|
Успехи, достигнутые афинским флотом, настолько усилили радикально-демократическую партию, что она снова приобрела почти исключительное влияние на массы. В качестве ее руководителя выдвинулся фабрикант лир Клеофонт - классический пример народного вожака-демагога. После смещения Алкивиада и удаления его из Аттики осенью 407 г. Клеофонт становится основной политической фигурой в Афинах. Он взял на себя роль заведующего государственными финансами и ввел диобелию - раздачу неимущей части населения по два обола в день - меру, которая сразу увеличила его популярность в массах. В вопросах внешней политики Клеофонт настаивал на восстановлении прежнего положения Афин и реставрации Афинского морского союза в прежнем размере. Это соответствовало как интересам финансово-промышленных кругов, которые представлял демагог, так и интересам привыкшего жить за счет государства демоса. Именно из-за него афиняне отклонили мирные предложения Спарты после битвы при Аргинуссах. Поэтому Клеофонта можно с полным правом назвать достойным преемником Клеона и Гипербола.
Разгромленная партия экстремистов с возрождением демократии снова была обречена на вынужденный отказ от участия в политической жизни. Сторонники умеренно-олигархического направления также оказались отодвинутыми от политического руководства, ограничиваясь военными должностями, однако и этого оказалось недостаточно, чтобы оградить их от преследования со стороны радикально-демократической партии, что выразилось в судебном процессе против стратегов- победителей в битве при Аргинусских островах в конце лета 406 г. Хотя главным обвинителем на нем выступал Ферамен, движимый стремлением спасти собственную жизнь, однако дело было начато близким соратником Клеофонта Архедемом, что наводит на предположение о принадлежности других обвинителей к радикально-демократической партии. Итогом стала смертная казнь шести стратегов, в том числе и аристократа, а сам Ферамен, хотя и сохранил жизнь, оказался скомпрометированным и, как следствие этого, был забаллотирован перед судом гелиастов при докимасии стратегов, избранных на место казненных. Таким образом, господство радикальной демократии в Афинах было установлено так прочно, как никогда раньше. Конец ему положило внешнее вмешательство.
В сентябре 405 г. афинский флот был захвачен врасплох и полностью уничтожен спартанцами, возглавляемыми Лисандром, в битве при Эгоспотамах. Из 170 кораблей удалось вырваться только восьми триерам, которые стратег Конон увел на Кипр, да еще "Паралии", доставившей в Афины известие о гибели флота. Это страшное поражение сразу поставило Афины на грань гибели. Все союзники, за исключением Самоса, отпали от них, так как положение стало безнадежным. В начале ноября 405 г., захватив Эгину и Саламин, Лисандр с флотом из 150 триер подошел к Пирею. Одновременно с ним Афины были осаждены с суши спартанскими царями Агисом и Павсанием. По словам Исократа, Лисандр с самого начала блокады издал приказ о смертной казни для любого, кто привезет в Афины продовольствие. С другой стороны, все капитулировавшие афинские гарнизоны, а также афиняне, попавшие в руки лакедемонян по пути следования их флота к Пирею, получили свободу при условии немедленного возвращения в Афины. Эти мероприятия имели целью скорейшее наступление голода в осажденном городе.
Несмотря на отчаянное положение, афинские демократы решили обороняться до последнего. На следующий день после прибытия "Паралии" было созвано народное собрание, на котором афиняне постановили запрудить все гавани кроме одной, привести в боевую готовность укрепления, расставить гарнизоны и осуществить все другие приготовления для обороны города. Вместе с тем, они предпринимали меры по консолидации политических сил: при выборах стратегов осенью 405 г. в числе избранных оказались видные представители умеренных: Стромбохид, Евкрат - брат Никия, Дионисиодор, Каллиад. Народным собранием также была принята так называемая псефизма Патроклида, предусматривавшая отмену атимии в том числе и для тех, кто сохранял верность Совету Четырехсот и за это лишился полных гражданских прав: "Была также категория лиц, подвергнутых атимии по специальному предписанию. Это были все те, кто подвергся атимии не полной, а частичной: например, воины, которым за то, что они остались при тиранах в городе, не разрешалось ни выступать в народном собрании, ни заседать в Совете, хотя в остальном они пользовались такими же правами ,как и другие граждане. Согласно Андокиду, амнистия не распространялась на политических изгнанников, которые по-прежнему не имели возможности возвратиться в Афины.
