Молодой царь стал снаряжать на Запад невиданное у нас великое посольство. 6 декабря 1696 года думный дьяк объявил царскую волю об этом в Посольском приказе. Во главе посольства были поставлены Лефорт, сибирский наместник боярин Головин и думный дьяк Возницын. Свита их состояла из 200 человек, в числе коих было 30 "волонтеров", отправлявшихся с целью изучения морского дела. Десятником во втором их десятке был дворянин Петр Михайлов, т. е. сам государь. На целых полтора года он покинул Москву и Россию. Такое отсутствие, как и временное регентство, составляли нечто невиданное и неслыханное на Руси. Мы не станем описывать путешествие Петра за границей, по Германии, Голландии, Англии и Австрии, не будем пересказывать, как он изучал там военное, а особенно морское дело и разные отрасли техники, чтобы все это пересадить в свою Россию, вместе с западно-европейскими обычаями и некоторыми новыми образовательными и правительственными учреждениями. Что цель великого посольства и самого путешествия царя была учебная, - это показывает печать, которою он запечатывал свои письма в Москву. На приводимой здесь этой достопамятной печати был изображен молодой плотник, окруженный корабельными инструментами и военными орудиями, с выразительной надписью: "Аз бо семь в чину учимых и учащих мя требую".
Но это путешествие царя за границу, укреплявшее его планы о преобразованиях в России на западный лад, неожиданно закончено было в Вене, откуда предполагалась поездка еще в Италию, потому что получены были тревожные вести о новом стрелецком бунте, который привел к уничтожению стрелецкого войска, существовавшего у нас со времен Иоанна IV.
Царь возвратился в Москву 25 августа 1698 года и отправился не в Кремль, а в село Преображенское, и в тот же день побывал в Немецкой слободе. На другой день, рано утром, в Преображенский дворец бояре пришли поклониться государю. Он ласково приветствовал, обнимал и целовал их и рассказывал о своем заграничном путешествии. Но на этом же приеме сразу показал всем, что начинает эру преобразований России, и именно с внешности бояр. К неописанному их изумлению, он собственноручно обстригал им ножницами бороды. Сначала он остриг генералиссимуса Шеина, потом кесаря Ромодановского, а затем и других вельмож. Пощажены были только бороды у боярина Стрешнева и князя Черкасского... Это было началом преобразований, которые столь многое изменили на Руси и так много дали ей нового. Но систематическое их проведение останавливается сначала страшным розыском, по упомянутому стрелецкому бунту, а потом приготовлениями к Великой Северной войне со Швецией, ради возвращения России Балтийских берегов.
Москва не без ужаса увидела развязку последнего стрелецкого бунта. Еще до отъезда царя был раскрыт заговор на его жизнь стрелецкого полковника Циклера, Алексея Соковнина, сочувствовавшего раскольникам, и Федора Пушкина, не хотевшего посылать своих сыновей за границу. Казнь их совершилась 4 марта 1697 года в Преображенском, причем тело дяди царевны Софьи, Ивана Милославского, было выкопано из могилы и привезено туда на свиньях. Гроб его был поставлен у плах казнимых, и, когда им секли головы, кровь их лилась на труп Милославского. Гнев Петра отразился на стрелецком войске: тотчас после этого стрельцы были сняты с дворцовых и кремлевских караулов и вместо них поставлены служилые люди, Преображенские и семеновские солдаты. После взятия Азова часть стрельцов была отправлена на южные границы для их охраны, другие же - на польско-литовскую окраину. Стрельцы были сильно недовольны этим, как и устанавливавшимися в Москве порядками, особенно новыми войсками и подъемом значения здесь иностранцев. Среди волновавшихся на западе стрельцов пошли злонамеренные толки, что государя за морем не стало, а сына его Алексея Петровича хотят удушить бояре; только и думы было у стрельцов - идти к Москве, бояр перебить, Кукуй