А.А. Скакун
Представление о XVII веке как особом периоде в истории западноевропейской культуры прочно утвердилось в современной науке. Историки, философы, литературоведы, искусствоведы, культурологи говорят о переходном характере семнадцатого столетия, основываясь при этом на безусловных фактах, подтверждающих эпохальное значение культурных и научно-технических революций того времени. Колоссальные достижения философской мысли, стремительное развитие литературы, музыки, живописи, архитектуры, декоративно-прикладного искусства, важнейшие открытия и изобретения в области математики, физики, астрономии, химии, биологии позволяют говорить о некоем глобальном прорыве, своеобразной гуманитарной революции в истории человеческой цивилизации, которая тем самым не только поднялась на более высокую ступень в своем развитии, но и вступила на качественно иной путь эволюции.
Однако «рубежность» и «переходность» XVII века, на наш взгляд, определяется отнюдь не простой механической суммой всех составляющих его славу открытий и достижений человеческого разума, а способностью являться одновременно и аккумулятором идей предшествующих эпох, сохраняющим началом, и генератором принципиально новой идеологии, производящей основой. Этический и эстетический опыт эпохи Возрождения был учтен и переосмыслен зачинателями искусства барокко и классицизма. Известная склонность барокко к теоцентризму была не возвратом в средневековье и не отторжением ренессансного антропоцентризма с его идеей безграничного всемогущества человека, а последовательной трансформацией этого антропоцентризма, логическим следствием того мировоззренческого кризиса, который был характерен для этапа Позднего Возрождения. В свою очередь, классицистический рационализм является по своей сути идеологическим продолжением и развитием многих гуманистических традиций, новой (по сравнению с «рациональным иррационализмом» барокко) версией человеческого самоопределения: человек уже не всесилен, но вместе с тем и не беспомощен перед лицом судьбы и Всевышнего; он обладает свободой воли и правом нравственного выбора, но должен всегда подчиняться (причем - совершенно добровольно) интересам и потребностям государства. Зарождающаяся в конце семнадцатого столетия просветительская идеология также учитывает опыт предшествующих художественно-эстетических систем - ренессансной, барочной, классицистической, зачастую образуя при этом весьма причудливые сочетания разнородных на первый взгляд элементов.
Стержневая для искусства и культуры XVII века идея внутренней преемственности и диалогичности породила его феноменальную многоликость и терпимость в отношениях между представителями «конкурирующих» направлений. Нередко произведения литературы, живописи, архитектуры того времени органично сочетали в себе стилистические признаки Ренессанса, барокко и классицизма, не поддаваясь, с точки зрения современной науки, однозначной искусствоведческой атрибуции. Крупнейшие адепты и даже протагонисты рационализма и эмпиризма, деизма и теизма не только принимали активное участие во всевозможных полемиках и дискуссиях, но могли также состоять в дружеской переписке и поддерживать теплые взаимоотношения. В аристократических и полубуржуазных салонах регулярно встречались философы, литераторы, художники, архитекторы, композиторы, музыканты и примкнувшие к ним обыватели и дилетанты, причем ни у одного из присутствующих на подобных светских вечерах не возникало ощущения дискретности происходящего. Значительная идеологическая толерантность и полифоничность XVII столетия во многом способствовали зарождению феномена просветительского энциклопедизма, принципиально иного по своей философской подоплеке и установкам, нежели энциклопедизм итальянских и французских гуманистов Высокого Возрождения.
Семнадцатый век давно и совершенно обоснованно считается рубежом двух глобальных исторических эпох - средневековья и Нового времени. Изменение общественно-политических условий, стремительное развитие наук и искусств, технический прогресс в конечном счете приводят к значительной трансформации картины мира, смене мировоззрения у жителей государств Западной Европы. Средневековая социальная иерархия, жестко регламентировавшая положение человека в обществе, постепенно разрушается, уступая место новым социально-экономическим формациям. В этом контексте соглашательская политика многих деятелей Фронды была вполне логична и последовательна, а итоговое поражение фрондеров было объективно предопределено заранее - самим ходом исторического процесса. Новое время диктовало иные законы и условия, и подчинение этим законам было необходимым и неизбежным.
Склонность XVII века к разноуровневому синтезу позволяет рассматривать его как альфу и омегу (а точнее - омегу и альфу) истории западноевропейской культуры. С одной стороны, он подводит итоги культурного развития Европы на протяжении тысячелетия, а с другой стороны - устанавливает или, во всяком случае, пытается установить новые образцы и ориентиры, которые могли бы послужить основой искусства будущего. Даже пресловутые эсхатологические настроения, весьма характерные для представителей барокко, отнюдь не являются свидетельством их мнимого неверия в завтрашний день: это последствия их глубокого разочарования в земной, бренной жизни, то есть в сегодняшнем дне (впрочем, известная антитетичность и противоречивость искусства барокко доходила иногда до такой степени, что, теоретически отрицая значимость тленных ценностей сегодняшнего дня, последователи этой художественно-эстетической системы в своей земной жизни отнюдь не избегали славы, высокого социального положения, вина, женщин и т.п.).
Идеологические и художественные завоевания семнадцатого столетия были адекватно восприняты и усвоены в следующем, восемнадцатом веке. Западноевропейское искусство Просвещения и рококо планомерно развивало эстетические линии классицизма и барокко, по-новому осмысляя, по сути дела, те же самые мировоззренческие и художественные проблемы. В свою очередь, представители сентиментализма также учитывали опыт своих прямых предшественников, а романтики, известные своей оппозиционностью по отношению ко всему классицистическому, в то же время с глубочайшим пиететом относились к художественному наследию XVII века - века реформ и открытий.
|