Ю.Белох и У.Хакль считают, что псефизма Патроклида касалась только членов умеренно-олигархической партии, лишенных полных политических прав после восстановления демократии в 411 г. С этим выводом нельзя согласиться, поскольку реставрация демократии не сказалась на политических правах не только рядовых сторонников умеренно-олигархического движения, но и его лидеров, таких как члены Совета четырехсот Ферамен и Агорат, вплоть до 406 г. занимавших ответственные государственные посты.
Псефизма Патроклида усилила позиции умеренно-олигархических элементов в народном собрании, с другой стороны, бедственное положение Афин, все ухудшавшееся по мере продолжения осады, способствовало падению авторитета радикальной демократии в массах. Все же позиции радикалов в экклесии и народном собрании были еще достаточно крепкими, чтобы после первой попытки переговоров отвергнуть требование спартанцев о разрушении длинных стен на расстоянии 10 стадиев. Во время обсуждения этого вопроса в Совете пятисот, предположительно, произошла первая вспышка социальной борьбы между демократами и их противниками, когда некто Архестрат был взят под стражу за предложение о немедленном принятии спартанского ультиматума. Народное собрание не только утвердило предложение Клеофонта об немедленном отклонении требований спартанцев, но и постановило запретить проведение каких-либо дальнейших переговоров с ними.
Однако риторика не могла защитить ни от голода, ни от врагов. Это понимали все, в том числе и вожди радикальной демократии. Поэтому, когда в конце декабря 405 г. голод в Афинах принял катастрофические размеры, было решено возобновить переговоры.
Теперь следует подробнее остановиться на деятельности олигархической оппозиции. Как и в случае с установлением правления Четырехсот, военная катастрофа повлекла за собой активизацию олигархически настроенных сил, увидевших шанс взять ситуацию в свои руки. Также как и в прошлый раз, путь к ниспровержению демократии лежал через установление специального комитета, подменявшего собой официальные магистратуры. Если в 413 г. это была коллегия пробулов, учрежденная решением народа, но ставшая трамплином для перехода к олигархии, то теперь таким комитетом стал эфорат, созданный самими олигархами. Единственные сведения о нем, которыми мы располагаем, содержатся в речи Лисия "Против Эратосфена".
Времени создания эфората оратор не указывает. Большинство ученых относит его к моменту после капитуляции Афин, мотивируя это тем, что Критий, которого Лисий называет одним из пяти эфоров, не мог возвратиться в Афины до подписания мирного договора, предусматривавшего возвращение политических изгнанников. С другой стороны, Лисий сообщает, что эфорат был учрежден "вскоре после того, как морской сражение и несчастье, постигшее государство, произошло". Кроме того, он указывает, что эфорат был учрежден "еще при демократической режиме". Эти указания дают возможность определить время установления эфората как период вскоре после начала блокады Афин, вероятно, не позднее октября 405 г.
Что же касается упоминания Крития в качестве одного из эфоров, то здесь вполне вероятной может быть теория, высказанная У.Хакль: Лисий нигде не говорит, что членами эфората были постоянно одни и те же лица, он также не называет поименно всех его участников, за исключением Крития и Эратосфена, а это позволяет предположить, что Критий мог быть кооптирован в число эфоров на какое-либо вакантное место уже после своего возвращения из изгнания.
Мысль о консолидации олигархических сил и создании единого координационного центра их усилий в создавшейся ситуации просто напрашивается сама собой. Как указывает Лисий, в состав эфората входили олигархи, выдвинутые "из так называемых гетерий", с другой стороны, одним из эфоров был Эратосфен - сторонник Ферамена, что позволяет сделать вывод об альянсе крайней и умеренной олигархических группировок, заключенном еще до поездки Ферамена к Лисандру.
