Реферат на тему
Н.И. Костомаров об обычаях
русского народа
Н.И.Костомаров — историк русского народа
Среди титанов российской исторической мысли XIX в., рядом с Н. М. Карамзиным, С. М. Соловьевым, В. О. Ключевским, занимает видное место Николай Иванович Костомаров (псевдонимы — Иеремия Галка, Иван Богучаров). Творчество русско-украинского ученого историка и археографа, фольклориста и этнографа, поэта и просветителя оказало большое влияние на духовное развитие современников и долго еще будет жить в памяти благодарных потомков.
Большую роль в пробуждении и развитии у Н. И. Костомарова интереса к жизни и историческому прошлому народа, преимущественно в сфере фольклористики и этнографии, сыграло его личное знакомство с Г. Ф. Квиткой, И. И. Срезневским, А. Л. Метлинским, А. О. Корсуном и другими известными литераторами и учеными, а также его ознакомление с их творчеством и историческими думами, народными сказками и пересказами. Как поэт-романтик Н. И. Костомаров соединил в своем творчестве “исторические и легендарные мотивы, внес в перепевы из украинского фольклора, конкретные черты исторического прошлого” [2, 12]. Вообще, характеризуя Н. И. Костомаров, уместно отметить, что он любил слушать музыкальные произведения Л. Ван Бетховена, Ф. Шуберта, Ф. Листа, ему очень нравилась музыка М.И. Глинки, Н.И. Лысенко, он читал наизусть на языке подлинника стихи И. Гете, “Божественную комедию” Данте, не говоря уже о произведениях русских авторов и родного творчества, которые ученый знал превосходно: ему, например, не составляло труда прочесть по памяти былину “Садко”.
Основной задачей общества Н.И. Костомаров считал “распространение идей славянской взаимности как путями воспитания, так и путями литературными” [4, 178]. Таким образом, еще до возникновения Кирилло-Мефодиевсого общества Н. И. Костомаров придерживался умеренных взглядов и видел главную цель прежде всего в распространении идеи единения славянских народов. В условиях николаевской реакции пропаганда идеи освобождения имела большое общественно-политическое значение.
Основное требование Н. И. Костомарова к историку состояло в том, чтобы его труды имели целью “строгую, неумолимую истину” и не потакали застарелым предубеждениям национального чванства[4, 62]. Относительно замечаний в его адрес о свободном обращении с источниками и сочинительстве истории, то именно в этом ученый видел призвание историка, ибо “сочинять” историю, по его понятию, значит “уразумевать” смысл событий, давать им разумную связь и стройный вид, не ограничиваясь переписыванием документов. Очертить в немногих главах, представить в сжатом виде исторические явления можно только тогда, считал он, когда мы изучили их подробности, когда мы владеем “большим запасом фактов” [2,132]. Н. И. Костомаров признавал поступательное развитие человеческого общества и отрицательно относился к мнению о возможности поворота вспять хода исторической жизни. Но при этом ученый глубоко ошибался, с утверждая, что дело истории — исследовать причины частных явлений, а не причину причин. Он также отвергал теорию, согласно которой следует признавать в истории лучшим все, что случилось позже, но то, что уже свершилось, считал необходимым рассматривать, “как совершенное” [2, 130]. Отсюда, не обольщаясь отменой крепостного права в России, Н. И. Костомаров все же усматривал в этом событии новые зачатки в ее истории. Следовательно, костомаровская схема истории России построенная на теории борьбы двух начал (удельно-вечевого и единодержавного), не исключала своего продолжения.
Основной костомаровской концепцией истории являлось признание у всех народов “федеративных начал”, из которых должна была сложиться федерация. Поэтому он придавал большое значение изучению “удельно-вечевого мира” и видел в этом “важнейшую подмогу для уразумения настоящего”, более того — для “практических целей и в настоящем, и в будущем” [5, 201].
