Реферат: Анархизм и его отношение к политической власти

МИНИСТЕРСТВО ТРАНСПОРТА

Служба «РОСМОРФЛОТ»

НОВОРОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННПЯ МОРСКАЯ АКАДЕМИЯ

Кафедра Философии

Реферат

«Анархизм и его отношение к политической власти»

Рецензент: преподаватель

Розенфельд Э.В.

Выполнил: студент 531 гр.

Аврамченко Р.Г.

НОВОРОССИЙСК

1999 Г.

Оглавление

Введение..................................................................................... 3

Как марксизм боролся с анархизмом................................... 7

Анархо-коммунизм П.А. Кропоткина................................ 12

Заключение.............................................................................. 18

Список используемой литературы:................................... 20

Введение.

Цель данного реферата уяснить что такое анархизм, как возник ( т.е. его исторические корни), чего добиваются его последователи и какими методами они хотят прийти к желаемому результату. Прежде всего хотелось бы узнать что означает само слово анархизм, для этого обратимся к Советской энциклопедии: Анархизм - (от греческого Anarhia - безвластие) общественное политическое движение которое выступает за немедленное уничтожение всякой государственной власти (в результате "самовольного " стихийного бунта масс) и создание федерации мелких автономных ассоциаций производителей , отвергает политическую борьбу рабочего класса и диктатуру пролетариата. Известна и формулировка этого слова одного из представителей анархизма П. Кропоткина: Анархия — это учение, которое стремится к полному освобождению человека от ига Капитала и Государства. Определив, что такое анархизм поговорим о его истоках.

Элементы анархического мировоззрения были известны на протяжении многих веков. Стремление к полной свободе личности в свободном обществе, отрицание власти и эксплуатации – подобные настроения в той или иной форме можно обнаружить у античных киников и у китайских даосов, у средневековых анабаптистов и у английских диггеров, у русского еретика Ф. Косого и французского мыслителя конца XVIII в. С. Марешаля. Роднящее упомянутых мыслителей умонастроение уместно обозначить термином протоанархизм.

Однако анархизм в собственном смысле этого слова, несомненно, порожден реалиями нового времени. Лишь с конца XVIII столетия, когда Европа вступила в эпоху великих революций, способствовавших утверждению человеческой индивидуальности и крушению основ традиционного общества, постепенно оформляется анархизм – сначала как философское учение, а затем как революционное движение.

Анархизм стал реакцией на достижения и неудачи Великой Французской революции: манящий идеал свободы, равенства и братства обернулся новым отчуждением; парламентская демократия не принесла желанного освобождения личности[1] .

Анархизм окончательно сформировался в 1830–1840-е гг. – в борьбе и полемике с либерализмом и государственным социализмом. Если первый подчеркивал значение политической свободы гражданина (признавая необходимость сохранения, хотя и предельно минимизированного, государства), то второй выступал за социальное равенство, считая инструментом его осуществления тотальную государственную регламентацию. Девизом же анархизма, противостоявшего обоим течениям, можно считать знаменитые слова Михаила Бакунина: «Свобода без социализма есть привилегия и несправедливость... Социализм без свободы есть рабство и скотство».

Рождение российского анархизма

Рождение российского анархизма затянулось на несколько десятилетий. Лишь в 80-е годы XlX в. он сформировался в революционное движение и начал играть определяющую роль в системе общественно-политических взглядов народников. Большинство из них поначалу, находились под влиянием бакунинских идей. М.А. Бакунин, на первое место выдвигал борьбу всеми дозволенными способами с государством и его институтами и громогласно объявил себя врагом любой власти. В манифесте-книге “Государственность и Анархия” - он предложил своим последователям единственную форму революционной борьбы - немедленное всенародное восстание для разрушения государственного строя. Взамен предлагалось организация вольного братского союза “производительных ассоциаций, общин и областных федераций, обнимающих безгранично, потому свободно, людей всех языков и народностей”

По мнению Бакунина, долгом каждого честного революционера должна была стать поддержка в народе инстиктунтивного духа протеста, его постоянной готовности к революции. “ Живой ток революционной мысли, воли и дела” должен был разбить традиционную замкнутость крестьянского мира, наладить связь между фабричными работниками и селянами и создать на их основе несокрушимую силу, способную одним махом произвести в стране социальную революцию.

Развивая теоретические построение Бакунина, члены кружка А.В. Долгушина вскоре предложили идею “хождение в народ” с целью подготовки крестьянских восстаний для осуществления социальной революции. Через “хождение в народ” прошли многие видные люди эпохи, искавшие действительные способы борьбы с самодержавием.

Дальнейшее развитие анархические построения нашли в лице П.А, Кропоткина. Осенью 1873 г. по поручению “чайковцев” (членов кружка Н.В. Чайковского) - он составил программный документ организации, манифест - "Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя ?" В этом документе идеалом будущего строя объявлялась “анархия “ - т.е. “союз вольных коммун”, без центральной государственной власти. Движущими силами для проведения в жизнь анархической программы Кропоткин считал не только крестьян, но и городских рабочих:

“Здесь мы должны распространять наши воззрения, здесь должны мы подыскать товарищей. Прежде всего восстание должно произойти в самом крестьянстве и городских рабочих только тогда может оно рассчитывать на успех”.

Насколько сильна была вера в осуществимость анархических построений у российской молодежи той поры, показывает тот факт, что в первых больших судебных процессах 70-х годов, организованных правительством против революционеров (процессы “50-ти”и“193-х”), наиболее видные обвиняемые почитали за честь называть себя анархистами.

В начале ХХ в. в России, в условиях общего революционного подъема и невиданной по накалу классовой борьбы, анархизм - вечный спутник революций и социальных потрясений вновь заявил о себе, как об общественно-политическом движении, объединяющем леворадикально, демократически настроенные слои общества.

Первые шаги к усилению роли анархизма в общественно-политической жизни страны были сделаны за границей. В 1900 г. в Женеве возникает организация российских анархистов-эмигрантов “Группа русских анархистов за границей“, издавшее воззвание с призывом к свержению самодержавия и социальной революции. Ее лидерами были Мендель Дайнов, Георгий и Лидия Гогелия. Супруги Гогелия в 1903 г. в Женеве создали группу анархистов-коммунистов “Хлеб и Воля”, принесшую известность Российскому анархизму. “Хлебовольцам” при поддержке Кропоткина, М. И. Гольдсмит и В. Н. Черкезова удалось в том же году организовать первого российского анархического печатного органа за границей - газеты “Хлеб и Воля”.

В самой России первые анархистские группы появляются весной 1903 г. в г.Белостоке Гродненской губернии среди еврейской интеллигенции и присоединившихся к ней ремесленных рабочих; летом - в г. Нежине Черниговской губернии в среде учащийся молодежи. Начавшийся процесс образования анархистских групп на территории страны шел по восходящий линии, и уже к концу 1903 г. функционировало 12 организаций в 11 городах, а в 1904 г. - 29 групп в 27 населенных пунктах северо-запада, Юго-запада и Юга страны.

География российского анархизма четко обрисовалась в 1905-1907 годах. “Столицами” движения считались Белосток, Екатиринослав и Одесса.

