Д.А. Головушкин
История Русской православной церкви XX века насыщена событиями и явлениями, которые характеризует достаточная противоречивость и неоднородность их внутреннего содержания и структуры. Одним из таких удивительных феноменов российской церковной истории XX века, является обновленческое движение. Совпав по времени с эпохой трех российских революций и первыми десятилетиями советской модернизации, церковное обновленчество в процессе эволюции неоднократно подвергалось организационной и идейной трансформации, вследствие чего, при общей преемственности идей своих предшественников, на каждом своем следующем этапе развития, было достаточно новым явлением. Это не без основания дает право многим исследователям, как светским, так и конфессионально ориентированным, утверждать, что церковное обновленчество начала XX века и движение, в той форме, в которой оно сформировалось в 1920-е годы, не имеют между собой ничего общего и должны рассматриваться раздельно. Однако для того чтобы определить существует ли взаимосвязь между этими явлениями, в чем их сходства и отличия, и, наконец, в чем их специфика как религиозного феномена, на наш взгляд необходимо обращение не только к комплексному сравнительному анализу движения начала XX века и движения 1920-х гг., включающему исторический, феноменологический и социологический подходы, но и к опыту другой, не менее важной вехи в истории обновленческого движения — церковному обновленчеству периода революций 1917 года.
Как показала эволюция церковного обновленчества в советском обществе, события февраля-октября 1917 года стали одним из наиболее значимых и переломных рубежей в истории обновленческого движения. С одной стороны, февральская революция, реанимировала обновленческие силы, сформировавшиеся еще в годы первой русской революции. В начале марта 1917 г. в Петрограде был создан «Союз прогрессивного петроградского духовенства», который 7 марта преобразовался в «Союз демократического православного духовенства и мирян». Первоначально, в его состав входило шесть человек: Д.Я. Попов (председатель), М.С. Попов, И.Ф. Егоров, А.П. Рождественский, А.И. Боярский и А.И. Введенский (секретарь). Собрания «Союза демократического духовенства и мирян» проходили в доме № 67 на Гороховой улице, а начиная с апреля 1917 года, по предложению обер-прокурора В.Н. Львова, вступившего в «Союз» 13 апреля 1917 года, в Обер-прокурорском доме на Литейном проспекте.
19 апреля 1917 года состоялось общее собрание «Союза демократического духовенства и мирян», на котором присутствовало несколько десятков либеральных священников . Собрание избрало своим новым председателем А.П. Рождественского и утвердило программу, согласно которой «Союз» выдвигал следующие требования:
1. Демократизация церковная (т.е. отделение церкви от государства, проведение в жизнь принципов соборности, утверждение выборного начала, организация духовного управления епархий на выборных началах, активное участие клира в жизни прихода, богослужение на родном языке, упрощение богослужения, организация проповеднических кружков и т.п.);
2. Демократизация политическая (т.е. уничтожение самодержавия и провозглашение демократической республики);
3. Демократизация социально-экономическая (т.е. уничтожение капитализма, сословий, провозглашение равноправия женщин, бесплатное образование, участие рабочих в прибыли производства, передача земли трудовому народу) .
Одновременно с организацией «Союза демократического духовенства и мирян» в Москве, на прошедшем 21 — 23 марта 1917 года Чрезвычайном съезде духовенства и мирян московской епархии, был организован «Союз объединенного духовенства и мирян» города Москвы . По мнению его председателя Н.В. Цветкова, «Союз» должен был «сорганизовать все приходы московской епархии и образовать из них приходские общины», «дать им самобытность и самоопределение», провести в жизнь «выборное начало по отношению к клиру», а также подготовить условия для создания «Всероссийского союза клира и мирян» . Однако выработка программы «Союза объединенного духовенства и мирян» на мартовском епархиальном съезде оказалась невозможной, и в апреле 1917 года очередное собрание московской группы духовенства утвердило программные положения «Союза демократического духовенства и мирян» .
