Андрей Полонский
История московской власти - тема не только на редкость увлекательная, но и представляющая немалый научный и практический интерес. На протяжении семи веков Москва - столица России (столичный статус она не теряла и в императорский период). С одной стороны, она чуть ли не самый русский из русских городов (особенно в оппозиции к Петербургу), с другой - мегаполис, Вавилон, город двунадесяти языков, инопространство по отношению к провинции (прежде всего среднерусской и восточной). Здесь в наибольшей степени сказались специфические черты национальной традиции в области государственного строительства; здесь всегда остро чувствовались сильные и слабые стороны этой традиции.
Обстоятельства
На протяжении всей истории Россию отличало богатство возможностей и бедность форм. Простор не способствовал концентрации, лучшим способом полемики оставался побег - и поэтому власть не затрудняла себя диалогом с обществом. Со своей стороны общество, то отрицая государственные институты, то относясь к ним вполне лояльно, не полагало себя чем-либо обязанным власти, в том числе обязанным к сотворчеству, к заинтересованному участию.
В русской истории крайне редки случаи созидательной инициативы снизу, - управление и закон оставались исключительно делом бюрократии. За пределами выполнения должностных функций русские люди (в том числе и чиновники в свободное от присутствия время) всегда были в большинстве своем склонны к поиску слабых мест и прорех в законодательстве и в повседневной административной практике ("закон, что дышло, как повернешь, так и вышло"), в крайнем случае - к резкой политической оппозиции (конец XIX - начало XX в., 1980-е - начало 1990-х гг.), но ни в коем случае не к обоюдополезному сотрудничеству.
Наследие римского муниципального права не проникло далее Польши, в России почти не чувствовалось бюргерского самосознания, и городское самоуправление, которое пыталась навязать центральная власть (цари и императоры от Ивана Грозного до Александра II) очень часто мыслилось продолжением бюрократической системы (за исключением, быть может, земского периода, с 1870-х гг. до 1917 г.).
В этих условиях осуществление власти неизбежно оставалось монологом или репрессией, трудно преобразуемой в творчество или диалог. Подданные вообще с трудом становятся гражданами (горожанами, ощущающими город - как свой, себя - как хозяев); они - объекты и потребители действий начальства всех сортов и рангов. Гражданское общество в России до сих находится в стадии становления (отчуждение людей от власти имеет неоспоримые преимущества в сфере социокультурной, но делу строительства городского самоуправления мешает).
Государственное строительство в России пережило несколько достаточно резко выделенных периодов:
- органичный (от начала Русского государства до монгольского нашествия), когда институты власти вырастали из глубин племенной жизни, все города имели естественное самоуправление (вече и т.п.), в разной степени оппозиционное усилению княжеской власти;
- сакрально-ситуационный (от монгольского завоевания до конца XVII в.), при котором власть выстраивала свои институты в соответствии с собственным представлением о культурно-конфессиональной идентичности и под давлением внешней опасности или внешнеполитических задач;
- первый имитационный (конец XVII - первая половина XVIII в., от воцарения Петра до воцарения Екатерины Великой), когда осуществление прорыва в большую европейскую политику пытались обеспечить путем воспроизведения на отечественной почве административных институтов Северной и Центральной Европы;
- стратегический, имперский (вторая половина XVIII в. - 1917 г.), в рамках которого встала задача синтеза культурополагающих оснований отечественной жизни и западного политического опыта - в контексте ответа на внешнеполитический, государственный и военный, а также социально-психологический вызов нового времени;
- волюнтаристски-утопический (1917-1991), в чем-то параллельный сакрально-ситуационному периоду государственного строительства, когда судьба законов, лиц и учреждений зависела как от соответствия коммунистической идеологии, так и от произвола отдельных исторических персонажей; этот период характеризуется расцветом мнимых властных институтов;
- второй имитационный (с 1991 г.), когда выход из постсоветского структурного кризиса пытаются обеспечить за счет укоренения государственных учреждений, хорошо себя зарекомендовавших или за пределами России, или в России, но в совершенно иных исторических обстоятельствах.
