(1763-1826)
Аркадий Минаков, Воронеж
Сегодня исполняется 242 года со дня рождения графа Ф.В. Ростопчина - главнокомандующего Москвы в 1812-1814 гг., члена Государственного Совета, выдающегося консерватора первого поколения и идеолога русского национализма
Федор Васильевич Ростопчин родился 12 марта 1763 года в деревне Ливны Орловской губернии. Семейное предание Ростопчиных считало родоначальником своей фамилии прямого потомка Чингизхана, Бориса Давыдовича Ростопчу, выехавшего из Крымской Орды на Русь в начале XVI в. при великом князе Василии Ивановиче. Отец Ф.В. Ростопчина, Василий Федорович, был зажиточным помещиком, владельцем имений в Орловской, Тульской и Калужской губерниях. Мать Ростопчина, урожденная Крюкова, умерла в 1766 г. после рождения второго сына. Ростопчин получил хорошее домашнее образование и воспитание, знание языков. При этом, хотя его преподавателями были часто сменявшиеся иностранцы, он все же остался русским по духу, «помня поучения священника Петра и слова мамки Герасимовны» [i].
В 1773 г., будучи 10-летним мальчиком, Ростопчин был зачислен на службу в лейб-гвардии Преображенский полк. Фактически служба его началась в 1782 г., когда Ростопчин получил чин прапорщика. В 1786-1788 гг. он предпринял длительную поездку за границу, посетив Германию, Францию и Англию. В Берлине Ростопчин брал частные уроки математики и фортификации, в Лейпциге посещал лекции в университете. После Германии Ростопчин некоторое время провел в Англии, где сблизился с князем С. Р. Воронцовым, с которым впоследствии состоял в постоянной переписке и который способствовал первым шагам карьеры Ростопчина. Вернувшись в 1788 г. в Россию накануне русско-шведской войны 1788-1790 гг., он несколько месяцев находился при главной квартире русских войск в Фридрихсгаме. Летом 1788 г. в качестве волонтера Ростопчин отправился в поход против турок и участвовал в штурме Очакова, в сражениях при Рымнике и Фокшанах. Около года Ростопчин служил под начальством А.В. Суворова, который в знак своего расположенеия подарил ему походную военную палатку. В 1790 г. Ростопчин вторично принял участие в Финляндском походе. Командуя гренадерским батальоном, он был представлен к Георгиевскому кресту, который, однако, не получил.
В 1791 г. Ростопчин, при посредничестве С.Р.Воронцова, сблизился с канцлером А.А. Безбородко. В ходе Ясской конференции он был помощником Безбородко и участвовал в составлении журнала и протоколов конференции. В феврале 1792 г. Ростопчин, по представлению Безбородко, по приезде в Петербург получил звание камер-юнкера в ранге бригадира. Он был принят при дворе и вхож в великосветские салоны. Ростопчин приобрел репутацию придворного острослова, его шутки и остроты были широко известны. С 1793 г. он был прикомандирован на службу при малом дворе великого князя Павла Петровича в Гатчинском дворце. Ростопчин ревностно относился к своим служебным обязанностям и был замечен Павлом. В 1794 г. он сочетался браком с Екатериной Петровной Протасовой, племянницей камер-фрейлины императрицы Екатерины II, графини А.С. Протасовой. Вскоре карьера Ростопчина на короткое время пресеклась из-за его конфликта с сослуживцами, который едва не привел к дуэли. Конфликт этот был вызван добросовестным отношением к службе Ростопчина. По распоряжению Екатерины II Ростопчин вынужден был на год покинуть Петербург и поселиться в имении отца в Орловской губернии. Ссылка эта сыграла важную роль в судьбе Ростопчина, поскольку привлекла к нему благосклонность и доверие Павла Петровича, который с этого времени стал считать Ростопчина лично преданным ему человеком. По возвращении через год из ссылки Ростопчин становиться любимцем Павла, необходимым ему «как воздух». За несколько дней до смерти императрицы, Ростопчин получил от наследника орден Анны 3-й степени. Именно он первым сообщил Павлу о смерти Екатерины II. В течение нескольких последующих дней после кончины императрицы произошел крутой взлет карьеры Ростопчина. Он был назначен генерал-адъютантом Павла I. Помимо этого, он был награжден орденами св. Анны 1-й и 2-й степени, в 1797 г. он получил орден св. Александра Невского, а в 1798 г. – чин генерал-лейтенанта. Заведывая воинской частью, по поручению императора, Ростопчин осуществил редакцию Военного Устава по прусскому образцу.
