А.В.Рукавишников, Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова
В начале ХХ века в связи с влиянием целого ряда факторов (экономических, политических (геополитических), культурных и т.д.) британская университетская наука обратила свое внимание на Россию. В 1907 г. было основано первое Объединение по изучению России (School of Russian Studies), в которое входили английские ученые, бизнесмены и политики, на базе Ливерпульского университета, где в 1908 г. было открыто Отделение изучения России (Russian department). Первым профессором Русской истории, литературы и языка в Британии стал Бернард Пеарс. В годы I Мировой войны деятельность Объединения постепенно переместилась в Королевский Колледж Лондонского университета, в 20е годы ставший самым влиятельным центром по изучению России в Великобритании. Несмотря на взрыв популярности России и всего русского в годы войны и особенно первых месяцев после прихода к власти Временного правительства ("вместо одного руссофила до войны у нас 1000 сейчас, и все эти быстрые изменения прошли в течение двух лет",- писал директор Королевского Колледжа Рональд Барроус Пеарсу в начале 1917 года [1]). После прихода к власти большевиков и неудачной интервенции Англии в Россию интерес к последней постепенно угас. В межвоенный период он оставался на довоенном (достаточно низком по сравнению с 1917 г.) уровне.
Однако достижения начала века привели к главному для нас результату - стали появляться труды британских ученых истории России. На ряду с трудами Пеарса и Невилла Форбса (профессора Русского языка в Оксфорде, 1910-1929 гг.) - лидеров изучения России - выходили работы таких ученых как Несбит Бейн и др., не связаных с университетской средой. Однако, ни в том, ни в другом случае труды по истории России не являлись оригинальными исследованиями, а скорее концептуальными обобщениями (general history).
Общим для всех этих трудов было то, что авторы владели (в той или иной степени) русским языком и были знакомы (опять же с разным успехом) с российской историографией и источниками. Впрочем, стоит признать, что в основном они пользовались переводами (на английский, французский, немецкий языки) таких трудов, как "Курс лекций по русской истории" В.О. Ключевского, сочинения С.Ф. Платонова и П.Н. Милюкова, текстами "Повести временных лет" (по Лаврентьевскому списку), Новгородской I летописи старшего извода, в 1914 г. изданной на английском языке в переводе Н.Форбса и Р.Мишеля.
Во второй половине XIX - первой половине ХХ в. одним из господстующих направлений в английской науке и публицистике была так называемая "Виговская интерпретация истории". По сути мы имеем здесь дело с особым англиийским позитивизмом:
В основании истории человечества лежал принцип прогресса, который понимался как развитие демократии и парламентаризма (от низших ступеней в древности до английской конституционной модели XIX века, как эталона) в ходе истории каждой отдельной нации и государства (в понимании этих терминов учеными того времени). По сути создавалась общечеловеческая модель истории "от Ромула до наших дней", в которой цепь событий прошлого прямолинейно вела к сегодняшнему моменту, события минувших веков рассматривались сквозь призму и описывались терминами современности. Таким образом, мы имеем дело "с превращением всей полноты связей прошлого в простую линейную прогрессию".[2, p.42] Вся человеческая история подразделялась "вигами" при помощи великих "водоразделов" - "революций": политических, культурных, религиозных (Ренессанс, Реформация, Просвещение и т.д.). "Историк - виг слишком легкомысленно соотносит изменения и достижения с такой-то партией или с таким-то персонажем, любой результат считая целью, которая была ими достигнута".[2, p.35] "Виговская интерпретация истории" была не просто одним из методов изучения истории - это некая всеобщая идеолого-философская модель, к которой прибегали политики, экономисты, социологи и историки среди прочих. Она составляла часть "коллективного мировоззрения" людей той эпохи.
