| Миссия Церкви в образовании и ее методика в исторической перспективе
О проблеме методов православного воспитания
Максимова Г. П.
Что же мы сделали, Боже, не так? Что мы забыли себе на беду?
иеромонах Василий (Росляков)
“К сожалению, наша педагогическая мысль до сих пор уделяла слишком мало внимания тем главным движущим силам и основам, на которых веками строился воспитательный идеал православия, и методам, которыми он осуществлялся” – пишет в своей книге “Основы православного воспитания” современный сербский богослов митрополит Амфилихий (Радович).
Вопрос метода был и остается для Церкви не просто техническим или научным вопросом, но тем вопросом, который определяет суть миссии Церкви в мире. Почему так? Чтобы понять это необходимо прежде выяснить какой смысл в православии предается слову “метод”. Слово “методос” по своему этимологическому значению указывает на метод как на путь, путь, который ведет к истине. Но что есть истина? Традиционное Евангельское понимание истины заключается в словах Самого Господа: “Я есмь путь и истина и жизнь” (Ин.14,6) Этими словами Господь свидетельствует о Себе не только как об Истине и Жизни, но и как о единственном Пути, который ведет к истине и полноте жизни. Значит Истина – это не абстрактная идея, но живая “всепронизывающая Личность”. Она может открыться или остаться сокрытой. “Истина достигается с ее же помощью, в союзе с ней, в непосредственном общении с ней” . Поэтому невозможно подчинить Истину своим человеческим методам, а можно только радостно сотрудничать с ней.
Христос как Истина есть мера всякой истины. В Нем нам открывается не только то, как Бог стал человеком, но и то, как человек становится истинным человеком, т.е. богочеловеком.
Христос как Путь есть мера всякого пути, которым нам надлежит идти в жизнь вечную. “Он являет нам Свой образ жизни среди нас и для нас, Свое богочеловеческое дело, Свою богочеловеческую практику, а также и то, как они осуществлялись и, осуществившись, навсегда остались для нас как мера нашей жизни, как наш путь”. Христос как Путь есть внутренняя мера и истинный критерий для всей человеческой жизни, для любой человеческой деятельности, а значит и для всякой методики этой деятельности.
Христос как Жизнь есть мера всякой человеческой жизни. Пока Он живет среди нас и в нас, и мы будем жить, и эта Его жизнь в нас становится светом для человека. Он дарует нам заповедь “жизни вечной”, которая осуществляется в Его Церкви, которая есть Его богочеловеческое тело.
Из сказанного становится очевидно, что для православного сознания “все, что отделилось от Христа, что не наполнено им, что не стремится к нему, - перестает быть истинным и как таковое бессильно формировать истинный человеческий образ и стать основанием истинной жизни” . Поэтому можно сказать, что вся методика православного образования строится на одном единственном, всеобъемлющем принципе: жить и мыслить во Христе.
Каким образом возможно человеку осуществить этот принцип в своей жизни? Здесь нам необходимо выяснить второй, исключительно важный аспект для понимания сути метода Церкви и развития ее методики. “Лишь человек, озаренный Духом Святым способен не только обрести Истину, но и найти истинный путь к ней” . Именно Дух Святой приводит ко всякой истине, т.е. открывает тайну истинного пути, ведущего в жизнь вечную, а человек может стать радостным сотрудником и свободно принимать Его. На этом таинственном сотрудничестве (синергии) человеческой свободы и благодатного действия Святого Духа веками строилась и развивалась церковная методика. И те, кто принимал Христа как “путь новый и живой”, кто исполнялся силой Духа Святого становились способными вести и других путем спасения в жизнь вечную. Это были и есть святые люди Божии, для которых этот Путь стал внутренней движущей силой их личности. Так через них и в них “богочеловеческий и духоносный метод и методика Церкви открывается нам как святительский метод” . Это значит, что методика Церкви – это методика, данная нам святыми. А метод святых – метод подражания Христу и Его апостолам. “Истинные носители церковного духа во все времена соблюдали важное методическое правило: они никогда не советовали другим того, чего не исполнили сами” . Руководствуясь в своей жизни этим правилом, святые угодники Божии утверждали, что миссия Церкви заключается не в рассказах об Истине, но в самом житие во Христе как вечной Истине.