В начале 1798 г. последовала неожиданная отставка Ростопчина, который был вынужден выехать в свое имение. Ссылка явилась результатом происков «немецкой партии» императрицы Марии Федоровны и фаворитки Павла I Е.И. Нелидовой, с которыми Ростопчин не поладил. В свою очередь Ростопчин принял участие в интриге, возглавляемой обер-шталмейстером И.П.Кутайсовым, целью которой было оградить Павла I от влияния Марии Федоровны и Е.И.Нелидовой, для чего они способствовали смене Нелидовой новой фавориткой А. П. Лопухиной.
Результат этой интриги быстро сказался, опала, продолжавшаяся несколько месяцев, закончилась. Уже в августе 1798 г. Ростопчин был вновь принят на службу при дворе и осыпан милостями, в числе которых были получение титула графа и назначение вице-канцлером. Хотя Ростопчин не имел официального звания “канцлер”, он фактически исполнял его обязанности. Кроме того, Павел I пожаловал Ростопчину в течение своего царствования всего более 3000 душ в Орловской и Воронежской губерниях и особо 33 тысячи десятин земли в Воронежской губернии.
Ростопчин принимал активное участие в подписании ряда международных договоров России, ведал перепиской императора с А.В.Суворовым, часто служа буфером между фельдмаршалом и Павлом. В сентябре 1800 г. Павел I поручил Ростопчину написать предложения о внешнеполитическом курсе России. В результате появилась записка «О политическом состоянии Европы». Ростопчин предлагал разорвать союз с Англией, создать союз с наполеоновской Францией и осуществить раздел Турции [ii]. Главная мысль записки заключалась в том, что в результате войны с Францие
й 1799 г. в выигрыше остались Англия, Пруссия и Австрия, но не Россия. Давая характеристику ведущих стран Европы, Ростопчин приходил к выводу, что почти все они “скрытно питают зависть и злобу” к России [iii]. Она должна бдительно следить за ними, и когда
ей выгодно, использовать противоречия между ними. Ростопчин считал, что союз с наполеоновской Францией позволит ослабить Англию и осуществить раздел Турции, в результате Франция должна была получить Египет. К разделу Османской империи он предлагал привлечь Пруссию и Австрию. При этом России должны были достаться Румыния, Болгария, Молдавия и Греция.
Таким образом, Ростопчин был одним из первых, кто предложил во внешней политике руководствоваться национальными интересами России, а не субъективными династическими предрасположениями. Положения его записки были частично реализованы в последние месяцы царствования Павла I: в сентябре 1800 г. было введено эмбарго на английские суда.
Кроме того, деятельность Ростопчина подготовила почву для присоединения Грузии к России. Он являлся автором записки, в которой предлагал включить Грузию в состав Российской Империи, предоставив ей известную автономию.
Обязанности Ростопчина были многообразны и отнюдь не сводились только к ведению внешнеполитических дел. Так, выполняя обязанности директора почтового департамента, он способствовал развитию в России сети почтовых станций. Наряду с этим, с 1799 г. Ростопчин заведывал делами по бракосочетаниям. Кроме того, он способствовал утверждению императором Регламента для церквей и монатырей католической церкви в России, который наносил ощутимый удар по деятельности иезуитов. Еще ранее ему удалось добиться запрещения на проведение съездов католического духовенства.
Несмотря на все бесспорные заслуги Ростопчина, в феврале 1801 г. вновь последовала опала, на этот раз надолго. Удаление Ростопчина было организовано П.А. Паленом, который, подготавливая заговор против Павла I, убирал с дороги тех лиц, которые могли бы помешать осуществлению его планов. Перед самой смертью Павел I отправил Ростопчину депешу: “Вы нужны мне, приезжайте скорее” [iv]. Ростопчин отправился в путь, но не доехав до Москвы, и получив известие, что Павла I не стало, вернулся в свое подмосковное имение. В результате опалы, постигшей Ростопчина, ему пришлось на одиннадц
ать лет удалиться с арены государственной деятельности. Он открыто осуждал Александра I в перевороте, приведшим к гибели его отца и категорически не принимал либеральных реформ, связанных с деятельностью так называемого Негласного комитета и М.М. Сперанского. Ростопчин прожил эти годы большей частью в своем имении Вороново. В деревне он увлекся новейшими методами в сельском хозяйстве: стал экспериментировать в этой области, использовать новые орудия и удобрения, специально выписал из Англии и Голландии породистый скот, сельскохозяйственные машины и агрономов, создал специальную сельскохозяйственную школу. Ему удалось достичь значительных успехов, к примеру, вывести породу лошадей, которая называлась «Ростопчинской». Но постепенно он разочаровался в западноевропейских методах ведения хозяйства и стал защитником традиционно русского земледелия. В 1806 г. Ростопчин опубликовал брошюру “Плуг и соха”, в которой старался доказать превосходство обработки земли с помощью сохи.
