ПЛАН:

I. Введение___________________________________________________3

II. Политическое противоборство в годы гражданской войны и интервенции_____________________7

1. ПОВЕДЕНИЕполитических партий в годы гражданской войны________________________________________________________7

1.1. политические позиции большевиков_______________7

1.2. политические программы “ белого движения”___10

2. красный и белый террор.________________________________13

2.1. “красные “ и “белые”____________________________________13

2.2. белый террор.____________________________________________16

2.3. красный террор._________________________________________18

3. между “красными” и “белыми”.________________________19

3.1. крестьяне против “красных”._________________________19

3.2. крестьяне против “белых”.____________________________20

3.3. “зеленые” . “маховщина” ._____________________________21

4. интервенция ._____________________________________________21

5. иллюзиии и реальность военного коммунизма.____23

5.1.политико–экономические идеалы большевизма.__23

5.2. военный коммунизм на практике.____________________24

III . ЗАКЛЮЧЕНИЕ__________________________________________ ___ __2 6

IV . СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ____________ ___ __ 28

I. ВВЕДЕНИЕ

Гражданская война в России – это время, когда кипели необузданные страсти и миллионы людей готовы были жертвовать своими жизнями ради торжества своих идей и принципов. Это было характерно и для красных, и для белых, и для крестьян повстанцев. Их всех, яростно враждующих между собой, парадоксальным образом сближали эмоциональный порыв, избыток биологической энергии, и непримиримость. Такое время вызывало не только величайшие подвиги, но и величайшие преступления. Нараставшее взаимное ожесточение сторон вело к быстрому разложению традиционной народной нравственности. Логика войны обесценивала, вела к господству чрезвычайщины, к несанкционированным действиям, добыванию трофеев.

Крупнейшая драма XX столетия - гражданская война в России - привлекает внимание ученых, политиков, писа­телей и по сей день. Однако и поныне нет однозначных отве­тов на вопросы о том, что же это за исторический феномен — гражданская война в России, когда она началась и когда за­кончилась. На этот счет в обширной литературе (отечествен­ной и зарубежной) существует множество точек зрения, порой явно противоречащих друг другу. Не со всеми из них можно соглашаться, но всем, кто интересуется историей граждан­ской войны в России, это полезно знать.

Одним из первых историков политической истории гражданской войны в России, бесспорно, является В.И. Ле­нин, в трудах которого мы находим ответы на многие во­просы политической истории жизни и деятельности народа, страны, общественных движений и политических партий. Одной из причин данного утверждения является то, что почти половина послеоктябрьской деятельности В.И. Лени­на, как руководителя Советского правительства, приходит­ся на годы гражданской войны. Поэтому не удивительно, что В.И. Ленин не только исследовал многие проблемы по­литической истории гражданской войны в России, но и рас­крыл важнейшие особенности вооруженной борьбы проле­тариата и крестьянства против объединенных сил внутрен­ней и внешней контрреволюции.

Для нас прежде всего интересна ленинская концепция истории гражданской войны. В.И. Ленин определяет ее как наиболее острую форму классовой борьбы. Эта концепция исходит из того, что классовая борьба резко обостряется в результате идеологических и социально-экономических столкновений, которые, неуклонно возрастая, делают неиз­бежным вооруженное столкновение между пролетариатом и буржуазией. Ленинский анализ соотношения и расста­новки классовых сил в условиях гражданской войны опре­деляет роль рабочего класса и его авангарда — коммунис­тической партии; показывает эволюцию, которую претер­певает буржуазия; освещает противоречивый путь различ­ных политических партий; раскрывает разногласия между национальной буржуазией и великорусской контрреволю­цией, боровшихся вместе против Советской власти.

Истоки разработки истории гражданской войны и ис­тории ее политических аспектов уходят в 20-е гг., когда исследование широкой проблематики разносторонней дея­тельности политических партий и движений осуществля­лось "по горячим следам". К сожалению, после смерти В.И. Ленина для советских исследований стали характерны искажения ленинской концепции, непризнание буржуазной историографии, превращение сталинских авторитарных оценок и суждений в догмы, серьезно и надолго затормо­зившие развитие исторической науки. Уродливое развитие советской историографии по существу началось с конца 20-х гг., когда в связи с 50-летием со дня рождения И.В. Сталина была опубликована статья К.Е. Ворошилова "Сталин и Красная Армия". В ней сталинская интерпрета­ция гражданской войны, особенно ее политических сюже­тов, сводилась в основном и главном к трем походам Антанты в 1919-1920 гг. При всей доступности, простоте и ясности такая интерпретация не выдерживала научного обоснова­ния, являлась серьезным отступлением от ленинской кон­цепции истории гражданской войны.

Исследование истории гражданской войны тормозилось все более возраставшим влиянием культа личности, что нахо­дило конкретное выражение в недооценке роли народных масс, искажении исторических фактов и политических событий, упрощенном толковании деятельности политических партий и движений. Так продолжалось вплоть до середины 50-х гг.

Начавшийся после XX съезда КПСС с середины 50-х гг. новый этап развития советской исторической науки принес существенные изменения в исследование проблем истории гражданской войны, в особенности истории непролетарских буржуазных партий. Однако многие публикации по-преж­нему содержали привычные шаблоны и политические сте­реотипы. По существу реального очищения исторической науки от наследия сталинизма не произошло. Более того, некоторые существенные черты его дважды (в начале 60-х и в 70-х гг., начале 80-х гг.) проявили себя в новых формах. Это, прежде всего волюнтаризм и субъективизм, свойствен­ные годам застоя и ставшие логическим продолжением глу­боких корней культа личности на более высокой стадии его развития.

К сожалению, годы перестройки и перестроечное вре­мя переходного периода мало, что изменили в исследовании проблем истории гражданской войны. Так, до сих пор почти не изучена политическая ситуация антисоветского лагеря. Отсутствуют труды, исследующие политический крах бе­логвардейских и националистических режимов. Подлежат исследованию процессы создания и деятельности антиболь­шевистских правительств как составной части политичес­кой истории гражданской войны. Более того, беспрецедентная критика самых "незыблемых" устоев советской жизни, в том числе и нравственных принципов, снятия "идеологи­ческих табу" с реальной истории бывшего советского обще­ства, идейная сумятица, а точнее, безыдейная бестолковщина при политической нестабильности действующего режима продолжают тормозить начавшийся процесс объективного исследования проблем истории гражданской войны.

Тем не менее, следует отметить, что уже сделана вну­шительная заявка на исследование политических сюжетов истории гражданской войны. Имеется в виду, прежде всего изучение истории буржуазных и мелкобуржуазных пар­тий. Пересмотрены, в частности, такие политические сте­реотипы, как меньшевики — изначальные враги народа, по­собники белогвардейцев. Началось изучение истории мел­кобуржуазного анархизма и политического бандитизма, "зе­леного" движения и политической основы такой массовой и длительной борьбы, как басмачество. Заслуживает внима­ния и исследование политических портретов и биографий лидеров противостоящих сил: революции — контрреволю­ции. Среди них В.И. Ленин, Я.М. Свердлов, Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин, Н.И. Бухарин, Ю.0. Мартов, М.А. Спиридоно­ва, П.Н. Милюков, П.Б. Струве, А.И. Деникин, А.В. Колчак, П.Н. Врангель, Н.И. Махно. Вместе с тем продолжает ждать своих исследователей историческая правда, о погибших в годы беззакония и забытых героях войны. По-прежнему ос­таются нерешенными, а главное, запутанными политичес­кие проблемы революционного насилия, "белого" и "красного" террора, первой волны российской эмиграции. Отсут­ствуют труды по общественным организациям пролетариа­та и крестьянства, буржуазии и интеллигенции, интерна­циональным и национальным объединениям.

Что же касается зарубежной буржуазной (в том числе и эмигрантской) историографии, то здесь также десятиле­тиями ощущался классовый подход к рассмотрению поли­тических сюжетов истории гражданской войны в России. Отметим, прежде всего, что буржуазная историография справедливо считает гражданскую войну в России наибо­лее значительной из всех гражданских войн XX в. Но выво­ды из правильного заключения делаются далеко не одно­значные. Одни авторы стремятся затушевать тесную поли­тическую связь гражданской войны, военной интервенции и Октябрьской революции. Другие — не считают граждан­скую войну наиболее острой формой классовой борьбы. Тре­тьи — связывают все аспекты гражданской войны и воен­ной интервенции (политические, военные, социально-эко­номические) с событиями первой мировой войны. Они пыта­ются доказать, что союзники по интервенции в России не преследовали антибольшевистских целей, а руководствова­лись лишь интересами вооруженной борьбы с государства­ми — противниками Антанты. Вместе с тем в западноевро­пейской историографии утверждается, что политическая ошибка союзников состояла не в том, что они организовали военную интервенцию, а в том, что их недостаточно реши­тельные действия не смогли оказать широкомасштабной политической помощи внутренней контрреволюции.

