Юрий Карпенко
В статье «Клиническая смерть и ассимиляция наукой древних знаний» приведён конкретный анализ ассимиляции наукой древних знаний, древнекитайской акупунктуры или, в современной терминологии, рефлексотерапии. Если мы посмотрим на современную медицину как на индустрию, то увидим, что это в основном фармацевтика. В неё инвестируются немалые капиталы. Рефлексотерапия при таком положении вещей – далёкая периферия медицинской индустрии.
По телевидению фирма «Irvin naturals» активно рекламирует препараты «Линия супервитаминов доктора Лайнуса Полинга*», обещая потребителям этих препаратов вторую молодость. В другом рекламном ролике о здоровом духе в здоровом теле рассказывает известный режиссёр Андрей Кончаловский. Очень наглядным, убедительным и всем понятным аргументом служит молодая жена и маленький ребенок уже далеко не молодого Кончаловского. Пусть будет здоров и счастлив и тот, кто рекламирует свои товары, и те, кто их покупает!
* Лайнус Полинг – действительно дважды лауреат Нобелевской премии, как и сообщается в рекламных объявлениях, но премии были присуждены за другие исследования и заслуги. Премия по химии – «за исследование природы химической связи и ее применение для определения структуры соединений»; премия мира была присуждена Л. Полингу как автору проекта договора о запрещении ядерных испытаний.
Что же касается биологического воздействия витамина С, которым знаменитый учёный заинтересовался в конце 1960-х годов, выдвинутые Л. Полингом теории не нашли подтверждения в результатах последующих исследований и в значительной мере были отвергнуты специалистами по медицине и психиатрии. Подробнее см. биографию нобелевского лауреата. – Прим. ред.
Некоторые наблюдатели полагают, что будущее науки связано с обслуживанием интересов золотого миллиарда. Не последним из этих интересов является личное бессмертие [1].
Заметим, что идея продолжения жизни уже давно сформулирована и технологически развивается в рамках современной медицины. Один из путей продолжения активной, полноценной, счастливой жизни нам предлагает рекламный Андрей Кончаловский. Это – фармацевтика плюс механические тренажеры плюс здоровый образ жизни. Это – науко- и капиталоёмкая, воспроизводимая технология человеческого счастья. Эти ценности золотого миллиарда являются гарантом занятости огромного количества людей, возможно, в него не входящих. Дополнением к этому направлению служат технологии замены внутренних органов.
Однако это не бессмертие, а только продление жизни. Бессмертие как таковое в рамках научного мировоззрения может быть только символическим. Пифагор достиг бессмертия в своей теореме, Гёте – в поэзии, Моцарт – в музыке и т.д. Научное бессмертие – это символическое бессмертие человеческой культуры, это бессмертие вдохновения её творцов, воплощённого в формах культуры. Другого бессмертия наука не знает.
Одной биологии, эмбриологии, генетики, даже представленных самыми современными технологиями, для достижения личного бессмертия недостаточно. Остаётся некая технологически не схватываемая тонкость, т.е. собственно человек. Душой же, сознанием, личностью человека в их продолжении за пределы существования данного тела занимались великие религиозные традиции с самого своего основания, древние традиции веры и знания. Как знание о человеке знание древних традиций так же универсально, как и научное знание. И от чьего бы имени ни соединялись сверхсовременные биотехнологии с продолжением личной жизни человека в другом человеческом теле, в этом процессе так или иначе используется знание о человеке. Сам человек может считать себя кем угодно: инопланетянином, пророком или мошенником, который угоден финансово и социально престижным группам, но его тело принадлежит виду homo sapiens, а тонкие планы его сознания соединяются с его телом всё в тех же биологически активных точках древних китайцев или в мармах аюрведистов (мармы – жизненные точки тела; аюрведа – дословно «знание о жизни», индийская система медицинских знаний – Прим. ред.). Деваться тут некуда. Поэтому интерес к личному бессмертию тесно связан с ассимиляцией наукой древних знаний.
В конце 1970-х годов в своей анархистской методологической критике науки П. Фейерабенд, обращая внимание на успех древнекитайской медицины, в то же самое время отмечал следующий парадокс в отношениях современной демократии с древними знаниями. Этот парадокс связан с тем, что наука, так сказать, тройственна: это не только совокупность знания, но и исторический тип человеческой деятельности и социальный институт [1]. Как социальный институт только наука пользуется мощнейшей и безраздельной поддержкой государства. Никакая другая традиция знания не делит это государственное ложе с наукой.