Социальную основу анархического движения составляли преимущественно кустари, ремесленники, торговцы, крестьяне, деклассированные элементы, часть интеллигенции, а также немногочисленные группы рабочих недовольные существующими порядками, но слабо представляющие пути и средства борьбы с ними. Если попытаться составить обобщенный портрет анархиста периода первой российской революции, то он бы выглядел так: это был бы молодой человек (или девушка) 18-24-летнего возраста, имевший начальное образование и представлявший, как правило демократические слои общества. Среди анархистов практически не было лиц зрелого возраста. Самым пожилым в движение были - его основатель Кропоткин (1842) и его ближайшая последовательница М. И. Гольдсмит (1858). Основная масса крупных организаторов движения - М. Э. Данилов, Н. И. Музиль, Я. И. Кирилловский, А. А. Боровой, В. И. Федоровловский (Д. Новомирский), - родились в середине - конце 70-х гг. XIX в., т.е. к моменту революции им было около 25 - 32 лет. В основном руководители и теоретики анарходвижения имели высшее или среднее специальное образование, большие навыки агитационной работы.

Июльский политический кризис 1917 г. закончился поражением сил революции и частичным разгромом анархических организаций. В этот период на передней край борьбы вновь выходит Кропоткин. Его фигура привлекла внимание не только революционеров, но и сторонников правительства, пытавшихся использовать в своих целях авторитет великого ученого и мыслителя. А. Ф. Керенский делал невероятные усилия, чтобы уговорить Кропоткина войти во Временное правительство, предлагая ему на выбор любой пост министра. Кропоткин отказался ответив: "Я считаю ремесло чистильщика сапог более честным и полезным”. Очевидно, результатом длительных размышлений стало его участие в работе Государственного совещания в Москве,15 августа 1917г.

Консервативные круги вряд ли ожидали услышать от теоретика анархизма проповедь идеи классового примирения всех сил “и правых и левых”, действующих в революции. Возможно, это был хитрый ход политика считавшего, что достичь царства анархии можно будет только в условиях мира и демократии. Но за такое положение дел анархистам еще предстояло бороться. Накануне Октября 1917 г. они были все еще в значительной степени разрозненны. Колебание различных частей анархического движения не спасли его от подчинения решительной и властной тактике большевиков. В дни Октября большевики использовали анархистов в качестве боевой, разрушительной силы против буржуазии, оказывая им всемерную помощь оружием, продовольствием и пр. Анархисты, окунувшись в родную стихию борьбы и разрушения, участвовали в октябрьских событиях 1917 г. в Петрограде, Москве, Иркутске и других городах.

Но для большевиков утвердившихся у власти, анархизм, с его лозунгами борьбы за свободу личности и против государственных институтов, был хорош только до той поры, пока не мешал осуществлению собственных планов государственного строительства. Большевики опасались соединения идей анархии с лозунгами своих противников из среды демократических слоев общества. Для борьбы с анархистами и их попутчиками были использованы все методы: от обвинения их в поддержке “буржуазных контрреволюционеров”, в организации “пьяных погромов” до попыток формирования ими собственных отрядов.

17 декабря в газете петроградских анархистов появился призыв к созданию собственных вооруженных сил. “Вольные анархические дружины” нужны были анархистам ”для организованного удара... по власти, для смертельной за социальную революцию”. В публикации содержалась прямая угроза большевикам:” Если вы станете на нашем пути к анархии, к коммуне, мы растопчем и вас”. Весной 1918 г. анархисты приступили к созданию постоянных боевых отрядов. Кадры “боевиков” предназначались для борьбы “за идеалы анархизма”, с “контрреволюцией” в России, а также для подавления выступлений “германских белогвардейцев”.

Постоянная нацеленность анархистов на задачи мирового революционного развития не мешала им устраивать прозаические налеты на квартиры, грабить склады и магазины, и даже захватывать здания. Московские анархические группы зимой 1918 г. устроили настоящие соревнование по захвату особняков в городе.

Почувствовав за собой некую силу, анархисты решили добиться окончательного своего признания Советской властью. Весьма важной для них была задача обеспечения оружием и продовольствием в равных пропорциях с красногвардейцами. Власти Москвы и Петрограда признали требования анархистов недопустимыми и запретили им выдачу оружия.

Анархисты не могли смирится с таким решением властей. В конце марта 1918 г. члены Московской Федерации анархических групп официально уведомили Моссовет о захвате помещения купеческого собрания на Малой Дмитровке дом № 6 и размещении там своих организаций. Такая позиция создала угрозу возможных насильственных действий против большевиков. Насколько такая задача была реальной и выполнимой для анархистов?

Сейчас трудно ответить на этот вопрос. Во всяком случае, в Москве стали усиленно распространятся слухи о готовящемся выступление анархистов.

В ночь с 11 на 12 апреля в городе силами ВЧК, воинских частей и латышских стрелков из охраны Кремля был проведен захват зданий, занимаемых анархистами, и разоружение сторонников анархии. В некоторых местах анархисты оказывали сильное сопротивление, но в основном застигнутые врасплох, сдавались. Вскоре было проведено разоружение анархических групп в Петрограде, Вологде, подавлен анархо-мятеж в районе Бугуруслана-Самары.

Верхушка движения не имевшая после смерти П. А. Кропоткина в 1921 г. подлинного руководителя и теоретика, раскололась на несколько частей.

Многие анархисты заявило о кризисе движения, его перерождение своем желании трудится на благо большевиков и вступило в РКП(б). Другая часть духовному гнету и лжи предпочла эмиграцию и выехала или была выслана за границу. Наконец, оставшийся в стране приверженцы анархии пытались проводить какую-то работу но их было ничтожно мало.

Многие анархисты тяжело переживая разрыв с родиной, одиночество, и усталость от бесполезной борьбы, принимают решение вернуться в СССР. Кто-то возвращался по своей воле, кто-то из-за связей с чекистами, но как правило конец жизни эти в прошлом идейные анархисты проводили одинаково - на стройках и лагерях

ГУЛАГа. В 1929 г. на воле уже практически ни кого не было. Анархические организации в стране прекратили свое существование.

Как марксизм боролся с анархизмом

Советская историография рассматривала взаимоотношения Маркса и Бакунина всегда с одной позиции, с позиции официально принятой идеологической доктрины. Всегда Маркс оказывался носителем истины, а Бакунин - злодеем, не желавшим подчиняться уставным требованиям и создавшим свой "подпольный" Альянс с целью захвата власти в Международном Товариществе Рабочих. Однако сегодня есть возможность и необходимость посмотреть на давние события более трезвым и независимым взлядом.

Известно отношение Ленина к анархизму, как к движению, имеющему общую цель с коммунистами. Расхождение определялось лишь в принципах достижения безгосударственного общества. Можно поэтому полагать, что и ранее в I Интернационале напряженная борьба между марксистами и бакунистами разгорелась в основном не по вопросам целеопределения, а вокруг определяющих управление организацией должностей, т.е по вопросам влияния.

Деятельность Бакунина в Интернационале неразрывно связана с его взаимоотношениями с К. Марксом, которые, в свою очередь, сложились во второй половине 40-х годов XIX века под воздействием появившегося у Бакунина интереса к коммунистическим идеям.

Впервые о коммунизме Бакунин узнал из книги "Die Socialisten in Frankreich" (1848) доктора Лоренца Штейна, в которой излагались системы французских социалистов Бабефа, Сен-Симона, Фурье и других. Эта книга открыла ему новый мир, в который он "бросился со всею пылкостью алчущего и жаждущего..." С этого момента Бакунин с большим вниманием следил за развитием теории, поскольку смотрел на коммунизм, как на "естественный, необходимый результат экономического и политического развития Западной Европы; видел в нем юную, элементарную, себя еще не знающую силу, призванную или обновить или разрушить в конец западные Государства".