Однако трезво мыслящие буржуазные историки уже в 20-е гг. признавали антисоветские мотивы военной интер­венции в качестве ее основных политических аспектов. В современных условиях буржуазные историки-объективис­ты, в отличие от представителей правого толка, продолжа­ют признавать антисоветскую и контрреволюционную сущность интервенции, соглашаясь с классовым характе­ром гражданской войны, ее политическим содержанием.

Вторым аспектом политической истории гражданской вой­ны, выдвигаемые буржуазной историографией, являются вы­воды о "пассивности народных масс" в противовес классовому характеру войны. Буржуазные авторы стремятся убедить чи­тателя в том, что большинство населения, особенно нерусской национальности, противостояли как "красным", так и "белым", не проявляя активности в поддержке большевиков. Вместе с тем следует отметить, что в последние годы в связи с повы­шенным интересом буржуазной историографии к исследова­нию проблем социальной психологии, политологии и творчес­кой активности народных масс за рубежом предпринимаются попытки дать более сбалансированную характеристику при­чин фактической победы большевиков в гражданской войне.

Одной из важных, но практически не исследованных проблем истории гражданской войны в России является ее периодизация. Справедливости ради отметим, что из суще­ствующих ныне периодизаций истории гражданской войны наиболее утвердившимся стал период с середины 1918 и до 1920 г. Эту периодизацию предложил В.И. Ленин, увязывая ее с главными этапами истории Октябрьской революции. Но В.И. Ленин не имел в виду периодизацию политической истории гражданской войны.

В этой связи, не касаясь общей периодизации истории гражданской войны и рассматривая лишь политические ас­пекты, следует отметить, что начало и конец гражданской войны никем не объявлялись и тем более не декларирова­лись. Далее, при определении периодизации политической истории необходимо иметь в виду, что гражданская война — это не только ведение боевых действий на многочисленных фронтах. Критерием периодизации политической истории гражданской войны являются коренные изменения соотно­шения и расстановки классовых сил и социальных слоев на­селения на конкретных этапах исторического процесса.

В этом отношении политическая история гражданской войны как общественно-политическое и историческое явле­ние, всеобъемлющее политическое понятие особо острой и своеобразной формы классовой борьбы имела место с фев­раля 1917 по октябрь 1922 г.

В самом деле, после свержения царизма Россия в по­литическом отношении сразу же стала самой передовой и свободной страной мира. Это выражалось в остром росте политического самосознания всех классов и социальных слоев российского общества, что в свою очередь способст­вовало более четкому проявлению классового самосознания, размежеванию и консолидации классовых сил. Подтверж­дением этому стали апрельский и июльский (1917 г.) кризи­сы Временного правительства. А Корниловский мятеж в 1917 г. представлял собой заговор, приведший к фактичес­кому началу гражданской войны со стороны буржуазии.

Таким образом, гражданская война как общественно-политическое и историческое явление, всеобъемлющее по­литическое понятие, особая форма классовой борьбы, проявлявшаяся в специфических условиях различных рос­сийских регионов (в центре, в провинциях, на националь­ных окраинах), по существу началась сразу после свержения царизма. Это было начало первого периода гражданской войны, продолжавшееся вплоть до победы Октября.

Второй период гражданской войны начинается с октяб­ря 1917 г. и продолжается по октябрь 1922 г. Это подтверж­дается конкретно-историческими фактами и событиями. В указанных хронологических рамках осуществлялась воору­женная борьба различных классов и социальных слоев рос­сийского общества, защита завоеваний революции буржуаз­но-демократического и социалистического характера, кото­рая потребовала подчинения себе всех сторон жизни всех классов и слоев многонационального населения. К осени 1922 г. основные силы внешней и внутренней контрреволюции были разгромлены, хотя эта победа не получила правового под­тверждения противоборствующих сторон. Именно поэтому в различных регионах страны (Дальний Восток, Средняя Азия и др.) продолжались боевые действия, но они уже носили характер подавления остаточного сопротивления различных военно-политических формирований.

II. политическое противоборство в годы гражданской войны и интервенции.

1. поведение политических партий в годы гражданской войны.

1.1 Политические позиции большевиков

Раскол российского общества, явственно обозначившийся еще в пору первой революции, после октябрьской революции дошел до своей крайности – гражданской войны. Гражданская война началась сразу же 25 октября 1917 года с яростного сопротивления юнкеров в Москве, похода генерала Краснова на Петроград, мятежей атаманов Каледина и Дутова. И самое страшное заключается в том, что гражданская война была запрограммирована, она рассматривалась большевиками как “естественное” продолжение революции. “Наша война, - заявил и подчеркивал Ленин, - является продолжением политики революции, политики свержения эксплуататоров, капиталистов и помещиков”¹ . Более того, по первоначальным замыслам большевиков гражданская война планировалась во всемирном масштабе. К этому призывал и лозунг, выдвинутый Лениным в начале мировой войны: “Превратим войну империалистическую в войну гражданскую”.

Известно, что Ленин подвергал жестокой критике тех членов партии, в частности Троцкого, которые предлагали решить вопрос о переходе власти к большевикам на съезде Советов. Ленин, не без основания, настаивал на необходимости поставить съезд уже перед свершившимся фактом. Энтузиазм, с которым восприняли делегаты II Всероссийского съезда Советов сообщение о низложении Временного правительства, в нашей исторической литературе и кинематографе несколько преувеличен. Более того, уже в самом начале работы съезда Л. Мартов предупреждал, что последние события чреваты гражданской войной, и предлагал начать создание “единой демократической власти”. Правые меньшевики и правые эсеры потребовали начать переговоры с Временным правительством об образовании кабинета, опирающегося на все слои общества. Не встретив понимания, они отказались признать полномочия новой власти и покинули съезд, тем самым формально исключив возможность своего вхождения в новое правительство.

II Всероссийский съезд реализовал лозунг “Вся власть Советам”, утвердив новую структуру государственной власти, подчеркнув, правда, что она является временной и действует до созыва Учредительного собрания. В состав ВЦИК, олицетворяющего высшую государственную власть между съездами Советов, вошли представители всех партий, оставшихся на съезде[1] . Первое же “рабоче-крестьянское” правительство – СНК – было однопартийным-большевистским**.

Его главой был избран Ленин.

Позиция большевистского руководства не двусмысленно была заявлена 26 октября со страниц “Правды” Ленин: “Мы берем власть одни опираясь на голос страны и рассчитывая на дружескую помощь европейского пролетариата. Но, взяв власть, мы будем расправляться железной рукой с врагами революции и саботажниками…”² . Однако не все соратники разделяли эту жесткую линию.

Вскоре после образования первого Советского правительства вопрос о коалиции левых партий встал с новой силой. События развернулись вокруг позиции, занятой Всероссийским исполнительным комитетом союза железнодорожников (Викжель). В дни октябрьского переворота нейтралитет Викжеля, не пропускавшего эшелоны с фронта в Петроград, в определенной степени способствовал победе большевиков. 29 октября руководство этой профессиональной организации потребовало создания однородного социалистического правительства, упразднения ВЦИК и СНК, сформирования “Народного совета”, исключающего участие “персональных виновников Октябрьского переворота”. Викжель предложил различным партиям приступить к переговорам по этим вопросам, угрожая в противном случае всеобщей забастовкой железнодорожников. На состоявшемся в этот же день заседании ЦК РСДРП(б), в отсутствии Ленина и Троцкого, было принято решение согласиться с “необходимостью изменения состава правительства”. Делегация ЦК, посланная на переговоры с Викжелем, не возражала против создания коалиционного правительства из представителей всех социалистических партий, включая большевиков, но без Ленина и Троцкого. Последние оценили данную позицию как предательство, равносильное отречению от советской власти. “Если у вас большинство, - заявил Ленин сторонникам многопартийного правительства, - берите власть в ЦК. Но мы пойдем к морякам”. В ответ на это Каменев, Рыков, Милютин, Ногин вышли из ЦК; Рыков, Теодорович, Милютин, Ногин – сложили полномочия наркомов. В своем заявлении они подчеркнули, что сохранив чисто большевистское правительство возможно только средствами политического террора³ .