В 1860 году Н.И. Костомаров публикует в ”Санкт-Петербургских ведомостях” новое сочинение ”Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях”. Есть основания полагать, что написать его автор решил не только потому, что ”не находил сочинения, где бы в целом изображении была представлена жизнь нашего народа” [Очрки, 108], но и потому, что выходившие отдельными статьями в ”Отечественных записках” части будущей книги И.Е. Забелина ”Домашний быт русских царей” в начале 50-х годов вызывали у Костомарова желание создать альтернативный труд в соответствии со своим пониманием истории, как истории народа. Полемичность этого сочинения отразилась даже в заголовке: ”Вы, представители государственной школы, интересуетесь бытом царей, я — бытом народа” [Очерки, 108].
В этой своей работе Н.И. Костомаров подробно и доступным языком рассказывает о значительных и мелочах чертах обыденной жизни представителей широких народных масс — по его выражению ”о нашей старой домашней жизни”.
Н.И. Костомаров об обычаях русского народа
Начинает свой очерк Костомаров с рассказов о том, где и как жили наши предки. ”Жилые местности в старой России были: город, пригород, посад, слобода, погост, село, сельцо, деревня, починок” [Очерк, 112]. Он объясняет характерны отличия каждого из этих населенных пунктов, происхождение их названий. Он пишет о том, что возведение \городов и поселков было вызвано расширением пределов русского мира. Города заводились раньше, чем поселения; в местах незаселенных, чтоб дать возможность жителям существовать на новоселье, надобно было приготовить для них обороны — возвести ограду
, т.е. город. В Сибири каждый шаг подчинения земель власти государя сопровождался постройкою городов и острогов. Повсюду в XVI и XVII веках постройка городов была одной из первых забот правительства и городовое дело — важнейшей из повинностей всего народа.
Во внутренностях каменных, земляных и деревянных оград, называемым общим именем городов, стояли казенные здания. Там была приказная изба, где сосредотачивалось управление города, посада или всего уезда; перед сенями приказной избы ставили пушку. Радом находился воеводинский двор, затем следовали дворы священников, церковь. Далее был казенный погреб для хранения зелейной казны (т.е. пороху), пушечный амбар, где хранились свинец в свиньях, пули, ядра и оружие. Для этих хранилищ здания делались земляные или каменные. В городе находилась государева житница, откуда раздавались служилым хлебные запасы или хлебное царское жалованье. В городе была тюрьма, избы служилых стрельцов, пушкарей, затинщиков. Наконец, в городе были дворы разных частных лиц, особенно дворян и детей боярских, имевших свои поместья в уезде. Эти дворы строились на случай опасности, когда придется прятаться в осаду от неприятеля. В обыкновенное мирное время хозяева таких дворов там не жили, а оставляли дворников из бобылей, которые занимались каким-нибудь ремеслом или промыслом и тем содержались, и вместе с тем управляли дворами за право жить в них. Сверх этих частных осадных дворов были еще казенные осадные дворы, построенные для простонародия на случай военного времени. Избы эти были столь просторны, что в них по нужде помещалось до двухсот человек, и жители подвергались там всевозможнейшим неудобствам, какие могут происходить от тесноты; от этого нередко жители предпочитали скитаться по лесам, подвергаясь опасности попасться под татарский аркан, чем идти в осаду.
Посады обыкновенно располагались при городах и часто укреплялись острогами или осыпями; но в местах, где отдаленность от границы не представляла опасности. Посады были без городов. Жители посада — торговцы, ремесленники и промышленники, обязанные различными налогами и повинностями правительству, назывались тяглыми. Кроме тяглых дворов были в тех посадах дворы не тяглые, или белые, не подлежавшие тем повинностям, какие налагались на тяглых. То были дворы священнослужителей, дворы церковные, дворы дворян и детей боярских.
