НТУУ “Киевский Политехнический Институт”

Факультет Электроники

КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ

РЕФЕРАТ НА ТЕМУ:

История ВОЗНИКНОВЕНИЯ ХРИСТИАНСТВА, ислама и буддизма.

ВЫПОЛНИЛ: Бодарев Ю.А.

Гр. ДК-91

ПРИНЯЛ: Тимченко С.К.

Киев 2000.

СОДЕРЖАНИЕ:

1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА.

1.1. ИСТОЧНИКИ.

1.2 . СТАДИЯ АКТУАЛЬНОЙ ЭСХАТОЛОГИИ

1.3. СТАДИЯ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ

1.4. РАЗВИТИЕ КУЛЬТА

2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИСЛАМА.

2.1. ИСТОЧНИКИ

2.2. ЛИЧНОСТЬ МУХАММЕДА.

2.3. СОЦИАЛЬНЫЕ ИДЕИ КОРАНА И ИХ ЭВОЛЮЦИЯ

2.4. РЕЛИГИОЗНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОКИ РАННЕГО ИСЛАМА

3. ВОЗНИКНОВЕНИЕ БУДДИЗМА

3.1. ДОСТОВЕРНОЕ И СОМНИТЕЛЬНОЕ В ИСТОРИИ РАННЕГО БУДДИЗМА

3.2. РЕЛИГИЯ ИЛИ ЭТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА?

3.3. ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ РАННЕГО БУДДИЗМА И ОСНОВ- НЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ

1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА.

1.1. ИСТОЧНИКИ.

Основным источником по наиболее древнему перио­ду истории христианства является новозаветная часть Библии. В нее входят, если перечислять в порядке, канонизированном церковью, 4 Евангелия, Деяния апостольские, 21 послание апостолов и Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова.

Большинство новозаветных произведений псевдонимны. Они написаны на греческом народном («кой­не») языке; гипотеза об арамейском или древнеев­рейском языке их оригиналов ничем не подтверждается.

Первым по времени произведением Нового завета является Апокалипсис. Его датировка 68—69 гг. основана на фактическом материа­ле. «Звериное число» 666, которым зашифровано имя грядущего Антихриста, раскрывается исследователями как обозначение императора Нерона (37—68). Другим отправным пунк­том надо считать указание о семи царях и предска­зание прихода восьмого, который уже раньше был в числе семи. Эта схема находится в полном соответ­ствии с атмосферой политической жизни тогдашнего Рима, где были распространены слухи о том, что Нерон не погиб и что скоро он опять появится. Для автора Апокалипсиса ожидаемое новое появление Нерона отождествлялось с появлением Антихриста. Все эти данные указывают на время царствования Гальбы — с середины 68 до первой трети 69г. Появление остальных новозаветных изведений датируют началом II в.

Если сопоставлять различные новозаветные произ­ведения по степени их ценности в качестве истори­ческих источников, то на первое место в этом ряду надо поставить Деяния. Они дают важный материал, касающийся распространения христианства среди на­родов средиземноморского бассейна во II в. В свете того, что рассказывают Деяния, раскрывается и содер­жание посланий апостолов как проповедников и рас­пространителей христианства.

История становления христианства охватывает пе­риод с середины I в. до V в. включительно. В течение указанного периода раннее христианство пережило ряд этапов своего развития, интересуюшие нас этапы формирования религии могут быть кратко сведены к следующим стадиям:

1) стадия актуальной эсхатологии (вторая полови­на I в.);

2) стадия приспособления (II в.);

3) развитиекульта

На протяжении каждой из этих стадий пережи­вали серьезную эволюцию и вероучение, и культ, и ор­ганизация (церковь). Менялся социальный состав ве­рующих, возникали и распадались различные ново­образования внутри христианства в целом, непрестанно вспыхивали внутренние столкновения, за вероисповед­ной и культовой формой которых скрывалась борьба социальных и национальных группировок по поводу реальных общественных интересов.

Рассмотрим каждую из перечисленных стадий в развитии раннего христианства.

1.2 . СТАДИЯ АКТУАЛЬНОЙ ЭСХАТОЛОГИИ[1]

О «самом начале» христианства можно иметь толь­ко общее, притом весьма туманное представление, од­ной из основ которого является Апокалипсис он, отражает состояние и учение христи­анства в период возникновения последнего.

В свете Апокалипсиса создается картина возникно­вения в середине I в. в Малой Азии нескольких иудейско[2] -сектантских общин. Их члены не считают себя отделившимися от иудаизма, наоборот, только себя они именуют истинными иудеями. Тем не менее от основ­ного ствола иудаизма их отделяли некоторые взгляды (ожидание конца “старого” мира, прихода месии).

Близки к Апокалипсису были взгляды и практика таких сект иудаизма, как те­рапевты и особенно ессеи. О терапевтах известно очень мало, по существу только из одного произведения Филона Александрийского — «О созерцательной жиз­ни» (De Vita Contemplativa). По-видимому, к началу нашей эры в Египте действительно существовали общины терапевтов, уединившиеся в ожидании конца мира, связанного с грядущим пришествием мессии, и обязывавшие своих членов вести аскетический об­раз жизни, готовясь к существованию в «новом ми­ре». Больше известно, особенно в результате кумранских[3] открытий, про секту ессеев. Ее общины существовали и в Палестине, и в диаспоре, в частности, из­вестно об общине, основанной в Дамаске переселен­цами из Палестины, вероятно спасавшимися от прес­ледований ортодоксального жречества и властей.

Вопрос об отношении ессейства к первоначальному христианству имеет в науке немалую историю. Э. Ренан сообщает, что в конце XVIII - начале XIX в. в исто­рической науке было модным «объяснять христианство исключительно ессеизмом: Христос был ессей, развив­ший лишь некоторые черты учения этой секты и об­разовавший особую группу; Евангелие — не что иное, как изменение морали ессеизма». Эта концепция, утверждает он далее, наталкивалась на то затрудне­ние, что ни в одной из новозаветных книг не упо­минается ессейство, хотя в них говорится и о сад­дукеях и фарисеях и даже о зелотах. К концу XIX в. «мода» на выведение христианства из ессейства про­шла. Она с новой силой возобновилась в середине XX в. в результате кумранских открытий.

Некоторые современные авторы, даже принадле­жащие к различным научным лагерям, заявляют чуть ли не о полном тождестве ессейства и первоначаль­ного христианства. Аргументируются такие заявле­ния и совпадением ряда элементов вероучения и об­рядов, и сходством внутренней организации общин. (как в кумранских документах, так и в Апокалипсисе противопоставляются мир зла («тьмы») и мир добра («света») и т.п.) В куль­те ессеев, так же как и у ранних христиан, централь­ное место занимали обряды, связанные с омовениями (у христиан «крещение»). У кумранитов существовал обряд благословения хлеба и вина, напоминающий христианское причащение. Точек соприкосновения оказывается достаточно для того, чтобы говорить о близком род­стве ессейства и раннего христианства. И все же представляется правильным мнение Г. М. Лившица, рассматривающего кумранитов лишь как предшествен­ников христианства.

Одним из предшественников христианства ессей­ство, безусловно, было, но нет оснований считать его единственным источником и выводить христианство непосредственно из него. В дальнейшем развитии христианство все больше отходило как от своей апокалипсической фазы, так и от ессейства.