Организуя свою жизнь вместе с Россией, Москва почти не знала относительно благополучной домонгольской эпохи. Со дня первого упоминания в летописи о нашей столице не прошло еще и ста лет, когда татары ударили своими стенобитными орудиями в кремлевские ворота. Московские князья собирали русские земли под свою жесткую руку уже в условиях существования великого евразийского государства - Золотой орды. В принципе москвичи объединили не только Россию, но и всё пространство от Китая до Австрии, завоеванное Чингисханом.
Этот неуклонный порыв вширь долгое время мешал заняться домашними делами. Внутреннее благоустройство было принесено в жертву освоению новых и новых пространств. Государственные институты создавались и гибли применительно к текущим потребностям - до тех пор, пока Петр, топором палача прорубавший "окно в Европу", не навязал России прокрустову систему голландских учреждений.
Посты и ведомства
До самого конца XVII в. в Москве не было собственной городской власти. Столицей правил великий князь или царь через центральный аппарат управления. Из этого правила мы знаем всего одно исключение: Иван Грозный, разделив страну на земщину и опричнину, уступил полстолицы земским боярам.
В 1699 г. для управления жизнью посадских людей Петр создал Бурмистерскую палату, вскоре переименованную в Ратушу. Уже после переезда царя в Петербург по городовому положению 1720-х гг. Ратуша была окрещена Магистратом (немецкие названия великолепно выражали сущность этих учреждений; функционировали они на русской почве с большим трудом).
В 1708 г. в соответствии с губернской реформой постановили учредить Московскую губернию во главе с генерал-губернатором. Так как Петр всё перенимал из Голландии, то и Россия была поделена по голландскому образцу на восемь (затем на девять) губерний. Вышли они совсем немаленькими (в состав Московской входило 39 городов).
В 1719 г. губерния была разделена на 9 провинций. При Екатерине II число губерний пятикратно возросло, причем сохранились и более крупные административные единицы (теперь они назывались наместничествами). С 1802 г. границы губерний и их количество (около 50) оставались практически неизменными до 1917 г.
Государство, которое строил Петр, было немыслимо без постоянного контроля за подданными, которым предписывалось брить бороды, ходить на балы и тащить детей в школу. Поэтому не мудрено, что одним из первых административных городских учреждений стала Полицмейстерская канцелярия во главе с обер-полицмейстером (1722), в 1782 г. преобразованная в Управу благочиния (екатерининские веяния - русификация названий). В 1826 г. был создан Московский жандармский округ, в 1867 г. - Московское жандармское управление.
Первые органы городского самоуправления выстраивались по екатерининской Жалованной грамоте городам (1785). Горожане по куриям избирали Общую городскую думу, та в свою очередь выбирала Шестигласную думу; надо всем этим строением возвышался городской голова.
Городовые положения XIX в. (1862 и 1870 гг.) подтверждали, что городской голова избирается на четыре года из двух кандидатов. На рубеже XIX-ХХ столетий избирательным правом пользовались люди старше 30 лет, владевшие собственностью не менее 15 000 рублей (законодатели в то время стремились прежде всего к ответственности голосующих; предполагалось, что в выборе участвуют только те, кому есть что терять). Московский городской голова утверждался императором и с 1892 г. считался чиновником на государственной службе (очень характерное для России обстоятельство).
В 1864 г. император Александр II издал Положение о земских учреждениях, которым вменялось в обязанность:
- развитие местной промышленности и торговли;
- забота о медицине и народном образовании;
- забота о создании продовольственных запасов на местах и о дорожном строительстве.
Для этой цели земские собрания избирали постоянно действовавшие губернские и уездные управы во главе с председателями. Первые выборы в земские учреждения Московской губернии прошли в 1865 г.
Органом надзора за деятельностью городского самоуправления стало Московское присутствие по земским и городским делам, в состав которого входили губернатор, вице-губернатор, прокурор Московского окружного суда, председатель мирового съезда, председатель земской управы и городской голова.
В 1905 г. было упразднено полицейское управление, а город выделялся в особое градоначальство. Московский градоначальник получил права губернатора.
В ходе Февральской революции все учреждения императорской России были упразднены. С февраля по март 1917 г. москвичи впервые получили возможность вкусить все прелести переходного периода. Номинально власть в Москве принадлежала Комитету общественных организаций, председатель которого как бы унаследовал функции градоначальника. Сохранялась и городская дума.