Познакомился Бакунин и с работами Вейтлинга о коммунизме. Естественно, что этот его интерес не мог не привести к основоположникам марксизма, К. Марксу и Ф. Энгельсу. Бакунин высоко оценил личные качества Маркса. Однако, не смотря на уважение его "за его знания и за его страстную и серьезную преданность делу пролетариата", большой интерес к его теории, Бакунин был далек до полной близости марксистским идеям. И причиной этому было еще подсознательно складывающееся к концу 40-х годов анархистское мировоззрение, категорически отрицающее любую форму государственности, в том числе и пролетарскую.

Для К. Маркса государство "подлежало некоторым починкам и долженствовало, как таковое, играть роль в деле улучшения быта рабочего класса". Бакунин же придерживался другой цели - "окончательного и полного освобождения рабочих и народного труда от ига всех его эксплуататоров - хозяев, владельцев сырого материала и орудий производства, словом всех представителей капитала, а также уничтожения всякой политики посредством разрушения Государства.

Надо сказать, что с первых же дней знакомства Маркс и Бакунин почувствовали друг в друге соперников. И все их дальнейшие взаимоотношения строились с позиций соперничества. Первый удар нанес Маркс, опубликовав 6 июля 1848 года непроверенную (как позже оказалось - ложную) информацию французского корреспондента в своей газете Neue Rheinische Zeitung. В ней говорилось о шпионской деятельности Бакунина в пользу России. Несмотря на последующие опровержения и извинения, а также внешнее примирение, начавшаяся клеветническая кампания против Бакунина оставила свой неизгладимый след, что дало повод Бакунину дать резкую оценку Марксу, который возненавидел его более других за то, что он не захотел быть принужденным посетителем их обществ и собраний.

Дальнейшие взаимоотношения Бакунина и Маркса были продолжены в 60-х годах, когда за плечами у первого остались годы активной революционной деятельности и длительного сурового заключения. К этому времени у Бакунина (не без влияния в том числе марсизма) окончательно оформилось анархистское мировоззрение. Так под воздействием идей К. Маркса Бакунин сделался горячим последователем идеи общинной собственности в противоположность собственности индивидуальной.

В конце 1864 года К. Маркс предложил Бакунину вступить в только что созданное Международное Товарищество Рабочих (I Интернационал), вполне определенно рассчитывая на его помощь в борьбе против влияния мадзинистов в итальянском и других национальных революционных движениях. Познакомившись с программными документами, Бакунин формально выразил свою готовность пропагандировать идеи Интернационала в Италии. Но Бакунин скрыл от Маркса тот факт, что он в это время уже имел свое тайное общество. И на это были причины.

Во-первых, различались их принципиальные взгляды на государство и методы достижения цели (Бакунин считал, что коммунизм ...сосредотачивает и поглощает все силы общества в пользу государства,... неизбежно приводит к сосредоточению собственности в руках государства, между тем как я хочу уничтожения государства...).

Во-вторых, Интернационал в то время до событий, "давших ему в 1866 году новую жизнь, являлся довольно безвредной организацией - механической агломерацией секций и рабочих обществ, не имевшей ни революционного духа, ни ярко выраженных социальных идей.

Бакунин вступил в Интернационал (Женевскую секцию) лишь в июле 1868 года и попытался с согласия женевских интернационалистов сблизить Лигу Мира и Свободы, в которой тогда состоял, с Интернационалом. Однако Брюссельский конгресс Интернационала, получивший приглашение Лиги, напыщенно заявил, что "Лига Мира и Свободы не имеет причин существовать, раз есть Интернационал..."

Как известно, в Берне на конгрессе Лиги произошел раскол во время обсуждения вопроса об отношении к социализму. Бакунин вместе с 18 членами вышел из Лиги и основал 25 сентября Альянс Международной социалистической Демократии. Этот Альянс заявил, что признает все положения Интернационала и считает себя его ветвью". Далее Бакунин предпринял попытку включить Альянс коллективным членом в Интернационал, чтобы тот, встав в авангард, успел бы "вовремя внести в движение на континенте некоторую долю здорового идеализма и революционной энергии".

Однако Маркс в штыки встретил поползновения Бакунина, считая, что представленная программа - это "поверхностно надерганная отовсюду мешанина - равенство классов, отмена права наследования как исходная точка социального движения (сен-симонистский хлам), атеизм, предписываемый членам Интернационала как догма, и т.д., а в качестве главной догмы (по-прудонистски) - воздержание от участия в политическом движении". Естественно, что бакунинская программа и не могла быть воспринята иначе, поскольку противоречила, по мнению Маркса, основным положениям Интернационала. Бакунин получил отказ по причине несоответствия структуры организации уставным требованиям Интернационала.

Образовать свою секцию в Интернационале Бакунин смог лишь после внесения изменений в программные документы Альянса. Создавая свою коалицию в Интернационале, Бакунин преследовал цель воспользоваться существующей международной организацией для расширения сферы влияния своих идей. Аналогичную цель преследовал Маркс.

Принимая в свою организацию бакунистов, он надеялся открыть себе путь в те тайные организации, где сильны были позиции сторонников Бакунина. А они бесспорно имели большое число сподвижников в Италии, Испании и юрской части Швейцарии, в отдельных слоях населения Франции и Германии. Именно поэтому не развернулась дискуссия в момент принятия анархистов в Товарищество.

Однако дальнейшая история взаимоотношений коммунистов и анархистов в Интернационале представляет собой целую череду идеологических столкновений по политическим вопросам революционного движения, столкновений "авторитарного и умеренного крыла ассоциации с революционным и анархическим течением, представленным Бакуниным и его товарищами".

В переписке Маркса и Энгельса 1869 года сквозило подозрение, что Бакунин хочет встать во главе европейского рабочего движения. "Быть может, его придется официально исключить из Интернационала" - писал Маркс; "...нужно не дремать и постараться его обезвредить" - вторил ему Энгельс. С конца этого года началась подпольная кампания интриг и клеветы со стороны марксистской части Интернационала, направленная на устранение идейной оппозиции, достижение единомыслия во всех ее частях.

Первое серьезное столкновение взглядов произошло у Бакунина и Маркса в оценке Парижской Коммуны - народного правительства, просуществовавшего 72 дня. Бакунин упрекал ее за то, что она "проявляла склонность к законодательной деятельности, изданию декретов, никоим образом не стремилась стимулировать анархию" и не имела ни малейшего представления о путях "упразднения всех политических и юридических институтов". Маркс же писал о том, что Коммуна "была, по сути дела, правительством рабочего класса", явилась первой исторической формой государства пролетарской диктатуры.

Попытки внедрить теорию бунтарского анархизма Бакунина в революционную практику были продолжены в Испании и Италии. Однако здесь последовали неудачи, причина которых вероятно в ошибочно выбранной тактике, недооценке политических методов. Но такая тактика соответствовала бунтарской доктрине Бакунина. Тем не менее, это послужило причиной резких обвинений со стороны Маркса и его сторонников в предательстве анархистами интересов рабочего класса.

Организованный марксистами 2-7 сентября 1872 года в Гааге конгресс Интернационала превратился в настоящее судилище над анархистами, обвиненными во всех смертных грехах. Место проведения конгресса было выбрано так, чтобы среди участников было меньше федералистов. Накануне конгресса комиссией, состоящей из марксистов, некоторым федерациям и секциям секретно была разослана брошюра "Мнимый раскол в Интернационале", направленная против Бакунина и его сторонников. Авторство брошюры оставалось явно за Марксом, который "собрал через своих агентов все, по его мнению, наиболее компрометирующие данные, группировал их и снабдил своими комментариями".