с немцами разорить и т. д. Со всем этим сплетались сношения с заключенной в Новодевичьем монастыре царевной Софьей. Стрельцы двинулись на Москву. Но Гордон, Шеин и князь Кольцо-Мосальский пошли против них с войсками, и они были разбиты под Новым Иерусалимом. По распоряжению временного правительства 56 стрельцов были казнены. Но возвратившийся в Москву Петр остался этим недоволен, главным образом потому, что сделанный розыск не раскрыл участия в этом мятежном деле руки Софьи. Около середины сентября 1698 года, под личным наблюдением государя, начался в Преображенском новый, более строгий розыск. Суровые и при Алексее Михайловиче розыски сделались теперь грозными. В Преображенском работало до 14 застенков. Патриарх Адриан для смягчения гнева Петра отправился туда с иконой Богоматери. Государь, увидев патриарха, сказал ему: "К чему эта икона? Разве твое дело приходить сюда? Уходи скорее и поставь икону на свое место. Быть может, я побольше тебя почитаю Бога и Пресвятую Его Матерь. Я исполняю свою обязанность и делаю богоугодное дело, когда защищаю народ и казню злодеев, против него умышлявших". Не станем описывать известные подробности беспощадного наказания стрельцов. Достаточно сказать, что число казненных в сентябре и октябре доходило до тысячи. Трупы казненных долгое время оставались на местах казней. Немало стрельцов повешено было под окнами кельи царевны Софьи в Новодевичьем монастыре с челобитными в руках. Известно, что она содержалась здесь под строгим присмотром до своей смерти в 1704 году и была погребена здесь. Ее могли навещать сестры только в Светлое Воскресенье и в храмовой праздник монастыря (28 июля).
Супруга Петра, царица Евдокия, уже после его смерти закончила свою иноческую жизнь в том же монастыре. Вслед за Софьей была пострижена и царевна Марфа. Скоро последовало уничтожение самого стрелецкого войска, - "скасовано было",-по выражению Петра, - 10 полков; у них отобрано было оружие, и стрельцы разосланы были по городам, откуда поведено было не отпускать их без "проездных листов" и где они обратились в простых посадских.
Теперь проследим те преобразования, коими отметил Петр I в Москве конец XVII и начало XVIII столетия.
Мы видели, что бритье бороды и ношение иностранной одежды у нас замечалось еще при Алексее Михайловиче, и уже слышались теоретические оправдания этих новшеств. Так, Юрий Крижанич говорит, что "русский строй власов, брады и платья является непристойным и непригожим к храбрости"; в характере русского платья он не находит "резвости" и "свободы" и советует следовать примеру "наиплеменитых европцев".
В 1681 году царь Феодор Алексеевич издал указ - всему синклиту, служилым и приказным людям носить короткие кафтаны вместо прежних длинных охабней и однорядок, и запретил в этих одеждах являться в Кремль. Многие стали брить себе бороды и подстригать волосы. Но приверженцы русских обычаев восставали против этого. Так, патриарх Иоаким, сильно порицая обычай брадобрития, говорил, что он, после запрещения при царе Алексее Михайловиче, "паки ныне нача губити образ, от Бога мужу дарованный". Он даже отлучал от Церкви не только тех, кто брил бороды, но и тех, кто с брадобрейцами общение имел. Преемник Иоакима патриарх Адриан издал послание против брадобрития, - "еретического безобразия, уподоблявшего человека котам и псам". Несмотря на это, Петр и до отъезда за границу уже в Москве одевался в немецкое платье. Но за границей он редко надевал русское платье, а по возвращении в Москву уже совсем не надевал его.
Через пять дней по приезде своем государь был на пиру у боярина Шеина. Гостей было множество; некоторые явились бритыми, но немало было и бородачей. Среди всеобщего веселья царский шут, с ножницами в руках, хватал за бороду то того, то другого и мигом ее обрезал. Три дня спустя, на ассамблее у Лефорта, где было немало дам, уже не было видно бородачей.