Таким образом, первоначальное христианство было иудейской мессианистически-эсхатологической сектой людей, объединившихся в ожидании близкого конца света и возникновения нового мирового устройства.

1.3. СТАДИЯ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ

На эсхатологическом этапе своего развития хрис­тианство было не в состоянии прочно завоевать ши­рокие массы. Ожидание близкого конца света, реши­тельное неприятие существующих порядков, враждеб­ность ко всему окружающему — все это могло заинте­ресовать массы лишь на короткий срок, а на более продолжительное время — только замкнутые группы экзальтированных фанатиков. Светопреставление не наступило, а наоборот, вторая половина II в. принесла в условиях общего кризиса рабовладельческой систе­мы некую относительную стабилизацию римского об­щества. В такой ситуации надежда на светопрестав­ление в ближайшем будущем постепенно сменяется в настроениях христиан более жизненной установкой на определенный способ существования в реальном мире и на приспособление к его порядкам. Это нашло свое выражение в новозаветных книгах, появившихся после Апокалипсиса.

Здесь не было отказа от учения о неизбежном конце света, оно осталось неотъемлемым компонен­том христианской догматики. Не только Евангелия продолжают ориентировать верующих на ожидание конца света, притом близкого — «не прейдет род сей...» (Мф., XXIV, 34; Марк., XIII, 30; Лк., XXI, 32), но и во всех позднейших вероисповедных документах христианства эта установка сохраняется на всем про­тяжении его развития, вплоть до наших дней. Тем не менее есть существенное различие между эсхатоло­гией апокалипсического периода и позднейшей. Первая была актуальной эсхатологией, т. е. учением о том, что конца света надо ждать в «наши дни», в самое ближайшее время, и поэтому вся жизнь и поведение верующих должны быть подчинены этой перспективе. Актуально-эсхатологические движения неоднократно возникали и в средние века, и в новое время, но для магистральных направлений христианства эсхато­логия перестала быть актуальной. Конец света мыслил­ся как неизбежная перспектива, но ее осуществление оказывалось отодвинутым на неопределенное время. Такого рода эсхатология не определяет общественное и личное поведение верующего, он не сообразуется с ней в своем жизненном поведении.

Переход христианства от стадии актуальной эс­хатологии к стадии приспособления был связан с из­менениями в социальном и национальном составе об­щин. Процесс этот был двусторонним: с одной сто­роны, перерождение самого движения облегчало для представителей средних и верхних слоев общества, а также для многонациональных масс Римской им­перии присоединение к нему, с другой — менявшийся состав участников движения обусловливал дальнейшее изменение его идеологии.

Еще в середине II в. социальная база христиан­ских общин оставалась в основном той же, что и во второй половине I в.: рабы, вольноотпущенники, ре­месленники составляли преобла­дающее большинство их членов. Но уже во второй половине века христианские писатели, не отрицая того, что основную массу членов общин составляют бедные и незнатные, все же подчеркивают наличие в их сос­таве «благородных» и состоятельных людей. В Деяниях сообщается о каждом случае обращения таких людей, как проконсул Кипра Сергий Павел (Деян., XIII, 7—12).

Представители состоятельных слоев общества, при­мыкавшие к христианству, вскоре завоевали господ­ствующее или по меньшей мере влиятельное положе­ние в общинах. При этом немалую роль играло не только их богатство, которое, будучи частично исполь­зуемо в филантропических целях, ставило в материаль­ную зависимость от них массы рядовых и бедных членов общины. Дело еще и в том, что богатые христи­ане во многих случаях были образованными людьми. Они брали на себя функцию идеологического и ли­тературного оформления христианского учения.

Христианство перешло от отрицания на позиции своеобразного нейтралитета по отношению к богатству. Книга «Пас­тырь» Ерма (вероятно, относится к середине II в.) уже не обрекает богачей на безусловную гибель в по­тустороннем царстве, она считает возможным спасение для них. Условием последнего является употребление части их богатства на нужды благотворительности, а особенно большое значение должны иметь те молит­вы за спасение души богачей, которые возносятся бедными.

Социальное учение раннего христианства отразило в себе сложность классовых взаимоотношений того времени. Недовольство угнетенных своим положением не могло в идеологическом отношении подняться до осуждения самого строя, при котором одни люди были собственностью других. Ни христианство и никакая другая религия того времени не могли подняться над своей эпохой, не могли принципиально осудить институт рабства и вообще порядки, присущие эксплуататор­скому обществу.

На предыдущем этапе функция общения верую­щих со сверхъестественными силами осуществлялась любым из верующих, способным воспринять харизму — благодать, сошествие святого духа. Те, кто выделялся своей активностью из общей массы, признавались особо отмеченными святым духом. Это были харизматики, игравшие ве­дущую роль в отправлении христианского культа на протяжении того периода, когда клир[4] еще не отделил­ся от массы мирян.

Тем не менее культовые и организационно-хозяйственные интересы общин требовали выделения и профессио­нальных руководителей. Помимо председателей молит­венных собраний нужны были и распорядители хо­зяйственной жизнью общины, выполнявшие обязаннос­ти казначеев, распределителей «милостыни», закупщи­ков и хранителей продовольствия для общих трапез. Они получили название епископов — наблюдателей, надзирателей. Это наименование было широко распро­странено для обозначения соответствующих не только духовных, но и светских должностей. Вероятно, вначале должности и звания епископов и пресвитеров смеши­вались, так что одни и те же лица носили и то и другое звание. Но доступ к распоряжению имущест­венными благами общины делал все значительнее имен­но должность епископа. В итоге он стал полновласт­ным руководителем общины, а пресвитеры заняли при нем подчиненное положение. И еще раньше выделилась низшая ступень клира — диаконы, выполнявшие техни­ческие обязанности на молитвенных собраниях и тра­пезах. Известно, что к исполнению этих обязанностей допускались и женщины.

Одним из важных элементов перехода христианства на новые позиции был его окончательный разрыв с иудаизмом во II в.

Иудейство не погибло в результате своего сокруши­тельного поражения 66—73 гг. и не превратилось в христианство. Родственные последнему боковые ветви иудейской религии, такие, как ессейство, вскоре отмер­ли. Христианство же вышло за пределы еврейской диаспоры и получило широкое распространение среди многонационального населения Римской империи.

История не сохранила данных о национальном сос­таве христианских общин II в. Однако несомненно, что процент евреев в этих общинах неуклонно умень­шался, а число прозелитов из язычников возрастало. Можно судить об этом процессе по той борьбе, ко­торая велась на протяжении II в. в христианской литературе между консервативной тенденцией к сохра­нению связи с иудаизмом и противоположным стрем­лением к полному отрыву от него.

Эта борьба имела не только доктринально-догматическое, но и практически-культовое значение. Основ­ная проблема сводилась к тому, должен ли христианин выполнять ветхозаветный закон — соблюдать субботу, придерживаться пищевых и прочих ограничений и за­претов, а главное — подвергаться обрезанию. Пробле­ма обрезания возникла не в отношении христиан, про­исходивших из евреев, а в отношении прозелитов из других народов. Надо было решать сложный вопрос: подвергать ли нового христианина неприятной и болез­ненной операции обрезания и является ли ее свершение непременным условием его приема?