К 1806-1807 гг. относится изменение во внешнеполитических симпатиях Ростопчина. Россия в это время становится ключевой участницей неудачных антинаполеоновских коалиций, приведших к военным поражениям и подписанию позорного для России Тильзитского мира (1807 г.). Если раньше он выступал за союз с Францией, то теперь становится категорическим его противником, считая, что в изменившихся условиях это противоречит национальным интересам России. В декабре 1806 г. он направил Александру I письмо, в котором призывал императора выслать большинство французов из России: «Исцелите Россию от заразы и, оставя лишь духовных, прикажите выслать за границу сонмище ухищренных злодеев, коих пагубное влияние губит умы и души несмыслящих подданных наших». В этот период Ростопчин, наряду с А.С. Шишковым становится одним из лидеров в борьбе с дворянской галломанией. В 1807 г. вышел его знаменитый памфлет “Мысли вслух на Красном крыльце…”, имевший шумный успех в обществе. Это был своего рода манифест складывающегося русского национализма. Основная мысль этого произведения носила антифранцузскую направленность: «Господи помилуй? Да будет ли этому конец? Долго ли нам быть обезьянами? Не пора ли опомниться, приняться за ум, сотворить молитву и, плюнув, сказать французу: сгинь ты дьявольское наваждение! Ступай в ад или восвояси, все равно – только не будь на Руси» [v]. Причиной столь резких суждений был кровавый опыт Франции, бьющейся почти два десятилетия в судорогах революции, террора и захватнических войн, начиная с 1789 г. Ростопчин писал о французах, особым, «народным» язы
ком: «Вить что, проклятые, наделали в эти двадцать лет! Все истребили, пожгли и разорили. Сперва стали умствовать, потом спорить, браниться, драться; ничего на месте не оставили, закон попрали, начальство уничтожили, храмы осквернили, царя казнили, да какого царя! – отца. Головы рубили, как капусту; всё повелевали — то тот, то другой злодей. Думали, что это будто равенство и свобода, а никто не смел рта разинуть, носу показать и суд был хуже Шемякина. Только и было два определения: либо в петлю, либо под нож. Мало показалось своих резать, стрелять, топить, мучить, жарить и есть, опрокинулись к соседям и начали грабить и душить, <…>приговаривая: “После спасибо скажите”. А там явился Бонапарт<…>шикнул, и все замолчало. Погнал Сенат взашей, забрал все в руки, запряг и военных, и светских, и духовных и стал погонять по всем по трем. Сперав стали роптать, потом шептать, там головой качать, а наконец кричать: “Шабаш республика!” Давай Бонапарта короновать, а ему настать. Вот он и стал глава французская, и опять стало свободно и равно всем, то есть: плакать и кряхтеть; а он, как угорелая кошка, и пошел метаться из углу в угол и до сих пор в чаду. Чему дивить: жарко натопили, да скоро закрыли. Революция – пожар, Франция – головешки, а Бонапарте – кочерга” [vi].
Обличая галломанию русского общества, Ростопчин, вслед за Шишковым, указывал на необходимость искать примеры для подражания в собственном русском национальном опыте: «чего у нас нет? Всё есть или может быть. Государь милосердный, дворянство великодушное, купечество богатое, народ трудолюбивый.<…>А какие великие люди в ней (России – ред.) были и есть! Воины: Шуйский, Голицын, Меншиков, Румянцев, Орлов и Суворов; спасители отечества: Пожарский и Минин; Москвы: Еропкин; главы духовенства: Филарет, Гермоген, Прокопович и Платон; великая женщина делами и умом – Дашкова; министры: Панин, Шаховской, Марков; писатели: Ломоносов, Сумароков, Херасков, Державин, Карамзин, Нелединский, Дмитриев и Богданович. Все они знали и знают французский язык, но никто из них не старался знать его лучше русского» [vii].
