Эрбиньи внес свои предложения по урегулированию советско-ватиканских отношений. Чуть позже он их изложил в письме в Правительство СССР. Очевидно, тем самым он хотел подтолкнуть вялотекущий переговорный процесс. Они сводились к просьбам: разрешить въезд в СССР необходимого числа священников для обеспечения деятельности уже существующих католических общин в СССР; разрешить возложить «духовные полномочия над верующими» на одно лицо — священника П. Неве; разрешить основать богословские курсы в Одессе и разрешить въезд в СССР для руководства этими курсами 5-ти католическим профессорам .
Вряд ли можно рассматривать эти предложения как чрезмерные или завышенные, а действия Д. Эрбиньи, как направленные на срыв советско-ватиканских переговоров. Но результат был неожиданным. Чичерин весьма негативно воспринял действия Д. Эрбиньи, сравнивая их с «попытками дипломатической разведки со стороны Ватикана». По его распоряжению замнаркома М.М. Литвинов в письме П.Г. Смидовичу еще более решительно выразил позицию внешнеполитического ведомства СССР: «НКИД решительно возражает, как против личного приема, так и против каких бы то ни было дальнейших сношений с ним (Д. Эрбиньи — М.И. Отдельский). Переговоры с Ватиканом об урегулировании положения католической церкви в СССР имеют огромное политическое значение и при разрешении этого вопроса необходимо в каждый момент считаться с нашими взаимоотношениями с целым рядом католических стран, как Италия, Франция, Германия и т.д. Исходя из этих соображений, НКИД отказывается вести переговоры в настоящее время через французских ксендзов и, в частности, через Д. Эрбиньи, которому дано было разрешение на въезд по недоразумению» . «Недоразумение» было в срочном порядке исправлено и Д. Эрбиньи был фактически выслан из СССР.
Только в середине августа 1926 г. после напоминаний Ватикана об ожидании ответа на его предложения, Чичерин направляет в посольство СССР в Берлине подробнейшее письмо-инструкцию о характере ответа, который необходимо было дать Святому престолу. Из него следовало, что советское правительство не желало какого-либо ухудшения отношений с Ватиканом и считало возможным найти взаимопонимание по всем обсуждавшимся вопросам и предлагало со своей стороны новые редакции и трактовки ранее спорных пунктов Статута католического вероучения и Основных положений. Однако, по-существу, нарком просто продублировал те решения, что полтора месяца назад приняла Антирелигиозная комиссия , и которые заведомо обрекали переговоры на провал.
11 сентября 1926 г. советник посольства СССР в Германии Братман-Бродовский передал Пачелли ответ Советского правительства. Ватиканом он был воспринят как в целом отрицательный и не учитывающий в достаточной мере ранее высказанных им возражений. Поэтому Святой престол посчитал нецелесообразным вести какие-либо дальнейшие переговоры и даже давать ответ. Лишь только после того, как летом 1927 г. Чичерин напомнил Пачелли, что Советское правительство ожидает ответа, Ватикан представил его в октябре 1927 г. На этот раз позиция Святого престола была менее обнадеживающей, чем прежде. По его мнению, надежды на договоренности по всем спорным вопросам больше уже не было. Поэтому предлагалось выделить наиболее важные, принципиальные и по ним добиваться соглашения. К таковым были отнесены: признание права отвода за правительством СССР при назначении Ватиканом епископов в СССР; учреждение в СССР духовной семинарии и свободный въезд в СССР духовенства, с назначением которого власти будут согласны; согласие властей на финансовую помощь этим священникам из-за рубежа.
Для Чичерина оставалось до конца неясным, как понимать позицию Ватикана о трех вопросах: 1) есть ли это признание факта необходимости согласовывать только предложенные три вопроса, оставляя содержание остальных пунктов Статута и Основных положений за советской стороной, или 2) Ватикан отрицал в принципе необходимость принятия Статута и Основ, и предлагал выработать согласованную позицию только по предложенным вопросам, которые и будут регулировать деятельность католических общин в СССР и отношения между СССР и Ватиканом.
В течение октября-декабря 1927 г. НКИД пытался получить у Ватикана дополнительные разъяснения, но безуспешно. Ясность наступила в январе 1928 г., когда полпред Крестинский информировал Чичерина о разговоре, состоявшемся у него с Пачелли. Как сообщил нунций, Папа не видит возможности продолжать переговоры, так как в СССР многие католические священники сидят в тюрьмах и в стране продолжаются гонения против религии. По существу, это означало, что Ватикан отныне выставлял предварительное условие для продолжения прерываемых в настоящее время переговоров. И оно заключалось в требовании освобождения всех арестованных в последние годы католических священников.
Думается, что такой поворот событий вряд ли мог удивить Чичерина, который не сомневался, что Ватикан не отступит от своей принципиальной позиции защиты интересов католиков и Католической церкви в СССР. Не сомневался он и в том, что партийно-советское руководство не пойдет навстречу Святому престолу и, тем самым, тянувшиеся в течение нескольких лет переговоры обречены на провал. Об этом свидетельствовала и общественно-политическая обстановка в стране: разжигание антикатолической истерии в средствах массовой информации; «охота» партийных и спецорганов за «католиками-шпионами»; обвинение католического духовенства и верующих в «националистической и антигосударственной» деятельности; многочисленные аресты; судебные процессы, нередко заканчивающиеся смертными приговорами. Ватикан обвинялся в заговоре с «крупнейшими антисоветскими державами», который был направлен против коммунизма и СССР, как первой социалистической страны. Естественно, что заложниками такого партийно-государственного курса становились НКИД и дипломатические службы, от которых требовали подтверждения фактов «политизации» деятельности Ватикана и его многолетних устремлений «проникнуть в СССР и закрепиться там», о стремлении «завоевать русское православное духовенство и паству» и его углубляющихся отношений с враждебными СССР государствами. И они вынуждены были это делать, направляя соответствующие справки и информации в высшие партийно-советские органы.
Все это вместе взятое принудило Ватикан к решительным шагам. В декабре 1927 г. Пий XI объявил о том, что он больше не может вести переговоры с СССР. В начале февраля 1930 г. Папа заявил о начале «крестового похода молитв» против СССР, где совершаются гонения на религию и верующих. Одновременно он призвал европейские государства поставить условием признания СССР уважение им принципов свободы религии.
Провал советско-ватиканских переговоров отрицательно сказался и на судьбе наркома Чичерина. Для партийно-советского руководства он стал еще одним дополнительным поводом к освобождению Чичерина от обязанностей наркома иностранных дел. Власть в новых условиях тяготилась излишне, по ее мнению, мягким и интеллигентным, руководителем внешнеполитического ведомства, от которого ныне требовались жесткость и агрессивность.
Так безрезультатно завершился этот полный драматизма эпизод во взаимоотношениях Ватикана и СССР. Спустя три десятилетия, в эпоху Н.С. Хрущева, страны еще раз попытаются начать диалог. Но положительный результат будет достигнут лишь спустя еще три десятилетия, и будет связан с именами первого и последнего президента СССР М.С. Горбачева и первого президента России Б.Н. Ельцина.
|