Как трагический парадокс современной демократии П. Фейерабенд оценивал положение дел, при котором декларации свободы совести и вероисповедания не означают принятия древних традиций веры и знания как серьёзных оппонентов современной науке или равнозначимых ей жизненных форм. Существование этого парадокса обусловлено тем, что современное общество воспринимает древние идеи или идеи, отличные от западноевропейского сциентизма, только в адаптированном, пригодном для информационного потребления виде. Когда же их пытаются возродить в первоначальном виде и сделать основой воспитания и общежития для их сторонников, и возникает трагический парадокс: демократические принципы оказываются несовместимы с полнокровной, неискалеченной жизнью обособленных культур. «Демократия готова терпеть эти культуры только в качестве вторичных образований той фундаментальной структуры, которая образуется в результате альянса науки и "рационализма"» [3]. Иными словами, большие жизненные формы давят малые в самом прямом смысле этого слова. Насколько оценка этого парадокса как трагического актуальна в отношениях такого альянса с экстремистскими проявлениями ненаучной, нетехногенной рациональности – говорить не приходится.
Итак, если использовать терминологию больших и малых жизненных форм, то древнее знание в такой его малой форме, как древнекитайская медицина, интересует современную медицину только как знание. Его освоение идёт в адаптированном виде, а его мировоззренческие аспекты и жизненные ценности выступают как некий музейный, архаичный довесок: врач, использующий методы рефлексотерапии в своей практике, не становится даосом по мировоззрению и образу жизни.
Перейдём же с уровня знания на уровень публичных проявлений больших жизненных форм, а одной из самых первичных и больших форм современного мира является наука. Можно ли себе представить ситуацию, когда такая сфера интересов золотого миллиарда, как личное бессмертие, сможет стать государственной научной программой? Может ли реализация этого интереса выйти за пределы малых жизненных форм, т.е., например, сект, предположительно вкладывающих деньги в бессмертие, или частных компаний? Весьма сомнительно. Ведь ни один серьёзный, государственно ангажированный учёный не будет заниматься этой проблемой, т.к. ему придется согласовывать эту ненаучную идею с основами научного мировоззрения. В коммерческих структурах этой проблемы не возникает. Кроме того, ни в одной стране, где пользуется авторитетом одна из других больших и первичных жизненных форм, мировая религия, никогда не произойдёт выхода этой тематики на первичный жизненный уровень, тем более что бессмертие – это дорогое удовольствие.
Попробуем теперь рассмотреть интерес личного бессмертия в перспективе великих духовных и религиозных традиций. Как чисто индивидуалистическая ценность он имеет аналог, например, в одном из классических путей буддизма. Известно, что Будда ведёт своих адептов к освобождению от страданий по трём основным путям: хинаяна (тхеравада), махаяна и ваджраяна. Адепт хинаяны занят только своим просветлением, адепт махаяны – также и просветлением других. Одно из своих высших проявлений сострадание к другим находит в идеале бодхисаттвы махаяны, который отказывается от достижения личного просветления до тех пор, пока не станет просветлённой «мельчайшая пылинка вселенной». Стремление к личному бессмертию аналогично первому пути буддизма. Представить себе человека, стремящегося к личному бессмертию средствами современной науки и отказывающегося от него во имя бессмертия всех других людей, – невозможно.
С другой стороны, традиция йоги знает в своей истории этапы, когда её ценности аналогичны личному бессмертию. Так, в комментариях к Бхагавадгите академик Б.Л. Смирнов отмечает, что на стадии деградации йоги для её адептов становится ценностью переход из своего тела в тело другого человека с тем, чтобы продолжать наслаждаться в нём всеми прелестями жизни. Кроме того, йоги полагают, что когда дух йога деградирует, опускается, то его интересы ограничиваются едой и сексом [2].
Итак, «сухой остаток» сказанного состоит в том, что процесс ассимиляции наукой древних знаний не находится на магистральном пути её развития, рассматриваемого с точки зрения технико-технологических перспектив, а также с внутридисциплинарных точек зрения тех или иных научных дисциплин. Вряд ли кто-нибудь возразит против того, что без учёта сознания современная научная картина мира не полна. И вряд ли мы ошибёмся, если добавим к этому «всего лишь», ведь без полноты мировоззрения можно вполне обойтись. Кроме того, отмеченный трагический парадокс показывает, что для процесса ассимиляции наукой древних знаний существенными являются не только знания, но также социальный и деятельностный аспект.
Список литературы
Яковлев В.А. Бинарность ценностных ориентаций науки // Вопросы философии. – М., 2001. – №12. – С. 77...86.
Бхагавадгита / Перевод и комментарии академика Б.Л. Смирнова // Легенды о Кришне: Жизнь и учение. – М., 1995.
Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.
|