Параллельно с заседаниями «Союза демократического духовенства и мирян» и «Союза объединенного духовенства и мирян» города Москвы в Петрограде, в доме Обер-прокурора, 22 апреля 1917 года, под председательством митрополита Вениамина (Казанского), состоялось собрание еще одной, близкой к обновленцам, церковной группы — «Союза церковного единения». В состав «Союза» вошли П.М. Кремлевский, С.А. Соллетерский (бывшие члены дореволюционной обновленческой организации «Братства ревнителей церковного обновления» — Д.Г.), А.В. Василевский, И.К. Колесников, Г.В. Прохоров, Г.А. Сербаринов и др. Выработанная собранием программа провозглашала:
1. Христианизацию жизни во всех ее проявлениях;
2. Свободное Соборное управление церкви;
3. Автономию от государства.
Программа также подчеркивала необходимость организации внутренней жизни приходов, провозглашения выборного начала, необходимость регулярного созыва Всероссийского Поместного Собора .
25 апреля 1917 года в Петрограде состоялась собрание четвертой обновленческой организации — «Кружка 32-х», возглавляемого М.П. Чельцовым. Собрание постановило дать кружку историческое название бывшего «Союза Церковного обновления» и приняло уже ранее разработанную им программу. В своем выступлении товарищ председателя «нового» «Союза Церковного обновления» А.П. Обновленский, обратился с призывом к «Союзу демократического духовенства и мирян» и «Союзу церковного единения», объединиться под общим девизом . Однако стремление М.П. Чельцова сохранить специфику задач «Союза Церковного обновления», а также отрицательное отношение «Союза демократического духовенства и мирян» к «Союзу церковного единения» , сделало это объединение, как и в 1905 — 1907 гг., невозможным.
С другой стороны, на фоне возрождения либерально-обновленческих идей, популярных в годы первой русской революции, в феврале-октябре 1917 года, формируется новое поколение церковных обновленцев, еще не утративших связь со своими предшественниками, но уже по новому видящих будущее церковных реформ и роль православной церкви в политической и социально-экономической жизни российского общества.
Началом данного разделения стал прошедший 1 — 10 июня 1917 года I Съезд демократического духовенства и мирян, собравший более 700 делегатов . Первые разногласия на съезде возникли по вопросу организации «Всероссийского союза объединенного православного духовенства» - профессионального органа, призванного изыскать средства для духовно-нравственного возвышения православных священнослужителей и улучшения их правового, и материального положения. Члены «Союза демократического духовенства и мирян», в частности И.Ф. Егоров, высказались решительно против организации данного союза, отметив, что он может привести к отчужденности духовенства от мирян и породить классовую борьбу. Однако решение по организации «Всероссийский союз объединенного православного духовенства» было все же принято .
Окончательно раскол Съезда демократического духовенства и мирян оформился 8 июня 1917 года, в день, когда было принято постановление по вопросу положения православной церкви в российском государстве. Оно содержало следующие положения:
1. Отделение церкви от государства не может быть допущено, но должна быть последовательно проведена свобода вероисповеданий;
2. Православие признается первой среди других исповедуемых в России религий.
3. Православная вера пользуется преимуществом во всех актах государственной жизни, в которых государство обращается к религии и в публичных богослужебных действиях, а равно сохраняет силу православный богослужебный календарь;
4. Глава русского государства и министр вероисповеданий должен быть православным от рождения;
5. Православная церковь является институтом публичного характера, поэтому государство оказывает ей покровительство в законах и материальную поддержку .
Выработанный I Всероссийским съездом демократического духовенства и мирян проект явно противоречил обновленческой идее о полном отделении церкви от государства. Более того, его сторонниками в большинстве своем являлись представители дореволюционных либерально-обновленческих кругов: Н.Д. Кузнецов, П.М. Кремлевский, П.Н. Лахосткий, С.А. Соллетерский, М.П. Чельцов, Н.В. Цветков. Данная позиция, вызвало резкую критику со стороны представителей «Союза демократического духовенства и мирян», и особенно священников, впервые громко заявивших о себе в годы первой мировой войны и событий февральской революции: А.И. Боярского, А.И. Введенского, И.Ф. Егорова. Как позднее отмечал А.И. Введенский, оценивая ситуацию, сложившуюся в либерально-обновленческом движении в 1917 году, «сочувствие церковных прогрессистов было на стороне только внешнего сдвига государства, а не внутренней подлинной революции. … Церковь принимала февраль, но боялась, не хотела, а в последствии не приняла октябрь» . В результате представители «Союза» покинули съезд, который вслед за их уходом, 10 июня 1917 года, прекратил свою работу, отложив принятие всех основных решений до созыва Всероссийского Поместного Собора.