Однако политические амбиции демократических лидеров, в большинстве своем лишенных чиновничьей выучки, приводили к постоянным конфликтам, а единственным центром, способным к целенаправленным действиям, стал Совет рабочих депутатов, организовавший в конце концов вооруженное восстание с пальбой по Кремлю из артиллерийских орудий и безжалостным расстрелом шестнадцатилетних юнцов на Арбате, Мясницкой и Басманной.
В советский период власть в городе номинально принадлежала Моссовету (постоянно действующий орган - Исполнительный комитет, председатель которого и был высшим должностным лицом в городе), но фактическим ее источником (особенно с середины 1920-х гг.) стали Московский городской и Центральный комитеты КПСС.
В условиях жестко централизованной идеократии советские вожди Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов и их ближайшие соратники Берия, Каганович и другие оказывали гораздо более существенное влияние на жизнь столицы, нежели ее номинальные руководители, высшие чиновники.
После августа 1991 г. мнимые органы власти стали понемногу отмирать, терять значение. В 1991 г. в Москве был учрежден пост мэра. После событий 1993 г. прекратил свое существование Московский совет и была возрождена Городская дума.
Лица
Власть, особенно власть в Москве и России, всегда притягивает и отталкивает одновременно. На больших начальников надеются, о них сплетничают, они становятся персонажами легенд, и, как ни странно, о них довольно скоро забывают. Однако очень часто в судьбах людей гораздо больше правды о стране, городе и эпохе, нежели в пространных рассуждениях и кропотливых исследованиях. Попытаемся же воссоздать несколько портретов.
...В конце 1770 г. в Москве были обнаружены первые признаки чумы. Следующей весной началась настоящая эпидемия. Власти устроили принудительные карантины, уничтожали без компенсации имущество зараженных, закрыли общественные бани. Все эти меры вызвали неудовольствие и без того доведенного до отчаяния населения. Однако чаша терпения переполнилась лишь тогда, когда московский архиепископ Амвросий запретил жителям собираться у иконы Боголюбской Божьей матери в Китай-городе.
Остервеневшие и отчаявшиеся люди ворвались в Кремль, разгромили Чудов монастырь, растерзали архиерея. Контроль над городом был потерян, губернатор П.С.Салтыков скрылся в Марфине.
Хаос, наложившийся на эпидемию, делал опасность чрезвычайной. Все, кто мог бежать, бежали. Однако положение удалось стабилизировать благодаря решительным действиям генерала П.Д.Еропкина, взявшего на себя функции градоначальника. Явив пример отчаянной личной храбрости, Еропкин сумел - как силой оружия, так и уговорами - справиться с многотысячной толпой бунтовщиков. Он навел порядок в карантинах, начал выплачивать компенсации родственникам умерших, разрешил мелочную торговлю, обеспечил горожан работой и продовольствием.
Осенью эпидемия пошла на убыль, а Еропкин стал председателем специально созданной Комиссии для охранения и врачевания от моровой язвы.
В 1786 г. коренной москвич Петр Дмитриевич Еропкин (1724-1805) был назначен московским главнокомандующим (так титуловались генерал-губернаторы в конце екатерининского царствования). Для "отвращения недостатка в хлебе" он открыл в городе запасной хлебный магазин (склад), представил генеральный план Московского водоотводного канала, укрепил Москворецкую набережную, инициировал строительство корпуса Университета на Моховой - в общем, немало постарался на благо города. Однако городское предание связывает с его именем еще одну очень характерную историю.
В 1787 г. в Москву пожаловала императрица Екатерина Великая. Еропкин давал в честь монархини обед. Обед вышел весьма знатным, Екатерина осталась довольна. И вот, привычная к питерским нравам, она подзывает хозяина и говорит ему: "Петр Дмитриевич, ты верно сильно поиздержался, устроив мне такой праздник. Я хочу отблагодарить тебя за твои траты".
Еропкин смертельно оскорбился. Он заверил матушку-императрицу, что сами мы-де люди московские, не бедные, кое из чего даже обед можем соорудить. Через неделю об этом ответе судачил весь город. Особенно популярен губернатор стал у гордых и рачительных купцов Замоскворечья...
"Я люблю всё русское, и если бы не был, то желал бы быть русским, ибо ничего лучше и славнее не знаю: это бриллиант между камнями, лев между зверями, орел между птицами". Этой фразе, произнесенной со сцены Московского императорского театра в 1808 г., самозабвенно рукоплескала публика, говорившая в быту по преимуществу на гальском наречии.