Дошла очередь и до русских кафтанов. По рассказу одного иностранца, Петр в феврале 1699 года на одном пиру, заметив, что у некоторых из гостей были, по тогдашнему обычаю, очень длинные рукава, взял ножницы, обрезал рукава и сказал, что такое платье мешает работать, что такими рукавами легко задеть и опрокинуть что-либо. До нас не дошли первые законодательные акты относительно брадобрития. Но уже в 1698 году установлена была бородовая пошлина. Впоследствии (1705 года) платили за бороду: люди гостинной сотни 100 рублей; бояре, служилые люди и торговые - второй статьи 60 рублей; посадские люди, ямщики, извозчики и т. д. - 30 рублей. С крестьян при въезде в город брали по 2 деньги за бороду. Стоимость рубля в то время была очень значительна: за рубль можно было купить две четверти ржи. Уплатившим пошлину выдавались особые бородовые знаки. Воспроизводим один из таких знаков с надписями: "с бороды пошлина взята", "борода лишняя тягота". Приверженцы старины отрезанную бороду носили под сорочкой на груди и приказывали класть ее с собою в гроб...
Первый дошедший до нас указ о ношении иностранной одежды относится к январю 1700 года. В этом акте приказано: "боярам, окольничим, думным и ближним людям, стольникам, дворянам московским и всех чинов людям в Москве и в городех носить платья - венгерские кафтаны - верхние, длиною по подвязку, а исподние - короче верхних, тем же подобием". До масленицы каждый должен побеспокоиться о приобретении такого платья. Летом все должны носить немецкое платье. И женщины высших классов должны участвовать в этой бытовой перемене, а также являться на ассамблеи для танцев и других увеселений.
Но русские люди с трудом и неохотой расставались со своей национальной одеждой. Царю докладывали уже в том же году, что надобно возобновить указы о платье, хотя бы "с пристрастием", потому что думают, что все будет по-прежнему. Пришлось повторять указы, выставлять на улицах чучела в немецких, венгерских, французских и других платьях и прямо запрещать носить и продавать в лавках русское платье. С ослушников брали пошлину в воротах, с пеших 40 копеек, с конных по 2 рубля с человека.
Желая разграничить резкою чертою старое время от нового, царь 20 декабря 1699 года повелел, по примеру западных народов, ввести летосчисление не от сотворения мира, как было доселе, а от Рождества Христова, и Новый год начинать и праздновать не 1 сентября, а 1 января. "В знак того добраго начинания и новаго столетняго (XVIII) века, - говорится в петровском указе, - в царствующем граде Москве, после должнаго благодарения к Богу и молебнаго пения в церкви, и кому случится и в дому своем, по большим проезжим и знатным улицам, людям знатным и у домов нарочитых духовнаго и мирского чину, перед воротами, учинить некоторыя украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых, против образцов, каковы сделаны на гостинном дворе и у нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам учинить возможное; а людям скудным комуждо, хотя по деревцу, или ветви над воротами или над хороминою своею поставить; и чтоб то поспело ныне будущаго января к 1 числу". Далее было предписано, как в этот день все должны поздравлять друг друга "с новым годом" и "столетним веком", "какая должна быть стрельба из пушек и мушкетов и какая иллюминация". Пальба из 200 пушек, стоявших на Красной площади, а по всему городу из ружей, не умолкала целую неделю. Ночью по Москве горели потешные огни и хлопали ракеты. Торжество кончилось только в Крещенье крестным ходом на Иордань, на Москве-реке. Но, в отмену прежнего обычая, царь не пошел в крестном ходу, а в офицерском мундире стоял при своем полку, построенном с другими - на реке. Все солдаты были прекрасно обмундированы и вооружены, но красивее всех был царский "лейб-регимент" (Преображенский полк) в темно-зеленых кафтанах. Так вступала Москва в новое XVIII столетие. В это время угас старомосковский церковный обряд встречи нового года, в виде молебствия на площади перед Успенским собором, которое совершалось 1 сентября, в день Симеона-летопроводца.
В октябре 1700 года скончался святейший Адриан, коему суждено быть последним Всероссийским Патриархом. Царь получил об этом событии извещение под Нарвой, где началась Великая Северная война. Петр рассудил не назначать нового патриарха, памятуя не довольство на нововведения западного характера со стороны двух последних патриархов и столкновение Никона с отцом его; 16 декабря состоялся указ: "Патриаршему приказу и разряду не быть; дела же о расколе и ересях ведать преосвященному Стефану, митрополиту Рязанскому и Муромскому", который с тех пор назывался "экзархом святейшего патриаршего престола, блюстителем и администратором". Местоблюститель патриаршего престола жил на Мясницкой на подворье, находившемся на месте нынешней Духовной Консистории.