Позже Ленин, придя к власти, поставил вопрос об отсрочки созыва Учредительного собрания. На возражение о том, что подобный шаг будет трудно объяснить, ведь РСДРП(б) именно за это критиковало Временное правительство, Ленин реагировал очень резко: “Почему неудобно отсрочивать? А если Учредительное собрание окажется кадетско-меньшевистски-эсеровским, это будет удобно?” Теперь он считал, что “по отношению к Временному правительству Учредительному собранию означало или могло означать шаг вперед, а по отношению к советской власти, и особенно при нынешних списках*, будет неизбежно означать шаг назад”⁴ .

Весной и летом 1918 года между большевиками и левыми эсерами возникла резкая конфронтация. Последние требовали децентрализации хлебного дела, отказ от хлебной монополии, протестовали против экспроприации купечества и создании комбедов. На заседании ЦК ПЛСН 24 июня 1918 было принято решение “в интересах русской международной революции в самый короткий срок положить конец так называемой передышке, создавшейся благодаря ратификации большинством правительств Брестского мира”. На этом же заседании было принято решение организовать ряд террористических актов против “представителей германского империализма”, а для проведения в жизнь своей цели ставился вопрос о принятии мер к тому, чтобы “трудовое крестьянство и рабочий класс примкнули к восстанию и активно поддержали партию в этом выступлении”⁵ .

Но первоначально левые эсеры предприняли мирную “парламентскую” атаку на большевиков, используя трибуну V съезда Советов. Потерпев поражение на съезде, левые эсеры пошли на открытый разрыв с большевиками, началом которого стало убийство германского посла Мирбаха 6 июля 1918 г. Большевики расценили эту авантюра как начавшийся мятеж против советской власти и приняли энергичные меры по его ликвидации. Вечером 6 июля была арестована левоэсеровская фракция во главе с М. Спиридоновой. 7 июля расстреляны 13 левых эсеров, захваченных с оружием в руках.

14 июля 1918 года на заседании ВЦИК бал поставлен вопрос о контрреволюционной деятельности партий, входящих в Совет. ВЦИК постановил “исключить из своего состава представителей партий с.-р (правых и центр) и меньшевиков, а также предложить советам удалить представителей этих фракций из своей среды”. Этим решением эсеры и меньшевики, как ранее кадеты, были поставлены, по сути дела, вне закона. Таким образом, период мирного политического противостояния социалистических партий закончился.

Окончательному расколу между большевиками и революционными демократами способствовали также начавшиеся летом 1918 г. крестьянские мятежи против советской власти. В период между июнем и августом в 20 губерниях России было зарегистрировано 245 массовых крестьянских выступления. Между Уралом и Волгой они смыкались с вооруженными выступлениями чехословацкого корпуса. Имели место случаи, когда и рабочие переходили на сторону белогвардейцев (восстания в Воткинске и Ижевске)⁷ . Гражданская война, заявившая о себе до сих пор лишь отдельными выступлениями против советской власти, проходивших на фоне ее “триумфального шествия” приобретает теперь перманентный характер, дающий дорогу процессу реставрации старых порядков.

Если не считать территорий, оккупированных немцами, то первыми советская власть потеряла те обширные и, как правило, слаборазвитые в промышленном отношении районе, где аграрный вопрос, в силу отсутствия помещичьего землевладения, не стоял так остро, как в других местах. В первую очередь это была Сибирь, лицо которой определяли хозяйства зажиточных крестьян-собственников, не редко объединенных в кооперативы с преобладающим влиянием эсеров. Это были также земли, заселенные казачеством, известным своим свободолюбием и приверженностью к свободному укладу хозяйственной и общественной организации жизни. Именно казачьи станицы стали первым оплотом вооруженной борьбы с советской властью, которую возглавили атаман А. И. Дутов в Оренбуржье и А. М. Каледин на Дону. Однако сопротивление новой власти, хотя и носило ожесточенный характер, было по сути эмоциональным всплеском, стихийной реакцией тех слоев общества, которых мало привлекали большевистские лозунги. По этому мятежные атаманы были разгромлены достаточно быстро. Вместе с тем, на ряду с местным антибольшевистским движением, на Дону формируется первая военно-политическая организация с четко выраженной объединяющей идеей “великодержавия”. Именно здесь родилось “белое движение”, начало которому положило создание Добровольческой армии, во главе которой встал свет русского генералитета: М. В. Алексеев, Л. Г. Корнилов, А. И. Деникин, А. С. Лукомский и другие. Эта армия включилась в борьбу против советской власти уже в ноябре 1917 года.

1.2. Политические программы “белого движения”.

В сентябре 1918 года в Уфе состоялось совещание представителей всех антибольшевистских правительств, которые под сильным давлением чехословаков, угрожавших открыть фронт большевикам, образовало единое “всероссийское” правительство – Уфинскую директорию возглавленную лидерами ПСР Авсентьевым и Зензиновым. Наступление Красной Армии заставило Уфимскую директорию перебраться в более безопасное место – Омск. Там на должность военного министра был приглашен адмирал А. В. Колчак. Тем самым социалисты-революционеры, игравшие в директории главную роль пошли на открытый блок с силами, которых еще недавно считали своими главными врагами. Опираясь на военную мощь чехословацкого корпуса, директория стремилась к созданию собственных вооруженных формирований действовавшие против советской власти на огромных просторах Сибири и Украины. Однако русское офицерство не желало идти на компромисс с социалистами. По свидетельству Колчака, все представители армии, с которыми он встречался, “относились совершенно отрицательно к Директории”. Они говорили, что Директория – это есть повторение того же самого Керенского, что Авсентьев – тот же Керенский, что идя по тому же пути, который уже пройден Россией, он неизбежно приведет ее снова к большевизму, и что в армии доверия к Директории нет.”

В ночь с 17 на 18 ноября 1918 года группа заговорщиков из состава офицеров казачьих частей, расквартированных в Омске, арестовали 3 членов Директории, которые через два дня были высланы за границу, а вся полнота власти была предложена адмиралу Колчаку, принявшему звание “верховного правителя России”.

Эсеры бросили открытый вызов Колчаку, объявив о создании нового комитета во главе с В.Черновым, ставившего перед собой целью “борьбу с преступными захватчиками власти”. Всем горожанам вменялось с обязанность подчиняться только распоряжениям комитета и его уполномоченных. Однако и этот комитет был свергнут в результате военного выступления в Екатеринбурге. Чернов и другие члены Учредительного Собрания были арестованы. Эсеры перешли на нелегальное положение, начав подпольную борьбу против режима Колчака, став при этом фактическими союзниками большевиков.

Несколько иначе развивались события на юге. Создание здесь Добровольческой армии, которая с первых шагов своего существования являлась целостным военно-политическим организмом, предопределяло их характер складывающейся новой власти – военно-диктаторский. Именно это обстоятельство способствовало тому, что Юг стал центром притяжения лидеров монархических партий и организаций. Сюда же устремили свои взоры кадеты, дав тем самым основание для запрещения деятельности своей партии.

Появившиеся в Добровольческой армии политические лидеры монархистов и кадетов попытались придать режиму необходимое военно-диктаторское идеологическое обоснование, дополнив его своеобразной “гражданской конституцией”, олицетворять которую был призван специальный орган при командующем Добровольческой армией – “особое совещание”. Положение об “особом совещании” разрабатывалось под руководством известного думского деятеля, лидера партии русских националистов В.В.Шульгина.

Статья 1. Положения от 18 августа 1918 года гласила: “ Особое совещание имеет целью: а) разборку всех вопросов, связанных с восстановлением органов государственного управления и самоуправления в местностях, на которых распространяется власть и влияние Добровольческой армии; б) … подготовку законопроектов по всем отраслям государственного устройства как местного значения по управлению областями, вошедшими в сферу влияния Добровольческой армии, так и в широком государственном масштабе по воссозданию России в ее прежних пределах…”⁸

Таким образом, лозунг “единой и неделимой России”, идея реставрации монархического строя стали основополагающими для деникинского правительства. Оно не считало нужным, хотя в тактических целях, как это делал Колчак, камуфлировать свою программу демократическими отступлениями.

Вполне естественно, что подобное политическая ориентация “белого движения” резко сужало его социальную базу, особенно среди крестьянства, опасавшегося реставрации помещичьего землевладения, а также националистически настроенных средних слоев российских окраин.