Работа пионера изучения истории нашей страны Виллиама Морфилла "Россия", впервые вышедшая в 1891 году и выдержавшая множество переизданий,- один из примеров "Виговской интерпретации истории". Ход русской истории подчинен законам прогресса: выделяются сильные личности - "государи" (Андрей Боголюбский, Иван III, Иван Грозный, Борис Годунов, Алексей Михайлович). Их деятельность рассматривается с позиций укрепления страны, законотворческой деятельности, распространения просвещения, налаживания связей с Западом. Перед нами отличные образцы описательной истории (Морфилл не отрицает, что следует в манере Карамзину): для английского автора кон. XIX - нач. ХХ в. важнее не то, почему Россия достигла своего тогдашнего уровня развития, а то, как это произошло, то есть простое описание событий в определенной последовательности (отбор фактов) важнее их анализа. [3]
Более сложную картину представляют собой труды Пеарса [4], Форбса и Р.Бизли. [5] Бернард Пеарс, проведший 1898/99 учебный год вольным слушателем в Московском университете, присутствовал на лекциях Ключевского, которые произвели на него глубочайшее впечатление: "... мои упорные попытки изучения русской истории заключались в следовании тем путем, по которому он шел с такой легкостью и уверенностью"; "Ключевский установил для меня стандарт, которому я всегда следовал в моем собственном изучении русской истории". [6] Социологические модели Ключевского: примат деятельности общества в целом над творениями отдельной личности, зависимость развития истории страны от географического фактора (климат, рельеф), демографии и экономических связей с соседями - были неким "преодолением" европейского позитивизма. Прежде всего, это относится к первому положению - о примате общества над отдельной личностью. В таком виде эти модели не могли быть восприняты Пеарсом и другими английскими историками: "Я не могу следовать идее моего учителя и наставника, профессора В.О. Ключевского о "вторичности... влияния человеческого характера и человеческой мысли на историю страны". [4,p.VII] Для историков - "вигов" идеи и действия отдельных исторических личностей (будь то Лютер или Петр I) суть катализаторы прогресса. Пеарс и другие искали и находили в русской истории корни идей "демократии и свободы" - напрмер, огромное влияние уделяется описанию Новгородской республики.
Общей основой трудов Ключевского, Пеарса, Форбса, Бейна и других было убеждение, что историк имеет право влиять на современное общество с помощью своих исследований и, наоборот, настоящее может служить объяснению прошлого. Другими словами, между прошлым и настоящим нет барьеров, это некая "прямая прогресса". Описывая прошлое, историк в праве анализировать настоящее и давать прогнозы на будущее. Классическим примером такого историка является Павел Милюков, не только ученик Ключевского, основатель Конституционно-демократической партии, либерал ("виг"), но и человек, близко знавший Пеарса и Форбса. Таким же классическим примером может служить Пеарс, в течении 15 лет ежегодно посещавший Россию и отлично знавший российский политический эстеблишмент (Милюков, Гучков, Набоков и т.д.); организовываший визит Думы в Британию 1909 г. и ответный визит англичан 1912 г. в Россию. Если в работах Морфилла и Бейна ставилась цель рассказать историю России (глазами англичанина), то Форбс, Бизли и Пеарс, опираясь на виговский идеал английского развития демократического государства, писали "почему Россия не такая, какая Англия", но, как и Милюков, не сомневались, что она таковою будет в будущем.
Список
литературы
[1] PAR/8/1/1 (Papers of Bernard Pares, School of Slavonic and East European Studies (далее: SSEES), University of London), also see: Roberts I.W. History of the SSEES. 1915-1990. London: SSEES, 1991.
[2] Butterfield, Herbert. The Whig interpretation of history. Penguin books, 1973.
[3] Morfill W.R. Russia. London, 1891; Bain, R. Nisbet. A political history of Poland and Russia from 1447 to 1796. Cambridge, 1908.
[4] Pares, Bernard. A history of Russia. London, 1927 (I ed.).
[5] Beazley, Raymond, Forbes, Nevill and Birkett G.A. Russia from the Varangians to the Bolsheviks. Oxford, 1918.
[6] Pares, Bernard. My Russian memoirs. London,1931.p.45,46; Ibid. A wandering student. The history of a purpose. N.Y., 1948.p.80.
|