Узнав об этом циркуляре, Бакунин выразился так: "Дамоклов меч, так долго висевший над нашими головами, наконец, упал. Собственно говоря, - это не меч, а обычное оружие Маркса - куча грязи...".

Собранные факты были не бесспорны и даже относились к другой организации (нечаевской). Более того, есть основания полагать, что большая их часть была специально инспирирована с вполне определенной целью устранения политического соперника. Обвинение было построено по поводу ведения анархистами раскольнической деятельности внутри Товарищества при помощи законспирированной тайной организации. Однако, предъявляемые документы этого доказать не могли и главенствовали исключительно эмоции. Особенно марксистов возмущал тот факт, что по деятельности бакунистов судили о тактике и стратегии всего Интернационала.

Бакунина также обвинили в преступной связи с русским авантюристом Нечаевым, хотя ранее Бакунин уже признал, что слишком доверился "представителю российской революционной организации". Бакунину приписали авторство "Катехизиса революционера", к которому он имел, по-видимому, лишь косвенное отношение. Председатель Комиссии Куно на конгрессе заявил, что у них в действительности нет ни одного материального доказательства, подтверждающего приписываемые обвиняемым инкриминируемые факты, но Комиссия "по отношению к этим гражданам имеет моральную уверенность в их виновности и поэтому, не имея возможности представить конгрессу определенных доказательств, Комиссия просит Конгресс довериться ее заключению". Таким образом Интернационал был очищен от "анархистского духа".

Но победа оказалась Пирровой победой. Уже на самом конгрессе даже со стороны сторонников Маркса высказывалось недовольство его диктаторскими замашками. Чувствуя это, Маркс с целью сохранения своего руководства решил перенести Генеральный Совет Интернационала в Нью-Йорк.

"Итак, раскол в Интернационале был провозглашен" - писали Маркс и Энгельс, Гаагский конгресс, таким образом, разделил интернационалистов на два полюса: сторонников и противников Бакунина, а значит, и по отношению к основным методам политической деятельности.

Идейное и организационное размежевание предопределило судьбу Международного Товарищества Рабочих, Генеральный Совет которого вынужден был распустить самого себя в Филадельфии. "Это произошло 15-го июля 1876 года через 2 недели после смерти Бакунина".

Много ярких и страстных страниц посвятил Бакунин всесторонней критике государства и его разрушительного влияния на людей – как управляемых, так и управляющих. «Государство – это самое вопиющее, самое циничное и самое полное отрицание человечности, – писал русский анархист. – Оно разрывает всеобщую солидарность людей на земле и объединяет только часть их с целью уничтожения, завоевания и порабощения всех остальных». Бакунин считал, что произвол, чинимый над человеком и обществом, государство напыщенно именует «законом».

Государство, по Бакунину, является не чем иным, как «официальной и правильно установленной опекой меньшинства компетентных людей ... чтобы надзирать за поведением и управлять поведением этого большого неисправимого и ужасного ребенка – народа». Поскольку всякая власть стремится себя увековечить, «ребенок» никогда не достигнет совершеннолетия, пока над ним господствует упомянутая опека. «Итак, там, где начинается государство, кончается индивидуальная свобода, и наоборот. Мне возразят, что государство, представитель общественного блага, или всеобщего интереса, отнимает у каждого часть его свободы только с тем, чтобы обеспечить ему всё остальное. Но остальное – это, если хотите, безопасность, но никак не свобода. Свобода неделима: нельзя отсечь ее часть, не убив целиком. Малая часть, которую вы отсекаете, – это сама сущность моей свободы, это всё... Такова уж логика всякой власти, что она в одно и то же время неотразимым образом портит того, кто ее держит в руках, и губит того, кто ей подчинен».

Осуждая патриотизм как государственно-националистическую идеологию рабства и ненависти, Бакунин подвергает подробной критике и представительную демократию, опирающуюся, по его мнению, на манипулирование управляемыми массами. Проблемы государства и социальной революции Бакунин анализирует в связи с национальными особенностями различных европейских народов, с их историей и культурой. Если бисмарковская Германия представляется Бакунину воплощением духа государственничества, централизма, милитаризма и бюрократии, то романские и славянские народы мыслитель рассматривает как среду, стихийно порождающую анархистов. Надо признать, что именно в славянских странах и в Южной Европе анархическое движение получило наибольший размах в 1860–1870-е гг. и позднее.

В своих произведениях Бакунин последовательно критикует государственный социализм (прежде всего марксизм). Не веря во временный характер предлагавшейся Марксом «диктатуры пролетариата» (поскольку всякая диктатура стремится себя увековечить), отрицая марксистскую идею правления «научных социалистов» и возможность введения социализма через тотальное огосударствление общественной жизни и производства, Бакунин доказывал: поскольку эксплуатация и власть неразрывно связаны друг с другом, уничтожение первой при сохранении второй неизбежно приведет к появлению нового класса – «красной бюрократии», идущей на смену старым привилегированным классам.

Бакунин призывал к социальной революции, разрушающей классово-государственные институты общества и заменяющей их безгосударственно-социалистической федерацией общин, коммун, трудовых коллективов. Главной силой, способной совершить революцию, Бакунин считал в Европе пролетариат («чернорабочий люд»), а в России – крестьянство.

Таким образом, Бакунин радикализировал прудоновский анархизм, развил его и популяризировал в рабочем движении. Итогом деятельности Бакунина явилось широкое распространение анархизма – прежде всего в Испании, Италии, Швейцарии, России, Бельгии, Голландии, во Франции. Наиболее заметным проявлением этого процесса стали возникновение анархистского крыла в Международном товариществе рабочих (Первом Интернационале) и Парижская Коммуна.

Промарксистский Генеральный совет Интернационала вел борьбу с Бакуниным довольно постыдными методами; в ход было пущено всё: закулисные аппаратные интриги; организация фиктивных секций, создавших мнимое марксистское большинство на Лондонской конференции 1871 г. и на Гаагском конгрессе 1872 г.; бездоказательные обвинения, клевета. Однако достигнутая подобными средствами победа Маркса оказалась Пирровой – после «исключения» Бакунина из Интернационала «весь Интернационал восстал против недостойной комедии Гаагского съезда, так грубо подтасованного Главным советом». Почти все секции Интернационала: бельгийские, французские, английские, испанские, итальянские, голландские, швейцарские и американские – отвергли решения, принятые в Гааге, и отказались подчиниться Генеральному совету, поддержавшему Маркса. Большинство этих секций, соединившись, образовали новый, анархический Интернационал, просуществовавший до 1879 г. Попытка Маркса превратить Международное товарищество рабочих в централизованную партию, исповедующую одну – «научно-социалистическую» – доктрину, полностью провалилась.

Поддержавшие Бакунина секции Интернационала, объединявшие десятки тысяч рабочих по всей Европе, дали толчок мощному развитию анархического движения в 1870-е гг. В некоторых странах, где был высок уровень социальной напряженности и отсутствовали реальные гражданские свободы (в Испании, в Италии), это движение вылилось в ряд восстаний; в других (в Швейцарии, в Бельгии) сложились открыто действующие рабочие союзы анархической направленности. Роль идейного центра этого движения играла Юрская федерация (в Швейцарии).