Между тем резко изменилась внешнеполитическая ситуация. В начале 1918 года мировая война завершилась поражением Германии и ее союзников. В побежденных странах народное недовольство переросло в революции, свергнувшие монархии в Германии и Австро-Венгрии. 13 ноября советское правительство аннулировало Брестский договор. Все эти события подоспели как нельзя кстати для большевиков. Они позволили поднять их пошатнувшийся авторитет партии. В одно мгновение большевики избавились от ярлыка антипатриотов. С другой стороны, вроде бы подтверждалась ленинская гипотеза о русской революции, сохраненной в качестве плацдарма для мирового революционного процесса.

Таким образом, осенью 1918 – весной 1919 годов военно-оппозиционный фронт против большевиков был значительно сужен за счет выхода из него партий революционной демократии. Самой значительной вооруженной оппозицией по-прежнему оставались силы, объединяемые “белой идеей”, мощь которых значительно возросла после начала прямой интервенции войск союзников. Однако трагедия “белого движения” заключалась в том, что оно не имело широкой социальной базы внутри страны. Ставка на то, что анархическая идея объединяя народ, станет альтернативой коммунистической идее, не оправдалась. Не менее серьезные просчеты были допущены при проведении экономической политики. Обуреваемые ярой ненавистью к большевикам, белые генералы уповали в основном на военную силу, почти исключив из своего арсенала иные способы борьбы. Говорить о наличии определенной экономической программы можно с известной мерой условности. Тем не менее, именно эти вопросы выдвигались на первый план на отвоеванных белыми территориях.

Вопрос о земле был практически и исчерпывающим образом уже решен советской властью. Белая власть могла либо признать это как свершившийся факт, либо попытаться повернуть события вспять. Средний путь, как всегда бывает в переломные и кризисные моменты, не воспринимается радикализированными массами, но белые правительства попытались пойти первоначально именно по этому пути.

Весной 1919 года правительство Колчака издало декларацию по земельному вопросу, в которой было объявлено о праве крестьян, обрабатывающих чужую землю, снять с нее урожай. Давая в дальнейшем ряд обещаний о наделении землей безземельных и мало земельных крестьян, правительство указывало на необходимость возврата захваченных земель мелких земельных собственников, обрабатывающих их своим трудом, и заявляло, что “в окончательном виде вековой земельный вопрос будет решен национальным собранием”.

Эта декларация была таким же топтанием на месте, как в свое время политика Временного правительства в земельном вопросе, и являлась по существу, безразличной для сибирского крестьянина, не знавшего гнета помещика. Она не давала ничего определенного и крестьянству приволжских губерний.

Правительство юга Росси, возглавляемое генералом Деникиным, еще менее могло удовлетворить крестьянство своей земельной политикой, потребовав предоставления владельцам захваченных земель трети своего урожая. Некоторые представители деникинского правительства пошли еще дальше, начав водворять изгнанных помещиков на старых пепелищах.

2. красный и белый террор

2.1. “красные” и “белые”

Разгон Учредительного собра­ ния, Брестский мир вызвали недовольство, резкое неприятие большинства активных политических сил: от монархистов до умеренных социалистов. Но этих сил для сопротивления пусть еще слабому, но доказавшему умение удерживаться любыми средст­вами советскому правительству, было явно недо­статочно. Отдельные очаги сопротивления перво­начально подавлялись большевиками относитель­но легко. Но в стране, особенно в городах, резко обострялась продовольственная проблема. Одним из ключевых обещаний большевиков было обещание накормить трудящихся городов. Однако голод уси­ливался. Нормальные рыночные отношения в стране были окончательно расстроены. Единая денежнаясистема не существовала. К тому же новая совет­ская власть, ее вожди были последовательными сто­ронниками ликвидации рынка вообще, видя в нем систему отношений, постоянно порождающую нена­вистный им капитализм. Весной 1918 г. усиливает­ся реквизиторно-расцределителъная политика боль­шевиков: укрепляется хлебная монополия, образу­ются комбеды, в деревню посылаются чрезвычай­ные продовольственные отряды. Крестьянство цент­ральных областей России до этого активно не высту­пало против большевиков, занятое стихийной де­мобилизацией и возвращением к хозяйству. Но с весны 1918 г. в настроениях крестьянства происхо­дит перелом. Оно все более выражает свое недоволь­ство новой властью. Ситуация стала меняться не в пользу Советов. Главной силой, противостоявшей им, становится так называемая “демократическая контр­революция”, объединявшая преимущественно эсеров и другие умеренно-социалистические партии и группы. Они выступали под флагом восстановления демо­кратии в России и возврата к идеям Учредительного собрания. Эти группы создали к лету 1918 г. свои региональные правительства: в Архангельске, Сама­ре, Уфе, Омске, а также в других городах..

Параллельно с “демократической контрреволю­цией” начинает формироваться военно-патриотиче­ская контрреволюция из числа офицеров. Генералы Алексеев и Корнилов создают на Дону Доброволь­ческую армию. Но ее численность оказалась невели­ка, она не обладала значительными вооружениями и боеприпасами. 17 апреля 1917 г. осколком слу­чайного снаряда был смертельно ранен генерал Л. Корнилов. Занятие немцами в соответствии с ус­ловиями Брестского мира области Войска Донского поставило добровольцев в сложнейшее положение. Они не признавали ни власти Советов, ни немецкой оккупации, но силы их были ограниченны.

Реальной политической силой стала “демократи­ческая контрреволюция”, которая смогла опереться на чехословацкий корпус. Чехи и словаки, не же­лавшие воевать за интересы Австро-Венгрии и ак­тивно переходившие на сторону России, сформиро­вали 50-тысячный корпус для борьбы на Восточном фронте за независимость своей страны. Брестский мир привел их к убеждению, что большевики преда­ли их, и они в большинстве своем были настроены крайне антибольшевистски. Одновременно в их сре­де выделились и группы, симпатизировавшие ново­му режиму в России.

Подозрительное и презрительное отношение к чехам со стороны местных советских властей приве­ло их к вооруженному выступлению. На железнодо­рожных ветках от Челябинска до Самары чехословаки были единственной организованной вооружен­ной силой. Эти территории они и брали под свой контроль. Параллельно в стране нарастали антисо­ветские крестьянские хлебные бунты. Офицерские организации делали попытки осуществить восста­ния в городах центра России. В начале августа чехословаки заняли Казань и совместно с вооруженны­ми отрядами самарского правительства, называвше­гося “Комитет членов Учредительного собрания” (КОМУЧ), намеревались идти на Москву.

К этому времени Л. Троцкому, сочетавшему жес­точайшие меры по наведению дисциплины и привле­чение в Красную Армию старого офицерства, удалось создать регулярную боеспособную армию. Офицерст­во привлекалось как принуждением (в качестве за­ложников брали членов семей офицеров), так и добро­вольно. К новой армии примыкали, как правило, те, кто считал, что в старой армии они не реализовали свои профессиональные способности. Историческим парадоксом стал тот факт, что в Красной Армии ока­залось больше офицеров из царской армии, чем на стороне антибольшевистских сил. Красная Армия на­несла ряд чувствительных поражений силам “демо­кратической контрреволюции”. Среди вождей пос­ледней, как это бывает обычно при поражениях, рез­ко усилились разногласия, склоки. Реакцией на слу­чившееся стало стремление вновь найти “сильную руку”. 18 ноября 1918 г. военный министр объеди­ненного антибольшевистского правительства в Омске адмирал А. В. Колчак заявил о переходе всей полно­ты власти в свои руки и стал “верховным командую­щим всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России”. Он также был объявлен Верховным правителем. Адмирал Колчак являлся известным ученым-гидрографом, участником нескольких рискованных походов на Крайнем русском Севере.

В 1917 г. командовал Черноморским флотом, готовя его к операции по захвату черноморских проливов. После прихода большевиков к власти эмигрировал, но добровольно вернулся в Россию, чтобы возгла­вить белое движение._:

Именно оно с осени 1918 г. становится главной силой антибольшевистского сопротивления. Основ­ной идеей этого движения было восстановление бое­способной армии для отпора большевизму и возрож­дение “великой, неделимой России”. Белое движе­ние не было многочисленным. В момент пика своего развития в феврале 1919 г. все белые армии на Вос­токе, Западе, Севере, Юге и на Северном Кавказе насчитывали с тыловыми частями немногим более полумиллиона человек. По своей численности они явно уступали Красной Армии, в которой числен­ность только одного из самых непреклонных удар­ных отрядов — интернационалистов, среди кото­рых были немцы, венгры, югославы, китайцы, ла­тыши и другие, превышала 250 тыс. человек.