Основная трудность процесса приспособления к ис­торической обстановке заключалась в обострении внут­ренней борьбы в самом христианстве. Внешнее вы­ражение это получило в распространении так назы­ваемых ересей и в той ожесточенной борьбе между различными направлениями христианства, которая ве­лась в течение первых веков его существования, и в частности в рассматриваемый период.

1.4. РАЗВИТИЕ КУЛЬТА

Для первоначальной стадии истории христианства отмечают такую ее существенную особен­ность, как простота ритуала. Выше уже отмечалось, что в дальнейшем развитии христианства обряды иуда­изма, в особенности такой обременительный и непри­ятный, как обрезание, должны были исчезнуть. Их место заняли новые.

Оставаться в положении религии без своих соб­ственных специфических обрядов было для христианства связано с риском гибели. В борьбе за массы оно имело дело с конкурентами, которые держали людей под своим влиянием именно благодаря развет­вленной системе ярких и эмоционально насыщенных культово-магических действий. Нужно было создавать свою систему таких действий, причем жизнь подсказы­вала возможность их заимствования из тех религий, из которых пришли в христианство соответствующие группы верующих.

Этот процесс шел весьма активно. В итоге возникло нечто вроде синтеза иудейской и языческой обрядности, при­чем в ходе развития новой религии первая быстро вытеснилась второй. Обрезание как символ приобще­ния к единоспасающей вере и к сонму ее привержен­цев уступило место водному крещению. Последнее стало одним из «таинств», важнейшим обрядом, ис­полнение которого связано, по верованию, с чудом.

Погружение в воду как акт приобщения к дан­ной религии впервые появилось не в христианстве. Этот обряд был широко распространен в дохристиан­ских религиях древности.

В первых поколениях христиан, когда к новой ре­лигии приобщались преимущественно взрослые люди, обряд крещения производился именно над ними.Но в дальнейшем принадлежность к этой религии стано­вилась наследственной, и родители, естественно, стре­мились обратить в христианство своих детей с рож­дения. Вот почему в религиозный быт и в церков­ные узаконения вошло крещение новорожденных.

Вероятно, несколько ранее крещения в христиан­ском культе занял свое место обряд причащения. Его распространение было облегчено тем, что ему не приш­лось, как крещению, вытеснять соответствующий иу­дейский обряд. Специфически христианское объяснение семантики причащения мы находим в евангельском предании о тайной вечере. Но действительные его истоки лежат в дохристианских культах. В христианство этот обряд проник из митраизма, из оргиастических мистерий Ди­ониса, из культа Бахуса, из критских орфических мис­терий и других древних культов. Обряд вкушения плоти и крови бога по своему происхождению восходит к первобытным временам и к тотемистическим куль­там. В религиях первобытности и древности было ши­роко распространено представление о том, что, прини­мая внутрь частицу тела своего божества, человек обретает его силы и мудрость, его доблесть и хит­рость. Будучи центральным элементом христианского культа в ранний период его истории, обряд причащения сыграл большую роль в оформлении всего богослуже­ния.

Обряды крещения и причащения послужили осно­вой складывавшегося христианского культа. Тот факт, что они были заимствованы из других религий, соз­давал известные трудности в отношении их осмысле­ния. Заимствуемым культовым формам требовалось иное объяснение, чем то, которое они имели в поро­дивших их религиях.

Создание новой этиологии для заимствуемых обря­дов обусловливало дополнительную нагрузку для работы религиозных идеологов, которые занимались фор­мулированием догматики. Материал для новых объяс­нений старых обрядов выискивался в книгах Нового завета, а иногда просто измышлялся и фиксировал­ся в сочинениях раннехристианских авторов.

2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИСЛАМА.

2.1. ИСТОЧНИКИ

Из трех мировых религий ислам — самая «моло­дая»; если первые две — буддизм и христианство — возникли в эпоху, которую принято относить к древности, то ислам появился в раннее средневековье.

Археологических памятников, относящихся к данной эпохе, не существует, если не считать двух-трех скупых надписей III—V вв. и «черного камня» в Мекке, который сам по себе тоже мало что говорит.

Основным источником для исследования и описания первоначального ислама является Коран. При всех критических замечаниях, сделанных в адрес этого до­кумента исламоведами и историками арабской литера­туры, его подлинность и его важное значение для историографии ислама остаются незыблемыми.

Основатель ислама Мухаммед изрекал свои сужде­ния и решения, произносил проповеди, выступал с реча­ми и воззваниями назидательного и полемического по­рядка в связи с различными событиями общественной и религиозной борьбы, которую он вел. В некоторых случаях слушатели записывали (по преданию, при Мухаммеде состояли даже специальные писцы) эти откровения на пальмовых листьях, плоских костях и камнях, на обрывках папируса или кожи. Кодифицированного же текста Корана ко времени смерти Мухаммеда в 632 г. еще не было.

Когда в сражении против еретика Мусейлимы (633) погибли те из последних «хранителей Корана», которые помнили наизусть отдельные его суры, один из руководителей мусульманства, будущий халиф Омар, обратил внимание халифа Абу Бекра на опасность того, что со временем поучения пророка вообще окажутся стертыми из памяти людей. Тогда Абу Бекр счел необхо­димым кодифицировать Коран в одном документе и поручил это дело Зейду ибн Сабиту, состоявшему писцом еще при Мухаммеде. При содействии властей Зейд собрал отдельные зафиксированные фрагменты Корана у всех, у кого они хранились, записал многое из того, что помнили оставшиеся в живых «хранители», присоединил к ним и собственные записи и создал пер­вый общий свод Корана.

Говоря о подлинности текста Корана, надо иметь в виду, что его кодификаторы могли вносить в него исправления, вытекавшие из менявшейся обстановки и из требований тех общественных слоев, которые в данный момент занимали господствующее положе­ние. Известно, например, что после первой кодифи­кации Корана некто Абдалла ибн Масуд, занимавший при жизни Мухаммеда высокое положение, заявлял, что из свода Корана исчезли многие тексты, в которых подвергались критике верхушечные социальные слои Мекки.

При всем этом Коран следует считать основным источником, по которому можно судить о первоначаль­ном исламе. Сказанное выше должно только предо­стерегать от некритического отношения к этому ис­точнику.

2.2. ЛИЧНОСТЬ МУХАММЕДА.

Историчность личности Мухаммеда не вызывает сомнений. Он действительно был основателем ислама, признание чего ни в коей мере не снимает проблемы решающего значения тех социально-исторических усло­вий, в которых его деятельность могла оказаться столь существенной и результативной.Если основываться на биографии Мухаммеда, изложенной в известных нам источниках, то можно в общих чертах реконструировать историю его жизни и деятельности.

Известные факты: рожде­ние в начале 70-х годов VI в., происхождение из второ­степенного рода хашим знатного и богатого племени курейш, жизнь в бедности до женитьбы на Хадидже, сама женитьба, начало проповеди в 610 или 612 г., враждебное отношение к ней и к самому проповеднику со стороны правящих кругов Мекки, переселение (или бегство) в Ясриб (Медину) в 622 г.