Наиболее грандиозным выступлением народных масс, в котором анархисты сыграли видную роль, конечно, стала Парижская коммуна (март–май 1871 г.).

Анархисты (прудонисты) составляли значительную часть Совета коммуны. Важнейшим мероприятием Коммуны в социально-экономической сфере, осуществленным по инициативе прудонистов, был принятый 16 апреля 1871 г. декрет о передаче бездействующих предприятий, брошенных бежавшими из Парижа предпринимателями, в руки рабочих производственных ассоциаций. Этой и другими подобными мерами прудонисты стремились подготовить создание мощного сектора коллективизированных самоуправляющихся предприятий, альтернативных и частнокапиталистическим, и государственным. Декларация «К французскому народу», принятая Парижской коммуной 19 апреля, провозглашала вполне анархические идеи: федерализм, децентрализацию, самоуправление и автономию коммун – в качестве принципов устройства будущей социалистической Франции. Сама Коммуна, по признанию Карла Маркса, уже не была «вполне государством»: ликвидация чиновничьей иерархии, регулярной армии, самоуправление снизу доверху, опирающееся на принцип делегирования, – всё это куда больше походило на прудоновские и бакунинские модели общества, нежели на марксистскую «диктатуру пролетариата». Известно, что, учтя опыт Коммуны, Маркс, по образному выражению Ф.Меринга, снял перед ней шляпу и в работе «Гражданская война во Франции» несколько пересмотрел свою доктрину в прудоновском духе.

Однако полуанархический социально-революционный эксперимент, как известно, длился недолго – 72 дня. Памятником «штурмующим небо» коммунарам осталась песня – «Интернационал», созданная участником тогдашних событий, анархистом Эженом Потье.

История нашей страны наглядно показала утопичность взглядов марксистов на построение социального будущего путем усовершенствования пролетарского государства, также как и справедливость критики Бакуниным некоторых черт коммунистической организации. Сегодня мы на историческом опыте можем подтвердить, что государство в любой его ипостаси, как институт власти, несомненно, является насилием над личностью, а, с другой стороны, может существовать само по себе и для себя, независимо от демократических преобразований в обществе.

Существование же казарменного социализма, который вывев страну на ведущее место в мире, превратил человека труда в безмолвный винтик прогресса, однозначно не может оправдать потерю личной свободы. "Это - не свободное общество и не действительно живое объединение свободных людей, невыносимое принуждение насилием, сплоченное стадо животных, преследующих исключительно материальные цели и ничего не знающих о духовной стороне жизни и доставляемых ею высоких наслаждений".

Анархо-коммунизм П.А. Кропоткина

В отечественной историографии советского периода существовало устойчивое мнение, что начиная "примерно с 90-х годов Кропоткин отходит от активного участия в революционном движении, которое пошло совсем не по тому пути, как это представлялось идеологу анархизма". С.Н. Канев, например, считал, что Петр Алексеевич с первых дней эмиграции, включившись в западноевропейское анархистское движение, "не заметил наступления новой эпохи в международном рабочем движении", а также "не понял и не принял перемены в освободительном движении в России, связанные с деятельностью "Земли и воли" и "Народной воли" и в этом была причина его самоизоляции.

Однако исторические факты неумолимо утверждают обратное: до последних дней своей жизни Кропоткин оставался не только верен своей анархистской концепции, но являлся духовным вождем (если можно применить это слово к антиавторитаристам) российского анархистского движения и по мере физических сил включался в сложные идейные дискуссии.

Возвращение в революционную Россию после длительной эмиграции было продиктовано не столько ностальгическими нотками, сколько желанием активно включиться в российскую общественную жизнь, личным примером подвигнуть революционные массы на достижение высот свободного общества. Отрицание государства и его власти и насилия над личностью, природное право человека на свободу - эти идеи находили свое отражение и в русском сектантстве, и в теориях славянофильства. Протест против бесправия в обществе характерен и для первой волны отечественного революционно-освободительного движения первой половины XIX века.

Все это, вкупе с анархистскими трудами М. Штирнера и П.Ж. Прудона, создало предпосылки для, с одной стороны, развития оригинальных анархистской теории бунта М.А. Бакунина и анархо-коммунистической теории П.А. Кропоткина, а с другой, подчинения второй волны русского революционного движения 60-70-х годов идеям социальной реализации безгосударственности. Анархистские идеи, таким образом, попали в благодатную почву российской пореформенной действительности с характерным ей широким недовольством половинчатостью и непоследовательностью попыток социально-политического переустройства.

Кропоткин, захваченный вихрем революционного движения, прошел путь в своем миросозерцании от восторженного приветствия реформаторства Александра II до полного неприятия царской политики и превращения (после известного народовольческого покушения) в заклятого врага царизма. Потомственный русский князь, воспитанник привилегированного Пажеского корпуса стал мятежником, отрицающим устои государственности, революционером, маститым ученым-путешественником и философом. Такое превращение могло произойти только с весьма незаурядным человеком!

Более, чем 40-летняя, эмиграция была для Кропоткина отнюдь не миросозерцательным бесцельным пребыванием. Это был тяжелый и многогранный труд, отражающий смысл всей его жизни. Именно в эти годы Петр Алексеевич на основе глубокого социального анализа смог творчески развить свою концепцию анархо-коммунизма, первые штрихи которой были намечены им еще в начале 70-х годов в программной записке Большого общества пропаганды, сыгравшей для него такое судьбоносное значение. При этом Кропоткин не был сугубо научным работником, замкнутым своим исследованием в узкий кабинетный мир. Он активно пропагандировал свои взгляды среди самых широких революционных масс. Чтение лекций, выступление на митингах и собраниях, публикации в печати служили ему трибуной для столкновения взглядов и мнений, оттачивания положений теории. Были у него и противники, и последователи, как у любой популяризируемой и популярной идеи.

Ярыми противниками выступали официальные органы власти, организовавшие его преследование и травлю. Ему пришлось познать все "прелести" тюремного заключения. Противниками выступали и социалисты-государственники, ратующие за широкую парламентскую деятельность и народное государство.

Естественно, что социал-демократия, как западноевропейская, так и российская, возникшая из недр "Черного передела", не могла стать сторонницей анархии, методы революционной деятельности которой, по ее мнению, вели к самоустранению от политической жизни общества. Представляется весьма легковесной и конъюнктурной оценка В.И. Лениным значения анархизма в революционном движении: "Анархизм за 35-40 лет? своего существования? не дал ничего кроме общих фраз против эксплуатации". Судьба российского авторитаризма ХХ века выявила изъяны и в марксистской научной теории. Монополия на идеологию, при отсутствии плюрализма идей, ограничивала свободу альтернативных взглядов.

По этой причине советская историография наполнялась единодушным скептицизмом к роли Кропоткина и его идей в судьбах русских революций. Кропоткин же, исходя из исторических фактов, постоянно находился в гуще общественно-политических событий. У него было много сторонников и последователей в международном рабочем движении (это, в частности, Джемс Гильом, Эли и Элизе Реклю, Поль Брусс, Дюмартрэ, Герциг, Жан Грав, Н.В.Чайковский, Э.Малатеста, В.Н.Черкезов).