Новый Монастырский приказ отдан в заведование боярину И. А. Мусину-Пушкину. Перемена эта после повела к учреждению Коллегии духовных дел, или Св. Синода. Отмена же патриаршества сказалась в Москве прекращением многих величавых обрядов, начиная с шествия в Вербное воскресенье на осляти, действа Страшного суда на Ивановской площади, в неделю мясопустную, пещного действа и т.п. Начавшаяся огромная война, до Полтавской битвы, затормозила несколько преобразования, но все же они шли понемногу: множились ассамблеи, где собирались мужчины и женщины для различных увеселений на западный лад, чем кончалось теремное затворничество женщин; было запрещено венчать без согласия брачующихся и ранее 6 недель после обручения. В Москве появляются новые лавки для продажи иноземного платья, а также открытая продажа недавно еще запрещенного табака; начинаются маскарадные комические процессии, в коих князь Ромодановский ездит, наряженный в царскую одежду, а дьяк Зотов - папой, или патриархом, пресбургским, заяузским и всего Кокуя (Немецкой слободы). Вводится невиданная в Москве гербовая или орленая бумага, учреждается орден Андрея Первозванного. В 1703 году, когда был основан Петербург, в типографии на Никольской по указу царя печатают первую на Руси газету, или Ведомости, в 1000 экземпляров. Ведомости печатались церковным шрифтом и составлялись при участии самого государя, который правил первый лист этого периодического издания, хранящийся доныне в Синодальной типографии. Вскоре после этого царь со справщиком Федором Поликарповым принимается в Москве за изобретение нового гражданско-русского шрифта, который знаменует новую эпоху в нашей печати, отличную от прежней церковно-славянской. Окончив это изобретение, царь заказал новый шрифт в Голландии и, получив его оттуда, много раз исправлял его. Памятником этого нововведения Петра в Москве, по делам печати, хранится в Синодальной типографии первый станок, печатавший указы и другие произведения новым гражданским шрифтом. Общество любителей древней письменности издало fac-simile корректуру первой гражданской азбуки Петра Великого.
Но основание Петром новой столицы Петербурга было громадным по своим последствиям переворотом в жизни Москвы.
Сам Петр Великий с большим вниманием относился к вдовствующей столице. И это было не только тогда, когда вторгшийся в пределы России шведский король решился двинуться на самую Москву и здесь продиктовать нам мир. В эту нору, опустошив дороги к древней столице, Петр стал укреплять ее и надзор за устройством артиллерийских фортеций поручил царевичу Алексею. Не довольствуясь этим, он в страдную пору Великой Северной войны урвал время лично посетить родимый город и поднять дух москвичей, встревоженных ожидаемым нашествием. В это время вокруг Кремля и Китай-города строились укрепления, а на Балкане на литейном заводе деятельно отливались пушки, и здесь же при пробах грохотали, от чего произошло и название "Грохольской улицы".
Полтавская победа, 27 июня 1709 года, дала царю особые побуждения поделиться радостью по случаю этой "великой виктории" именно со своими земляками в древнепрестольной столице. Ибо перед Полтавской битвой Петру стало известно, что горячий Карл XII уже назначил шведского генерал-губернатора Москвы и думает здесь произвести раздел России с восстановлением в ней удельных княжеств, о чем через 100 лет думал также Наполеон 1. Об этих планах шведа царь счел нужным перед битвой осведомить своих генералов.
Этим объясняется, почему именно он с выдающимся триумфом в декабре этого года вступил в Москву в сопровождении гвардии, армии и пяти с половиной тысяч пленных шведов, с их фельдмаршалом Реншельдом и с первым министром Пипером во главе. Бояре и другие москвичи построили 7 великолепных триумфальных арок, украшенных всевозможными эмблемами и аллегорическими картинами. По пути триумфального шествия расставлены были оркестры музыки и хоры певчих, прославлявшие победителя. Перед домами стояли их владельцы с хлебом, солью и вином, которым угощали самого Петра и его сподвижников. Целых две недели продолжались празднества с обедами, фейерверками и угощениями войска и народа. Перед началом этих празднеств в Москве родилась царевна Елизавета Петровна.