Проповедническая и военная деятельность Мухам­меда в Медине, его личная жизнь там, состояние его здоровья, смерть в 632 г. описаны достаточно подробно. Главные события указанного периода — сражения при Бедре и Оходе, «войну у рва», набеги мусульман на другие арабские племена и территории, перипетии мир­ных взаимоотношений с Меккой, включая паломниче­ство в 630 г. и окончательную ее капитуляцию в том же году,— следует считать историческими фактами, знаме­новавшими этапы развития и победы первоначального ислама. И нет оснований отрывать их от личности человека, который был их инициатором и в известной мере руководителем.

Необходимо учитывать и те особенности личности Мухаммеда, которые не могли не оказать известное влияние на самый ход событий. В научной литературе долгое время бытовал взгляд, приписывающий основа­телю ислама эпилептическую болезнь. К тому же многочисленные сообщения свидетельствуют о часто происходивших у него припадках с частичной и даже полной потерей сознания. Один из крупных исламоведов прошлого века, А. Шпренгер, имевший и медицинское образование, отверг этот диагноз и при­знал болезнью Мухаммеда «мускулярную истерию». В. Бартольд счел и такую болезнь не соответствую­щей характеру поведения Мухаммеда, так как «эпилеп­тические и истерические натуры не могут быть свободны от болезненных колебаний и увлечений...».

Этот факт дает материал к установлению родства пророческой функции Мухаммеда с шаманством. Как известно, это явление — более или менее универсальное в истории религий — связано с тем, что при своем служении шаман впа­дает в транс, а иногда просто теряет сознание, находясь в это время, как считают верующие, в непосредственном общении с миром духов. В доисламской Аравии зафик­сировано широкое распространение деятельности шама­нов, известных там под именем кахинов.

Он активно использовал кахинскую форму культовой и общественно-политической деятельности. В то же вре­мя следует указать на то новое, что он внес в ее содер­жание и форму. Мухаммед занимался делами и забо­тами не отдельных личностей, какими бы высокопостав­ленными они ни были, а общества в целом — конечно, в масштабе племени и группы племен.

Главное же, что отделяет Мухаммеда и его проповедь от «теории» и практики кахинства, заключается в том, что в основе этой проповеди лежит идея единобожия, в то время как кахинство основано на представлении об общении с миром бесчисленного множества демонов, составляющих мир сверхъестественного.

В общем же Мухаммед остался в истории не простопророком, его деятельность была несравненно сложнее и многограннее.

2.3. СОЦИАЛЬНЫЕ ИДЕИ КОРАНА И ИХ ЭВОЛЮЦИЯ

Первые по времени своего появления суры[5] — 96-я и 74-я — призывают людей признать Мухаммеда про­роком Аллаха. Имя бога Аллаха не было новым для мекканцев, ибо оно обозначало племенного бога мекканских курейшитов. Новым вначале было лишь требо­вание признания Мухаммеда посланцем, пророком Аллаха. У мекканцев не было никаких оснований к такому признанию. Сам Мухаммед происходил из ро­да, не пользовавшегося особым уважением среди своих земляков. Чудес или «знамений» он показать не мог. Единственное, на что он ссылался,— его видения и «от­кровения», но мекканские купцы были деловыми людь­ми, не склонными верить богословским россказням. Что же касается социальных низов мекканского общества, то и для них первоначальная проповедь Мухаммеда не содержала в себе ничего соблазнительного и мобили­зующего.

На самой ранней ступени развития откровения появ­ляется идея единобожия, играющая в дальнейшем центральную роль во всем мусульманском вероучении: «...нет божества, кроме Него...» (20, 7), «...нет божества, кроме Меня!» (20, 14),— говорит Коран об Аллахе, и он сам о себе. Особо регламентировался в Коране вопрос о том, каково должно быть поведение верующих в отно­шении тех, которые отказываются верить в единого бога. В этом вопросе Мухаммед тогда еще не выработал какой-либо позиции.

Пророк требовал веры и покорности под страхом грядущей эсхатологической катастрофы, оперируя угро­зами адских мук и посулами райских наслаждений. Что­бы выяснить то социально-практическое значение, ко­торое имели для мекканцев того времени эти угрозы и посулы, важно установить, какого рода жизненное поведение могло с точки зрения Корана дать людям надежду на райское блаженство и внушить им страх перед угрозой адских мук. Иначе говоря, речь идет о том, какого поведения в их практической жизни тре­бовал пророк от своих последователей.

Вначале эти требования были неопределенными и немногочисленными - добрые дела фактически сводились к мелкой благотворитель­ности. В дальнейшем нравственные предписания стали более сложными и многообразными.

Более жизненное значение имели требования, обра­щенные к торговцам: не обмеривать и не обвешивать. «Горе обвешивающим» (83, 1),— грозит пророк мекканским торговцам. Было бы ошибкой считать это требование Корана только выражением пре­тензии бедняков к обманывающим их мекканским тор­говцам. В то же время вряд ли эта проповедь практи­чески затрагивала интересы торговцев, ибо каждый из них, обманывая других, был против того, чтобы его самого обманывали.

Робость Мухаммеда в отношении установившихся к его времени социальных порядков и отношений была настолько ярко выражена, что он не посягал даже на кровную месть. «...Если кто был убит несправедливо,— гласит Коран,— то Мы его близкому дали власть...»; он только советует некоторую умеренность в применении этой власти: «...но пусть он не излишествует в убиении» (17, 35).

Пророку удалось привлечь на свою сторону в этот пери­од лишь несколько десятков человек. Положение изме­нилось лишь после того, как основная база движения была перенесена в Ясриб.

Удачным оказался выбор этой базы. Медина была исконным конкурентом и противником Мекки во мно­гих отношениях, и прежде всего в торговле. Происходили и военные столкновения между жителями этих круп­ных центров Хиджаза. Уже одно это должно было обес­печить мекканскому изгнаннику не только хороший прием в Ясрибе, но и благожелательное отношение к его проповеди. Реальные интересы людей определили идео­логическую атмосферу, в которой нашла поддержку проповедь новой религии. Сказалось и то, что в Ясрибе был распространен иудаизм с его формальным моно­теизмом[6] . В общем этот город очень скоро стал резиден­цией пророка.

Сразу изменились и содержание и тон коранических откровений. Мединские суры исполнены уверенности и категоричности: они не столько увещевают и угова­ривают, сколько настаивают и изобличают. Появляется новая забота: среди тех, кто теперь в больших количе­ствах стал примыкать к лагерю мусульман, отличить поистине уверовавших от притворяющихся и лицемеров. «...Некоторые говорят: «Уверовали мы в Аллаха и в по­следний день». Но они не веруют» (2, 7). Знамением времени было уже то, что появилось много людей, которым было нужно и выгодно симулировать присоединение к исламу.

В отношении тех, кто упорствовал в своих старых верованиях, проповедовалась новая, определенная линия поведения - их рекомендовалось убивать. Мединские суры преисполнены священной ярости в отношении всех, кто оказывает сопротивление обращению в ислам, и призывов к тому, чтобы сражаться с ними и убивать их: «...сражайтесь с ними, пока не будет искушения, и религия вся будет принадлежать Аллаху» (8, 40).