Он общался со многими известными своими современниками. В этом кругу общения П.Л. Лавров, С.М. Степняк-Кравчинский, Л.Г. Дейч, В.И. Засулич, В.Н. Фигнер, Е.К. Брешко-Брешковская, Л.А. Тихомиров, Луиза Мишель, Эмиль де Лавеле. Согласно списка, составленного самим Кропоткиным, он вел переписку с 249 корреспондентами. Именно к концу прошлого века у Петра Алексеевича окончательно сложилось его анархистское видение социальных процессов и в значительной степени оформилась доктрина анархо-коммунизма.

Библиография его работ периода 90-х и 900-х годов производит впечатление калейдоскопа. Его статьи в газетах "Le Revolte" и "La Revolte" и журналах "Freedom" и "Nineteenth Century" составили такие труды, как "Справедливость и нравственность" (лекция, прочитанная в начале 1888 г. в Манчестере), "Нравственные начала анархизма" (1890 г. Париж11), "Хлеб и воля" (1892 г. Париж), "Современная наука и анархия" (1912 г.12 Лондон), "Поля, фабрики и мастерские" (1898 г. Лондон), "Коммунизм и анархия (Довольство для всех)" (1899 г.), "Анархия: ее философия, ее идеал. Публичная лекция" (1900 г. Женева), "Этика анархизма" (1900 г.), "Взаимная помощь как фактор эволюции" (1902 г.)

Система Кропоткина привлекала внимание современников своей глубоко гуманистической направленностью, попытками синтеза и гармонии мира, стремлением объяснить все явления в области общественной жизни объективными законами природы. Под анархией он понимал " мировоззрение основанное на механическом понимание явлений ", Охватывающее всю природу, включая сюда и жизнь человеческих обществ. В своих построениях новый теоретик российского анархизма значительное место уделил вопросам революции. Он не считал народ готовым к немедленному революционному выступлению и ставил вопрос о создание анархической партии для " тихой подготовительной идейной работы ". Социальную революцию он считал закономерным явлением исторического процесса, " резким скачком вверх ", который должен привести к полному уничтожению все институтов власти и гос. учреждений.

По его мнению, анархо-комунизм можно было вводить сразу после разрушения старых порядков в ходе революции. Кто же совершит эту великую революцию? " Ее могут сделать только сами трудящийся - рабочие и крестьяне и трудовые элементы из интеллигенции", - писал Кропоткин. Он так же отрицал необходимость революционного правительства, не признавал ни какой революционной диктатуры, так как при ней, по его мнению, " революция неизбежно вырождается в произвол и в деспотизм".

Иногда трудно себе представить, какую нечеловеческую активность проявлял этот уже далеко не молодой человек, противоречащий своему высказыванию, что к 40-летнему возрасту потенциал общественной активности снижается. Вынужденная длительная эмиграция естественным образом усилила стремление к покинутой родине. С ней он никогда не обрывал тонкую связующую нить, с жадностью читая сообщения из России от родных и друзей.

С конца 90-х годов началась его переписка с М.И. Гольдсмит, принявшей на себя заботу о переводе и издании на русском языке книг и статей Кропоткина и его сподвижников. Однако, не имея существенных путей в Россию, эти издания (в основном в виде брошюр) распространялись в эмигрантской среде. Именно в этой среде в начале ХХ века зародилось новое поколение анархистов, сгруппировавшееся вокруг своего печатного органа "Хлеб и Воля".

Кропоткин воспринял это de-facto, хотя новообразование несомненно было навеяно его идеями анархо-коммунизма, о чем служило даже само название. Однако взаимоотношения Петра Алексеевича и хлебовольцев (главными представителями которых были Георгий и Лидия Гогелия) налаживались с трудом. Сказывались возрастные различия и связанные с ними различия в представлениях людей разных поколений о сложных общественных процессах.

С одной стороны - решительность, смелость в суждениях и в действиях, граничащие с безрассудством, с другой - осторожность в оценках, основанная на богатом жизненном опыте. Но главное было сделано - на очередном витке революционного подъема анархистские идеи Кропоткина нашли свою аудиторию и практическое воплощение, положив начало возрождению анархистского движения в России.

В России, как и на Западе, в начале ХХ века рост политической активности, возродил интерес к общественным теориям, в том числе и к анархизму. Правдами и неправдами в страну стала просачиваться анархистская литература. Первые анархистские кружки стали возникать на юге России. От первого белостокского кружка в 1903 году анархистское влияние вскоре распространилось на Гродно, Бельск, Волковыск, Орел, Житомир, Одессу, Нежин. Идейную основу этих кружков составляла безгосударственная доктрина Кропоткина.

К своему патриарху новые анархисты относились с почтением и благоговением, не упуская тем не менее возможности по-своему трактовать и применять в практике политической борьбы тактические приемы анархистских экспроприаций. Кропоткин же иначе, чем его последователи, относился к революционному терроризму.

"Анархисту звать людей на террор непозволительно, разве он не находится на месте и не ведет свою пропаганду личным примером? - писал он в январе 1904 года М.И. Гольдсмит. - Возводить террор чуть ли не в систему вообще, по-моему, ошибочно?".

Отношение Петра Алексеевича к насилию просматривается в трех аспектах:

· по отношению к заговорщической террористической деятельности революционеров;

· по отношению к внутренней и внешней политике государства;

· по отношению к будущему социальному мироустройству.

При всем сочувствии смельчакам, которые ценою собственной жизни пытаются вызвать социальные изменения, Кропоткин считал, что революционная борьба "должна быть направлена главным образом на экономические, а не на политические формы"

С этой точки зрения его больше "интересует не столько непосредственное влияние террактов на политику правительства, сколько их воздействие на народные массы"

Ведь простая смена убитого правителя на другого не приносит чаще всего коренных перемен, оставляя весь государственный строй нетронутым. Лишь репрессивный аппарат начинает свою вешательную политику. Поэтому терракты можно рассматривать исключительно как дополнение к широкой агитационно-пропагандистской работе среди масс.

Заговорщическая деятельность народовольцев, не опирающаяся на народное революционное движение, по мнению Кропоткина, была обречена на провал: "Никакая серьезная политическая революция невозможна, если она в то же время не имеет характера социально-экономической революции"

Лично для себя Кропоткин не видел перспектив террористической деятельности, поскольку считал, что убийство царя не может дать "серьезные прямые результаты, хотя бы только в смысле политическойсвободы"

Косвенные результаты (подрыв идеи самодержавия, развитие боевого духа) однако же еще не достаточны для того, чтобы "всей душой отдаться террористической борьбе против царя"

В связи с этим можно привести также свидетельство Половцева В.В., посетившего Кропоткина осенью 1889 года в Лондоне: "Что касается до крови и убийства, то П.А. по поводу цареубийства всегда говорил Исполнительному Комитету, что не следует и нецелесообразно убивать государя. Ему возражали, что следующий будет либеральнее. - Не может быть либеральнее сын убитого государя!"

