Д.А.Гутнов
Конец XIX — начало ХХ века ознаменовались появлением в западноевропейских университетах большого числа студентов из России. Это отрадное явление поначалу было с пониманием встречено европейской общественностью. В университеты Германии, Швейцарии, Франции принималось всё больше и больше русских молодых людей и мало кто задавался вопросом, почему они предпочли получение высшего образования на чужбине, учёбе в российских университетах.
Можно было бы только порадоваться за наших соотечественников, если бы не одно обстоятельство: большая часть молодых людей, согласно докладу Префектуры Парижской полиции за 1907 — 1912 гг., "…никогда не училась и стала студентами лишь чтобы получить студенческий билет, используемый ими как защита при многих обстоятельствах..." 1 В чём же тут дело?
Оставим на время тех россиян, кто действительно покидал Родину ради получения знаний за рубежом. Речь в нашем рассказе пойдёт не о них, или, если быть точным, не совсем о них.
Почти весь XIX век прошёл в России под знаком борьбы государства с вольнодумием в университетах. Созданные в своё время для образования и подготовки грамотной бюрократии, по мере своего развития они выросли не только в крупные образовательные и культурные центры, но и стали средоточием новых общественных и политических идеалов. И идеалы эти зачастую входили в противоречие с дозволенными свыше. Понятно, что властями это рассматривалось как потенциальная угроза существующим государственным институтам. Отсюда естественное желание ограничить вольномыслие в университетах. Для этого использовались как законодательные механизмы — последовательно урезались права и свободы университетской корпорации посредством введения новых уставов (за столетие русские университеты пережили смену четырёх уставов), так и различные ограничения на приёма в высшие учебные заведения потенциально неблагонадёжных лиц — сужался круг тех, кому дозволялось это образование получать. Причём, во второй половине XIX века подобная практика распространялась на целые национальные и социальные категории подданных Российской Империи. Так, например, запрещалось обучение в университетах лиц, участвовавших в революционной деятельности, существовали знаменитые указы "о кухаркиных детях", процентные нормы для евреев, запрещение обучения на польском языке в Царстве Польском и т.д. Таким образом, будучи к началу ХХ века самой многонаселённой страной в Европе, Россия, в то же время, оказалась самой последней из "цивилизованных" стран континента по соотношению числа студентов к общему количеству населения.
И естественно, что львиная доля подданных Российской империи, тем или иным образом лишённых возможности учиться на Родине, переходила в оппозицию к существующему строю. Немалая часть пополняла революционное движение, уезжала за границу и смешивалась там с теми, кто действительно приехал за рубеж в поисках образования.
Первыми тревогу забили не российские, а швейцарские и немецкие власти. "...Эти эмигранты, по большей части молодые люди, с одной стороны, действительно обладали вкусом к учебе, но с другой — стремились найти предлог для пребывания в стране под видом студентов..." 2.
В самом конце XIX века швейцарское общество было взбудоражено сообщениями о целом ряде преступлений, совершенных этими русскими, с позволения сказать, "студентами". В одном случае, некто Дигорновский, имевший студенческий статус, пытался совершить "экспроприацию" одного из небольших банков, а похищенные деньги пустить на нужды революции. При выполнении этого замысла было убито в общей сложности четыре человека (кассир и пытавшиеся остановить налётчика полицейские). В другом случае русский "студент" путешествовал из Женевы в Париж в мягком купе поезда, лежа на матраце, в котором было зашито полтора килограмма пироксилина для изготовления бомб...
Подобные факты не могли не привести к изменению общественного мнения в Европе к приезжающим туда молодым людям из России. Первыми это на себе почувствовали "настоящие" русские студенты. Вот как описывала происходившее одна из студенток Фрайбурского университета в письме, перехваченном и перлюстрированном русской полицией в 1903 г.: "Настроение здесь вообще возмутительно плохое; все громче и громче каждый день раздаются слухи, что удалят всех русских из университета. Профессора настроены по отношению к русским студентам враждебно, что ясно прослеживается во всём. Вчера была у декана факультета, и он сказал, что идёт на собрание профессоров, с тем чтобы ограничить приём русских каким-нибудь постановлением вроде экзамена по немецкому языку..." 3.