Если раньше проповедническая активность Мухам­меда и его помощников была направлена против неве­рующих, то теперь она устремлена на самих верующих, чтобы постоянно поддерживать в них воинственный дух и побуждать их всегда стремиться к войне с «много-божниками». В различных текстах однообразно повто­ряется мотив: «Сражайся же на пути Аллаха!» (4, 86);

Разумеется, воинственная активность борьбы за веру питалась не только побуждениями благочестия и ставкой на награду в потусторонней жизни. Верую­щие должны рассчитывать на воздаяние не только после смерти, но и при жизни. Эта награда заключается в военной добыче. Пророк ведет верующих в бой, вдохновляя их той обильной добы­чей, которую они возьмут, ибо «обещал вам Аллах обильную добычу, которую вы возьмете, и ускорил Он вам это...» (48, 19, 20). Имеется в виду не какой-нибудь беспорядочный грабеж — раздел добычи поставлен на организованную почву: «...если вы взяли что-либо в добычу, то Аллаху — пятая часть, и посланнику, и родственникам, и сиротам, и бедным, и путнику...» (8, 42).

Сплочение арабов под религиозным знаменем дол­жно было неминуемо нанести сильный удар по родоплеменному делению общества. Составив сплошной массив мусульман, арабы все более отходили от этого деления. Как в Коране, так и особенно в практической деятельности Мухаммеда и его преемников красной нитью проходит стремление к объединению верующих независимо от их национальной и племенной принад­лежности. По той же линии идут и установленные Кораном за­коны, регулировавшие имущественно-правовые отноше­ния между мусульманами. Фигурирующие в Коране законы о праве наследования игнорируют традиционные порядки родового строя, и прежде всего власть стар­шего в роде над младшими. В равных долях наследуют имущество все дети мужского пола независимо от воз­раста; право наследования предоставляется и женщи­нам, хотя и в половинном размере в сравнении с муж­чинами; владелец имущества получает право заве­щать его по своему желанию.

В ходе экономического и социального развития родоплеменное деление постепенно стиралось, уступая место делению по имущественным и классовым призна­кам. Правда, новое деление осуществлялось не по имущественно-классовому, а по вероисповедному признаку. Ислам находил, однако, возможность совместить эти два прин­ципа: участвуя в военных экспедициях, формальным назначением которых было обращение неверных, веру­ющие обогащались за счет военной добычи и незави­симо от своего прежнего имущественного положения занимали позицию в рядах складывавшегося правя­щего класса.

То обстоятельство, что общая внешнеполитическая и военная устремленность всего движения не снимала внутренних социальных противоречий в среде его участ­ников, явилось основой распространения в исламе уже на самой ранней ступени его существования различ­ных ответвлений и сект.

2.4. РЕЛИГИОЗНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОКИ РАННЕГО ИСЛАМА

В момент возникновения ислам был синкретической религией, впитавшей в себя элементы верований и куль­та ряда религий, распространенных среди населения Аравийского полуострова. Можно выделить четыре группы влияний, оказавших воздействие на первона­чальный характер ислама: доисламские древние веро­вания и культы, иудаизм, христианство и маздеизм.

Доисламские языческие верования и культы пред­ставляли собой довольно хаотическое соединение эле­ментов фетишизма[7] и тотемизма[8] , поклонения явлениям и силам природы, особенно небесным светилам, и поли­демонизма.

Перед Мухаммедом и другими деятелями раннего ислама стоял вопрос, что из доисламских языческих ве­рований и культов можно включить в новую религию. После некоторых колебаний был избран путь решитель­ной борьбы с почитанием всех других божеств, кроме курейшитского Аллаха. Коран приводит жалобу Нуха (Ноя) на неких оппонентов, которые уговаривали лю­дей: «Не оставляйте никаких ваших богов, не оставляй­те никак Вадда, и Суву, и Йагуса, и Йауку, и Насра». Жалоба не осталась без последствий: «От прегреше­ний их были они потоплены и введены в огонь» (71, 22—23, 25). Отметим, что первое из указанных имен богов означает мужчину, другое — женщину, осталь­ные три — льва, лошадь и орла.

Из старого культа ислам сохранил то большое зна­чение, которое придавалось в нем паломничеству к свя­тилищам и прочим почитаемым местам. Мекка с ее Каа­бой[9] и Земземом осталась в исламе тем же святым горо­дом, каким она была до него, и тем же местом обще­арабского, а в дальнейшем общемусульманского палом­ничества. В ее пользу был решен и вопрос о кыбле, т. е. о том направлении, к которому должен обращаться правоверный во время молитвы. После короткого пере­рыва, когда Мухаммед в Медине, пытаясь найти общий язык с иудаизмом, установил было кыблу в направле­нии Иерусалима, вопрос был пересмотрен, и с того вре­мени каждый молящийся мусульманин становится ли­цом в направлении Мекки.

Влияние иудаизма на первоначальный ислам было не меньшим, а, может быть, в некотором отношении еще большим, чем влияние древних арабских верований и культов. В Аравии проживало немало приверженцев иудаизма. Мухам­мед вероятно, встречался с иудеями как в Мекке, так и во время своих путешествий с караванами своей хо­зяйки, потом жены Хадиджи. Их рассказы о содержании Ветхого завета могли остаться в его памяти и в более или менее измененном виде войти потом как в текст Корана, так и в вероучение новой религии. Ветхозавет­ные персонажи Ной — Нух, Авраам — Ибрахим, Мои­сей — Муса заняли в нем место пророков, предшество­вавших Мухаммеду. Нашел свое место в Коране и ряд ветхозаветных легенд и мифов — о сотворении мира, о грехопадении прародителей, об Иосифе и его братьях, о египетском плене и т. д.

Сказалось и влияние христианства, хотя и в мень­шей мере. Иисус Христос под именем Исы занял свое место среди пророков в качестве непосредственного предше­ственника Мухаммеда. Некоторые новозаветные эпизо­ды также нашли отражение в Коране. Но и здесь не обо­шлось без искажений.

Некоторые авторы высказывают предположение, что неиудейское население Медины до поселения там Му­хаммеда исповедовало христианство в одной из его сек­тантских разновидностей, приверженцы которой рас­сматривали Иисуса не как бога, а как человека-проро­ка. Для такой религии переход к исламу должен был быть последовательным шагом, так как в ней ничто не препятствовало учению о том, что вслед за пророком Иисусом появится новый пророк Мухаммед, продол­жающий его дело. Однако достаточных оснований для признания этой концепции не существует.

Влияние христианства на ранний ислам сказалось, но не в представлениях о боге. Для новой религии, прокламировавшей свое воинствующее единобожие, больше подходил ветхозаветный Яхве, чем новозавет­ная Троица. Но учения о близком конце света, о вос­кресении мертвых и страшном суде, конечно, носят на себе следы христианского происхождения.

3. ВОЗНИКНОВЕНИЕ БУДДИЗМА

3.1. ДОСТОВЕРНОЕ И СОМНИТЕЛЬНОЕ В ИСТОРИИ РАННЕГО БУДДИЗМА

Буддизм возник на территории Индостана в VI в до н. э., явившись, таким образом, первой по времени своего возникновения мировой религией. В дальнейшем он завоевал миллионы последователей в разных странах Азии, но на территории Индостана утратил свои пози­ции и фактически исчез. Тем не менее ранние стадии его истории связаны с этим субконтинентом, и освещать их следует на этническом и социально-историческом фоне Индостана VI в. до н.э.