Автор пьесы "Вести, или Убитый живой", московский военный губернатор образца 1812 г., офицер, писатель и публицист Федор Васильевич Растопчин (1763-1826) немало шокировал публику: своей ненавистью и презреньем ко всему французскому, простонародным языком, чрезвычайной деловой активностью, редкой для русского дворянина той поры.
В первые недели Отечественной войны Растопчин был, вероятно, единственным крупным русским государственным деятелем, уверенным в конечной победе отечественного оружия. Ему удалось без паники организовать эвакуацию населения, ценностей и архивов в дни французского наступления, в результате чего наполеоновская армия вступила практически в пустой город (из 275 тыс. жителей осталось не больше 10 тысяч).
Более того. Растопчин вдохновил многих москвичей и жителей губернии на партизанскую борьбу, постоянно помогал продовольствием и медикаментами действующей армии, обеспечил ей прочный тыл. Наполеон боялся Растопчина едва ли не больше, чем Кутузова. Именно губернатора французы обвиняли в организации московского пожара (свою собственную усадьбу Воронцово главнокомандующий сжег, чтобы та не досталась врагу).
Растопчин не принял обвинения в организации поджогов, написал по этому поводу специальное сочинение. Однако оправдывался он не только пером, но и конкретными делами. После освобождения города, когда улицы были заполнены погибшими людьми и десятками тысяч конских трупов, столице грозила чума и жители боялись возвращаться, главнокомандующий сумел вернуть население домой (уже к концу 1812 г. в Москве находилось около 100 000 человек) и в считанные недели восстановить порядок.
Город оживал торговлей. Растопчин выстроил 3 тыс. лавок, чтоб привлечь крестьян из окрестных деревень. Полным ходом шла реставрация. Все постройки Кремля были обновлены. Уже к январю 1813 г. действовала бульшая часть присутственных мест, налаживался повседневный быт, вовсю шла раздача пособий. Была организована Комиссия по строительству, давались субсидии, восстанавливались тысячи домов.
Однако молва винила главнокомандующего не только в пожаре. Подозревали, что он присвоил до 100 тыс. казенных денег, неправильно распоряжается средствами, подкармливает особо приближенных подрядчиков и т.д.
Растопчин, принимая подчас парадоксальные и резкие решения, отлично знал, на что шел. Еще до вступления французов в столицу он писал: "Я буду всему виною... Я буду за всё и всем отвечать, меня станут проклинать сперва барыни, а там купцы, мещане, поъячие, а там все умники и православный народ... Я знаю Москву!"
В 1814 г. Александр, вняв недовольным, отправил Растопчина в отставку. И, как это ни забавно, граф уехал в Париж. В Европе его повсюду сопровождала грозная слава. Очевидцы рассказывают, что если Растопчин шел в театр, то публика смотрела не на сцену, а только на него...
Знаменитый ненавистник России, французский путешественник маркиз де Кюстин уже в 30-х гг. заметил, что европейцы уважают только таких русских, как покойный московский главнокомандующий Федор Растопчин...
...В период с 1905 по 1913 г. городское хозяйство Москвы развивалось напористо и быстро. Были проведены первые трамвайные линии, у бельгийской фирмы выкупили линии конок (москвичи долгое время обижались, что их родные конки принадлежат каким-то бельгийцам), были переоборудованы и расширены сети канализации и водопровода, включены первые телефоны, значительно увеличилось число учебных заведений. Все эти годы пост городского головы занимал Николай Иванович Гучков (1860-1935).
Русское купечество всегда понимало задачи страны.
Братья Николай, Федор и Александр Гучковы, потомственные предприниматели, администраторы и политики - ярчайший тому пример. Они стояли у истоков одной из крупнейших русских политических партий - Союза 17 октября, работали в городской администрации, поддерживали культурные и образовательные программы.
"Это наш город, - говорил Николай Гучков, - и до той поры, пока мы чувствуем здесь себя хозяевами, его благоустройство останется нашим кровным, семейным делом. Семейным делом в одной артели с сотнями таких же московских семей".
Гучковы делали ставку на поступательное развитие, индустриализацию, широкие государственные реформы без трагедий и разрывов. Они были сподвижниками знаменитого премьер-министра Российской империи Петра Столыпина.