Следование за Христом вместе со всеми святыми указывает на то, что метод Церкви по своей природе – соборный метод. Этот многовековой опыт святых составляет основу и является залогом истинности того метода, которым Церковь ведет своих чад в жизнь вечную. Поэтому жития святых были и остаются источником истинных методов духовного роста человека. Но эти методы человек может обрести только тогда, когда он живет и дышит соборным Преданием и жизнью Церкви. В этом непрестанном учении и совершенствовании через общение со всеми святыми состоит главная миссия Церкви.
Где и как реально осуществляется такое общение? Богослужение всегда было, остается и сейчас этой благодатной, вечно живой и новой школой, в которой образовывается и формируется человек как целостная личность. Поэтому православная методика по своей сути есть литургическая методика. Литургия – это общественное богослужение, в центре которого живое присутствие живого Христа. “И таким образом богослужение открывается как “путь новый и живой” к Истине, как образ и средство близкого общения с ней” .
Сущность богослужения – молитва. Молитвой Церковь не только формирует, перерождает и просвещает человека, но и “создает новую молитвенную культуру”. История со всей очевидностью свидетельствует, что “всякая немолитвенная культура всегда, рано или поздно, оказывалась культурой бездуховной и бездыханной, поверхностной, односторонней и - ложной” . Почему так? Потому что только молитвенный подвиг в состоянии раскрыть самые сокровенные глубины человеческого существа и “собрать все человеческие силы в одно-единственное движение, направленное к Вечному, открыть неизреченные глубины Вечного и дать возможность Вечному пробудить, возвысить и преобразовать человека…” .
Именно молитвенность как внутреннее свойство церковной методики отличает церковную миссию в мире от всякой другой миссии. Молитва есть призывание Духа Святого Животворящего. Мы просим прийти к нам, вселиться в нас, освятить и просвятить нас и все наши дела. А это означает, что “церковная методика и миссия Церкви осуществляют свои цели духовно-благодатным методом” . Это богочеловеческий метод. И на этом методе основана не только историческая миссия Церкви, но и сама Церковь как всеобъемлющий богочеловеческий организм.
Литургически-молитвенной методики Церкви присущ и мистагогический (ведущий в тайну) метод. Этот метод в своей основе имеет библейский корень. Бог постепенно открывает Свою вечную тайну и вводит в нее человека. “Господь открывает тайну по мере человеческой способности принять ее: начиная с Закона и Пророков, продолжив явлением и воплощением Сына Божия, посланием Духа Святого, ведущего ко всякой истине; Он открывает ее все более совершенным образом, приуготовляет человека к встречи с Богом “лицом к лицу” в вечности” . Само построение Литургии является свидетельством такого мистагогического характера церковной методики. На протяжении всей истории Церкви этот, в тайну ведущий метод, применялся как в проповеди Евангелие, так и в воплощении Евангельских заповедей в жизни каждого человека, начиная с “молочной” пищи и постепенно подходя к “твердой”.
“В литургической жизни используются еще иконический метод, который можно назвать и символико-типологическим” . Богослужение, как и Библия не дает рационально определенных, жестко сформулированных истин. Язык Откровения и Литургии, а следовательно и язык Церкви, есть язык иконы, символа, образа. Такой язык всегда несет в себе нечто образное и священное. “В нем все ясно и просто, непосредственно, здравомысленно и вместе с тем возвышенно, он ненавязчиво ведет нас от тени – к образу (иконе), от образа – к действительности и от встречи с ней – к глубинной действительности, к Живому и чудному Христову Лику” .
Литургический символ исповедует присутствие тайны, свидетельствует о ней, раскрывает нам ее реальную силу и могущество и вводит нас в ее необъятную безграничность и недоступность. “В отличие от такого языка Церкви язык современной европейской культуры есть язык либо рационалистического мелкодумия, поверхностной и ограниченной, либо – иррациональной неопределенности и абстрактной туманности, единственная положительная сторона которой – скрытая в ней жажда высшего. Но жажда эта чаще всего утоляется ледяным мраком магического мистицизма, который, вместо света и просветления, ведет в безысходную тьму” . Поэтому в Церковной методике заложено сознательное стремление избегать рассудочного определения и объяснения того, что по природе необъяснимо, но с помощью символов и образов сделать чудо невиданной тайны Божией доступным восприятию очами сердца.