За подобными дискриминационными мерами на уровне университетов, последовали административные ограничения и запреты, направленные на создание самых неблагоприятных условий пребывания для русских. Между Россией, Германией, Швейцарией и Бельгией были заключены секретные соглашения об экстрадиции преступников. Всё это повлекло за собой перемещение основной массы русских студентов из Германии и Швейцарии во Францию и, отчасти, в Великобританию.
По сведениям историка А.Е.Иванова, число только русских слушателей Сорбонны достигло к 1911 году 1,6 тысяч человек, что составляло половину всех иностранцев, обучавшихся в то время в стенах этого учебного заведения 4. Те данные, которыми располагаем мы, говорят о более скромных цифрах. Так, французские полицейские источники утверждают, что в рассматриваемое время в Сорбонне училось не более 700 студентов из России 5. Объяснение такой большой разнице лежит в области понимания, кого считать "русским студентом". А.Е.Иванов очень добросовестно изучил те официальные статистические данные, которые помещались в русской периодической печати. У составителей не возникало вопроса: все ли русские молодые люди, именующие себя "студентами" являются таковыми? Впрочем, обвинять в таком упущении трудно, ведь по-настоящему отличить студентов от псевдо-студентов могли лишь, как теперь принято говорить, компетентные органы.
Французская полиция рассуждала следующим образом. Cтудент в её глазах должен был как минимум получить официальный вид на жительство и доказать, наличие необходимых средств для учёбы во Франции. Поводом же для специального расследования этого вопроса стал тот примечательный факт, отмеченный Министерством Народного Просвещения Франции, что большая часть русских студентов на итоговых экзаменах во французских высших учебных заведениях демонстрировала почти что полное незнание французского языка...
Причина крылась в том обстоятельстве, что, согласно межправительственным русско-французским соглашениям в области высшего образования, Франция и Россия взаимно признавали свидетельства о получении среднего образования, выданные в обеих странах. Это позволяло подателям означенных свидетельств без дополнительных экзаменов поступать в высшие учебные заведения договаривающихся государств. Однако, поскольку написанные по-русски аттестаты были непонятны во Франции, обязательным дополнением к ним стал нотариально заверенный перевод. Вскоре канцелярии французских университетов стали требовать только перевод. Далее процитируем строки документа: "Русские воспользовались этим обстоятельством и стали зарабатывать тем, что незаконно записывали своих соотечественников в университеты. Они воспользовались тем, что переводчики парижской судебной палаты, уполномоченные визировать частные переводы только с тех языков, которыми они лично владеют, на практике брались за переводы со всех языков... В случае необходимости они пользовались услугами более или менее знакомых молодых людей из числа русских, чей перевод они затем удостоверяли. Таким образом, за несколько франков они давали свидетельства псевдоперевода дипломов, полностью изготовленных русскими, текст которых они были не в состоянии понять, по причине незнания языка" 6.
Итогом расследования стал большой скандал в Министерстве Народного Просвещения, так как многие подобные "студенты" уже успели сдать выпускные экзамены и получить французские дипломы. Когда эти факты стали достояннием общественности, только 70 обладателей спорных переводов русских аттестатов смогли представить оригиналы и доказать правильность перевода. Большинство же заявило, что "...в связи с изменившимися обстоятельствами не будут учиться во Франции..." 7.
С получением вида на жительство дело обстояло ещё хуже. По официальной оценке французских иммиграционных властей, "большая часть русских приезжает в Париж с фальшивыми паспортами, с помощью которых регистрируются под фальшивыми именами" 8. А причина в том, что "русских пугает всякое мероприятие, в котором принимает участие полиция, а также то, что большая их часть действительно боится обнаружить своё присутствие во Франции..." 9.
Любопытно в этой связи письмо настоятеля русской посольской церкви священника Якова Смородина в русский Департамент полиции, написанное во время открытия Всемирной Парижской Выставки 1900 года. "...Выставка в Париже этого года, — пишет он, — начинает привлекать массу людей и наших соотечественников. Однако в особенности и что всего удивительнее — эти люди или без паспорта или прямо без всякой профессии, которых неспособность к приобретению средств к существованию несомненно известна как полиции, так и другим штатным органам, откуда они сюда прибыли. Далеко не первая сотня, пребывавших у меня в совершенно нищенском состоянии, в большинстве случаев так и объявляла себя ничего не имевшими и, натурально, без всяких средств к существованию здесь, на чужой стороне..." 10
Во время проведения при самой выставке была открыта так называемая Международная Школа Всемирной Выставки. Как предполагали её основатели, лекции, читавшиеся там деятелями науки и культуры разных стран, должны были дополнять и расширять сведения о странах, представленных национальными экспозициями. Очень скоро была основана и "Русская секция" этой школы. Лекции, читавшиеся там русскими учёными, литераторами, журналистами собирали до 400 — 500 слушателей, преимущественно именовавших себя "русскими студентами" 11. Именно по их инициативе частью бывших преподавателей "Русский секции" этой школы был рассмотрен вопрос об основании в Париже "Русской Высшей Школы Общественных Наук", которую возглавили И.И.Мечников, М.М.Ковалевский и Ю.С.Гамбаров 12.