Относительно функций эфората ученые высказывают различные мнения. Как справедливо заметила У.Хакль, сведения Лисия в этом вопросе носят противоречивый характер, так как автор определяет эфорат, с одной стороны, как официальное, а с другой, как сугубо партийное, притом законспирированное, учреждение. В.Юдейх полагает, что эфоры осуществляли функции промежуточного правительственного органа, подобного коллегии пробулов, в течение 405/404 г. вплоть до прихода к власти Тридцати тиранов. Однако большинство ученых считает, что это был теневой кабинет, производивший закулисное руководство на подготовительной стадии переворота. Мы думаем, что обе эти теории в определенной мере соответствуют действительности: эфорат создавался, конечно, как чисто партийный, полусекретный олигархический институт. Лисий характеризует его членов как "агитаторов среди граждан, лидеров заговорщиков, врагов нашей демократии", однако после капитуляции Афин эфоры открыто выходят на сцену, именно к этому моменту, видимо, относится назначение ими филархов. Вообще из слов Лисия создается впечатление, что эфоры являлись правителями Афин, "во власти которых было провести любую желательную меру"; их полномочия, конечно, не были утверждены юридически, но существовали de facto , поскольку эфорат признавался спартанским командованием.
Свою первоочередную задачу заговорщики видели в устранении политических противников. В речи "Против Агората" Лисий ясно говорит о том, кого они видели в этом качестве: "В это время люди, желавшие политического переворота, строили свои козни, полагая, что они теперь дождались самого удобного момента к тому, чтобы именно в это время установить в государстве правление, какое им желательно. По их мнению, единственным препятствием к этому служили только лица, стоявшие во главе демократической партии, да стратеги с таксиархами". Таким образом, мы видим, что к моменту начала переговоров олигархи уже окрепли настолько, чтобы приступить к решительным действиям, причем они с самого начала ориентировались на иностранное вмешательство во внутриполитическую жизнь Афин, встав на путь государственной измены.
После неудачной попытки сразу добиться принятия спартанского ультиматума, они сумели устроить так, чтобы именно Ферамен был назначен для ведения мирных переговоров. Он сам обратился к народному собранию с предложением направить его к Лисандру для выяснения планов лакедемонян в отношении будущей судьбы Афин. Ферамен обещал афинянам узнать у спартанского наварха, хотят ли лакедемоняне использовать проломы в длинных стенах, чтобы уничтожить Афины, или же стремятся получить надежные гарантии мира. Его кандидатура была утверждена. Видимо, руководители демократического движения считали ее удачной, так как Ферамен, с одной стороны, был близок с лидерами сторонников олигархии, с другой же, они полагали, что после "дела стратегов" он является их союзником.
В действительности Ферамен и эфоры ставили себе совершенно другие задачи. Во-первых, они рассчитывали, максимально затянув пребывание Ферамена у Лисандра, вынудить афинян пойти на удовлетворение любых требований, продиктованных спартанцами. Во-вторых, оставшиеся в Афинах олигархи должны были обезглавить демократическое движение, физически устранив своего наиболее опасного противника - Клеофонта. Наконец, в-третьих, Ферамен хотел использовать эту поездку для установления контактов с Лисандром, а также с находившимися у него руководителями крайних олигархов, изгнанных из Афин.
Лисандр, не только талантливый полководец, но и расчетливый, хладнокровный политик, придавал, учитывая опыт переворота 411 г., большое значение активизации деятельности афинских олигархических гетерий. С этой целью он не только предоставил убежище ряду видных афинских олигархов, бежавших после свержения правления Четырехсот, но и включил их в состав своего ближайшего окружения. К их числу принадлежали видные деятели крайних олигархов - Аристотель, Ономакл и Харикл. Все они позднее вошли в состав комитета Тридцати.
