Е.А.Рябинин
Яркой особенностью металлического женского убора Северо-Западной и Северо-Восточной Руси X—XIII вв. являлось обилие разнообразных подвесок, многие из которых имели не только декоративное, но и определенное магическое значение. Часть таких амулетов бытовала на ограниченных территориях и была тесно связана с племенными традициями многоэтнического населения северорусских областей. Вместе с тем начало II тысячелетия н. э. ознаменовало появлением языческих подвесок, уже не имевших заметно выраженной племенной локализации и широко представленных в памятниках восточных славян и их соседей.
Академик Б. А. Рыбаков, выделивший амулеты в самостоятельный раздел древнерусской мелкой пластики, особо отметил среди них группу миниатюрных изображений предметов быта и оружия, а также определенные разновидности зооморфных украшений, связанные по преимуществу с кругом собственно славянских древностей. На основе сравнительного анализа археологического и этнографического материалов им была раскрыта семантика этих изделий, служивших символами добра, благоденствия и счастья (коньки-подвески), сытости и довольства (ложки, ковши), сохранности, целости (ключи) и т. д., определено их назначение в качестве оберегов[1]. Б. А. Рыбаков установил стандартный характер массовых разновидностей амулетов, свидетельствующий о весьма ограниченном числе мест их производства, и вместе с тем необычайно широкую область распространения таких оберегов, документирующую размах торговли языческими привесками в X—XIII вв.[2] Эти положения получили впоследствии дополнительное подтверждение и дальнейшее развитие в разработках ряда других исследователей[3].
Изучение общераспространенных форм привесок-оберегов позволяет не только осветить важные стороны восточнославянских языческих верований, но и проследить процесс взаимодействия идеологических представлений в разноэтничной среде северных областей Киевского государства, вызванный все более возраставшим культурным влиянием Руси на «иных языцей». Последнему аспекту этой проблемы и посвящена настоящая работа.
Самую массовую серию привесок-оберегов XI—XIII вв. составляют пластинчатые изображения животных, обычно украшенные кружковой (солярной) орнаментацией; в литературе они известны под названием «коньки-подвески» (рис. 1, 10б). В общей сложности насчитывается 147 стандартных изделий этого типа, 104 из которых найдено на территории Руси[4]. Основная их часть встречена в погребениях сельского населения, но пластинчатые коньки составляют наиболее представительную разновидность зооморфных украшений, происходящих из городских центров. Ареал амулетов охватывает Смоленскую, Полоцкую, Новгородскую, Ростово-Суздальскую земли и юго-восточную Прибалтику, а отдельные их образцы зафиксированы даже на севере Скандинавии и в древней Перми (рис. 2). На территории древней Руси наибольшая концентрация находок наблюдается в верховьях Днепра, Западной Двины и Волги, с явным их тяготением к Смоленскому Поднепровью. Очевидно, как это и предполагал Б. А. Рыбаков, именно на Смоленщине находились основные центры изготовления коньков-подвесок, снабжавшие своей продукцией население всей Северо-Западной и Северо-Восточной Руси[5].
Рис. 1. Языческие привески-амулеты 1—Саки, курган 55; 2 — Бочарово, курган 8; 3 — Новоселки, курган 2; 4 — Грозпвица. курган 1; 5 — Исакове, курган 443; 6, 7 — погребения ливов; S — Бочарово, курган 5; 9 — Низинка, случайная находка; 10 — Смяличи, курган 1; 11 — Бочарово, курган 21; 12 — Приедес, курган 14; 13 — Цесисский район ЛатвССР, случайная находка; 14 — Колчино, курган 58; 15 — Лашковицы, курган 38; 16 — городище Лыхавере; П — Кузнецы и Чалых, курган 1; IS — Коханы, курган 11; 19 — Беседа, курган 145
Рис. 2. Распространение языческих, привесок-амулетов I — пластинчатые коньки; II — привески в виде ложек и ковшиков (а — 1 экз.; б — ! в — свыше 3 экз.)