Строиться улицами было издавна обычаем у русских. В посадах улицы носили название по именам церквей, построенных на них; иногда же по занятиям тех, которые на них жили, например, калачная, ямская, кабацкая; иногда по каким–нибудь собственным именам. Вообще улицы были широки и довольно прямы, но очень грязные. Только в Москве и в больших городах было что-то похожее на мостовую. Хотя в Москве существовал особый класс служителей, называемых метельщиками, обязанных мести и чистить улицы, однако в переулках столицы валялась падаль и во многих местах господствовала невыносимая вонь.
Главным украшением посадов были церкви. В посадах, даже в немноголюдных, находилось множество церквей, несоразмерное с населением. В Белозерске, где всех душ в 1674 году считалось только 960, было 19 церквей и из них одна каменная соборная. В старые времена каждый зажиточный человек строил церковь, содержал в ней попа и молился в ней с семьею.
Посады были немноголюдны. Кроме того, при беспрерывных, неотвратимых бедствиях, побуждавших народ к шатанию, было невозможно, чтобы в посадах заботились о красоте и прочности постройки зданий; притом пожары были самое повсеместное и повседневное явление. Несмотря, однако, на частые беды от огня, меры против него были вялы и преимущественно только предохранительные. Когда вспыхивал пожар, се действия против него ограничивались тем, что старались ломать строения, стоявшие близ горящих зданий.
Жители земледельческих жилых местностей назывались крестьянами, и для обозначения, к какого рода владениям они приписывались, прибавлялось прилагательное: монастырские крестьяне, владычные, дворцовые, помещиковы или вотчинниковы. В крестьянском дворе обыкновенно жил хозяин не только с семьею, состоящей из детей, братьев и племянников и разделявшеюся на две, на три и четыре семьи с общим достоянием, но часто с несколькими посторонними семьями работников или подсоседников, которые не имели своего угла, жили по найму и в отношении юридическом и административном вместе с хозяйскою семьею составляли одну единицу.
Вообще сельское народонаселение, как и посадское, было скудно и бедно. Частые войны и моры истребляли его. При Михайле Федоровиче вся страна на юге от Москвы была сожжена и представляла голую степь.
Недостаток прочной оседлости не допускал жителей прилагать стараний о сборе запасов продовольствия на случай скудных лет. Это препятствовало увеличению народонаселения и мешало его благосостоянию. Многие известия старых времен указывают на повсеместные пустые дворы, которых обитатели или вымерли, или побиты, или разбежались. Один англичанин, посещавший
Россию в конце царствования Алексея Михайловича, говорил, что на пространстве пятисот верст едва можно было встретить десять женщин и одного мужчину.
Большинство зданий в России в то время было деревянными; в Москве в XVI веке едва ли можно было насчитать одну восьмую каменных, и те преимущественно были кладовыми, а не жильем. При Михаиле Федоровиче появилась мода на каменные дома, а по смерти Царя Алексея в 1681 году приказано было в Кремле, в Китай-городе и Белом городе строить исключительно одни каменные строения.
Форма домов была четырехугольная. Начиная от царских до зажиточных посадских способ расположения жилых строений был в главных своих чертах одинаков в Русской земле. У царей для каждого члена семейства строили особые хоромы даже тогда, когда эти новые хозяева не выходили еще из детского возраста. Точно так же и у зажиточного крестьянина для братьев, сыновей и племянников хозяина строились избы, соединенные между собой; иногда две или три избы под одной кровлею соединялись между собой сенями, иногда несколько изб связывались переходами.
Такой своеобразный способ постройки как будто выражал сочетание родового единства с личною и семейною отдельностью, и двор русского зажиточного человека напоминал собою древнюю удельную Русь, где каждая земля стремилась к самобытности и все вместе не теряли между собою связи.