Ростопчинские «Мысли...» были изданы неслыханным для того времени тиражом в семь тысяч экземпляров. Основные идеи ростопчинского манифеста получили развитие других его произведениях: повести "Ох, французы!", комедии "Вести, или Убитый Живой» и др. Успех «Мыслей» побудил литератора и историка С.Н. Глинку начать издание журнала «Русской Вестник», который стал влиятельным органом русских патриотов. В 1812 г. Глинка получил на издание 300 тысяч рублей от императора через Ростопчина.
Благодаря своей литературной деятельности Ростопчин выдвинулся в первые ряды так называемой "русской партии" [viii] или партии "старых русских"
[ix]. Главным центром "русской партии" был тверской салон любимой сестры Александра I – «тверской полубо
гини» (выражение Н.М. Карамзина) великой княгини Екатерины Павловны, которая противостояла либеральным устремлениям своего царственного брата и Сперанского. После публикации «Мыслей вслух…» Ростопчин стал желанным гостем в ее салоне. Екатерина Павловна поставила себе задачей сблизить Ростопчина с императором. В ноябре 1809 г. Александр I посетил сестру в Твери и имел продолжительную беседу с графом. Результаты этого разговора не замедлили сказаться. 24 февраля 1810 г. Ростопчин был назначен обер-камергером и членом Государственного Совета.
В 1811 г. Ростопчин подготовил и через великую княгиню Екатерину Павловну передал императору Александру I "Записку о мартинистах". Коротко изложив в ней историю русского масонства, Ростопчин утверждал, что рядовые члены масонских лож являлись жертвами обмана, которые «надеялись приобрести царствие небесное, куда их прямо введут их руководители, которые проповедывали им пост, молитву, милостыню и смирение, е, присваивая себе их богатства, с целью очищения душ и отрешения их от земных благ» [x]. В царствование Екатерины II масоны планировали убийство императрицы, о чем Ростопчин сообщил Павлу I, нанеся тем самым, говоря его словами, “смертельный удар” мартинистам, после чего их руководители подверглись преследованиям. Покрови
телем масонов в царствование Александра I, по утверждению Ростопчина, стал М.М. Сперанский, “который не придерживаясь в душе никакой секты, может быть и никакой религии (в этом Ростопчин ошибался – ред.), пользуется их услугами для направления дел и держит их в зависимости от себя” [xi]. Начиная с 1806 г., после поражений русской армии от Наполеона, масоны “возбудили мысль о необходимости изменить образ правления и о праве нации избрать себе нового государя”
[xii]. Ростопчин высказывал уверенность в том, чт
о “Наполеон, который всё направляет к достижению своих целей, покровительствует им и когда-нибудь найдет сильную опору в этом обществе, столь же достойном презрения, сколько опасном” [xiii]. Более того, руководители русских масонов "поставили себе целью пр
оизвести революцию, чтоб играть в ней видную роль, подобно негодяям, которые погубили Францию и поплатились собственной жизнью за возбужденные ими смуты [xiv]». Исходя из вышесказанного, Ростопчин настаивал на необходимости принятия "строгих мер против общ
ества, которое таинственностью своею должно привлечь внимание правительства и побудить к новому его распущению [xv] ". «Записка о мартинистах» была направлена прежде всего против М.М. Сперанского, в опале которого Ростопчин сыграл известную роль.
Незадолго до начала Отечественной войны Екатерина Павловна добилась того, что 29 мая 1812 г. Ростопчин был произведен в генералы от инфантерии и вслед за тем состоялось его назначение Московским генерал-губернатором. Ему был также дарован титул Московского главнокомандующего. Таким образом Александр I хотел заручиться поддержкой «русской партии» в критический для России момент. На Ростопчина, наряду со всем прочим, возлагалась задача возбудить в Москве перед войной патриотические настроения: «действовать на умы народа, возбуждать в нем негодование и подготовлять его ко всем жертвам для спасения отечества» [xvi]. Для выполнения данной миссии Ростопчин выпускал «афиши», информирующие и разъясняющие народу происходящие в стране события. Такие публикации в то время были
явлением беспрецедентным и оказывали сильное влияние на население. Название "афиши" они получили от того, что разносились по домам, как театральные афиши. Это были своего рода "мысли вслух", написанные в характерном для Ростопчина «народным» ярким стилем. Ими московский главнокомандующий хотел успокоить народ, вселить в него уверенность в русской армии, показать, что "побойчей французов твоих были поляки, татары и шведы, да тех старики наши так откачали, что и по сю пору круг Москвы курганы, как грибы, а под грибами-то их кости" [xvii]. Ростопчин сознательно преувеличивал известия о победах русских войск, старался сгладить сообщения о поражениях, стремясь не допускать возникновения беспорядков и грабежей, распространения панических и пораженческих настроени
й. В простонародье, в среде мещан и купечества, они читались с восторгом: «слова его были по сердцу народу русскому" [xviii]. Что касается дворянского общества, то здесь отношение к афишам было неоднозначным. М.А. Дмитриев, называя их "мастерской, неподраж
аемой вещью", писал, что Ростопчина тогда "винили в публике: и афиши казались хвастовством, и язык их казался неприличным" [xix].