Кропоткин, по его словам, смог бы поддержать террор лишь только в том случае, если этот вид борьбы будет подкреплен "вооруженною борьбою против ближайших врагов крестьянина и рабочего" и вестись будет "с целью взбунтовать народ"

Со временем взгляды Кропоткина на революционное насилие даже ужесточились. Он пришел к выводу, что чувство мести, рождающееся в народе по отношению к своим угнетателям, вполне объяснимое в конкретной обстановке, "несовместимо с высшей нравственностью и способно причинить революции лишь вред"

У Петра Алексеевича появилась уверенность, что это чувство высокой нравственности, органически присущее народу, возобладает над стихией революции и у восставших "хватит силы не прибегать к тем гнусным средствам, какими сейчас пользуется господствующее меньшинство"

Кропоткин много места в своей теории посвятил критике государственного устройства и насилия, которое реализуется в государстве. Он не понаслышке познал тяготы тюремного заключения и свои выводы изложил в книге "В русских и французских тюрьмах": "тюрьмы никого не исправляют? напротив, они действуют более или менее развращающим образом на всех тех, кому приходится пробыть в них несколько лет"

Причина этого - в деморализующем характере тюремного заключения. Систему государственного правосудия он назвал "узаконенной местью" за органическую неспособность государства создать условия для гармоничного развития личности. В значительной мере общество ответственно за те безнравственные асоциальные поступки, которые совершаются в его среде. Преступления против личности и против собственности можно искоренить лишь при качественном переустройстве общества и естественном росте нравственных и социальных привычек. Частную собственность и возникшее для её защиты государство Кропоткин объявил не соответствующими природной сущности человека, культуре и то, что "если наши деды допустили сформироваться... класс, который извлек свои богатства из эксплуатации пролетариата... - всё это не основание для наших дней, чтобы мы безукоризненно терпели следствия, вытекающие из этого порядка вещей"

Центральное место в анархистской теории Кропоткин уделяет взаимопомощи, солидарности в обществе. Именно благодаря этим качествам общество сохраняет свою устойчивость и может рассчитывать на перспективу. Эти взгляды продолжают и развивают известную теорию Ч.Дарвина о происхождении видов, наполняя её высоким гуманистическим содержанием. Социал-дарвинизм , основанный Кропоткиным, утверждает, что практика взаимной помощи и ее последовательное развитие "создали самые условия развития общественной жизни, благодаря которым человек смог развить свои ремесла и искусства, свою науку и свой разум" А стремление людей ко взаимной помощи "разрушило железные законы государства. Взаимная помощь в обществе формирует этические, и нравственные законы, а через них осуществляется прогресс человеческого рода, и поэтому естественным является распространение ее "от первобытного рода к агломератам людей, все более и более обширным, пока, наконец, эти начала не охватят все человечество, без различия вер, языков и рас"

Таким образом, Кропоткин считал, что в развитии культурной традиции, в основе которой лежит взаимопомощь, перспектива прогресса человечества. Но особенно "культурные ценности, которыми пламенел П.А. всю жизнь - и нет ни одного анархистского учения, которое бы было так напитано культурным элементом - получают надлежащее место в его философии истории"

Она стала протестом против антропоцентризма, воспевая гимн объединению всех бесконечно малых. При этом, не смотря на то, что "стихия свободы, стихия личного освобождения есть то первозданное, из чего вырастает всё анархистское мироощущение - П.А. в угол последнего ставит не личное, а массовое начало"

Кстати, от эгоистического анархизма Штирнера Кропоткин взял лишь идею о взаимоуважении, которое должно наполнять каждого человека для гарантий его личной свободы. В этом факте прослеживается такая характерная для русской нации черта, как коллективизм. Далее, в общинном принципе построения хозяйственного уклада будущего общества Кропоткин в полной мере заимствовал эту коллективистскую черту нашего народа. Ему видится единственным рациональным исходом ассоциированный труд, при котором удается преодолеть недостатки как индивидуального, малопроизводительного, так и крупного, узкоспециализированного производства. При этом производственная ассоциация или община будет производить продукты не только для себя, или только для других, а для потребления всему обществу... Рассматривая взаимосвязи творчества Кропоткина с российской культурой, нельзя не отметить весьма объемный труд, посвященный им анализу русской литературы.

Здесь с большой силой проявилось заинтересованное отношение Петра Алексеевича к проблемам и путям развития отечественной культуры. Давая исчерпывающие характеристики творчеству видных отечественных литераторов, а также отдельным проявлениям общественной жизни, он сумел наглядно показать широкую картину современной ему российской культурной действительности. Последние годы жизни Петр Алексеевич посвятил истории развития нравственности в обществе. Его незаконченная работа "Этика" явилась еще одной попыткой обосновать анархистский идеал через естественное развитие народных культурных традиций, как наиболее соответствующих самой природе человека.

Нравственность возникла из практики взаимосвязи и солидарной деятельности людей, поэтому ее предназначение - в развитии и совершенствовании этой солидарности. Таким образом, П.А. Кропоткин, обосновав теорию анархо-коммунизма (корни которой лежат в российском социокультурном пространстве), тем самым внес существенный вклад не только в отечественную, но и мировую культуру.

Активно участвуя в пропаганде своих идей среди широкой общественности, имея огромное число корреспондентов и слушателей, он тем самым способствовал распространению культурных взглядов, личным примером стимулировал у окружающих стремление к высоконравственным ценностям.

Надо отметить, что Кропоткин был популярен не только в низах, среди молодых революционеров. Его имя было на слуху и в аристократических кругах. Так, известный политический деятель будущий министр иностранных дел буржуазного Временного правительства П.Н. Милюков во время одного из своих заграничных турне в начале 1904 года встречался с Петром Алексеевичем и имел с ним продолжительную беседу, отметив равновесность и гармоничность натуры анархиста. Известно также высказывание К.П. Победоносцева, члена государственного совета, обер-прокурора святейшего синода, в пользу публикации статьи Дунина-Барковского о записках Кропоткина, в которой "умно разъясняется какими заблуждениями ума и сердца добрый и умный человек превращается в анархиста".

Глава Советского государства В.И. Ленин, не смотря на свое критическое отношение к анархизму, весьма заинтересовано относился к публичным высказываниям Кропоткина и высоко ценил его личностные качества. Особенно "вождя мирового пролетариата" подкупали лестные высказывания в адрес Октябрьской революции, значение которой для мировой цивилизации Кропоткин сравнивал со значением Великой французской революции. Но самым значительным, по-видимому, следует признать значение Кропоткина и его идей для Н.И. Махно и всего махновского движения.

Возвращение Кропоткина в 1917 году в Россию было воспринято с энтузиазмом махновцами: "Петр Алексеевич укажет конкретные пути для организации нашего движения в деревне? он? воспользуется своим идейным влиянием на анархистов и их группы и поспешит конкретно сформулировать те положения революционного анархизма, которыми анархисты должны заняться в нашей революции".

Однако спустя несколько месяцев на Государственном совещании в Москве они были несколько разочарованы, услышав выступление Кропоткина, призывавшего во имя победы над Германией к соединению усилий капитала и Советов. Осудив в душе это выступление "сентиментального старца, ищущего спокойствия и сил для последнего применения своих знаний в жизни", Махно тем не менее сохранил убеждение в том, что "Петр Алексеевич оставался великим и сильным теоретиком анархизма? не сломи его физически время, он стал бы перед русской революцией практическим вождем анархизма". В этом и заключалась метаморфоза великого анархиста, позволившая советским историкам говорить о сокрушении самим Кропоткиным своих анархистских принципов.

Но следует признать, что сила идеи заключается не только и не столько в физически ослабевшем ее генераторе, а в том, насколько широкое распространение она находит или найдет в будущем. Что касается кропоткинского анархо-коммунизма, то он не только стимулировал яркую практическую деятельность махновщины, имевшей большое значение в истории гражданской войны на юге России, но и породил целую плеяду идейных наследников. К их числу следует отнести довольно широкий круг анархистов, сплотившийся вокруг образованного под руководством В.Н. Фигнер и С.Г. Кропоткиной в 1921 году Всероссийского общественного Комитета по увековечиванию памяти П.А. Кропоткина. Среди них такие известные анархисты, как А.М. Атабекян, А.А. Карелин, Н.К. Лебедев, М.П. Сажин, Г.Б. Сандомирский, А.А. Солонович, А.Л. Гордин, П.Д. Турчанинов (Лев Черный). Это были представители нового, постклассического анархизма, которые, критикуя отдельные положения кропоткинской теории, подвергая их модернизации, сохранили некоторые тенденции идейной эволюции, осуществляя тем самым диалектическую преемственность с анархизмом классическим.