Вместе с тем имеющиеся данные свидетельствуют о наличии еще одного очага производства таких амулетов, располагавшегося в нижнем течении Западной Двины (возможно, таким центром было городище Даугмале). По некоторым крайне незначительным особенностям даугавской серии изделий можно заключить, что район преимущественного сбыта последних охватывал земли древнелатышских племен и ливов; кроме того, отдельные их образцы проникали в Полоцкую и Новгородскую земли. Устанавливается и обратное направление связей, выражающееся в появлении типично смоленских отливок коньков в памятниках юго-восточной Прибалтики.
Вторую по численности группу амулетов составляют миниатюрные подвески в виде ложек и аналогичных им по семантике изображений ковшиков (рис. 1, 4—8, 18 а, 18 г, 19б). На территории Руси найдено не менее 75 привесок-ложек, изготовленных из бронзы (в единичных случаях — из низкопробного серебра), а также 10 литых бронзовых ковшиков. В отличие от коньков амулеты в виде предметов быта более разнообразны по характеру исполнения, хотя и среди них можно выделить довольно крупные стандартные серии находок. В целом же типологическое сходство всех рассматриваемых изделий (за исключением оригинальной привески-ложечки из Кветунского курганного могильника, ручка которой оформлена в виде антропоморфной фигурки)[6] представляется очевидным. Можно с уверенностью утверждать также, что они едины и по своему происхождению.В XI—XII вв. аналогичные изделия проникают на север Восточной Европы, в области, еще занятые в основном финно-угорским населением. Здесь они органично вошли в металлический убор местного женского костюма, характеризующийся обилием разнообразных, в том числе и зооморфных, подвесок. Не вызывает сомнения, что широкая популярность коньков-оберегов в разноэтничной среде обусловлена той важной ролью, которую играл образ «солнечного коня» в восточнославянских, балтских и финно-угорских идеологических представлениях, обеспечивший и сходное понимание семантики самых амулетов. Однако в районах обитания чудских группировок, переживавших в рассматриваемый период расцвет собственной культовой пластики, продукция древнерусских мастеров не могла вытеснить местные формы коньковых украшений, послужив лишь заметным добавлением к последним.
Область распространения амулетов-ложек на древнерусских территориях полностью совпадает с ареалом коньковых подвесок, их наибольшая концентрация также фиксируется в междуречье Днепра, Западной Двины и Волги. Находки немногочисленных привесок-ковшиков локализованы преимущественно в этом последнем районе. Вместе с тем в юго-восточной Прибалтике рассматриваемая группа оберегов не получила распространения, а появление там единичных привесок в виде ложек и ковшей связано с проникновением на запад изделий древнерусских ремесленников.
Подавляющая часть таких находок происходит из погребений сельского населения Руси XI—XII вв. Лишь изредка они встречаются в северных городских центрах (Новгород, Серенск, Рязань). Можно согласиться с высказанным в литературе мнением об изготовлении амулетов в виде предметов быта сельскими ювелирами Смоленской земли[7]. Последнее не исключает, однако, производства оберегов на широкий внешний рынок.
Это заключение подтверждается изучением распространения стандартных серий изделий, изготовленных по единой модели. Так, полностью совпадающие по форме ложечки, ручки которых покрыты рельефным узором, встречены в Смоленском Поднепровье (Колчпно, курган 41; Саки, курган 55)[8], на северо-западе Новгородской земли (Калихнов-щииа, курган 348)[9], в Суздальской земле (Исакове, курган 443)[10] и в бассейне р. Мологи (курган у с. Борисовское)[11]. Их территориальная разбросанность достаточно наглядно иллюстрирует размах торговли славянскими амулетами, производившимися мастерами Поднепровья.