Немалую роль сыграл Ростопчин в создании народного ополчения и сборе пожертвований на нужды армии. Он возглавил комитет для организации ополчения Москве и ближайших шести губерниях: Тверской, Ярославской, Владимирской, Рязанской, Калужской и Тульской. Кроме формирования ополчения Ростопчин ведал снабжением русской армии, отступашей к Москве, размещением и лечением раненых. Александр I также поручил Ростопчину заняться вопросом о постройке "тайного оружия" — воздушного шара авантюриста Леппиха, с которого должны были сбрасываться зажигательные снаряды на французов. Это мероприятие оказалось бесплодным, хотя средств на него было потрачено немало.
Ростопчина принято обвинять в сдерживании покидающего город населения, в позднем и неполном вывозе государственного имущества, в нерациональном использовании транспорта. Однако все эти обстоятельства были вызваны прежде всего тем, что М.И. Кутузов вплоть до 1 сентября 1812 г. заверял Ростопчина в невозможности сдачи Москвы. 2 сентября 1812 г., в день оставления Москвы, по приказу Ростопчина был казнен купеческий сын М.Н. Верещагин, выданный на растерзание толпе. Верещагин ранее был арестован за распространение переведенных на русский язык «прокламаций»: письма Наполеона к прусскому королю и речи, произнесенной Наполеоном перед князьями Рейнского союза в Дрездене [xx], в которых содержались антирусские высказывания и утверждалось, что меньше
чем через полгода Наполеон займет обе русские столицы. На следствии Верещагин первоначально показал (потом он отрекся от этих показаний), что получил эти материалы от сына московского почт-директора видного масона Ф.П. Ключарева, в котором Ростопчин видел крайне опасную личность. Попытка Ростопчина выяснить, кто мог дать иностранные газеты, из которых якобы были сделаны преводы, Верещагину, окончательно убедила Ростопчина в виновности Ключарева: тот не только не пустил в здание Почтамта посланного Ростопчиным для выяснения обстоятельств полицмейстера, но завел к себе в кабинет бывшего с полицмейстером Верещагина, и долго с ним беседовал. Всё это побудило Ростопчина писать Александру I об опасности, исходящей от масонов и Ключарева и даже угрожать отставкой, если против них не будут приняты меры: «эта секта не может удержать своей ненависти к вам и России и своей преданности неприятелю ... Осмеливаюсь просить вас, Государь, в случае если вы найдете нужным оставить здесь Ключарева, прислать другого на мое место; потому что я почту себя недостойным занимать его с честью [xxi] ". В ходе следствия над Верещагиным, Ростопчин арестовал Ключарева и сослал его в Воронеж. Публичная же казнь Верещагина, вызванная чрезвычайными обстоятельствами, была в дальнейшем использо
вана противниками Ростопчина для того, чтобы скомпрометировать его в глазах царя и дворянского общества. Следует заметить, что Ростопчин действительно значительно превысил свои полномочия, поскольку Сенат приговорил Верещагина не к смертной казни, а к наказанию кнутом и ссылке в Сибирь.
3 сентября, после занятия французами Москвы, вспыхнул грандиозный пожар, продолжавшийся до 8 сентября и уничтоживший девять десятых города. В силу ряда обстоятельств, до конца жизни Ростопчин скрывал свою определяющую роль в этом событии. Ныне же большинство историков, причем различных направлений и политических убеждений, склоняются к версии, что именно он подготовил все необходимые условия для этой акции: снарядил небольшую команду полицейских – поджигателей и вывез из Москвы все пожарные принадлежности. Сожжение Москвы имело огромное стратегическое и моральное значение и повлияло на весь дальнейший ход войны. Наполеон не смог найти в древней столице ни жилья, ни продовольствия для своей армии, ни достаточного количества изменников и предателей для деморализации русского общества, армии и народа. В этом – бессмертная заслуга Ростопчина, делающая его таким же центральным деятелем Отечественной войны 1812 г. как и М.И. Кутузов.