У простолюдинов избы были черные, т.е. без труб; дым выходил в маленькое волоковое окошко; при собственно так называемых избах были пристройки, называемые комнатами. В таком пространстве жил бедный русский мужик, со своими курами, свиньями, гусями и телками, .посреди невыносимой вони. Печь служила логовищем целому семейству, а от печи по верху под потолок приделывались полати. К избам приделывались разные пристенки и прирубки. У зажиточных крестьян, кроме изб, были горницы на подклети с комнатами, т.е. двухэтажные домики. Окна в домах часто были малы — для сохранения тепла. В богатых домах изнутри окна заслонялись втулками, обвитыми красной материей, а с наружной стороны — железными ставнями. Вместо стекол употребляли чаще слюду.
Главное украшение домов составляли образа: не было в доме покоя, где бы их не висело несколько; их ставили не только в жилых покоях, но и в сенях, лавках и амбарах. Образа ставились в переднем углу покоя, и этот угол задергивался занавесом, называемый застенок.
Вообще в домашнем устройстве заметен был у русских обычай укрывать и покрывать. В порядочном доме полы были покрыты коврами, у менее зажиточных — рогожами и войлоками. Обивались тканью стены и лавки.
Старинное благочестие запрещало вешать в домах зеркала, стенные картины и эстампы, но с конца XVII века они стали постепенно входить в домашний обиход, сначала царя, потом знатных лиц.
Кроватью в старину служила прикрепленная к стене скамья, или лавка, к которой прикрепляли другу лавку. Постель состояла из перины, изголовья и подушек. У людей средственного состояния обычною постелью служили войлоки, а бедные спали на печах, постлавши под головы собственное платье, или же на голых лавках. Детские колыбели делались висящие, а внутри них всегда привешивались иконы и крестики.
Освещение в домах было свечами восковыми и сальными. Ночью, чтобы иметь огонь, держались ночники. У простых поселян избы освещались лучинами.
Для умывания употреблялись рукомойники и лохани; у богатых людей они были серебренные и позолачивались, у людей попроще — медные или оловянные.
Столовая посуда носила общее название судков. За столом жидка пища разливалась в мисы — металлические или деревянные. Твердые кушанья приносились на блюдах. Вилки были двузубые, но не всегда употреблялись. Салфетками не пользовались совсем: обтирали руки полотенцем или краем скатерти.
Старинная русская одежда представляет с первого вида большую сложность и разнообразие. А вообще одежда была одинаковой по покрою как у царей, так и у крестьян, носила одни и те же названия и отличалась только степенью убранства.
Обувь простого народа была: лапти из древесной коры. Обувь людей с достатком составляли сапоги, чеботы и башмаки. Женская обувь была почти та же, что и у мужчин. Рубахи у простонародья были холщовые, у знатных и богатых — шелковые. Русские любили красные рубахи и считали их нарядным бельем. Русские штаны или порты шились без разрезов, с узлом, так что посредством его можно было делать их шире и уже. На рубаху и штаны надевались три одежды, одна на другую. Исподняя была домашняя, в которой сидели дома; если же нужно было идти в гости или принимать гостей, то поверх нее надевалась другая; третья была накидная для выхода. Из верхней одежды можно упомянуть зипун, кафтан, епанча, шуба и пр. Обыкновенно русские люди ходили без перчаток и длинные рукава одежд заменяли им их необходимость. Зимой надевались рукавицы. Все носили пояса. И считалось не приличным ходиь без пояса. В старину наши князья оставляли пояса своим детям как лучшую драгоценность.
Высокие шапки означали знатность породы и сана. Как бы великолепно не оделся посадский, он не смел одеть высокую шапку, и даже в самих колпаках — обыкновенной народной шапке — вышина соразмерялась со знатностью носившего шапку.
В довершение русского наряда люди знатные привешивали шпаги. Это право предоставлялось только служивым и тем, которые по своему происхождению его заслуживали.
Женские одежды, по свидетельствам очевидцев, были похожими на мужские, тем более, что последние вообще делались длинные. Но однако в одежде двух полов были и особенности, так что можно было с первого взгляда отличить женщину. Кроме того женщины носили много разнообразных украшений: серьги, кольца, обручи, браслеты, перстни и т.д. Не довольствуясь обильными украшениями, пестрившими до крайности одежду, русская женщина белилась и румянилась и приводила в смех иностранцев своим не искусством в этом деле; не дурные собой от природы, русские женщины совершенно искажали свою красоту. Этого мало: они размалевывали себе шею и руки белой, красной, голубой и коричневой краской. Окрашивали ресницы и брови, и причем самым уродливым образом.