Массовые формы привесок-амулетов образуют устойчивые наборы украшений в женских захоронениях: из 55 документированных погребальных комплексов с миниатюрными ложечками и ковшами свыше половины (30 захоронений) содержали и пластинчатые коньки распространенного типа. Наблюдается также их устойчивая корреляция с бубенчиками, привесками из клыков животных
Рис. 3. Распространение языческих амулетов и арочных держателей привесок а — арочные держатели привесок; б — миниатюрные гребни славянского типа и ареал их находок; е — ножевидные привески; г — привески-ключи
К языческим привескам-оберегам относится группа миниатюрных бронзовых гребней, украшенных двумя стилизованными головками коней, смотрящими в разные стороны. Костяные и бронзовые подвески-гребни с изображениями парных конских голов широко известны и в финно-угорской среде, но они имеют заметные отличия от славянских амулетов[12], представленных несколькими вариантами одного и того же типа (рис. 1, 2, 3, 11а). На территории Руси обнаружено не менее 16 экз. гребней, происходящих из девяти сельских кладбищ и одного городского центра — Серенска (рис. 3). В 7 из 12 погребений они найдены совместно с коньками-подвесками. Не вызывает сомнения, что миниатюрные привески-гребни по своему происхождению связаны именно с той культурной средой, мастера-ювелиры которой наладили производство общераспространенных форм амулетов. Поэтому особенно интересным представляется устанавливаемый на основе картографического анализа довольно ограниченный ареал зооморфных гребней в полосе между Верхним Поднепровьем, р. Угрой и р. Москвой. Эта зона, очерченная находками локальной разновидности оберегов, не рассчитанных на широкий внешний сбыт, и должна в основном соответствовать территории формирования славянских привесок.
Значительно более сложным представляется вопрос о происхождении ряда других амулетов, происходящих из ограниченного числа восточнославянских памятников и вместе с тем обнаруживающих определенное сходство с изделиями аналогичного характера из областей балто-финно-угорского расселения (ключи, ножевидные и прорезные птицевидные подвески).
В землях, плотно освоенных в XI—XII вв. славянскими племенами, находки бронзовых привесок-ключей весьма немногочисленны. Они обнаружены в Верхнем Поднепровье (Харлапово, курган 11; Смяличи, курган I (LXIV), в бассейне Верхней Оки (Серенск), окрестностях Торопца (Низинка) и на Верхней Волге (Хрипелево, курган 2; Воздвиженье, курган 3). В целом эта территория совпадает с зоной преимущественного распространения древнерусских амулетов. Более того, обнаруживается и их постоянная встречаемость с последними в курганных захоронениях. Однако какого-либо стандартного, серийного образца привесок-ключей здесь выработано не было, фактически каждое изделие является продукцией индивидуального творчества (рис. 1, 9, 10 г, 18 д). Таким же разнообразием отличаются амулеты в виде бронзовых ключей, неоднократно встреченные в памятниках ливов, древнелатышских и литовских племен, в каменных могилах ятвягов Понеманья.
Иная картина наблюдается на северной периферии Древнерусского государства, в юго-восточном Приладожье, где в XI—XII вв. еще продолжала сохраняться яркая и самобытная культура местного финно-угорского населения. Во второй половине XI — начале XII в. здесь получила распространение однотипная и лишь в некоторых случаях проявляющая незначительные различия форма бронзовых ключей-амулетов, характеризующаяся наличием прямоугольной бородки с крестообразной прорезью и петлевидной головки (рис. 3,17). 23 таких подвески обнаружены в курганах Приладожья, три — на северо-восточном побережье Онежского озера (Челмужи, курган 5), по одной — в бассейне Северной Двины (грунтовый могильник Корбала) и в отмеченном выше курганном захоронении у с. Воздвиженье в Ярославском Поволжье.
Финно-угорская принадлежность подавляющей части комплексов с «приладожской» формой ключей-подвесок не вызывает сомнений. Она подтверждается и характером погребального обряда и общим набором курганного инвентаря, и, наконец, самим ареалом этой явно местной, не имеющей прямых аналогий в славянском и прибалтийском материале серии изделий. Тем более интересным представляется отчетливо выявляемая связь таких находок с идеологическими традициями восточных славян.
Прежде всего обращает на себя внимание частая встречаемость привесок-ключей в тех немногочисленных комплексах Приладожья, которые содержали другие разновидности амулетов — пластинчатые коньки и ложечки. Из 15 документированных погребений с бронзовыми ключами в семи были найдены славянские обереги, причем дважды они составляли наборы из указанных форм подвесок. Это наблюдение может быть дополнено еще одним интересным фактом. Отмечая широкое распространение на севере Руси украшений с языческой символикой, Б. А. Рыбаков писал: «С юга, как бы в противовес этой языческой стихии, двигались массы вещей христианского культа — многочисленные образки, тельники, крестики и т. д.»[13]. В Приладожье такие находки единичны и представлены лишь восемью экземплярами крестиков[14]. Но, как выясняется, пять из них встречены в комплексах с привесками-ключами (причем в трех случаях — совместно с привесками-коньками и ложечками).