В течение двух последующих лет Ростопчин оставался на посту Московского главнокомандующего. Деятельность его проходила в исключительно сложных условиях. Его обвиняли в гибели имущества огромного количества семей, при этом забывали, что он оставил на разграбление в Москве два дома с имуществом на полмиллиона рублей и собственноручно сжег свое богатейшее поместье Вороново, чтобы оно не досталось французам. В эти годы он занимался восстановлением Москвы, вывозом из города и захоронением огромного количества конских и людских трупов, предотвращением возможности эпидемий, организацией помощи пострадавшим от пожара московским жителям, предотвращением мародерства и грабежей и т.д. 30 августа 1814 г. Ростопчин был отправлен в отставку с назначением в члены Государственного Совета. Большую часть последних лет своей жизни Ростопчин провел за границей для лечения (он потерял здоровье в результате неимоверного напряжения, которое перенес в 1812-1814 гг.). За границей Ростопчин пользовался огромной популярностью: его приглашали на аудиенции прусский и английский короли, его именем называли улицы и площади, повсюду продавались его портреты, его освобождали от уплаты за гостиницы и т.д. Он вернулся в Россию лишь за два года до смерти. В 1823 г. по его просьбе он был уволен от должности члена Государственного Совет. Будучи тяжело больным и полностью оторванным от политической деятельности, Ростопчин не терял присутствия духа и нередко отзывался на текущие события остроумными афоризмами. К примеру, известен его отклик на события 14 декабря 1825 г.: "В эпоху Французской революции сапожники и тряпичники хотели сделаться графами и князьями; у нас графы и князья хотели сделаться тряпичниками и сапожниками» [xxii]. Через несколько недель после «декабристского» мятежа, 18 января 1826 года, Ростопчин скончался и был похоронен на Мос
ковском Пятницком кладбище.
Список литературы
[i] Н. Тихонравов. Граф Ф.В. Ростопчин и литература в 1812-м году//Отечетсвенные записки. 1854. № 7-8. Отд. II. C.3.
[ii] Ростопчин Ф.В. Записка гр. Ф.В.Ростопчина о политическом отношении России в последние
месяцы павловского царствования // Русский архив 1878. № 1. С. 103-110
[iii] Там же. С.106.
[iv] Ростопчина Л.А. Семейная хроника (1812г.). – М., [1912]. – С.23
[v] Ростопчин Ф.В. “Мысли вслух на красном крыльце российского дворянина Силы Андреевича Богатырева” // Ростопчин Ф.В. Ох, французы! М., 1992. С.148
[vi] Там же. С. 149.
[vii] Там же. С. 150.
[viii] Бочкарев В.Н. Консерваторы и националисты в России в н
ачале XIX века // Отечественная война и русское общество. М., 1911. Т.II. С. 201.
[ix] Попов А.Н. Эпизоды из истории 1812 г. // Русский архив 1892. №5. С. 402.
[x] Ростопчин Ф.В. Записка о мартинистах // Русский архив. 1875. №9. С.77.
[xi] Там же. С.78.
[xii] Там же. С.79.
[xiii] Там же. С.81.
[xiv] Там же. С. 81.
[xv] Там же. С. 79.
[xvi] Ростопчин Ф.В. 1812 г. в записках Ф.В. Ростопчина // Русская старина.1889. №12. С. 669.
[xvii] Ростопчин Ф.В. Ох, французы. С. 209-210.
[xviii] Цит. по: Овчинни
ков Г.Д. "И дышит умом и юмором того времени ..." // Ростопчин Ф.В. Ох, французы! М., 1992. С. 13.
[xix] Там же. —
[xx] Попов Н.А. Дело М. Верещагина в Сенате в 1812-1816 г. // ЧОИДР. октябрь-декабрь, 1866. С. 6-7.
[xxi] Письмо Ф.В. Ростопчина к Алексан
дру I от 4 августа 1812 г. // Русский архив. 1892. №7. С. 443.
[xxii] Вяземский П.А. Характеристические заметки и воспоминания о графе Ростопчине. // Русский архив 1877. № 5. С. 76.
|