После закрытия I Всероссийского съезда демократического духовенства и мирян прекращает свою работу «Союз Церковного обновления». Позиция «Союза церковного единения» становится все более консервативной, в связи с чем уже 10 августа 1917 г. «Союз» был преобразован в «Общество православно-церковного единения клира и мирян», которое ставило теперь перед собой задачи «защищать и укреплять святую православную веру, изучать запросы и нужды церковно-общественной жизни и находить способы и средства для их удовлетворения на началах Святого Евангелия и канонов Святой Церкви» .
Происходящие перемены в настроении представителей церковно-обновленческого движения в этот период можно попытаться объяснить следующим образом. Февральская революция высвободила инициативу «снизу», благодаря которой и началось возрождение православной церкви, в обход высшей церковной власти. С другой стороны, постановление Временного правительства «О свободе совести», ставило ранее официальную религию в крайне неблагоприятное положение по отношению к другим вероисповеданиям. Поэтому, как и отмечал один из идеологов обновленческого движения Б.В. Титлинов, «в церковной среде, за исключением левых группировок, замечалось очевидное непонимание создаваемого революцией положения. Большинство склонно было думать и требовать, чтобы новый строй признал за церковью все прежние права и преимущества, чтобы государство сохранило все свои обязательства по отношению к церкви и только освободило ее от своей стеснительной опеки» . В результате, в церковных кругах, в том числе и обновленческих, получила распространение идея «канализировать» революцию в церкви (термин А.В. Карташева), под которой понимались необходимость вмешательства государства в церковные вопросы и санкционирование государством любых церковных реформ.
«Союз демократического духовенства и мирян», особенно в лице его молодых представителей, также не отрицал роль государства в церковном переустройстве. Однако, по их мнению, государство должно не проводить и контролировать церковные реформы, считаясь исключительно с интересами православной церкви, а помочь ей освободиться от бюрократического засилья, от сторонников старого понимания церковной жизни, путем внутреннего церковного переворота. «И, раз болезнь церкви есть перерождение ее тканей, то эти ткани не могут быть ничем иным удалены, как внешним, насильным путем. В этом новому духовенству должно помочь государство, которое исправляет перед церковью свои старые грехи, помогает очиститься» .
Фактически эти заявления, еще до прихода к власти большевиков, предопределили политику обновленческого движения в 1920-годы, когда смена высшего церковного руководства происходила не без помощи советского государства. Конечно, этот путь был опасен и противоречив, поскольку, вместо прежнего всевластия государства над церковью, мог появиться соблазн вообще избавиться от последней. Однако в этом была своя логика и свой смысл, поскольку в тех условиях, кто, как не государство, могло дать церкви желаемую свободу. В этом заключается одно из главных отличий обновленческого движения, охватившего российскую церковь в феврале-октябре 1917 года от обновленчества начала XX века. Если последнее видело процесс освобождения церкви только силами самой церкви, то первое допускало, и даже считало желательным, вмешательство в него государства.
Дальнейшая деятельность обновленческих групп сосредотачивается вокруг подготовки Всероссийского Поместного собора. В открывшийся в июне 1917 года Предсоборный совет, начинают поступать различные предложения и проекты по вопросам предстоящих церковных реформ, в том числе и от представителей обновленческого движения. Составители одной из таких записок указывали на то, что «в мире церковных явлений наблюдается обнаружение требований не потому, что содержание этих требований настоятельно, а потому, что назрела психическая необходимость их заявить. При оценке этих требований важна именно психологическая сторона, внутренняя, а не логическая и внешняя. А если так, то для оценки требований, какие теперь предъявляются к церковному управлению, необходимо установить особый, доселе неиспользованный критерий… Успех сектантских учений и живучесть раскола, неумение разобраться в таких вопросах, как болгарский, англиканский и старокатолический, — все говорит о недочетах нашего богословия. Современная жизнь требует поднять вопросы вероучения и богослужения, которые в последнее время отошли на задний план и никого не волновали» .