Все вышесказанное убеждает в том, что формирование серийной формы языческих амулетов в финно-угорской среде юго-восточного Приладожья было обусловлено южным импульсом и происходило под прямым воздействием восточнославянских идеологических и культурных традиций. Очевидно, здесь имелись благоприятные условия для быстрого усвоения чужеродных по происхождению элементов, приобретших вторую жизнь в новых условиях.
Еще одну группу языческих оберегов составляют миниатюрные воспроизведения ножей или ножен (так называемые ножевидные подвески) (рис. 1, 10а, 12—16, 18в, 19а). В литературе они рассматриваются, как правило, суммарно, без дифференцированного анализа. В действительности же вся масса изделий, относимых к числу ножевидных привесок, четко подразделяется по функциональному назначению на две группы. Первая группа включает полые литые имитации ножен, использовавшиеся, по-видимому, в качестве игольников. Такие вертикальные игольники имели прибалтийско-финское происхождение и были распространены в XII —начале XIII в. на северо-западе Новгородской земли, в Приладожье и Костромском Поволжье[15].
Для нашего исследования наибольший интерес представляет группа ножевидных подвесок из бронзы или кости, лишенных внутреннего канала и вследствие этого имевших лишь символическое значение. Именно такие амулеты и встречаются в собственно славянских памятниках.
На территории древней Руси выделяются два района с находками ножевидных оберегов XI —начала XIII в. Один из них локализуется в Верхнем Поднепровье, где обнаружено три бронзовых (Смяличи. кург. 1 (LXIV); Харлапово, курганы 17 и 31) и одна костяная (Кол-чино, кург. 56) подвески. Второй район включает северо-запад Новгородской земли и характеризуется преобладанием костяных амулетов (Прологи, курган 44; Калитино, курганы 37 и 50; Выра, курган 22, Лаш-ковпцы, курган 38); бронзовые имитации ножен встречены только в могильниках у д. Беседа (курган 145) и Пежовицы (группа А, курган 8). За пределами Руси данная разновидность амулетов широко представлена в средневековых, преимущественно финно-угорских (древнеэстонских и ливских) памятниках Прибалтики; в последних выявляются и ближайшие аналогии древнерусским находкам. Малочисленность рассматриваемых изделий в славянских землях при их очевидной популярности у иноязычных группировок, казалось бы, свидетельствует о случайном, заносном характере таких амулетов, об отсутствии их связи с древнерусским язычеством. Такое заключение, однако, не соответствует действительности.
Академиком Б. А. Рыбаковым было отмечено, что в погребениях славян встречаются не только отдельные обереги, но и «целые комплекты амулетов, надетых на одну основу»[16]. При создании целостных наборов мастера, несомненно, исходили из ясного понимания символики языческих подвесок и отражения в последних присущих именно их среде идеологических представлений. В состав комплектов амулетов входили как распространенные у славян привески, так и изделия, не имеющие четкого этнокультурного «паспорта». Поэтому особенно важно установить, в каком именно регионе могли сложиться условия для соединения разнотипных оберегов в единую систему языческой символики.
Изучение комплектов амулетов показывает, что последние всегда крепились к держателям выработанной арочной формы, представленной двумя вариантами (рис. 1, 10, 11, 18, 19). Примечателен ареал таких держателей (независимо от наличия или отсутствия привесок к ним). Он охватывает преимущественно зону плотного славянского расселения и в целом совпадает с территорией распространения ведущих форм оберегов[17]. Не вызывает сомнения, что рассматриваемая литая основа для языческих украшений была выработана в славянской среде и использовалась при компоновке амулетов русскими мастерами.