В 1712 году царская семья окончательно переселилась из Москвы в Петербург, и с этого времени по приказу государя в церквах на ектеньях стали возглашать моления "о царствующем граде С.-Петербурге". В 1714 году в новую столицу были переведены сенат и приказы, преобразованные там в коллегии с 1712 года.
Правда, с этого времени Москва, сильно погоревшая, перестает застраиваться каменными зданиями, потому что, ради скорейшей застройки Петербурга, во всей России запрещены были каменные постройки, и в новую столицу отовсюду стягивались каменщики. Но это отнюдь не значит, что Петр совсем забыл про Москву.
Он строил здесь храмы, как, например, Св. Николая на Мясницкой, Иоанна Воина на Якиманке, Пресв. Троицы на Капельках, на 1-ой Мещанской, Петра и Павла на Басманной. Две первые церкви были построены по планам самого Петра, а третья на пожертвование царицы Екатерины Алексеевны; на четвертую же сам Петр пожертвовал 2 тысячи рублей.
В 1722 году, по окончании Великой Северной войны, заключении Ништадтского мира и принятии императорского титула, Петр 1 прибыл в Москву и еще торжественнее, чем после победы под Полтавой, отпраздновал здесь блистательные успехи своего царствования. Устраивались балы, маскарады, обеды и даже потешная прогулка по Москве флота (на колеса ставились с поднятыми парусами суда, оснащенные по-корабельному, и их возили по улицам на удивление народа). Во главе этой процессии ехал в лодке князь-кесарь Ромодановский, в мантии, подбитой горностаем. Спереди и сзади на лодке поставлены были медведи (чучела). Неподалеку от этой лодки шесть живых медведей везли сани, а ими правил человек, искусно наряженный тоже медведем.
18 августа 1823 года Москва крестным ходом, при звоне колоколов и громадном стечении народа встречала перевозимые по желанию царя из Владимира в новую столицу, в Александро-Невскую лавру, мощи Благоверного Александра Невского. Но громадный катафалк над ракой родителя первого из московских князей св. Даниила не мог пройти в Спасские ворота, и мощи, не побывав в Кремле, были перевезены в новую столицу.
За год до своей смерти, в 1724 году, Петр 1 прибыл из Петербурга в Москву со своим двором и устроил в Успенском соборе торжественное коронование императрицы Екатерины Алексеевны, сопровождавшееся также большими празднествами. Ради этих торжеств был произведен значительный ремонт дворцовых зданий в Кремле.
Но Петр не любил поддерживать в Москве старинные здания и старался построить в ней новые и вообще придать ей, по мере возможности, вид западно-европейских городов. Но все его заботы о насаждении в древней столице "нового регулярства" мало изменили ее традиционный вид.
Веками строилась она без планов, с неправильными улицами и переулками и издавна представляла смешение городских построек (крепостных, дворцовых, монастырских и церковных) с сельскими и просто деревенскими. Громадное большинство ее зданий были деревянные: то дворянские усадьбы, с помещичьими домами среди двора и большими садами, то простые избы, вроде крестьянских.
Петр до середины своего царствования, когда стал запрещать всюду, кроме Петербурга, каменные постройки, много хлопотал о сокращении в Москве деревянных построек. Для борьбы с разорявшим Москву "Вулканусом" он в 1704 году издал указ о строении каменных домов в Кремле и Китай-городе. У бедных домохозяев отбирались здесь земли и передавались богатым, а первым давались земли в других частях города, где они могли строить деревянные дома, но непременно под черепичной или земляной крышей. Дома предписывалось строить не внутри дворов, а по линии (линейно) улиц и переулков. Этот указ был повторен в 1722 году.
С 1705 года Петр принялся за упорядочение городских проездов; он требовал, чтобы домовладельцы держали в порядке деревянные мостовые, а где не было таковых, улицы мостить камнем.
В Кремле и Китай-городе деревянные мостовые заменялись каменными плитами, а все остальные части Москвы должны были вымощены мелким камнем. Для этого на все государство наложена была особая каменная повинность. Сбор камня распределен был по всей земле: с дворцовых, архиерейских, монастырских земель и вотчин служилых людей требовалось, по числу крестьянских дворов, с первого их десятка один камень в квадратный аршин, со второго по два камня, по полуаршину, с третьего десятка аршинный кубик мелкого камня, однако не меньше гусиного яйца. Та же повинность налагалась и на купечество, а крестьяне, приезжавшие в Москву для торгу, должны были к заставе привозить каждый раз по три ручных камня, также с гусиное яйцо, и песок.