Во время пребывания Ферамена при штабе Лисандра между ними был согласован вопрос о возвращении политических изгнанников после капитуляции Афин. Пункт о возвращении в Афины изгнанных олигархов был, по-видимому, включен в текст мирного договора по личному постановлению Лисандра. Эта миссия Ферамена продолжалась около трех месяцев, в течение которых экономическая и социально-политическая обстановка в Афинах еще более осложнилась, все больше афинян умирало от голода. Олигархи-заговорщики использовали создавшееся положение, применяя свою испытанную тактику совмещения агитации с запугиванием и террором по отношению к политическим противникам.
Мы не можем сказать точно, когда именно был устранен Клеофонт, так как Лисий смешивает переговоры Ферамена с Лисандром и его посольство в Спарту, а Ксенофонт сообщает только, что Клеофонт погиб "во время мятежа". Однако нам кажется более вероятным, что это произошло во время пребывания Ферамена у Лисандра, так как по возвращении в Афины он не только не был призван к ответу за неоправданно долгое отсутствие, но его немедленно назначили главой полномочного посольства в Спарту для заключения мира, в каковом качестве он действовал, уже будучи совершенно уверенным в твердых позициях своей партии.
Устранение Клеофонта чем-то напоминало "дело стратегов". Он был обвинен в том, что не явился в ряды гоплитов. Олигархи подобрали для суда над ним удобный для себя состав присяжных и добились для него смертного приговора. Осуждение Клеофонта показывает, что сторонники олигархии еще до капитуляции Афин подчинили себе Совет и гелиэю. Лисий определенно говорит об этом в речи "Против Агората", где он прямо называет членов Совета пятисот 405/404 г. "изменниками, в высшей степени желавшими олигархии" и сообщает, что Клеофонт "выступил против Совета с упреками, что его члены устроили заговор, и что их планы гибельны для государства".
Между тем Ферамен, затягивая переговоры, сумел добиться желаемого результата - сделать афинян уступчивыми не столько к условиям Спарты, сколько к притязаниям аристократических партий. Условия заключенного наконец мирного договора были тяжелы для Афин: они лишались всех своих внешних владений, кроме острова Саламин, и всего военного флота за исключением двенадцати кораблей, укрепления Пирея и длинные стены, соединявшие его с городом, должны были быть срыты на всем протяжении. Наконец, афиняне должны были заключить военный союз со Спартой. В числе условий имелись такие, которые прямо затрагивали внутриполитическую жизнь Афин и были, очевидно, внесены по настоянию афинских олигархов. Это были пункты об амнистии политическим изгнанникам и возвращении Афин к "отеческим законам". Эти условия, хоть и не без сопротивления, были приняты народным собранием, после чего начались работы по срытию укреплений под радостные звуки флейт, а Лисандр с флотом торжественно вступил в Пирей. Это событие Плутарх датирует 16 мунихия (24 или 25 апреля) 404 г. Вскоре после этого сухопутные войска Пелопоннесского союза были распущены, а Лисандр отправился осаждать все еще сопротивлявшийся Самос.
Между тем, после снятия блокады и отплытия Лисандра политические страсти в Афинах снова накалились. Вернувшиеся изгнанники вместе с экстремистами, преимущественно членами гетерий, взяли курс на полное уничтожение демократии. Ферамен со своими сторонниками надеялся вновь попытаться установить умеренно-олигархический строй в духе солонова законодательства, но в тот момент они оставались союзниками крайних олигархов. Однако далеко не все умеренно настроенные представители аристократии согласились участвовать в свержении демократического строя. Многие из них, включая стратегов, таких как брат Никия Евкрат, Стромбохид, Дионисиодор и, вероятно, Каллиад, решили оказать сопротивление замыслам олигархов, включая и Ферамена. Из Лисия мы знаем, что именно они выступали против принятия условий мира, привезенных Фераменом. Возможно, они действительно организовали заговор, Ю.Белох полагает даже, что они намеревались физически устранить лидеров олигархии. Так или иначе, но в тот момент сам факт существования оппозиции был для сторонников олигархии достаточным поводом для расправы над ней, тем более, что, как мы показали выше, они изначально видели в демократически настроенных стратегах и таксиархах своих врагов, от которых рано или поздно следовало избавиться.