VII—V вв. до н.э. были периодом сильного религиоз­ного брожения в Индии. На это время приходится воз­никновение и оформление джайнизма[10] и буддизма, а также многочисленных сект и религиозных движений как внутри указанных двух новых для того времени религий, так и вне их. Насчитывается до 17 толков, возникших в буддизме в течение второго столетия после смерти Будды, и, помимо того, еще шесть враждебных сект, основанных «лжеучителями» — современниками Будды. Одно это свидетельствует об интенсивности религиозной жизни и тех исканий, которые происходили в этой области в указанный период.

Возникновение буддизма связывается с жизнью и проповеднической деятельностью Сиддхартхи Гаутамы Будды. Некоторые буддологи прошлого века отрицали историчность Будды. «Надо признать,— писал француз­ский ученый Е. Сенар,— что в целом легенда Будды изображает не действительную жизнь, хотя бы даже изукрашенную некоторыми выдумками воображения. Она, в самой сущности своей, есть эпическое прослав­ление божества, известного мифологического типа...» На такой же позиции стоял и немецкий исследователь Г. Керн, утверждавший, что «Будда легенды не есть историческая личность, а мифический образ...». В осно­ве мифа о Будде, как считали приверженцы этой точки зрения, лежало олицетворение солнца и перипетий его годового движения по небосводу. Впрочем, указанный выше Сенар в ходе исследований переменил свою точку зрения и впоследствии писал: «Нельзя сомневаться в том, что Будда действительно учил в конце VI в. до н. э.; невозможно сомнение и относительно того, что все главные черты его учения и его легенды быстро за­крепились в том виде, в каком они нам ныне доступны».

Большинство исследователей полагают, что нет оснований подвергать сомнению действительное сущест­вование основателя буддизма; некоторые из них даже признают Будду первым из числа исторических деятелей Индии, существование которых поддается почти точной датировке. Вероятно, данная точка зрения имеет больше оснований, ибо действительно для ее опровержения не выставлено достаточно серьезных аргументов. Во вся­ком случае реконструкция истории возникновения буд­дизма немногим изменится от положительного или отри­цательного решения вопроса об историчности Будды. Ясно, что духовный облик того человека или тех людей, которые были действительными основателями данного религиозного учения, должен был в общем соответст­вовать тому, каким в легендах предстает Сиддхартха Гаутама.

Согласно этим легендам, он родился около 560 г. до н. э. Местом его рождения считается северо-восток Индии (в современных ориентирах — у границы Не­пала). Он был сыном главы племени шакьев. В 29 лет, пораженный фактом обилия переживаемых людьми страданий, Гаутама расстался со всеми благами и соблазнами роскошной жизни, оставил жену с малолетним сыном и отправился странствовать. Шесть лет он вел жизнь бродячего аскета[11] и искал истину в беседах с брахманами[12] -аскетами, предаваясь подвигам само­истязания и умерщвления плоти. В дальнейшем он, однако, убедился в бесплодности выбранного пути изанялся размышлениями о причинах страдания и о способах его преодоления. Наконец, в некий момент, признаваемый буддистами по своему значению всемир­но-историческим, Гаутама, сидя под деревом, которое отныне стало столь же прославленным, внезапно узрел истину; и именно с этого момента он стал Буддой, т. е. просветленным, озаренным, умудренным. Тут же он начал свою проповедническую деятельность, для чего отправился в Бенарес и, найдя там пять своих учеников, отошедших от него ранее из-за его отказа от аскети­ческого образа жизни, обратился к ним с проповедью нового учения. 40 лет проповедовал потом Будда это учение в Северной и Центральной Индии и умер около 480 г. до н. э., положив основание многолюдной и мощ­ной церковной организации — сангхе.

Традиционно-каноническая версия дальнейшей истории новой религии представляет ее в виде триум­фального шествия по всей стране, причем дело выглядит так, что новое учение принималось без каких-либо трудностей всем населением. Богатые и бедные, люди разных варн (каст) и родов занятий одинаково приветствовали Будду и с готовностью принимали его уче­ние. За право принять и угостить просветленного велись острые споры между людьми, общинами. Последова­телями Будды сразу стали цари Бимбисара, Прасенаджит, Аджаташатру. Вскоре после смерти Будды наиболее выдающиеся его последователи собрались в Раджагрихе, где обсудили и утвердили ряд основополо­жений новой религии. Тем не менее в течение первого столетия, последовавшего за этим, среди сторонников буддизма возникли разногласия и расхождения, так что понадобился созыв нового Собора, который и состоялся в Вайшали через столетие после первого. Еще через сто с лишним лет, при царе Ашоке (III в. до н. э.), в городе Паталипутра (современная Патна) состоялся третий Собор, на котором был утвержден текст священных книг буддизма, составляющих Типитаку (на сан­скрите—Трипитака), и принято решение о рассылке миссионеров во все концы страны, в частности на юг, вплоть до Цейлона.

Из всех толков и ответвлений раннего буддизма вы­делилось одно направление, завоевавшее прочные пози­ции на севере Индии и впоследствии распространив­шееся в ряде стран Азии. Его приверженцы назвали свое учение махаяной — «широкой колесницей», «ши­роким путем» к истине; «узкой колесницей», или хинаяной, они именовали прежнее учение, господствовавшее на юге. Буддизм в его махаянистской форме был принят царем Кушанской империи Канишкой, с именем кото­рого связано предание о новом Соборе, проходившем около 100 г. н. э. в Кашмире. Собор сформулировал и утвердил основные положения махаяны. Махаянистские историки буддизма тоже говорят о трех Вселенских соборах и вынуждены поэтому кашмирский Собор как-то втискивать в эти рамки. Для этого им прихо­дится или вовсе игнорировать третий Собор, или же сме­шивать воедино второй и третий, вследствие чего полу­чаются хронологические несообразности, в частности продление жизни отдельных лиц, нужных для автори­тетности, до невообразимых размеров. Даже несом­ненно историческая личность Ашоки здесь мистифици­руется довольно странным образом: махаянисты отно­сят второй Собор к царствованию Дхарма-Ашоки (бла­гочестивого Ашоки), а хинаянисты говорят в этой связи о Кала-Ашоке (Черном Ашоке). Не исключено, что имеется в виду один и тот же персонаж, исторический Ашока, но какой именно Собор происходил в его царст­вование, остается неясным. Основателем махаяны, впервые употребившим даже этот термин, считается буддийский богослов Ашвагхоша (жил в начале нашей эры), а главным идеологом, сыгравшим наибольшую роль в распространении махаянистского буддизма, был, очевидно, Нагарджуна (ок. середины II в. н. э.).

Примерно в середине первого тысячелетия нашей эры сформировалось новое направление махаяны, из­вестное под названием варджаяны — «алмазной колес­ницы». По-иному оно именуется буддийским тантризмом, или тантраяной. Некоторые исследователи выска­зывают мнение, что варджаяна зародилась не позже хинаяны и махаяны. В литературе бытуют и такие взгляды, по которым варджаяну следует считать третьим направлением в буддизме наряду с хинаяной и махаяной.