В рядах белых оказались различные политичес­кие силы: от правых социалистов до яростных мо­нархистов. Выработать при таких условиях единую идейно-политическую платформу оказалось почти невозможным. Военные же лидеры по природе сво­ей не смогли уделять внимание этим вопросам столь интенсивно, как это делали вожди большевиков. В общих чертах большинство белых признавало реа­лии политической и общественной жизни, произо­шедшие в России до 25 октября 1917 г. Их доку­менты гарантировали в будущем, после победы, сво­боду печати, собраний, вероисповеданий, защиту прав собственности. Но конкретное их решение пе­реносилось на тот период, когда большевизм будет разгромлен и новое Учредительное собрание или новый Земский собор решат вопрос о форме власти и собственности в будущей России. Трагическим для белого движения стал отказ от его поддержки значительной части гражданской интеллигенции, находившейся в состоянии апатии и неверия. Этот разрыв привел к тому, что белым не удалось нала­дить в тылу нормальное гражданское управление. Им вынуждены были заниматься военные, не имевшие серьезного опыта для такой работы и допускавшие непоправимые ошибки. Насильственные реквизи­ции без финансовых гарантий оттолкнули от него крестьянство, первоначально одобрительно относив­шееся к белым как к людям, изгоняющим больше­виков.

Так как белое движение носило ярко выраженный национальный, российский характер, оно вызывало значительные опасения у союзников, которые пресле­довали в России свои интересы. Между ними уже были достигнуты договоренности о сферах влияния в будущей России. Эти же цели преследовала высадка союзных войск на Севере, Юге и Дальнем Востоке. Участия в боевых действиях совместно с белыми ар­миями не было. Но сам факт их высадки использо­вался большевистской пропагандой для возбуждения недоверия к белому движению. Помощь же союзни­ков финансами, вооружениями и обмундированием носила ограниченный характер и не могла оказать воздействия на ход боевых действий.

На судьбу белого движения влияло как отсутст­вие реальной аграрной программы (хотя бы в духе Столыпина или Корнилова), так и невозможность установления контактов с национальными движе­ниями даже антибольшевистского толка. Ведь эти движения, как, например, на Украине и на Кавка­зе, выступали за отделение от России, чего в силу воспитания и убеждений белые принять не могли.

Тем не менее борьба развивалась с переменным успехом. Как минимум дважды, весной 1919 г., когда армия Колчака продвигалась от Уфы к Волге, ив начале осени 1919 г., когда армии генерала А. Деникина овладели Орлом и Воронежем, угро­жая взятием Москвы, советское правительство и Красная Армия оказывались в критическом поло­жении. Казалось, что военный успех вот-вот насту­пит. Но каждый раз он не приходил. К началу 1920 г; белое движение оказалось обезглавленным. Был выдан красным и казнен ими А. Колчак. Эми­грировал после поражений генерал Деникин.

Красные сумели довести численность своей ар­мии к началу 1921 г. до более чем четырех миллио­нов человек. Ядро этой армии, состоявшее из поли­тического и командного состава, было спаяно железной дисциплиной. Планирование операций осу­ществлялось высококвалифицированными специа­листами, многие из которых воевали с 1914 г. Так, на службе в Красной Армии находилась значитель­ная часть штаба генерала Брусилова. Быстрый рост численности армии давал возможность выдвижения наверх молодым людям, таким, как, например, бу­дущий маршал Тухачевский. Как и всякая револю­ционная армия, Красная Армия выдвинула немало сверхэнергичных, но малообразованных и анархи­чески настроенных самородков. Однако с самого начала создания ее основным бичом было массовое дезертирство. Только за 1919—1920 гг. из Крас­ной Армии дезертировали 2 млн. 846 тыс. человек. Можно предположить, что за 1918—1921 гг. эта армия из-за дезертирства обновилась почти наполо­вину. Дезертирство было характерно не только для Красной, но и для белой армии. Дезертиры попол­няли многочисленные отряды и банды, громили де­ревни и города, устраивали национальные погромы. Законы войны, воинской дисциплины не распро­странялись на обе армии, воевавшие в годы револю­ции. Такова трагическая сторона любой революци­онной, гражданской войны. Палитра гражданской войны не исчерпывается противостоянием красных и белых. Можно говорить и о “зеленом движении”, третьей силе, крестьянстве.

2.2 Белый террор.

В ночь на 6 июля 1918 г. в Ярославле, а затем в Рыбинске и Муроме начались вооруженные антисоветские выступления. Цель восстаний видна из постановления главнокомандующего Ярославской губернии, командующего вооруженными силами Добровольческой армии Ярославского района: “Объявляю гражданам Ярославской губернии, что со дня опубликования настоящего постановления… 1. Восстанавливаются повсеместно губернии органы власти и должностные лица, существовавшие по действующим законам до октябрьского переворота 1917 года, т.е. до захвата центральной власти Советом Народных Комиссаров…” Подпись: полковник Перкуров. Именно он является начальником штаба мятежников.

Захватив часть города, руководители выступления начали беспощадный террор. Осуществлялись зверские расправы над советскими партийными работниками. Так, погибли комиссар военного округа С. М. Накимсон и председатель исполкома городского совета Д. С. Закийм. 200 арестованных были свезены на “баржу смерти”, стоявшую на якоре посередине Волги. Сотни расстрелянных, разрушенные дома, остатки пожарищ, развалины. Аналогичная картина наблюдалась и в других волжских городах.

Это было только началом “белого” террора. А. И. Деникин в своих “Очерках русской смуты” признавал, что добровольческие войска оставляли “грязную муть в образе насилия, грабежей и еврейских погромов. А что касается неприятельских (советских) складов, магазинов, обозов или имущества красноармейцев, то они разбирались беспорядочно, без системы”. Белый генерал отмечал, что его контрразведывательные учреждения “покрыв густой сетью территорию юга, были очагами провокаций и организованного грабежа”. Факты свидетельствуют о том, что почти сразу же после победы Октября международная реакция перешла от политических, экономических, идеологических методов борьбы непосредственно к военным. наряду с активной поддержкой контрреволюционных генералов интервенты сами развернули массовый террор, немыми свидетелями которого являются “лагеря смерти” Мудьюг и Иоканьга, Мезенская и Пинежская каторжные тюрьмы. Только через Архангельскую тюрьму за год оккупации прошло 38 тысяч арестованных, из которых было расстреляно 8 тысяч человек. Приказ колчаковского генерала Розанова: “ Возможно скорее и решительнее покончить с енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми страшными и жесткими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживающего их. В этом отношении пример японцев в Амурской области, объявивших об уничтожении селений, скрывающих большевиков, вызван, по-видимому, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе”. Еще в ноябре 1919 года бело чехи в своем меморандуме писали: “Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы (имеются в виду колчаковские) позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан… расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычные явления”. Об этом же говорил Колчаку во время беседы по прямому проводу 21 ноября 1919 года Вологодский: “ Все слои населения до самых умеренных возмущены произволом, царящим во всех областях жизни…” Да и сам “верховный правитель” в минуты откровения признавался своему единомышленнику, тогдашнему министру внутренних дел В. Н. Пепеляеву: “ Деятельность начальников уездных милиций, отрядов особого назначения, всякого рода комендантов, начальников отдельных отрядов представляет собою сплошное преступление”. Именно эта жестокость колчаковщины, беззаконие и произвол, творившиеся подручными Колчака, заставили подняться на борьбу с ним сибирских крестьян.

В братоубийственной войне исчезали, становились чуждыми многим привычные понятия: вместо милосердия и сострадания обоюдное озверение, вместо спокойного течения жизни – состояние страха. То, что творилось в застенках контрразведки Новороссийска, в тылу белой армии, напоминало самые мрачные времена средневековья. Обстановка в белом тылу представляла что-то ни с чем не сообразное, дикое, пьяное и беспутное. Никто не мог быть уверен, что его не ограбят, не убьют без всяких оснований.

2.3 Красный террор.