И всё же дело Гучковых и их соработников в Москве и в России оказалось проиграно. Николай и Александр окончили свои дни в Париже. С 1917 г. власть и в стране и в городе оказалась в руках совершенно других персонажей...
Идеи
На протяжении всего XIX в. можно было наблюдать очень интересное взаимовлияние Санкт-Петербурга и Москвы. Питер всегда олицетворял возможность прорыва в Европу, к форме и институту, к закону и симметрии. Видимые пределы этой модели самоидентификации точно обозначил писатель и поэт Георгий Иванов в романе "Третий Рим" (уже само название, где под Третьим Римом имеется в виду город на Неве, дает пример своеобразнейшего синтеза-заимствования).
Иванов пишет о своем главном герое: "Все-таки русский не совсем то, что настоящий европеец, француз или англичанин, все-таки какой-то второй сорт европейца". Питерец, сколь бы ни был он аристократом, империалистом и победителем, был слишком часто обречен искать дружбы французского парикмахера или гувернера.
Москва же, напротив, воплощала укорененность в российском пейзаже, в российской органике с ее неизбежными кольцами дорог, предместьями, переходящими в огороды, обращенностью к Уралу и дальше, за Урал. Порой отсутствие выбора между Россией и Западом, столь явное на семи холмах нашей древней столицы, приводило к отчаянию (случай Чаадаева), порой - порождало несбыточные надежды (случай славянофилов, Каткова, Леонтьева). Так или иначе, из Москвы было виднее, что у россиян нет никакого другого выхода, кроме как быть самими собой и по возможности этого не стесняться (не случайно крупнейший русский юрист и государственный деятель К.П.Победоносцев назвал свою блестящую архиреакционную книжицу "Московским сборником").
Противоречия между Москвой и Петербургом из-за принципов организации власти как в фокусе проявились в полемике знаменитого законодателя, издателя и редактора капитального "Свода законов Российской империи" М.М.Сперанского с историком и писателем, основателем "Московского журнала" и "Вестника Европы" Н.М.Карамзиным.
Накануне войны 1812 г. франкофил Сперанский готовил коренное преобразование российских государственных учреждений. Ненавистник Наполеона Карамзин, ставя под сомнение фундаментальные основания политики первых лет Александрова царствования, а вместе с ними и всю логику социальных преобразований нового времени, утверждал, что "порядок, учреждения ничего не значат, всё значат люди. Хорошие люди, они установят хороший порядок, дурные сделают его дурным... Не нужно нам конституции, дайте 50 умных и добродетельных губернаторов, и всё пойдет хорошо".
...В конце ХХ века, властно вторгшегося в судьбы людей, разметавшего коренных москвичей по белу свету, перечеркнувшего многие традиции и обычаи, в российской столице, сравнявшейся по числу жителей с некоторыми европейскими державами, можно встретить любые мнения, суждения и теории. Однако ясно одно: у нас не срабатывает типичная для Западной Европы нового времени протестантско-просветительская модель строительства властных учреждений с учетом худших склонностей человека.
Еще Достоевский подметил, что худшие склонности российских подданных неисчерпаемы (как и лучшие, впрочем). Дело опять упирается в стократ уже набившую оскомину загадочную "русскую душу", но так или иначе вопрос об оптимальном способе организации власти в городе и стране остается открытым. И решить его без учета исторического опыта невозможно.
Список литературы
А.И.Гучков рассказывает... М., 1993.
Бурышкин П.А. Москва купеческая. М., 1991.
Готье Ю.В. История областного управления от Петра Первого до Екатерины Второй. М., 1913.
Ильин В.В. Несколько слов о П.Д.Еропкине / Русский архив. 1874. Кн. 2.
Карамзин Н.М. Записки старого московского жителя. М., 1986.
Кузовлева О.В. Городское управление // Москва: Энциклопедия. М., 1997.
Осетров Е.И. Три жизни Карамзина. М., 1989.
Описание Москвы. СПб., 1777.
Охлябинин С.Д. Из истории российского мундира. М., 1996.
Пассек В.В. Московская справочная книжка. М., 1842.
Пыляев М.И. Старая Москва. СПб., 1891.
Растопчин Ф.В. Правда о пожаре Москвы. М., 1823.
Сенин С. А.И.Гучков // Вопросы истории. 1993. № 7.
|