Среди исследователей существуют разногласия по поводу того, надо ли считать ранний буддизм религией или только философским и этическим учением, приобретшим характер религии лишь в дальнейшем хо­де своего развития.

3.2. РЕЛИГИЯ ИЛИ ЭТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА?

Если основываться на знаменитой бенаресской про­поведи Будды в ее каноническом изложении, которая считается самым фундаментальным вероисповедным до­кументом буддизма, то на первый взгляд перед нами действительно идеологическое явление, не имеющее отношения к религии. «Четыре благородные истины», провозглашенные Буддой, таковы: жизнь в мире полна страданий; есть причина этих страданий; можно пре­кратить эти страдания; есть путь, ведущий к прекра­щению страданий. Чтобы этого достигнуть, надо сле­довать «благородному восьмеричному пути». Восемь элементов его заключаются в правильных взглядах, правильной решимости, правильной речи, правильном поведении, правильном образе жизни, правильном уси­лии, правильном направлении мысли, правильном сосре­доточении. Неопределенность каждой из перечислен­ных формул дает возможность вкладывать в нее любое содержание. И все же в целом проповедь направлена к наставлению людей в каких-то правилах поведения, или в стремлении к отказу от всякого поведения.

3.3. ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ РАННЕГО БУДДИЗМА И ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ

Возникновение буддизма было связано с появлением ряда произведений, вошедших впоследствии в состав канонического свода буддизма — Типитаки; это слово обозначает на языке пали «три сосуда» (точнее — корзины). Типитака была кодифицирована около Шв.; можно считать относящимися к ней и джатаки - сказания о подвигах и поучениях Будды в его прежних воплощениях. В качестве источника по древнему буд­дизму следует отметить эпические поэмы Ашвагхоши[13] , относящиеся ко II в. Большое значение имеет эпигра­фический и изобразительный материал, содержащийся на стелах[14] и других сооружениях царя Ашоки. В целом, однако, вопрос об источниках по древнему буддизму весьма сложен.

Если даже письменность в Индии и существовала в период возникновения буддизма, то священные книги последнего были все же зафиксированы и кодифици­рованы не раньше чем через полтысячелетия после данного события, т.е. в начале нашей эры. До этого все предания, легенды и поучения, связанные с новой религией, существовали в устной традиции — пропове­довались, передавались и заучивались изустно. Неда­ром первое наименование приверженцев буддизма было «шраваки», что значит «слушатели». Сутты[15] , как пра­вило, начинаются формулой: «Так я слышал». В общем ни палийский канон, ни другие священные книги буд­дизма не дают представления о первоначальной стадии развития этой религии.

Обратимся к археологии и эпиграфике[16] . Самые ран­ние материалы этого рода — надписи Ашоки и Бхархутская ступа[17] . Первые датируются серединой III в. до н.э., датировка последней довольно неопределенна, но при всех вариантах, видимо, остается в рамках II в. до н.э. Обе даты отстают от времени возникнове­ния буддизма на два - три столетия, но приходится исходить из того, что более ранних источников в распо­ряжении науки нет.

Характер буддийского культа, современного Ашоке, в надписях по существу не отразился. Из отдельных штрихов, содержащихся в них, можно понять, что на этом этапе культ буддизма еще не внес ничего нового в брахманистские культы, основанные на ведах[18] . Тем не менее есть основание полагать, что такой важный элемент брахманистского культа, как приношение в жертву животных, встречал со стороны буддизма весьма сдержанное отношение, с течением времени пре­вратившееся в отрицание. Уже на ранней ступени раз­вития буддизма такие жертвоприношения стали усту­пать место обильным курениям, подношению цветов; и, видимо, с самого начала словесный молитвенный элемент культа занял в буддизме значительно большее место, чем в ведической религии и в брахманизме.

Сангха (община) во времена Ашоки приобрела оформленный вид. Сеть монастырей покрыла всю Ин­дию. И если вначале примкнуть к буддизму означало уйти из мира, полностью предавшись жизни отшель­ника-монаха, живущего подаянием, то уже сам Ашока явил пример вступления в сангху с сохранением преж­него мирского образа жизни.

Следующую ступень в развитии вероучения и культа буддийской религии отражает Бхархутская ступа. По времени она отстоит от надписей Ашоки на 100— 150 лет; путь, пройденный за это время буддийской ре­лигией, достаточно значителен.

В изображениях и надписях Бхархутской ступы на­глядно и убедительно выражены представления, свя­занные с верой в сверхъестественный мир и населяющих его богов и демонов. Колонны, обрамляющие вход во внутренний двор святилища, украшены изображениями сверхъестественных существ мужского и женского пола, надписи под которыми именуют их словом «якхо». Это слово, звучащее на санскрите как «якша», многозначно, будучи наименованием вообще богов или демонов в одних случаях и специально злых богов — в других. В Бхархутской ступе они выступают в роли хранителей и стражей святыни, причем многие из них изображены молящимися. Каждый из якхо имеет собственное имя. Двое из этих существ, Купиро и Вирудако, ассоции­руются с известными по древней индийской мифологии Куверой и Вирупакшей — богами-хранителями север­ной и южной сторон Вселенной. Они довольно широко представлены в буддийской мифологической космологии вместе с хранителями двух других сторон света. Изобра­жены они в человекоподобном виде.

Мифологическое содержание текстов и изображений Бхархутской ступы свидетельствует о том, что на самой ранней, доступной исследованию ступени развития буд­дизм имел богатый пантеон и пандемониум, в основном соответствующий представлениям и верованиям, кано­низированным впоследствии в Типитаке.

В материалах Бхархутской ступы отразился и про­цесс формирования буддийского культа. Сама ступа была окружена алтарями, у которых происходило бого­служение. На некоторых изображениях показано и по­следнее. Оно состояло из славословий божествам, и прежде всего Будде, в пении гимнов, многократном об­хождении вокруг святилища, коленопреклонениях, воз­ложении цветов, сжигании специй для благовонного курения. Основные элементы буддийского культового ритуала были к этому времени уже сформированы.

До I века н.э. никаких священных книг буддизма не существовало. Тексты преданий, сюжеты мифов, поуче­ния, проповеди, гимны заучивались изустно и в практике деятельности монахов и других деятелей сангхи по­стоянно повторялись, чем поддерживалась устная тра­диция. С возникновением письменности на языке пали эти многочисленные, если не сказать бесчисленные, тексты стали записываться, причем это происходило первое время на о-ве Цейлон, потом перешло в другие страны Юго-Восточной, Центральной и Восточной Азии. Первоначальный свод цейлонского текста в рукописях не сохранился. Но в прошлом веке буддийскими учены­ми и историками была осуществлена операция, запечат­левшая его и сделавшая таким образом достоянием буддийского религиозного обихода, с одной стороны, и научного религиоведения — с другой.

На V Буддийском соборе в 1871 г., проходившем в Бирме (г. Мандалай), была начата работа по соби­ранию и сверке сохранившихся в разных странах Востока рукописей и печатных текстов, относящихся к малийскому канону. Собранный материал был сум­мирован в 729 текстах, и каждый из этих текстов был вырезан на мраморной плите. Так образовался целый городок (Кутодо) буддийского Священного писания, носящего палийское название Типитака. Как уже го­ворилось, в переводе это слово означает «три корзины» или «три сосуда», что отражает то обстоятельство, что все тексты разделены на три части — питаки: Винаяпитака, Суттапитака и Абхидхармапитака. Каждая из питак в свою очередь делится на ряд отдельных трак­татов и произведений разных жанров, именуемых никаями.