А чуть позже заграничная агентура русской полиции получает первые свидетельства существования некоего "Русского студенческого общества" в Париже. Вот что можно прочесть в перехваченных письмах русских студентов, ставшие поводом для специального расследования. Некто А.П. писал на имя мещанки Е.Захаровой 29 сентября 1902 г. в Москву: "...Задумал я ехать за границу, главным образом с тем, чтобы разобраться в тысяче вопросов, волновавших меня в последнее время... Приехав в Париж, я ознакомился сейчас же с русской колонией и на первых порах убедился, что русская публика здесь далеко не стоит на высоте своего положения... Так называемое русское студенческое общество, представляющее собой студенческую столовую, посещалась людьми если не подозрительными, то по крайней мере незначительными. Нет здесь ни справочного бюро, все боятся друг друга, подозревают друг в друге провокаторов... Среди "студентов" здесь много таких, которые бежали от воинской повинности. Хороша публика для Парижа!" 13
Поначалу русская полиция решила пустить по этому следу французских коллег. В Префектуру Парижской полиции полетела анонимка, сработанная русскими полицейскими агентами. "В Париже существует общество, которое именуется "Русским студенческим обществом", — извещало французскую полицию это послание. — Однако, эти студенты не являются русскими, и вообще не являются студентами. Это общество состоит из русских евреев, по большей части живущими во Франции нелегально, являющихся бандитами и дезертирами, контрабандистами, анархистами, революционерами, анархистами и налетчиками..." 14.
Сигнал был услышан и парижская Префектура провела по этому вопросу отдельное расследование. Отчёты свидетельствуют, что теория "еврейского заговора" авторов анонимного письма оказалась полным блефом. Среди членов этой организации оказались не только русские евреи, но и поляки, русские, украинцы, грузины и представители других народностей, живших в Российской Империи. Кроме того, парижские флики не обнаружили ничего, что указывало бы на существование общества. Даже вывеска на входе в это помещение уведомляла посетителей в том, что они пришли в Русскую бесплатную студенческую столовую . Отсюда и возник сам предмет дальнейшего расследования. Вопрос о том, что же всё-таки организовали русские в Париже, мучал французских блюстителей порядка аж два года. То, что вместо общества обнаружилась столовая — это они ещё были в состоянии понять. Но с мыслью, что столовая бесплатная, никак согласиться не могли. Поэтому решили продолжить расследование.
Оно, впрочем, не внесло ясности, а только всё запутало. На допросах посетители русской столовой заявляли, "что за обеды в столовой они не платят, так как за всё платит общество..." 16. Об обществе же русских студентов в парижской полиции ничего не знали. Ещё в 1900 году для более эффективного контроля за деятельностью оппозиционных партий и групп во Франции был принят новый закон об общественных организациях, предписывавший их свободную деятельность на территории страны после исполнения простой формальности — регистрации их уставных документов в полиции. Естественно, никаких уставных документов русского студенческого общества во Франции зарегистрировано не было. С другой стороны, если речь идёт о столовой, то для её легального функционирования в требовалось разрешение Инспекции по гигиене и уплата соответствующих налогов, исчислявшихся от стоимости обеда. Но эта-то сумма и была тайной за семью печатями! Недоумение французских блюстителей порядка вызывал тот факт, что русские студенты даже сумели для расширения своего предприятия получить кредит в 4000 франков. Кто согласился выделить русским эти деньги также оставалось неизвестным.
На этом французское расследование временно притормозилось, прежде всего, из-за отсутствия информаторов в среде русских студентов. Инициатива перешла в руки русского Департамента полиции. Расследование было поручено Заведующему заграничной агентурой русской полиции Л.А.Ратаеву. Как сообщает автор труда по истории русского департамента полиции З.В.Перегудова, этому руководителю заграничной русской охранки для составления объективного мнения в данном вопросе удалось внедрить своего информатора в число членов общества 17.