В статье “Как буржуазия использует ренегатов” Ленин, критикуя книгу К. Каутского “Терроризм и коммунизм”, разъясняет свои взгляды на проблемы террора вообще и революционного насилия в частности. Отвечая на обвинения в том, что раньше большевики были противниками смертной казни, а теперь применяют массовые расстрелы, Ленин писал: “Во-первых, это прямая ложь, что большевики были противниками смертной казни для эпохи революции… Ни одно революционное правительство без смертной казни не обойдется и что весь вопрос только в том, против какого класса направляется данным правительством оружие смертной казни.” Ленин как теоретик и политик однозначно выступал за возможность мирного развития революции, отмечая, что в идеале марксизма нет места насилию над людьми что рабочий класс предпочел бы, конечно, мирно взять власть в свои руки.

Советская власть и ее карательные органы первоначально воздерживались от насилия как средства борьбы с врагами, и лишь после того, как антибольшевистские силы начали осуществлять массовый террор, советская власть объявила “красный” террор. 26 июня 1918 года Ленин писал Зиновьеву: “Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы … удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров…”. В воззвании ВЦИК от 30 августа 1918 г. о покушении на председателя СНК Ленина говорилось: “На покушение, направленное против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции”. 5 сентября 1918 г. СНК принял постановление, вошедшее в историю как постановление о “красном” терроре. В нем говорилось, что заслушан доклад председателя ВЧК о борьбе с контрреволюцией и СНК считал, что “при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью… Что необходимо обезопасить советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу лица, причастные к белогвардейским заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры”. В газете “Известия” в декабре 1918 г. была опубликована беседа с только что назначенным Председателем Ревтрибунала К. К. Данилевским. Он заявил: “Трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карательный орган, созданный в процессе напряженной революционной борьбы, который выносит свои приговоры, руководствуясь исключительно принципами целесообразности и правосознания коммунистов. Отсюда вытекает беспощадность приговоров. Но как бы ни был беспощаден каждый отдельный приговор, он обязательно должен быть основан на чувстве солидарной справедливости, должен будить это чувство. При огромной сложности задач военных трибуналов на их руководителях лежит и огромная ответственность. Приговоры несправедливые, жестокие, безмотивные не должны иметь место. В этом отношении со стороны руководителей военных трибуналов должна проявляться особая осторожность”. Таким образом, с одной стороны – беспощадность приговоров, а с другой – отсутствие всяких юридических норм, право обвиняемого на защиту. Это накладывало определенный отпечаток и на содержание деятельности ВЧК.

3. Между “красными” и “белыми”

3.1. Крестьяне против “красных”.

Столкновения между регулярными частями красной и белой армии являлись лишь фасадом гражданской войны, демонстрирующим два ее крайних полюса, не самых многочисленных, но самых организованных. Между тем, победа той или иной стороны зависела, прежде всего от сочувствия и поддержки тех, кто составлял самую внушительную силу государства – крестьянства.

Декрет о земле дал крестьянам то, чего они так долго добивались, - помещичью землю. На этом сою революционную миссию крестьяне посчитали оконченной. Они были благодарны Советской власти за землю, однако сражаться за эту власть с оружием в руках не спешили, надеясь переждать тревожное время у себя в деревне, возле собственного надела. Чрезвычайная продовольственная политика была встречена крестьянами с недоумением. Они не могли понять, зачем нужна земля, если хлеб отбирают до последнего зернышка. В деревне начались столкновения с продотрядами. Только в июле – августе 1918 г. в Центральной России таких столкновений было зафиксировано 150. Большевики применили к недовольным чрезвычайные меры – отдачу под суд, ревтрибуналы, тюремное заключение, конфискацию имущества и даже расстрел на месте.

Когда Реввоенсовет объявил мобилизацию в Красную Армию, крестьяне ответили массовым уклонением от нее. На призывные пункты не являлось до 75% призывников. В канун первой годовщины Октябрьской революции в 80 уездах Центральной России почти одновременно вспыхнули крестьянские восстания. Мобилизованные крестьяне, захватив оружие и разойдясь с призывных пунктов, поднимали своих односельчан на разгром комбедов, Советов, партийных ячеек. Значительное число крестьянских восстаний в Центральной России объяснялось тем, что эти районы очень интенсивно эксплуатировались продотрядами. А их массовость обеспечивалась за счет участия в них среднего крестьянства и даже бедноты, хотя каждое выступление большевики объявляли “кулацким”. Правда, само понятие “кулак” было весьма растяжимо и не определенно и имело скорее политический, а не экономический смысл.

В месте с тем необходимо подчеркнуть, что крестьянские выступления вряд ли можно характеризовать как антисоветские и даже антибольшевистские. В сознании народных масс советская власть, большевики ассоциировались с демократическим этапом революции, давшим мир, землю, народовластие. Но крестьяне никак не могли смириться с насильственным изъятием хлеба, принудительными повинностями, отсутствием свободы торговли.

3.2. Крестьяне против “белых”

Массовое недовольство крестьян наблюдалось и в тылу белых армий. Однако оно имело несколько иную направленность, чем в тылу у “красных”. Если крестьяне центральных районов России выступали против чрезвычайных мер, но не против советской власти как таковой, то крестьянское движение в тылу белых армий возникало как реакция на попытки реставрировать старые земельные порядки и, значит, неизбежно принимало большевистскую направленность. Ведь именно большевики дали крестьянам землю. При этом союзниками крестьян в этих районах оказывались рабочие, что позволяло создать широкий антибелогвардейский фронт, который укреплялся за счет вхождения в него меньшевиков и эсеров, не нашедших общего языка с белогвардейскими правителями.

3.3. “Зеленые”. “Махновщина”.

Несколько иначе развивалось крестьянское движение в приграничных между красными и белыми фронтами районах, там, где власть постоянно менялась, но каждая из них требовала подчинения своим порядком и законом, стремилась пополнить свои ряды за счет мобилизации местного населения. Дезертирующие и из белой, и из Красной Армии крестьяне, спасаясь от новой мобилизации, укрывались в лесах и создавали партизанские отряды. Своим символом они избрали зеленый цвет - цвет воли и свободы, одновременно противопоставляли себя и красному, и белому движению. Выступления “зеленых” охватили весь юг России: Причерноморье, Северный Кавказ, Крым.

Но наибольшего размаха и организованности крестьянское движение достигло на юге Украины. Во многом это было связанно с личностью руководителя повстанческой крестьянской армии Н. И. Махно. Сражаясь и с немцами, и с украинскими националистами - петлюровцами, Махно не пускал на освобожденную его отрядами территорию и красных с их продотрядами. В декабре 1918 г. армия Махно захватила крупнейший город юга – Екатеринослав. К февралю 1918 г. махновское войско увеличилось до 30 тысяч регулярных бойцов и 20 тысяч невооруженного резерва, который в случае необходимости можно было собрать под ружье под одну ночь. Под его контролем находились самые хлеборобные уезды Украины, ряд важнейших железнодорожных узлов. Махно согласился влиться со своими отрядами в Красную Армию для совместной борьбы с Деникиным. Однако, оказывая военную поддержку Красной Армии, Махно занимал независимую политическую позицию, устанавливая свои собственные порядки.

4. Интервенция.

Вместе с тем начинающаяся в России граж­данская война с самого начала осложнялась вмешательством в нее иностранных государств.

В декабре 1917 г. Румыния, пользуясь слабостью новой вла­сти, оккупировала Бессарабию.

На Украине созданная после Февральской революции Цент­ральная Рада, как орган националистических сил, объявила се­бя в ноябре 1917 г. верховным правительством, а в январе 1918 г., заручившись поддержкой Австро-Венгрии и Германии, провозгласила самостоятельность Украины.

В феврале под ударами Красной Армии правительство Цент­ральной Рады бежало из Киева на Волынь. В Брест-Литовске оно заключило сепаратный договор с австро-германским блоком и в марте вернулось в Киев вместе с австро-германскими вой­сками, которые оккупировали почти всю Украину. Пользуясь тем, что между Украиной и Россией не было четко фиксирован­ных границ, немецкие войска вторглись в пределы Орловской, Курской, Воронежской губерний, захватили Симферополь, Рос­тов и переправились через Дон. 29 апреля 1918 г. германское командование разогнало Центральную Раду и заменило ее пра­вительством гетмана П. П. Скоропадского.

В апреле 1918 г. турецкие войска перешли государственную границу и двинулись в глубь Закавказья. В мае в Грузии выса­дился и немецкий корпус.