Для этого олигархи прибегли к своему излюбленному средству - доносу и судебному процессу. Случившееся подробно описано у Лисия в речи "Против Агората". Согласно ему, некто Феокрит, сын Элафостика, явился в Совет и заявил, что "проводятся собрания с целью помешать делу, приводящемуся теперь в исполнение", то есть, вероятно, выполнению условий мирного договора, имен заговорщиков, однако, назвать не захотел, сославшись на данную им клятву, но сказал, что "есть другие, которые могут назвать их имена". Феокрит, вероятно, был афинским гражданином и мог не опасаться пытки; видимо, он указал на Агората как на источник необходимых сведений. Именно ему отводилась главная роль в разыгрываемой драме, и надо сказать, что он для нее идеально подходил. Лисий называет Агората сыном раба, но в тот момент он был свободным человеком и даже претендовал на звание афинского гражданина, ссылаясь на свои великие заслуги перед демократией, в том числе и на то, что он, якобы, участвовал в убийстве Фриниха; по роду же занятий он был профессиональным сикофантом, присужденным в свое время за злостный донос к штрафу в 10 000 драхм.
Комиссия из членов Совета направилась в Пирей, чтобы взять Агората, однако несколько граждан выступили поручителями за него, и затем все они укрылись у алтаря в Мунихии. Некто Аристофан из дема Коллид, один из поручителей, даже распорядился снарядить два корабля, на которых и Агорат, и его поручители могли бы бежать из Афин, однако в замыслы самого Агората это не входило. Он предпочел добровольно отдать себя в руки Совета и сделал донос на стратегов и таксиархов, а также на ряд других граждан, в том числе и на своих поручителей.
Надо иметь в виду, что Совет был настроен проолигархически, на что указывает его переизбрание Тридцатью на 404/403 г. почти в полном составе. Поэтому все, на кого указал Агорат, были схвачены, за исключением тех, кто, подобно Фрасибулу, успел бежать. Арестованных судили уже после прихода к власти Тридцати тиранов, которые своей волей перенесли рассмотрение дела из гелиэи в Совет пятисот, причем сделали голосование открытым. При таком положении дел у подсудимых не было ни одного шанса на оправдание; они все были приговорены к смерти и казнены.
Однако, несмотря даже на то, что оппозиция была так легко подавлена, олигархи продолжали сомневаться в своих шансах и не решались перейти к заключительному этапу государственного переворота, опираясь только на свои силы. Поэтому они обратились за помощью к Лисандру, осаждавшему Самос. Согласно Лисию, Ферамен нарочно затягивал созыв народного собрания, в котором должен был решаться вопрос о новой афинской конституции, до прибытия Лисандра с пелопоннесскими войсками.
Когда же это случилось, было созвано народное собрание, на котором лично присутствовал Лисандр. В ходе него Ферамен предложил избрать коллегию из тридцати лиц, к которой должно было перейти управление государством. Затем некто Драконтид из Афидны огласил проект новой конституции.
Эти предложения вызвали многочисленные протесты со стороны граждан, и тогда Лисандр заявил, что афиняне не выполнили условий мирного договора (вероятно, имелось в виду то, что укрепления, подлежащие срытию, еще не были уничтожены до конца), и поэтому если предложение Ферамена и Драконтида не будет принято, то он станет смотреть на них как на нарушителей клятвы. Стало ясно, что выбора просто не остается, и многие граждане покинули собрание. Псефизма Драконтида была, тем не менее, принята, и коллегия Тридцати назначена.
Сделано это было следующим образом: десять человек указал лично Ферамен, десятерых назвали эфоры, и только еще десять были собственно избраны собранием "из числа присутствующих" - т.е. тех, кто не стал его покидать после заявления Лисандра.