Предки наши, как знатные, так и простые, вставали рано, летом с восходом солнца, осенью и зимой за несколько часов до рассвета. После омовения и умывания одевались и приступали к молению. В комнате, назначенной для моления, собиралась вся семья и прислуга, хозяин, как домовладыка, читал перед всеми вслух утренние молитвы. Потом все расходились к домашним занятиям. В полдень наступало время обеда. Прежде всего пили водку и закусывали хлебом, потом подавали в скоромные дни холодные кушанья, состоявшие из вареного мяса с разными приправами, потом ели горячее, потом жареное, и далее разные узвары, за ними молочные кушанья, лакомые печенья и, наконец, овощные сласти. В постные дни широко потреблялась рыба. На званых обедах было иногда чрезвычайное множество кушаний — до 40 и 50 перемен. Слуги, подававшие кушанья, назывались стряпчими, несли блюда голыми и притом не чистыми руками.
После обычного обеда ложились отдыхать. Это был повсеместный и освященный народным уважением обычай. Известно, что в числе подозрений, обличавших в Самозванце не царское происхождение и уклонение к латинской вере, было и то, что он не спал после обеда.
Вставши от послеобеденного сна, русские опять принимались за обычные занятия. В приказах собирались по вечерам. Вечер в домашнем быту был временем развлечений. Русские всегда ужинали, а после ужина благочестивый хозяин отправлял вечерние моления. После него считалось уже не позволительным есть и пить; все скоро ложились спать.
В русском образе жизни было соединение крайностей, смесь простоты и первобытной свежести девственного народа с азиатской изнеженностью и византийской расслабленностью. Когда знатный человек одевался весь в золото и жемчуг, едал на серебре и заставлял подавать себе десятки кушаний за раз, деревенский бедняк, во время частых не урожаев, ел хлеб из соломы или из лебеды, коренья и древесную кору. Когда знатные женщины и девицы не занимались даже хозяйством и, осужденные на бездействие, только для того, чтобы убить томительную скуку, брались за вышивание церковных облачений, крестьянские женщины работали вдвое больше своих мужей. С одной стороны достоинством всякого значительного человека поставлялась недеятельность, изнеженность, неподвижность; с другой стороны, русский народ приводил в изумление иностранцев своей терпеливостью, твердостью, равнодушием ко всяким лишениям удобств в жизни. С детства приучались русские переносить голод и стужу. Детей отнимали от грудей в два месяца и кормили грубой пищей; ребятишки бегали в одних рубашках без шапок, босиком по снегу в трескучие морозы. Посты приучали народ к грубой и скудной пище, состоявшей из кореньев и дурной рыбы; живучи в тесноте и дыму, с курами и телятами, русский простолюдин получал крепкую, не чувствительную натуру.
Но как не противоположным кажется образ жизни знатных и простых, натура у тех и других была одинакова: пусть только бедному простаку поблагоприятствует счастье, и он тотчас устроит себе не подвижность и тяжеловатость; зато знатный и богатый, если обстоятельства вынудят его, легко свыкнется с суровой жизнью и трудами.
Список использованной литературы
1. И. Костомаров в 1817-1860 гг. — Рус. Старина, 1891, №2
2. Костомаров Н. И. — Твори, т. 1
3. Iсторiя Украiнскоi РСР, т. 3
4. Автобиография Н. И. Костомарова. — Рус. Мысль, 1885, кн. 5
5. Костомаров Н. И. Собр. Соч., кн. 1, т. 1
6. Взгляды Костомарова. — Киев, Наукова думка, 1984.
7. Костомаров Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. М., Республика, 1992.
|