Однако составные элементы древнерусской языческой пластики оказываются явно неоднородными по происхождению. Наряду с амулетами, возникшими в славянской среде и получившими в ней наибольшую популярность, выделяются обереги, в большей степени связанные с балто-финно-угорским миром. К ним, по-видимому, относятся не только ноже-видные подвески, но и привески-ключи, и прорезные птицевидные фигурки, неоднократно встреченные в комплектах славянских амулетов; последние типологически соотносятся с серийными зооморфными украшениями прибалтийско-финских племен, несмотря на определенную их переработку древнерусскими ювелирами[18] (рис. 1, 116, 186). Что касается единичных привесок в виде рыб, крепившихся к арочным держателям, то такие изделия явно являются продукцией славянского ремесленного производства (рис. 1, 10в).
Признавая наличие в составе древнерусских амулетов некоторых форм, особенно характерных для соседних народов, следует иметь в виду, что устанавливаемый культурный обмен имел двусторонний характер. Очевидно, под славянским воздействием было налажено местное производство коньков-подвесок в Прибалтике, импульс с юга привел к созданию чудским населением Приладожья собственной разновидности ключей-амулетов. Этот процесс не ограничивался заимствованием или передачей материальных элементов язычества, он неминуемо должен был сказаться и в сближении идеологических представлений разноэтнических группировок.
Список литературы
[1] Рыбаков Б. А. Сбыт продукции городских ремесленников в X—XIII вв. // Учен. зап. МГУ. 1946. Вып. 93. С. 94, 95; Он же. Ремесло древней Руси. М.. 1948. С. 458.
[2] Рыбаков Б. А. Сбыт продукции городских ремесленников в X—XIII вв. // Учен. зап. МГУ. 1946. Вып. 93. С. 94, 95; Он же. Ремесло древней Руси. М.. 1948. С. 458.
[3] Журжалина II. П. Датировка древнерусских привесок-амулетов // СА. 1961. № 2. С. 122-140; Успенская А. В. Нагрудные и поясные привески // Тр. ГИМ. М., 1967. Вып. 43. С. 88—99: Седов В. В. Амулеты-коньки из древнерусских курганов // Славяне и Гусь. М., 1968. С. 151-157.
[4] См.: Рябинин Е. А. Зооморфные украшения древней Руси X-XIV вв. // САИ. 1981. Вып. Е1-60. С. 28-31.
[5] См.: Рыбаков Б. А. Ремесло древней Руси. С. 458.
[6] Падин В. Л. Материалы из раскопок Кветунских курганов X—XIII вв. // СА. 1958. Nr. 2. С. 222, рис. 4.
[7] Успенская А. В. Нагрудные и поясные привески. С. 97, 98.
[8] ГИМ. III археол. отд. Инв. 42215; Гос. Эрмитаж. ОИПК. Инв. 812/559.
[9] Спицын А. А. Курганы Гдовского уезда в раскопках В. Н. Глазова // MAP. СПб., 1903. .Nr. 29. С. 105, табл. XXI, 3.
[10] Спицын А. А. Владимирские курганы // ИАК. СПб., 1905. Вып. 15. С. 157, рис. 400.
[11] Сведения автора раскопок И. Г. Портнягина (раскопки 1973 г.).
[12] Голубева Л. А. Зооморфные украшения финно-угров // САИ. 1979. Вып. Е1-59. С. 61, рис. 22. 4.
[13] Рыбаков Б. А. Сбыт продукции... С. 95.
[14] Кочкуркина С. И. Юго-восточное Приладожье в X-XIII вв. Л. 1973. С. 33.
[15] О подвесках этой группы см.: Голубева Л. А. Игольники восточноевропейского Севера X-XIV вв. // Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978. С. 200-202, рис. 1, 2, 4.
[16] Рыбаков Б. А. Прикладное искусство и скульптура. С. 400.
[17] Арочные держатели найдены в Киевской (Киев, Ковали), Смоленской (Харлапо-во, Бочарово, Коханы), Брянской (Смяличи), Калужской (Серенск), Московской (Иславское, бывш. Серафимо-Знаменский скит), Калининской (Низинка, городище Никола-Рожок), Ярославской (Кирьяново), Псковской (Забредняжье), Новгородской (Удрай) и Ленинградской (Беседа и депаспортизованный экземпляр из раскопок Л. К. Ивановского на Ижорском плато) областях. За пределами Руси аналогичная находка встречена в ливском могильнике Мартыньсала.
[18] Рябинин Е. А. Зооморфные украшения... С. 17, 18, 100, 101. Табл. III, 5; IV, С
|