Вот важнейшие события в Москве в Петровское время. "19 июня 1701 года, в 1 1-м часу, волею Божиею учинился пожар: загорелись (в Кремле) кельи в Новоспасском подворье; и разошелся огонь по всему Кремлю, выгорел царев двор весь без остатку; деревянныя хоромы и в каменных все нутры, в подклетях и в погребах - все запасы и питья. Льду много растаяло от великаго пожара, не в едином леднике человеку стоять было невозможно. Ружейная и мастерская палаты, святыя церкви на государевом дворе, кресты и кровли, иконостасы и всякое деревянное строение сгорело без остатку; также и дом святейшаго патриарха и монастыри, а на Иване Великом колоколы многие от того пожара разселись. И все государевы приказы, многия дела и всякая казна погорели. Дворы духовенства и бояр все погорели без остатка. Во время пожара монахов) монахинь, священников и мирских людей погибло много в пламени. Огонь был так велик, что им уничтожены были Садовническая слобода и государевы палаты в саду. Даже струги и плоты на Москве-реке погорели без остатку. В Кремле невозможно было ни проехать на коне, ни пешком пробежать от великаго ветра и вихря: с площади подняв, да ударит о землю и несет далеко, справиться не дает долго. И земля сырая горела на ладонь толщиною".
Во время угрожавшего нашествия на Москву Карла XII вокруг Кремля были возведены бастионы: Боровицкий, Неглинный, Троицкий, Воскресенский и Никольский. Со стороны Москвы-реки между Тайницкими воротами и Водовзводной башней были устроены болверки. Китай-город был также укреплен бастионами.
В Кремле Петр начал строить, на месте выгоревших в 1701 году боярских деревянных домов, арсенал или цейхгауз, который должен был быть не только складом для оружия, но и воинским музеем, где должны были храниться победные трофеи вроде неприятельских знамен и отбитого оружия.
На Красной площади Петр устроил "Комедийную храмину", или театр, который, в отличие от прежнего, был открыт (за плату) для всех желающих, где подвизались антрепренеры, сперва Куншт, а потом Форт.
В Китай-городе Петр обратил Посольский двор в шелковую и парчовую фабрику; кроме того, он устроил еще другие фабрики, разбросанные в разных концах Москвы; так, при нем возникли шелковые фабрики Шафирова и Милютина, суконная Щеголина, сахарный, парусный и другие заводы.
Много Петр занимался на прежнем царском печатном дворе, на Никольской улице, где он, как сказано выше, печатал и даже сам набирал и корректировал нашу первую газету "Ведомости" и где он впервые пробовал изобретенный им и отлитый в Голландии "гражданский" шрифт.
Но все же не в Кремле и не в Китай-городе, и не в других центральных местах Москвы бился в это царствование пульс вдовствующей столицы. Ее центром Петр сделал прияузские Палестины. Кроме Преображенского и Семеновского, где он вырос и воспринял первоначальную науку, он больше всего любил Немецкую слободу и Лефортово. Здесь нередко пребывал он сам со своими птенцами. Здесь, хотя и временно, находились центральные государственные учреждения, основывались разные школы, заводы и другие учреждения.
Так, в селе Преображенском был выстроен деревянный дворец и особое помещение для Преображенского Приказа тайных дел, которым управлял Ромодановский и остатки которого видел здесь наш историограф Н. М. Карамзин. В Преображенском разместился первый полк гвардии Преображенский и была устроена полотняная фабрика.
В селе Семеновском также был выстроен небольшой деревянный дворец, откуда Петр, вместе со своими птенцами и приятелями из Немецкой слободы, отправлялся 1 мая в соседнюю рощу справлять начало весны; отсюда-то майское гулянье перешло после в Сокольники и сделалось народным.
Но позднее и эти родовые царские села были поставлены в тень Лефортовым и Немецкой слободой.