Винаяпитака посвящена преимущественно прави­лам поведения монахов и порядкам в монашеских общи­нах. Древнейшей и важнейшей ее частью является Пратимокша, своего рода уголовный кодекс для монахов, совершающих те или иные проступки или преступления, с указанием тех наказаний, которым должен подвер­гаться провинившийся. Другие книги Винаяны пред­ставляют собой в значительной мере комментарии к Пратимокше.

Центральную и наибольшую часть Типитаки состав­ляет Сутта-Нипата. Она содержит огромное количество повествований об отдельных эпизодах жизни Будды и его изречений по различным поводам. Некоторые части Сутта-Нипаты, в частности некая, именуемая Дхармпа-дой, выражены в стихотворной форме; такова же форма содержащихся в Типитаке песнопений, рассчитанных на публичное исполнение монахами обоего пола. Книга джатак содержит сотни рассказов о прежних воплощениях Будды.

В третьей «корзине» — Абхидхармапитаке — за­ключаются главным образом проповеди и поучения на этические и абстрактно-философские темы. В сравнении с предшествующими ей питаками она имеет, вероятно, более позднее происхождение. Некоторыми буддий­скими богословами ее каноническое значение ставится под сомнение.

Каковы грандиозные размеры всего этого памятника буддийской религиозной словесности, можно наглядно представить себе по нижеследующему факту. В 1893— 1894 гг. в Бангкоке было предпринято по приказу сиам­ского короля книжное издание Типитаки. Оно составило 39 томов большого формата, из которых на долю Винаи пришлось 8 томов, Сутты — 20, Абхидхармы — 11. От­метим, что помимо этого гигантского нагромождения «священной» литературы существует еще 19 томов палийских же древних комментариев к Типитаке, заслу­живающих, с точки зрения буддийских богословов, почти такого же почитания, как и основные тексты Ти­питаки. Надо, однако, иметь в виду, что далеко не все эти тексты являются оригинальными, ибо очень многие из них представляют собой повторение того, что сказано в других.

Как ни велик объем Типитаки и связанной с ней палийской комментаторской литературы, он меркнет по сравнению с появившимся через несколько столетий памятником тибето-монгольской литературы, состоя­щим из двух основных частей: Ганджур и Данджур. В первую входит 108 томов, во вторую — 225..По содер­жанию это, с одной стороны, переводы Типитаки с пали и санскрита, с другой стороны, оригинальные тексты, связанные с тантристским[19] ответвлением буддизма и ла­маизма[20] .

При всем многообразии различных толкований тех требований, которые стал предъявлять к своим адептам сформировавшийся буддизм, можно свести их к необ­ходимости признания Будды, дхармы и сангхи. Коротко это выражено в трехчленной формуле — триратне. Если содержание первого и третьего из этих пунктов доста­точно ясно, то в отношении второго из них этого нельзя сказать.

Понятие дхармы было известно еще в ведической религии и в брахманизме, где оно толковалось в самых различных смыслах: закон, поддержка, религия, по­рядок, благодетельное следствие жертвоприношения и т.д. В буддизме понятие дхармы получило тоже довольно многообразный смысл.

Одно из толкований этого понятия связано с пред­ставлением о том, что бытие представляет собой беско­нечную сумму мельчайших элементов - единиц и дхарма есть не что иное, как обозначение каждой из них; ана­логию такой трактовки можно усмотреть в Демокритовом понимании атома с той поправкой, что здесь и пустота представляет собой совокупность дхарм. Ви­димо, однако, в трехчленной формуле «Будда — дхарма — сангха» понятие дхармы надо рассматривать в ином смысле — как обозначение учения или мудрости. В этой трактовке под дхармой следует понимать само веро­учение буддизма, признание которого является условием принадлежности к данному религиозному направлению.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Крывелев И. А. История религий ( I и II том). Москва, 1988.

2. Тамгинский И. И. Религии мира. Москва, 1983.

3. Абаева Л. Л., Жуковская Н. Л. Религии мира. Москва, 1983.

[1] Эсхатология (от греч. eschatos – последний, конечный) религ. учение о конечных судьбах мира и человека.

[2] Иудаизм – древняя религия с культом бога Яхве. Возникла в начале 1-го тыс. до н.э. в Палестине; распространена среди евреев. Основные положения иудаизма собраны в Талмуде. Гос. религия Израиля.

[3] Рукописи, находимые с 1947г. на зап. побережье Мертвого моря (в р-нах Кумрана, Масды и др. местах Иудейской пустыни). На древнееврейском, арамейском, греческом и др. языках. Большинство рукописей датируется 2в. до н.э. – 2в. н.э.

[4] Клир – (от греч. kleros – жребий) совокупность священнослужителей (священников, епископов) и церковнослужителей; то же, что духовенство.

[5] Сура – глава Корана.

[6] Монотеизм – (от моно… и греч. theos – бог) система религиозных верований, основаннаяна представлении о едином боге.

[7] Фетишизм – (от франц. fetiche – идол) культ неодушевленных предметов, наделенных, по представлениям верующих, сверхъестественными свойствами.

[8] Тотемизм – комплекс верований и обрядов, связанных с представлением о родстве между группами людей и тотемами (видами животных и растений). Каждая группа носила имя своего тотема, его нельзя было убивать или употреблять в пищу.

[9] Кааба – (от арабского ка’б – куб) мусульманский храм в Мекке, имеющий форму куба.

[10] Джайнизм – религия в Индии (возникла в VI в до н.э.). Отвергался авторитет Вед, был открыт доступ мужчинам и женщинам. Джайнизм сохранил индуистское учение о перерождении душ и воздаянии за поступки. Целью джайнов считается нирвана – освобождение от перерождений.

[11] Аскет – (от греч. asketes – упражняющийся в чем-нибудь) отшельник; человек, отказывающийся от жизненных удовольствий.

[12] Брахман – член высшей жреческой касты.

[13] Ашвагхоша – инд. поэт (приблизительно 2в.). Писал на санскрите. Поэмы о Будде и его учении “Буддхачарита”, “Саундарананда”.

[14] Стела – вертикально стоящая каменная плита с надписью, рельефным или живописным изображением.

[15] Сутта – (санскр., буквально – нить) в древне-инд. литературе лаконичное и отрывочное высказывание (позднее – своды таких высказываний)

[16] Эпиграфика – историческая и филологическая дисциплина, изучающая древние и средневековые надписи на камнях и разных изделиях.

[17] Ступа - (санскр. буквально – куча земли, камней) в инд. архитектуре буддистское символическое и мемориальное сооружение, хранилище реликвий.

[18] Веды – (санскр. веда , буквально – знание) памятники древн. инд. литературы, на древне-индийском языке (сборники гимнов, теологических трактатов и др.)

[19] Тантризм – направление в буддизме и индуизме. В основе религ.-филос. концепции – идея человека-микрокосма и представление о некоем половом энергетическом начале.

[20] Ламаизм – тибето-монгольская форма буддизма.