С конца 1917 г. в российские порты на Севере и Дальнем Востоке стали прибывать английские, американские и японские военные корабли якобы для защиты их от возможной герман­ской агрессии. Вначале Советское правительство отнеслось к это­му спокойно. А ЦК РСДРП(б) согласился принять от стран Ан­танты помощь в виде продовольствия и вооружения. Но после заключения Брестского мира военное присутствие Антанты ста­ло рассматриваться как прямая угроза советской власти. Одна­ко было уже поздно. 6 марта 1918 г. в Мурманском порту с анг­лийского крейсера “Глори” высадился первый десант. Вслед за англичанами появились французы и американцы.

В марте на совещании глав правительств и министров ино­странных дел стран Антанты было принято решение о непризна­нии Брестского мира и необходимости вмешательства во внут­ренние дела России.

В апреле 1918 г. японские десантники высадились во Влади­востоке. Затем к ним присоединились английские, американские, французские и другие войска.

В. И. Ленин расценил эти действия как начавшуюся интер­венцию и призвал к вооруженному отпору агрессорам, несмотря на то, что вооруженные силы Антанты воздержались от прямого военного вмешательства во внутренние дела России, предпочитая оказывать материальную поддержку и консультационную помощь противостоящим большевикам силам. Даже после окон­чания первой мировой войны Антанта не решилась на широко­масштабную интервенцию, ограничившись высадкой в январе 1919 г. морского десанта в Одессе, Крыму, Баку, Батуми, а так­же несколько расширив свое присутствие в портах Севера и Дальнего Востока. Однако это вызывало резко негативную ре­акцию личного состава экспедиционных войск, для которых окончание войны затягивалось на неопределенный срок. Поэто­му черноморский и каспийский десанты были эвакуированы уже весной 1919 г.; англичане покинули Архангельск и Мурманск осенью 1919 г. В 1920 г. были вынуждены эвакуироваться с Дальнего Востока английские и американские части. Только японские войска оставались там до октября 1922 г., хотя первоначально страны Антанты сделали ставку на чехословац­кий корпус, располагавшийся на внутренних территориях Рос­сии.

5. Иллюзии и реальность военного коммунизма

5.1 Политико – экономические идеалы большевизма

Термин “военный коммунизм” был “изобретен” одним из видных большевиков, постоянно вступавшим в дискуссии с В. Лениным,— А. Богдановым. Он называл “военным коммуниз­мом” организацию общества, при которой армия бе­зусловно подчиняет себе тыл, создавая “организа­цию массового паразитизма и истребления”. Сам Ленин заговорил о “военном коммунизме” лишь веной 1921 г., связав его с продовольственной раз­версткой. Но несомненно, что одним из главных источников той организации, которую начал анали­зировать Богданов, была идеология большевизма, его воззрения на политико-экономические механиз­мы общества. В основе этих воззрений лежал лозунг “преодоления частной собственности”. Частная соб­ственность напрямую связана с рыночными, товар­но-денежными отношениями. Вот почему целью пе­рехода, к социализму большевики считали ликвида­цию рынка, ликвидацию денежного обращения, за­мену их централизованным производством и рас­пределением. Место рынка как регулятора всей хо­зяйственной жизни должен был занять планово-рас­пределительный механизм. Для этого и требовалась “диктатура пролетариата”, иными словами, жест­кая централизаторская система, способная довести единую волю центра до самых отдаленных уголков, чтобы контролировать потоки сырья и ресурсов, идущих снизу вверх, а затем — продуктов, идущих сверху вниз. Всё без исключения в идеале должно было быть взято на “учет и контроль”. Для этого требовался особо подготовленный и преданный ад­министративный аппарат, а также население, при­нимающее данную систему как единственно воз­можную и верную. Идеалом было и такое ограни­чение права собственности, при котором никакие предметы — от участка земли до швейной машин­ки — не могли бы быть использованы для производ­ства продуктов на продажу с целью получения дохода, не предусмотренного административно-распре­делительным механизмом.

Помимо идеологических схем, большевики опи­рались и на своеобразно понимаемую ими экономи­ческую практику других стран, и прежде всего Гер­мании. Именно там наиболее последовательно для общества, .сохранявшего частную собственность, во­время войны было осуществлено принудительное регулирование производства и потребления. Там были введены трудовая повинность и карточки, от­менена свободная торговля, введены твердые цены. Однако Ленин, восторгаясь германской системой, не называл ее “военным социализмом”. Он утверждал, что это “военно-государственный монополистичес­кий капитализм или, говоря проще и яснее, воен­ная каторга для рабочих”. Но, тем не менее он счи­тал, что такая система есть последняя ступень перед настоящим социализмом. Для того чтобы подобно алхимику превратить “каторгу для рабочих” в со­циализм, нужно только найти “философский ка­мень”. А этим “камнем” является создание револю­ционного правительства во главе с партией боль­шевиков, которое отменит частную собственность во всех видах и тем самым “каторга” превратится в благо для всех.

Следует отметить, что Ленин был отнюдь не оди­нок в своих взглядах. Практика тех лет показывает, что социалисты всех оттенков начала века мыслили так же. И умеренные, и радикальные. Они расходи­лись лишь в сроках, темпах и способах осуществле­ния такого идеала.

Как мы видели, не отставала от этих процессов и Россия. В стране, где доля государственной (казенной) собственности была исключительно велика! по сравнению с Европой, начиная еще с петровских времен, централизация производства и распределения набирала силу.

Но российский административно-управленческий аппарат, не чета немецкому, проваливал все централизаторские планы всех царских и временных правительств. Это давало преимущество большевистским лидерам в их моральном самообосновании борьбы за власть.

Централизация постоянно порождает опасность политической диктатуры и постоянно не выдержива­ет собственной тяжести. Интересно, что отказ от “во­енного коммунизма” в России и “военного государст­венно-монополистического капитализма” в Германии произошел почти одновременно весной 1921 г. Но привычные формы хозяйства (хотя и по разным при­чинам) притягивали к себе обе страны. Россия на ру­беже 20-х и 30-х гг. решительно возвращается к цент­рализованной плановой экономике и устанавливает тоталитарный коммунистический режим. В Герма­нии в 1933 г. пришедшие к власти национал-социа­листы также усиливали планово-централизаторские процессы, контроль над распределением, а полити­ческий режим стал тоталитарным.

Наконец, источником, формировавшим полити­ческие идеалы большевиков, стала жестокая реаль­ность, с которой им пришлось столкнуться, придя к управлению страной. Это прежде всего относилось к настроениям масс. Не только крестьяне, но и значи­тельная часть рабочих были настроены антибольше­вистски. Они не только в течение 1917—1921 гг. принимали антибольшевистские резолюции, но и активно участвовали в вооруженных антиправи­тельственных выступлениях. Поэтому предстояло создать такую политико-экономическую систему, которая бы позволила рабочим поддержать силы для производства хотя бы на минимальном уровне, но одновременно поставила бы их в жесткую за­висимость от властей и администрации, определяв­ших уровень продовольственных норм и норм выра­ботки продукции.

В реальности эти цели достигались лишь при наличии мощного репрессивного аппарата.

5.2 Военный коммунизм” на практике.

Придя к власти, правительство большевиков сразу же нача­ло так называемую “красногвардейскую атаку”, на капитал, хаотично национализируя предприятия, служащие и владельцы которых обвинялись в “са­ботаже и контрреволюции”. Однако попытки в соот­ветствии со своими же собственными политически­ми установками передать предприятия в управле­ние рабочим, фабрично-заводским комитетам натолкнулись на то, что фабзавкомы, представлявшие рабочих, искали лишь личной выгоды, а производ­ство было близко к краху. Как писал один из вид­ных революционеров, Н. Подвойский, весной 1918 г.: “Рабочие и крестьяне, принимавшие самое непо­средственное участие в Октябрьской революции, не разобравшись в ее историческом значении, думали использовать ее для удовлетворения своих непо­средственных нужд”. Такие намерения были объяв­лены “анархо-синдикализмом”, т. е. стремлением противопоставить групповые интересы трудящихся общегосударственным интересам диктатуры проле­тариата. 28 июня 1918 г. Ленин подписывает декрет о национализации почти всей крупной промышлен­ности. Формально он был связан с Брестским ми­ром, так как по его условиям приходилось платить выкуп 'за всю национализированную после 30 июля 1918 г. германскую собственность. Немцы списков такой собственности не представили, а советское правительство их также не имело. Было решено объявить о переходе в руки государства всей круп­ной собственности во всех отраслях промышленнос­ти сразу. В ноябре 1920 г. были подвергнуты на­ционализации и мелкие предприятия, являвшиеся кустарными, ремесленными мастерскими. Национа­лизированные или поставленные под государствен­ный контроль предприятия не имели права поку­пать сырье и продавать продукцию. Но сырьё и топ­ливо не подвозились, оплата за произведенную про­дукцию не осуществлялась. Производство катастро­фически падало, что было следствием не только по­всеместных военных действий, но и постоянно уси­ливавшейся централизации. Рабочие бежали с пред­приятий.