Первое было названо по имени любимца Петра - Франца Лефорта, который имел в смежной Немецкой слободе отстроенный по западно-европейскому образцу великолепный дом с садом. После его смерти это владение перешло к русскому любимцу Петра А. Д. Меньшикову, а после него в казну и сделалось дворцом.
Здесь же за Яузой, против Немецкой слободы, рядом с домом графа Головина, был тоже небольшой дворец Петра, вокруг которого Брандгоф разводил сад. Но оба эти владения были соединены в одно и при помощи новых строек, при императрице Анне Иоан-новне, обращены были в Анненгофский дворец, около которого была разведена Анненгофская роща. После многих эволюций здесь, наконец, создалось здание 1-го Кадетского корпуса.
За Яузой, за Лефортовским мостом, Петр в 1706 году построил Военный госпиталь и при нем учредил медико-хирургическую школу, в своем роде медицинскую академию, которая под управлением доктора Бидлоу выпускала врачей, вербовавшихся преимущественно из сыновей духовенства, учившихся в Славяно-греко-латинской академии в Заиконоспасском монастыре. Для медицинских целей Петр устроил недалеко от Сухаревой башни на Мещанской Аптекарский или Ботанический сад, где сам сажал деревья и копал пруды.
В Немецкой слободе был временно помещен сенат, для которого было построено особое здание. Но отсюда он скоро был переведен в Петербург.
Вместе с тем этот уголок Западной Европы в Москве давал приют почти всем первым петровским школам, как штатским, так и военным. Так, например, здесь первоначально помещалась устроенная при помощи англичан навигацкая школа. Отсюда она была переведена на Сухареву башню, а потом в Петербург, где получила название "Морской Академии".
Там же помещена была первая общеобразовательная гимназия, как подготовительная к университетскому образованию школа. В ней преподавались древние и новые языки и все общеобразовательные предметы германской гимназии. В качестве директора управлял этой школой немец Швиммер, а потом пастор Глюк. Отсюда эта гимназия была переведена на Покровку к церкви Николы, что "у Столпа", в боярские палаты Нарышкиных (ныне Елизаветинская гимназия). Сначала она процветала, а потом захирела.
Государь поощрял также устройство в этом районе фабрик: шелковых, суконных и полотняных. В Красном селе граф Апраксин по приказанию Петра в 1712 году устроил бумажную мельницу для выделки писчей бумаги. В Немецкой слободе появилось немало хороших магазинов на западно-европейский лад, какими после славился Кузнецкий мост. Понятно, что образование такого правительственного и культурного центра повлекло в эту сторону на жительство знатных и выдающихся людей, и они начинают в прилегающих местностях Покровки, Разгуляя, Басманной и Мясницкой строить свои дома. Так, Меньшиков построил великолепный дом с церковью (Меньшикова башня) близ Чистых прудов, которые, углубив и очистив от прежнего сильного засорения, впервые и назвал этим именем. У Харитония в Огородниках поселились Юсуповы. После того сюда потянулись Куракины, Гендриковы и другие.
Так эта прежде пустынная сторона быстро заселилась и получила характер иноземческо-аристократический и вместе промышленно-торговый.
Таким образом, император Петр 1 немало внес нового в жизнь Москвы, но переделать ее в ее существенных особенностях, пересоздать ее он, конечно, не мог, да и не думал: иначе ему не для чего было создавать на берегах Балтийского моря новую столицу, а не морской порт и крепость, которые, не будучи столицей, могли бы иметь значение "окна в западную Европу".
Царь заботился о сокращении в Москве уличного нищенства и требовал устройства для неспособных к труду бедняков богаделен при приходских церквах. К 1717 году в Москве было устроено 90 таких богаделен.
Его также заботила и судьба подкидышей, и он повелел в приходах и женских монастырях устраивать приюты "для зазорных младенцев, которых жены и девки рождают беззаконно и стыда ради отметывают в разныя места". В 1723 году было подобрано таких младенцев 934, и они взяты были на воспитание. При них кормилиц было 218.
В Москве в 1701 году было 16358 дворов. В царствование Петра это число дворов повысилось на несколько тысяч. Так, в 1732 году их насчитывалось уже 19417.
|