Мы не знаем содержания псефизмы Драконтида, в отличие от постановления Пифодора, положившего начало правлению Четырехсот. Ксенофонт сообщает о назначении коллегии из тридцати номофетов для составления свода "отцовских законов", которые должны были лечь в основу нового государственного строя, Лисий и Аристотель говорят о переходе высшей власти в руки этой коллегии. В принципе, само по себе назначение тридцати номофетов не могло вызвать бурных протестов со стороны граждан, так как подобное решение в создавшихся условиях было явлением вполне нормальным. Конечно, возможно и то, что в псефизме Драконтида содержалась развернутая олигархическая конституция, однако маловероятно, что этот факт не был отмечен ни одним из источников, кроме того, мы знаем из Ксенофонта, что такие важные решения, как составление списка трех тысяч полноправных граждан, принимались Тридцатью просто по мере политической необходимости. Дж.Мунро высказал предположение о том, что последовательно существовало две коллегии Тридцати, одна из которых, та, что была избрана при участии Лисандра, являлась действительно законодательным корпусом, а затем появились другие Тридцать - уже как правительство, в несколько ином, чем указано у Ксенофонта, составе, причем при его формировании принцип выборности даже части коллегии был недопустим .
Эта гипотеза интересна, но не кажется нам достаточно основательной. В 411 г. события шли именно по такому сценарию: согласно псефизме Пифодора, была назначена коллегия тридцати номофетов, в которую вошли десять пробулов, эта комиссия выработала конституцию, которую приняло народное собрание, и таким образом власть перешла в руки Совета четырехсот. В 404 г. также была выбрана комиссия из тридцати человек для составления законов, в которую вошел комитет пяти эфоров. Они действительно занимались афинским законодательством. Однако ни о представлении на обсуждение какого-либо проекта конституции, ни об утверждении функций нового правительства (пусть даже это все имело бы вид чистой фикции, как например с принятием самой псефизмы Драконтида или судом над Фераменом) источники ничего не сообщают. Зато мы имеем свидетельство Ксенофонта о том, что коллегия Тридцати, избранная для составления законов, не публиковала никакого их свода, а вместо этого назначила членов Совета и других должностных лиц, а также арестовала сикофантов, которых, как и членов оппозиции, этот Совет осудил на смерть. То есть мы видим, что Тридцать осуществляли функции реального правительства Афин. Аристотель добавляет, что Тридцать взяли себе в помощники десять правителей Пирея, одиннадцать стражей тюрьмы и триста слуг-биченосцев и распоряжались государством по своему усмотрению, "не считаясь ни с какими постановлениями, касающимися государственного устройства".
Таким образом, можно сделать вывод о том, что коллегия Тридцати, получив в руки реальную власть, не слишком заботилась о ее наружной легитимизации, в отличие от режима, существовавшего в Афинах в 411 г. Это объясняется различием политической ситуации, обусловленным полной победой Спарты в войне. Тридцать действовали как любая из посаженных Лисандром декархий, основывая свою власть на терроре и страхе перед победителями.
Ввиду всего вышеизложенного, мы можем сделать предположение, что псефизма Драконтида, как в свое время постановление Пифодора, содержала только предложение о назначении коллегии номофетов и порядке ее избрания, причем, по-видимому, именно этот порядок, в силу своей недемократичности, и вызвал недовольство афинян.