Собранные и обобщенные Л.А.Ратаевым сведения были представлены в Департамент полиции в конце 1903 г. 18 Они рисуют следующую картину. Как таковое, русское студенческое общество возникло на базе кооперативной продовольственной лавки, организованной в центре заселённого русскими эмигрантами квартала по адресу ул. Флаттер, 10. Заведовал ею студент-юрист Василий Пигнатский. Дело пошло так успешно, что вскоре в арендуемых помещениях стало тесно, и заведение переместилось в новый дом по адресу ул. Гласери, 23. При этом как национальный, так и социальный состав пайщиков был расширен, а лавка была преобразована в столовую, сохранив при этом статус "студенческой". Заведывание хозяйством взял в свои руки студент-медик Порфирий Тютюнов. Собственно, с этого момента столовая стала мало-помалу перерастать в общество. Так, в её стенах появилась читальня, и по вечерам стали практиковаться литературные встречи и политические дискуссии. Временами устраивались концерты.
В частности, в октябре 1901 г. в стенах Русского Студенческого Общества состоялся приём в связи с открытием в Париже группой либеральных профессоров Русской Высшей Школы Общественных Наук. Присутствовавший на вечере корреспондент газеты "Русское слово" так писал об этом событии: "...Целью этого вечера было собрать средства в помощь недостаточным студентам. Цена билета составила 1 франк. Среди студентов нашлись певицы, декламаторы и пианисты. После концерта исполняли Чехова "Трагик поневоле" и "Предложение"; затем танцевали. За буфетом красовались громадный самовар и московская "изгнанница" — Смирновская 31" 19.
Кстати, именно из-за подобных вечеров, по сведениям Л.А.Ратаева, столовой вскоре вновь пришлось сменить адрес. Причиной тому была постоянная грязь, исписанные стены в подъезде дома и "беспокоящие жильцов сборища с пением революционных песен" 20. Договор аренды был расторгнут в судебном порядке, и общество переместилось по адресу ул. Бертолет, 8. Там было арендовано помещение на 6 лет с оплатой в 900 франков в год. Любопытно, что для подписания контракта с домохозяином был избран специальный комитет, возглавлял который Фёдор Сергеев, более известный в последующей российской истории под своим партийным псевдонимом Артём. В то время он числился студентом Русской Высшей Школы Общественных Наук и квартировал у известного отечественного учёного, в то время заместителя директора Пастеровского института, И.И.Мечникова. Управляющим столовой стал Абрам Соломонов С ним удалось побеседовать одному из полицейских агентов. В доверительном разговоре с провокатором, тот сообщил, что ежедневно отпускает до 400 завтраков. Эту цифру, с некоторыми оговорками, мы можем считать числом потенциальных членов русского студенческого общества. Интересно, что французская полиция со своей стороны сообщает, что "...каждый второй из членов этого общества имеет студенческий билет Русской Высшей Школы Общественных Наук. Этот документ не дает их обладателям ничего, кроме возможности арендовать койку в студенческом общежитии на два зимних месяца" 21.
В докладе Л.А.Ратаева также сообщается о собраниях в стенах общества, где читается запрещённая литература и распеваются революционные песни 22. Любопытно, что, поскольку слова революционных песен, известные в России и за границей, несколько варьировались, то для того, чтобы петь в унисон с вновь прибывшими из России единомышленниками, организаторы общества печатали листовки с единым текстом песен, который, затем, коллекционировали дотошные французские агенты из службы внешнего наблюдения, и некоторая их часть осела в архиве парижской полиции 23.
Время от времени в обществе устраивались и поэтические вечера. Так, в докладе от 22 апреля 1908 года Парижская префектура сообщает о выступлении в стенах русской столовой Веры Фигнер с циклом стихов под названием "Шлиссельбургские мотивы". На вечере присутствовало более 350 слушателей, среди которых преобладали русские революционеры. Собрание началось в 6, а закончилось в 10 часов вечера 24.
Вскоре Л.А.Ратаеву удалось прояснить и источник финансирования общества. Агентура установила, что главным спонсором выступал известный промышленник и меценат барон Ротшильд 25. И эти сведения были незамедлительно предоставлены французским властям.