Еще сложнее обстояло дело в деревне. В соответ­ствии с “Декретом о земле”, принятым 25 октября 1917 г., помещичьи, монастырские и иные земли конфисковывались и передавались крестьянам. Со­ветская власть утверждала, что крестьянство в це­лом получило 150 млн. десятин земли. Но эта цифра никогда не была доказана. Иные подсчеты утверж­дают, что наоборот — в ходе конфискации было изъято только в 1918 г. не менее 45 млн. десятин крестьянской земли, находившихся на хуторах и отрубах, т. е. полученных крестьянами по земель­ной реформе Столыпина. “Декрет о земле”, состав­ленный эсерами, но проведенный в жизнь Лени­ным, сводился не только к конфискации земель, но к их фактической национализации, а также к введе­нию уравнительного землепользования, к запрету расширять запашку, арендовать и покупать землю, использовать труд наёмных работников. Эта аграр­ная революция не была итогом неких вековых меч­таний крестьянства или реализацией большевист­ской доктрины. Она стала итогом заблуждений, гос­подствовавших в умах “прогрессивной” интелли­генции многие десятилетия. Ее призывы к равенст­ву и идеалистической справедливости были реали­зованы на практике большевизмом. Но трудящийся крестьянин землю потерял. Была возрождена общи­на, причем даже не в той форме, которая существо­вала до столыпинских реформ. Она возродилась в самой примитивной форме, характерной для “ази­атского способа производства”, главным в котором было прямое изъятие продовольствия на условиях коллективной ответственности.

Все это вместе и привело к ужасающему паде­нию уровня аграрного производства. В январе 1919 г. была официально введена продовольствен­ная разверстка. На этот раз, в отличие от царского и временных правительств, за невыполнение зада­ний по сдаче продовольствия вводились суровые ка­рательные санкции. Они стали главным способом добывания продовольствия. Но и это не помогало. Нарастал стихийный обмен, еще быстрее, чем преж­де развивался -“черный рынок”. Чтобы не допустить поездок горожан в деревню, а крестьян в город и пресечь “буржуазную” стихию, крупные города бы­ли окружены заградительными отрядами. Население городов или вымирало, или бежало. С 1917 по 1921 г. население, например, Петрограда сократи­лось с 2,5 млн. человек до 700 тыс. человек. В от­дельные месяцы смертность от голода была такой же, как и в критические недели ленинградской бло­кады. Фактически лишь “черный рынок” помогал выжить тем, кто не имел возможности получить улучшенное снабжение, работая в партийно-госу­дарственном аппарате.

Исчезали продукты, люди, рабочая сила. Выход виделся в ускорении милитаризации труда, ибо эн­тузиазм отдельных фанатиков никогда не мог заме­нить нормального функционирования экономики. Вместо этого создавались новые “трудовые армии”, работавшие на заготовке дров, ремонте дорог и т. п. Централизованное планирование порождало все но­вые учреждения типа Главкрахмал, Главшвейма-шина, Главспичка, Главкость или Чеквалап — Чрезвычайная комиссия по заготовке валенок и лаптей. Но разрастание такого рода учреждений имело и иную причину: их наличие позволяло уст­роить на работу и получить карточки для родных, знакомых, друзей. Способ же обосновать необходи­мость открытия новой “конторы” находился всегда. Именно в годы “военного коммунизма” сложилась извращенная антирыночная централизованная эко­номика, зачатки которой обнаруживаются и в конце XX века.

Всеобщая нехватка товаров, сопровождавшаяся антирыночной риторикой, неизбежно вела к “ком­мунизации” быта. Отменялась плата за воду, газ, электричество, тем более что вода не шла, газ не горел, электролампочки не светились. Бесплатный проезд в городском транспорте был обусловлен тем, что транспорт остановился. Отмена квартплаты про­водилась после того, когда путем “уплотнения” в “буржуйские” квартиры вселялось несколько се­мей, не имевших возможности оплатить ее. Итогом “военного коммунизма” стало полное разрушение хозяйства, массовый голод и деградация. Но совет­ская власть удержалась.

III . Заключение.

Гражданская война закончилась победой “красных”. Однако это была первая победа. Ее влияние на последующий ход исторического развития нашей страны катастрофичен. Взяв за аксиому положение о том, что гражданская война была выиграна благодаря мудрой политики партии большевиков, ее руководителю перенесли в мирную жизнь все свои военные наработки. Чрезвычайные административные методы управления, заложенные во время гражданской войны в процессе войны за выживание советской власти, в последующем были доведены до абсурда. Террор, который еще можно было как-то объяснить в условиях жесткого противостояния, становится необходимым атрибутом подавления малейшего инакомыслия. Однопартийность и диктатура партии будут объявлены высшим достижением демократии. Тоталитарная система, спасшая партию в период гражданской войны, станет ее надежным оплотом и в дальнейшем.

Данные о жертвах гражданской войны до сих пор очень отрывочны и неполны. Тем не менее, все исследователи согласны, что большинство потерь приходится на долю мирного населения, а в вооруженных силах от болезней умерло больше солдат, чем погибло в бою. В рядах Красной Армии и красных партизан, по некоторым оценкам, погибло в бою и умерло от ран и болезней до 600 тысяч человек.

Сколько-нибудь надежных данных о потерях белых нет. Принимая во внимание их гораздо меньшую (в четыре-пять раз) численность и лучшую боевую подготовку, а также то, что до ¼ советских потерь приходится на войну против Польши, число погибших в бою и умерших от болезней в белых армиях можно оценивать в 200 тысяч человек.

Не менее 2 миллионов составляет число жертв террора, главным образом “красного”, и потери крестьянских формирований (“зеленых”), сражавшихся как с красными, так и с белыми. По крайней мере, 300 тысяч человек погибли в ходе еврейских погромов.

Всего из-за гражданской войны население СССР (в послевоенных границах) уменьшилось более чем на 10 миллионов человек. Из них более 2 миллионов эмигрировало, а более 3 миллионов мирных жителей умерло от голода и болезней.

Гражданская война нанесла непоправимый урон стране.

Примечания.

¹ – Ленин В.И. Полное собрание сочинений. т39, с406

² – Правда. 1917 г. 26 октября

³ – Геллер М., Некрич А. Утопия власти. История Советского Союза с 1917 до наших дней. Лондон 1989

⁴ – Знамя труда. 1907 27,29,31 октября

⁵ – Цитата по: Соловьев О. Р. Великий Октябрь и его противники. О роли союза Антанты с внутренней контрреволюцией в развязывании интервенции и гражданской войны. (октябрь 1917 – июль 1918 гг.), М. 1967 с90

⁶ – Троцкий Л. Д. К истории русской революции., М. 1990, с206

⁷ – Допрос Колчака. Протоколы заседания чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака (стенографический отчет)., Л. 1929, с155

Список использованной литературы:

1. Жарова Л.Н., Мишина И.А. “История Отечества 1900 – 1940 гг.”

М.: Издательство “Просвещение”. 1992 г.

2. Островский В.П., Уткин А.И. “История России XX век.

11 кл.: Учебник для общеобразовательных учебных заведений.

2-е изд., перераб. И доп. – М.: “Дрофа”, 1997 г.

3. Чернобаев А.А., Горелов И.Е., Зуев М.Н. и др. “ История России”:

Учебник для ВУЗов. – М.: “Высшая школа”, 2001 г.

[1] В первый состав ВЦИК вошли 62 большевика, 29 левых эсеров, 6 левых меньшевиков, 3 украинских социалиста и 1 эсер-максималист. Первым председателем ВЦИК был избран Л. Каменев.

[1][1] Народными комиссарами стали: по внутренним делам – А. Рыков, земледелие – В. Милютин, труда – А. Шляпников, по военно-морским делам – Антонов-Овсеенко, М. Крыленко, по иностранным делам – Л. Троцкий, национальностей – И. Сталин.

* Каждая партия выставляла на выборах в каждом округе список своих депутатов (списки были составлены еще до октябрьского переворота). Избиратель опускал в урну список той партии, которой хотел отдать свой голос. Вычеркивание фамилий конкретных депутатов не допускалось.