Имена всех членов коллегии Тридцати перечислены у Ксенофонта, но что касается большинства из них, то это все, что мы знаем. Вероятнее всего, эти люди были если не совсем безвестны, то предпочитали, подобно Антифонту, находиться по возможности в тени. Даже в 404 г., выйдя, наконец, открыто на политическую сцену, они остаются слитыми в единый безликий корпус, который Д.Уитхед не без юмора назвал "политбюро". Относительно остальных мы имеем также весьма скупые сведения. Это были люди, стремившиеся сделать карьеру еще при демократии, где они занимали высокие государственные должности стратегов, как Евклид, Софокл, Харикл, Ономакл, или эллинотамиев, как Анетий и Аристотель . Мнесилох, возможно, был архонтом во время правления Четырехсот. Годы Пелопоннесской войны дают нам много примеров политических перевертышей, начинавших как демократы, а затем, вследствие расчета или разочарования, перешедших в лагерь экстремистов, стремящихся к сотрудничеству со спартанцами. Аристотель, сын Тимократа, был эллинотамием в 421/20 г., что свидетельствует как о его высоком достатке, который был условием занятия подобного поста, так и о готовности служить интересам народа: должность эллинотамия являлась традиционной и удобной для политиков демократической ориентации. Однако к 411 г. он явно изменил свои взгляды, так как был одним из стратегов у Четырехсот. Ксенофонт называет его в числе трех членов того правления, которые контролировали постройку укрепления на Ээтионейской косе. Вполне возможно, что Аристотель был участником одного из посольств, которые Четыреста отправляли для переговоров со спартанцами, и уже тогда старался обзавестись знакомствами в их стане. Во всяком случае, в течение своего изгнания, с 410 по 404 г., он сблизился с Лисандром и стал его доверенным лицом, так что тот послал его со своей делегацией к спартанским эфорам, а затем, уже после прихода к власти Тридцати, именно Аристотель вместе со своим коллегой Эсхином вел переговоры о присылке спартанского гарнизона.
Другой известный член коллегии Тридцати, Харикл, сын Аполодора, в 415 г. выступал как пламенный демократ в деле гермокопидов, на следующий год был избран стратегом, однако а 411 г. он являлся одним из Четырехсот и был впоследствии изгнан. Мы не можем сказать, в какой мере он был связан с Критием, но эта связь определенно должна была иметь место еще до 404 г. Хотя главой Тридцати принято считать Крития, однако необходимо отметить и традицию, которая отдает предпочтение Хариклу. Ксенофонт говорит о Критии, "ставшем номофетом вместе с Хариклом". Лисий писал об "оппозиции Хариклу, Критию и их гетерии. Аристотель в "Политике" опускает Крития до общего уровня, говоря о "партии Харикла", а Младший Алкивиад, защищаясь в суде, упоминает о Харикле, готовом быть рабом спартанцев ради управления согражданами.
Ключевой политической фигурой в стане экстремистов в тот момент был все-таки, скорее всего, Критий, сын Колласхра, хотя, вероятно, это было положение первого среди равных. Он отличался древностью рода, его прадед Дропид приходился родным братом Солону. Вероятно, в описываемое нами время Критию было около 50 лет, так как, согласно "Тимею", Критий учился у своего деда, Крития Старшего, которому тогда было 90 лет, а самому Критию - 10. Поэтому годом его рождения предположительно можно назвать 455 г. Возможно, Критий приходился родственником оратору Андокиду, будучи двоюродным братом его отца, тогда он был замешан в дело гермокопидов в связи с доносом Диоклида. Однако хотя теоретически это возможно, но вопрос о тождественности упомянутого Андокидом Крития и Крития, сына Колласхра, остается весьма спорным.
За исключением этих моментов, мы не имеем почти никаких сведений о жизни Крития вплоть до 411 г., когда он впервые появляется на политической сцене. Характер его деятельности является для нас крайне неясным. Согласно Демосфену, Критий занимал среди Четырехсот довольно видное место и находился среди сторонников союза со Спартой. Однако это мнение оспаривается современными учеными: Ф.Оллие и Х.Уэйд-Джери помещают его в ряды умеренных, а Х.Эйвери вообще считает, что он не был членом Четырехсот, а являлся сторонником Алкивиада. Дж.Дэйвис, кроме того, сомневается, что отец Крития Колласхр был одним из ведущих членов коллегии Четырехсот, предполагая, что это был какой-то другой человек с тем же именем.