Одной из таких великих тайн Божиих явилось воплощение Бога Слова. Христос принял человеческое тело, принял и грехи мира, искупив их Своею Кровью. Церковь не судит, верь и Сам Господь не для суда пришел в мир, но чтобы спасти мир. Господь создал Свою Церковь для того, чтобы мир приобрел потерянное здоровье, полноту и совершенство жизни. Это значит, что метод Церкви, которым осуществляется ее миссия, - сотериологический, т.е. спасоносный метод”. “Наполненная воскресительной и воскресающей силой Христовой, Церковь радуется с радующимися и плачет с плачущими, применяя методику креста и метод сострадательной жертвенной любви” . Этой методикой жертвенной любви Церковь осуществляет свою миссию в мире во все времена. В эту методику входят также пост души и плоти воздержание. Однако “пост и воздержание не носят законнического характера, как их понимали Ветхий Завет и западная позднехристианская духовность. Пост и воздержание – внутренняя преображающая сила и мощное средство воспитание воли, ума, чувств… В посте и воздержании человек прозревает тайну и становится радостным проповедником Воскресшего Господа” .
“При построении метода и разработке методики осуществления своей богочеловеческой миссии в мире Церковь всегда учитывала многообразие и неповторимость каждой отдельной личности и каждого народа в целом, … уважая язык и обычаи каждого отдельного народа, не пытается унифицировать их, но наполняет и объединяет всех людей и все народы единством веры и духа, преобразуя всех в единый святой народ Божий” . При этом остается в силе святое и неизменное правило: все, что омрачает человеческую жизнь, что отдает человека в плен смерти и погибели, что ограничивает и калечит человека, никогда не может быть принято как церковный метод. Это правило вытекает из принципа установленного апостолом Павлом: “…и не сообразуйтесь с веком сим” (Рим.12,2). Ибо “подчинение времени, “сообразование” с духом времени, с тем, что апостол называет “веком сим”, закрывает горизонты вечности. Человек по призванию своему – вечное и боговечное существо, время – его колыбель, но не его вечное отечество. Время и жизнь во времени освящаются и приобретают свой смысл в свете вечности – и никогда наоборот. Человек призван “преобразоваться обновлением ума” (Рим. 12,2), наполнять время вечностью” . Эту свою великую миссию человек может осуществить, если он будет жить и мыслить во Христе Иисусе, Господе нашем. В этом и заключена методика Церкви, в этом ее вечная миссия и призвание.
Таков святоотеческий взгляд на проблему методов, с помощью которых человек может обрести истинный смысл своей жизни и осуществить свое назначение. Что дает нам знакомство с этим опытом Церкви? Во-первых, мы понимаем, как далеко отстоим мы от тех путей, которыми шли святые люди. Святость – не наш идеал. Для нас стало привычным “сообразование” с духом времени. Мы живем, забывая о вечности. Нам ее горизонты закрыты. Мы не думаем о спасении. Земное существование – предел нашего видения. Во-вторых, мы осознаем, что оказались нечувствительными к тайне и всячески изгоняем ее из нашей жизни. Мы стараемся больше утвердиться в своих знаниях, ищем простых и очевидных истин. Мы почти безвозвратно утратили чувство реального общения и близости человека и Бога, человека и Истины. В-третьих, мы живем на поверхности жизни, потому что метод, который ведет человека в ее глубину, в самое сущность жизни, этот молитвенно-благодатный метод нам уже почти не доступен. Наше не молитвенное просвещение, не молитвенная этика порождают формализм, суетное умствование, бездуховность.
Как же могло такое случиться с нами? Корни явления, наблюдаемые ныне в нашей жизни нужно искать в истории, в трагическом ниспадении Святой Руси в бездну западного Просвещения. Историю русского духовного образования можно достаточно четко разделить на два принципиально отличных друг от друга периода.
Первый период от крещения Руси и до конца XV столетия, в котором наиболее ярко проявилось стремление русского человека к духовной образованности. Цель, средства и методы древнерусского образования определялись исходя из этимологии слова “образование”. Для наших предков было очевидно о каком “образе” идет тут речь. Поэтому цель образования имела религиозный характер и заключалась в восстановлении в человеке падшего через грехопадение образа Божия. Образ Христа был для великого множества русского народа не абстракцией, а живой, ощутимо переживаемый реальностью. Идеалы христианства находили свое воплощение в конкретных русских людях, которые составили собор русских святых.