В конечном итоге французские власти окончательно сформировали мнение о русском студенческом обществе как о безобидной столовой. Впрочем, его руководству было предложено выбрать один из двух вариантов: либо платить налоги как обычный французский ресторан, либо представить уставные документы своей организации и заняться легальной политической деятельностью. Французским агентам наружного наблюдения удалось в деталях установить, что в русской столовой было до 350 посадочных мест и на постоянной основе на кухне работало две женщины 26.
Студенты выбрали первый вариант и вынуждены были официально уведомить своих посетителей о цене подававшихся завтраков, обедов и ужинов. Она составила 60 — 90 сантимов за блюдо . К сказанному добавим, по воспоминаниям одного из завсегдатаев, будущего советского академика С.Г.Струмилина, что дешёвые обеды в своей столовой студенты запивали ещё более дешёвым вином — по 30 сантимов за литр . Правда, французские власти крайне скептически отнеслись к представленным ценам, а инспекция по гигиене посчитала, что "...за такие деньги можно кормить разве что бродячих собак..." 29
К 1907 г. Русское студенческое общество почти прекратило своё существование. Окончание Русско-Японской войны, Революция 1905 — 1907 гг., политическая амнистия, введение новых "Временных правил" для российских университетов уничтожили многие из причин, побуждавших русских молодых людей к эмиграции. Поэтому, как говорилось в докладе парижской полиции от 1 сентября 1908 г., "...вот уже как три месяца наблюдается массовое увольнение русских студентов из французских университетов. Они получают свидетельства о прослушанных курсах и покидают Париж в большом количестве. Этот исход привёл к закрытию известного русского ресторана и прекращению проводившихся в нём собраний..." 30.
Правда, этот процесс длился недолго, и уже в 1909 г. русские студенты стали снова частыми гостями во французских университетах. Открылись и новые студенческие столовые. Организация, которая стала правопреемницей бывшего "Русского студенческого общества" получила название "Ассоциации русских студентов" и в предвоенные годы играла определённую политическую роль в кругах русской эмиграции в Париже. Однако, это уже тема другой статьи.
Примечания
"Париж теперь является столицей русских революционеров". Русский Париж глазами парижской полиции // Источник. № 4. 2000. С.19.
Там же. С. 21.
Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф.102. О.о. 1903. Д.1075. Л.183 — 184.
Там же. С. 376
Там же. С. 18
Там же.
Там же. С. 19.
Там же.
Там же С. 20.
ГАРФ. Ф. 102. 1898. 3 Д.П. Д. 1286. Л. 51.
Международная школа Парижской выставки. М., 1900. С. 4.
Там же.
ГАРФ Ф. 102. О.о. 1903. Д. 1292. Л. 2 — 2 об.
Préfecture de Police de Paris. Service de l'Archives. BA 1708. Société des Étudiantes Russes. f. 2.
"Restaurant des etudiants russes, non paye pas".
Ibid. f. 4.
Перегудова З.В. Политический сыск России 1880 — 1917. М., 2000. С. 147.
ГАРФ. Ф. 102. О.о. 1903. Д. 1298.
"Русское слово". 28 октября 1901 г.
ГАРФ. Ф. 102. О.о. 1903. Д. 1298. Л. 6.
Préfecture de Police de Paris. Service de l'Archives. BA 1708. Société des Étudiantes Russes. f. 5.
ГАРФ. Ф. 102. О.о. 1903. Д. 1298 Л. 7.
Préfecture de Police de Paris. Service de l'Archives. Ba 196. Chansones russes révolutionnaires.
Préfecture de Police de Paris. Service de l'Archives. BA 1708. Société des Étudiantes Russes. Rapport 22.4.1908.
См. последнюю публикацию посвящённую благотворительной деятельности Ротшильдов: Бойко Ю. Барон Ротшильд и русские учреждения на Лазурном берегу // Источник. № 5. 2000. С. 12 — 16.
Préfecture de Police de Paris. Service de l'Archives. BA 1708. Société des Étudiantes Russes. Rapport 13.5.1906.
Ibid.
Струмилин С.Г. Из пережитого. М., 1957. С. 21.
Préfecture de Police de Paris. Service de l'Archives. BA 1708. Société des Étudiantes Russes. Rapport 16.4.1907.
Préfecture de Police de Paris. Service de l'Archives. BA 1708. Société des Étudiantes Russes. Rapport 1.9.1908.
|