Как мы сами полагаем, Критий был членом коллегии Четырехсот, однако не играл среди них сколько-нибудь видной роли, чтобы удостоиться упоминания у Фукидида. Принимая во внимание сообщения Демосфена, мы считаем, что будущий "главный ненавистник народа" и тогда примыкал к крайнему лаконофильскому направлению, однако благодаря тому, что в тот период он оставался на вторых-третьих ролях, Критий не был изгнан ни правлением Пяти тысяч, ни восстановленной демократией. Известно, что именно Критий занимался формальным посмертным осуждением Фриниха. Он был одним из тех, кто добивался в 407 г. возвращения из ссылки Алкивиада, с которым его связывало многое, в том числе и принадлежность к сократовскому кружку, и его собственное изгнание часто связывают с изгнанием Алкивиада в 406 г. Это трагическое событие вполне могло быть тем поворотным моментом, сделал из Крития политика, готового, в общем, подобно Алкивиаду, идти на компромисс с различными политическими силами, человека, настроенного резко оппозиционно по отношению к демократии и родному городу.
Относительно того, чем Критий занимался в период изгнания, источники также расходятся во мнениях. Согласно Ксенофонту, в 406 г. он находился в Фессалии, где совместно с неким Прометеем вооружал пенестов против их господ и боролся за установление демократии. Существует другая, может быть, более верная традиция относительно деятельности Крития в Фессалии, согласно которой, его целью там было насаждение и усиление олигархии. Версия Ксенофонта представлена в оправдательной речи Ферамена - образце судебного красноречия, для которого очернение противника, даже в ущерб объективности, было обычным явлением. Отношение самого Ксенофонта к Критию было иным, как мы можем видеть из другого его произведения.
Возможно, именно в изгнании окончательно оформились лаконофильские взгляды Крития, нашедшие свое полное выражение в его литературном творчестве. Критий, сын Колласхра, один из виднейших представителей старшей софистики, является автором двух "Лакедемонских политий", одна из которых была написана в стихах, а другая в прозе. Ими, по всей видимости, пользовались Ксенофонт при написании собственной "Лакедемонской политии" и Платон при работе над "Законами". К моменту возвращения в Афины Критий не делал тайны из своего кредо: "спартанское - это лучшее".
Платон в VII письме пишет: "Во главе происшедшего переворота стояли 51 человек в качестве правителей: одиннадцать в городе, десять в Пирее - каждая из этих коллегий ведала агорой и всем, чем надлежало управлять в [обоих] городах, - Тридцать же стали самодержавно управлять всем". Платон, как и Аристотель, называет Тридцать самодержавными правителями, однако он не отделяет их от коллегии одиннадцати и правителей Пирея.
Здесь прежде всего интересно то, что Пирей как будто приравнивается к Афинам и называется asty. Может быть, это оговорка Платона, но, возможно, Пирей, ввиду его исключительного значения, в то время был действительно выделен в отдельную административную единицу и считался asty , хотя и не имел прав полиса. Десять правителей представляют собой типичную декархию, из тех, что насаждал Лисандр в малоазийских городах. Вероятно, эта коллегия была назначена по его приказу, о чем говорится у Плутарха.
Затем следует отметить роль, которую играла коллегия одиннадцати. Во времена Тридцати тиранов они явно не были просто "стражами тюрьмы", как говорится у Аристотеля. На них, как и на десять пирейских правителей, возлагалась забота о поддержании общественного порядка и внутриполитической безопасности, а также, по-видимому, политический сыск. Платон особо подчеркивает, что к их ведению относилась афинская и пирейская агора - это вполне понятно, ведь агора в античных городах была центром как торговли, так и общественной жизни.
Таким образом, следует признать, что Платон с полным правом мог говорить о правительстве пятидесяти одного, стоявшем во главе переворота 404 г. Это подтверждается и тем, что только на представителей трех этих коллегий не распространялась амнистия, принятая после восстановления демократии.
Список литературы
1. Владимирский М. Ю. Афинская олигархия
|