Какими методами осуществлялось такое образование? Духовное образование шло по пути убеждения и воспитания человека для свободного принятия им основ христианской веры и жизни в соответствии с верой. Это осуществлялось через проповедь, чтение Священного Писания, святоотеческой и житийной литературы, добровольное послушание духовнику, личный пример наставника. “Подлинными “университетами” были монастыри, которые создавали совершенно уникальный климат целостного воспитания человека. В монастырях формировалась наука, замечательная по своей неразрывной связи между теорией и практикой. Вся русская книжность шла также из монастырей” .
Во втором периоде, начиная с первой половины XVIв и до настоящего времени, происходят принципиальные изменения как в целях так и методах образования. Как это могло произойти на Святой Руси? Ответ на этот мучительный и центральный вопрос русской истории дает И.В. Киревский в своей статье “О характере просвещение Европы и о его отношении к просвещению России”: “Что касается до моего личного мнения, то я думаю, что особенность России заключается в самой полноте и чистоте того выражения, которое христианское ученье получило в ней, во всем объеме ее общественного и частного быта. В этом состояла главная сила ее образованности, но в этом же таилась и главная опасность для ее развития. Чистота выражения так сливалась с выражаемым духом, что человеку легко было смешать их значительность и наружную форму уважать наравне с ее внутренним смыслом… ”.
Так постепенно в сознании русского человека первичными становятся не духовные ценности а “наружные”. Печальным является тот факт, что такое искажение смысла христианской жизни начинается и в монашестве. В начале XVI века это вылилось в спор заволжцев и иосифлян, т.е. двух направлений русского монашества того времени. Спор касался самих основ духовной жизни. Преподобный Нил Сорский в полном соответствии со святоотеческой монашеской традицией нестяжания, выступал против монастырских имений, против излишеств в быту и в убранстве храмов, поскольку все это искажало суть монашеской жизни и уводило от ее главной цели – умного делания. Однако противоположное мнение возобладало и скоро стало господствующим среди русского монашества. “Монастыри из врачебниц духа, скромных в материальном отношении, стали превращаться в огромные хозяйства, монашеские братства – в трудовые артели”.
Таким образом, началось постепенное оскудение монашеской жизни, что отразилось на духовном уровне всей церковной жизни, а значит и на всех сторонах жизни народа русского. В том числе, а может быть и в первую очередь, это отразилось на постановке цели образования. Не святость человека, а обширность и разносторонность знаний становятся во втором периоде главной целью образования. Изменение цели образования привели к изменению и его метода. “Новое, европейское образование, поставив во главу угла максимум теоретических знаний и богословский профессионализм, должно было расстаться с педагогикой Христа и применить педагогику принуждения и формализма” . Появились школы с их классами, оценками, наказаниями и наградами, званиями и степенями и что еще печальнее, с педагогами, не знающими и не ведущими духовную жизнь. Образование теперь полностью подчиняется тому, что хорошо известно под именем схоластики. Такое образование отличается двумя существенными моментами: рационализмом и оторванностью от реальной духовной жизни. Богословие начинает заниматься постановкой таких проблем, которые не имеют принципиально значения для духовной жизни человека. Поэтому из средства научения спасению богословие становится средством развлечения для праздного человеческого ума. Это произошло прежде на Западе, но затем в XVI веке подобное образование стало распространяться и в России. Духовные школы стали строиться по типу католических и протестантских школ, “взяв не только их системы, методы и программы, но часто и сами учебники с их далекими от православия идеалами и трактовками догматических и нравственных истин”.