Данный документ говорит еще об одной важной тенденции, проявившейся в обновленческом движении в феврале-октябре 1917 года. Намечаются признаки изменения самого понимания, что есть обновление и каковы его цели. В 1907 году, петербургский протоирей М. Чельцов писал, что «обновление не есть проявление нового, — это было бы творением, рождением; обновлять можно только то, что существует … Задачей для церковных обновленцев является не пересоздание Церкви как божественного установления, а возрождение ее со стороны человеческого элемента» . В 1917 году, напротив, в церковной либерально-обновленческой среде, получают распространение идеи широкого религиозного творчества, популярные в начале XX веке, лишь среди представителей внецерковной ветви религиозного реформаторства. Политика не потушила у лидеров движения интерес к религиозно-мистическим исканиям и идея церковного обновления постепенно начинает наполняться новым содержанием . На первый план выходят не только вопросы отделения церкви от государства, укрепления социальных позиций церкви и примирения религии и науки, но и вопросы реформирования православия, как догматической и литургической структуры, фигурировавшие практически во всех программных документах обновленчества 1920-х гг. Другими словами, уже в период февраля-октября 1917 года, обновление начинает пониматься как смена пояснительных схем предлагаемых религией, как смена религиозных интерпретаций мира и бытия человека в нем.
О глубокой эволюции церковного обновленчества в 1917 году говорит также рост популярности в нем идей христианского социализма, его растущая связь с движением социального протеста. Согласно утверждению членов «Союза демократического духовенства и мирян», главная цель движения «быть в единении с народом в великой работе по созданию нового государственного строя, при котором наилучшим образом были бы разрешены все наболевшие религиозные, культурные, политические и социально-экономические вопросы. Благословляя святой порыв народа, свергший гнет старого рабского строя, видим в этом гневе спасение для нашей церкви и родины» . Эту же мысль в дни революции 1917 года, проводил и один из главных идеологов обновленческого движения Б.В. Титлинов. В своей работе «Церковь во время революции», он указывал, что «христианство не может быть равнодушно к социальному злу, оно требует полной христианизации всех человеческих отношений и с этой стороны освящает стремления к социальным преобразованиям социалистических партий» .
Это доказывает, что уже во время событий февраля-октября 1917 года, в обновленческом движении выкристаллизовалась идея справедливости социальной революции, популярная в обновленческой среде в 1920-е годы . В связи с этим, Н.Ф. Платонов, справедливо отмечал, что исток обновленчества, «обновленческой психологии» — «священное бунтарство», которое не хочет и не должно мириться с существующей неправдой« . Поэтому, вполне логичными и осознанными видятся выступления обновленцев, как против господствующей церкви, так и против покровительствующей ей власти. Мотивы их будущего поведения достаточно убедительно объясняет также опубликованная еще в марте 1913 года автобиографическая заметка Д.С. Мережковского, в которой автор указывал: »Я понял, опять-таки не отвлеченно, а жизненно — связь православия со старым порядком в России, понял также, что к новому пониманию христианства нельзя иначе подойти, как отрицая оба начала вместе« .
Таким образом, мы видим, что события февраля-октября 1917 года, стали одной из наиболее значимых и переломных вех в истории обновленческого движения. Во-первых, за это время были подведены итоги либерально-обновленческого движения начала XX века и были созданы условия для появления нового поколения церковных обновленцев, что убедительно доказывает глубокую взаимосвязь между движением периода первой русской революции и движением 1920-х гг. Во-вторых, революция 1917 года показала, что церковное обновленчество, это не просто внутренний конфликт в церкви, впоследствии использованный советской властью в своей антирелигиозной политике, а развивающийся в рамках традиционной религиозной системы новый религиозный феномен. Он возник в эпоху великих социальных потрясений и характеризуется активизацией социальных функций религии, а также глубокими религиозно-мистическими исканиями, проникшими в либерально-обновленческую среду в рассматриваемый период.
|