Так продолжалось до середины XIX века, когда вновь намечается своя православная линия в понимании богословия и цели духовного образования. Эпоха митрополита Филарета (Дроздова) явилась периодом духовного подъема, началом развития русской научно-богословской науки. “В результате заговорили о забытом пути опытного богопознания, о духовности, о святых старцах и монастырях… В академиях началась работа по переводу на русский язык древних отцов Церкви” . Стали слышны критические высказывания в адрес схоластической системы образования. Однако основное направление богословско-школьного образования продолжало идти в прежнем русле идей и стандартов западной школы. О настроении в семинариях и академиях в конце XIX- начале XX века митрополит Вениамин (Федченков) пишет: “Мы воспитывались в твердом воззрении, что все можно и нужно понять, объяснить; что все в мире рационально. И вся наша богословская наука, в сущности – схоластическая, рассудочно-школьная, стояла на этом базисе: все понятно. Все можно понять. Никаких тайн! В сущности, мы были больше католическими семинаристами, чем православными, духовно-мистически воспитанными… Нас воспитали в идолопоклонстве уму, чем страдало и все наше интеллегентное общество XIX века… И постепенно рационализм переходил у иных в прямое неверие, безбожие” .
Так из духовных семинарий и академий стали выходить либо религиозно безразличные или даже агрессивно настроенные по отношению к религии люди. Схиархимандрит Варсонофий Оптинский говорил: “Смотрите, в семинариях духовных и академиях какое неверие, нигилизм, мертвечина, а все потому, что только одна зубрежка без чувства и смысла. Революция в России произошла из семинарии” . И это не отдельные мнения. Такое состояние школ было не случайным, оно выражало общий духовный уровень Церкви. Об этом страдали и писали многие лучшие люди земли Русской. Святитель Игнатий Брянчанинов в одном из своих писем с горечью сетует: “О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок. Отживает оно век свой вместе с христианством. Восстановления не ожидаю. Восстановить некому. Прежде умное делание было очень распространено между народом, еще не подвергшимся влиянию Запада. Теперь все искоренилось” . Подобного рода высказывания преданных и верных членов Церкви о многом говорят. Упадок духовной жизни в церковной среде породил и в жизни русского народа стремление к чуждым русскому народу исканиям наслаждений, богатства, славы. Но образование, забывшее о единственной истинной цели – воспитании святого человека по образу Христа – и предавшееся идее социального прогресса, рано или поздно начинает пожинать горькие плоды. Об этом писал в свое время И.С. Аксаков: “Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов, становится регрессом; цивилизация завершается одичанием; свобода – деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет - уже совлекает – с себя и образ человеческий и возревнует об образе зверином”.
Но разве может духовное образование отрицать Бога и Христа? Мы отчетливо видим, и могло, и может. И тогда закономерно наступает революция. Таков основной урок истории русского духовного образования. Как мы сегодня отнесемся к этому уроку? Вновь открытые духовные школы в настоящее время, к сожалению, встали на тот же путь, на котором стояли дореволюционные школы “очень многие и сейчас не хотят верить в то, что трагический конец прежних духовных школ и монастырей произошел не по внешним причинам, не по злобе врагов Церкви,… но по причине небрежения в духовных школах о своей главной задаче – воспитании Христианина” . В настоящее время, когда в народе просыпается стремление возродить лучшие традиции отечественного образования, нельзя не учитывать этот негативный опыт, чтобы не повторить тех ошибок, которые могут привести нас к новым трагедиям и в личной, и в общественной жизни. “Тем более это необходимо сознавать перед лицом той духовной, точнее лжедуховной агрессии, которая осуществляется ныне по отношению к нашему народу. Поэтому, чтобы нам и нашим детям духовно и нравственно выжить, наше образование по своему характеру должно быть ориентировано, прежде всего, на возрождение тех образовательных принципов, которые существовали на Руси до “латинского пленения”. Главное внимание должно быть обращено на духовное и нравственное воспитание, на укрепление веры”.
Нельзя говорить серьезно о духовном и нравственном возрождении народа без понимания того, что для этого требуется не косметический ремонт нашей системы образования, но капитальная реконструкция всей этой системы. И для этого необходимо, прежде всего, смело отбросить чуждый русскому духу западный гуманистический идеал человека и вернуться к идеалу богочеловека, который сохранила для нас православная Церковь ценою сонма мучеников и исповедников Российских, за веру и Отечество душу свою положивших. Их молитвами спасет, помилует и укрепит нас Господь.
Список литературы
1. Митрополит Амфилохий (Радович) Основы православного воспитания. Пермь,2000.
2. Осипов А.И. Православное понимание смысла жизни. Киев. 2001.
3. Митрополит Вениамин (Федченков). О вере, неверии и сомнении. Москва. 2002. С.51.
|