Судьба самого комитета была предрешена самим ходом авторитарного развития социализма в России. Не смогла господствующая в стране монополия идеологии смириться с альтернативами мышления. Был разыгран ставший уже известным сценарий политической трагедии? Однако живучесть идеи заключается в том, что она, однажды рожденная, может быть востребована в любой момент истории. В современном обществе анархизм нашел свое воплощение в движении ненасилия22, других разнообразных течениях своей постклассической формы. Идеи П.А. Кропоткина и его последователей и по сей день находят ревностных почитателей и их рано списывать в историю

Заключение

С именем М.Бакунина связана первая волна широкого социального протеста и в России, и на Западе в XIX веке. Радикализм "левых" выходцев из дворян, интересы обнищавшего крестьянства, широких, преимущественно мелкобуржуазных слоев, включая деклассированных и маргиналов, - вот что стоит, в конечном счете, за такими, к примеру, словами М.Бакунина: "Я - фанатичный приверженец свободы, видящий в ней единственную среду, где может развиться ум, достоинство и счастье людей". П. Кропоткин же не был фанатиком свободы, что заставляет задуматься о действительных социальных корнях его творчества в российской жизни. Кроме интересов перечисленных социальных групп, Кропоткин в большей степени, чем его предшественник, представляет интересы наиболее образованной части рабочих, видевшей свое будущее в солидарности и взаимопомощи. Последнее и составляет, так сказать, "воздух" свободы.

Один из основных тезисов, которые выносятся здесь на обсуждение, можно сформулировать так: великие русские анархисты исходили из приоритета свободы; они далеко продвинулись в деле решения проблемы свободы во взаимосвязи с другими проблемами, такими, как равенство, справедливость, солидарность, взаимопомощь и т.д. Если М. Бакунин осуществляет попытку синтеза антропологического и социального подходов в своей концепции освобождения общества и человека, то П. Кропоткин подводит естественно-историческую и этическую основу под эту концепцию, одновременно углубляя и как бы "приземляя" ее.

Развертывание указанного тезиса предполагает широкое, преимущественно философское понимание анархизма. Это, конечно, не исключает его социально-политическое измерение, особенно бакунистской разновидности его. По Кропоткину, "анархизм родился среди народа, и он сохранит свою жизненность и творческую силу только до тех пор, пока он будет оставаться народным". Тенденция анархии - основать синтетическую философию, т.е. философию, которая охватывала бы все явления природы, включая сюда и жизнь человеческих обществ и их экономические, политические и нравственные вопросы". Исход из подобного понимания анархизма, можно, по-видимому, рассматривать его и как своеобразного оппонента, критически относящегося к господствующим на каждом данном этапе общественного развития политическим и иным властным структурам. В этом смысле свободолюбие составляет родовое свойство анархизма.

М. Бакунин путь реализации свободы сводит главным образом к устранению государства. Его идеал - общество, организованное на началах самоуправления, автономии и свободной федерации индивидов, общин, провинций и наций. Важными составляющими такого общества выступают также равенство и справедливость для трудящихся, освобожденных от всякой эксплуатации. Для К. Маркса решающее значение имеет внутренний, социальный по своей природе стержень свободы, который постепенно наращивается по мере развития общества, по мере созревания соответствующих социально-экономических факторов. Вместе с тем позиция М.Бакунина согласуется в целом с представлением о том, что высшая степень исторической свободы - это переход к способности развития, когда индивидуальность каждого не подавляется и когда не общественные отношения господствуют над людьми, а люди господствуют над случайностью и отношеними. Одновременно бакунизм способствовал высвечиванию некоторых односторонностей и недоработок марксистского социологизма. Словом, шел трудный процесс развития и утверждения научно-гуманистического мировоззрения и адекватной теории освобождения человечества. Взгляды М.Бакунина, а затем и П.Кропоткина являлись выражением своеобразной конструктивной оппозиции этатистским течениям мысли, возлагавшим слишком большие надежды на государство, вообще властные "подпорки" социальных преобразований. Они, по мнению теоретиков анархизма, ограничивают естественный поток индивидуального и коллективного творчества, глушат инициативу, идущую снизу.

К. Маркс сосредотачивал свое внимание на процессе практического осуществления свободы. Это "приземление" проблемы свободы сыграло свою роль, как в теории, так и в практике освободительной борьбы. И, наконец, синтез связан с творчеством русских анархистов. На основе анализа жизненных реалий в России и Европе М. Бакунин и П. Кропоткин, опираясь на методы и результаты естественных наук, используя достижения передовой социальной философии, возвращаются к антропологическому объяснению проблемы свободы. На этой основе ими сделан существенный шаг в сторону создания высокой этики новой жизни, этики свободы. "Разрушители" в политике оказываются созидателями социально-этических принципов построения свободного и справедливого общества. "Наша задача состоит [...] прежде всего в уничтожении народного невежества", - подчеркивал М. Бакунин. Впоследствии П. Кропоткин как бы вторил своему предшественнику: "Нужна революция - глубокая, беспощадная, которая [...] расшевелила бы всю умственную и нравственную жизнь общества, вселила бы в среду мелких и жалких страстей животворное дуновение высоких идеалов, честных порывов и великих самопожертвований".

Благодаря детельности П. Кропоткина анархизм, получив своеобразное этическое основание, обоснованное естественноисторически и на категориальном уровне, как бы обрел второе дыхание. Если М. Бакунин лишь поставил вопрос об анархистской этике, то Кропоткин прежде всего занимался его разрешением. Решение проблемы свободы, таким образом, поднимается на более высокий уровень. Вместе с тем, отдавая должное П. Кропоткину, следует иметь в виду первопроходческую миссию Бакунина: как без Гегеля не было бы Маркса, так и без Бакунина не было бы Кропоткина.

В определенном смысле П. Кропоткин шел как бы назад, не принимая диалектического метода, которым старался воспользоваться его предшественник в области анархизма. Основной предмет его раздумий - взаимопомощь как основной фактор эволюционного развития всего живого. В рассуждениях Кропоткина доминируют методы естественных наук, индукция применяется к человеческим учреждениям. Однако подспудно широкий философский подход, просвеченный диалектикой изнутри, присутствует в основных его работах - таких, как "Хлеб и воля", "Современная наука и анархия", "Взаимная помощь", "Этика" и др.

Продолжая просветительскую традицию, он отождествляет свободу с естественным состоянием социума, где царит взаимопомощь. С другой стороны, П. Кропоткин исходит из активности, в том числе революционной, индивида и всего общества. Не соглашась с прудоновским планом мирных, постепенных реформ, он одновременно не принимает и стихийный бунт.

Сознательные действия народа, вооруженного революционной мыслью, надеждой, нравственными принципами и идеалами, - вот за что ратует П. Кропоткин. Результатами, по его мнению, является "свободное соглашение, свободная организация", которые "отлично заменяют дорогостоящий и вредный государственный механизм и выполняют ту же задачу лучше его".

Соотношение государства и человеческой солидарности у Бакунина аналогично соотношению государства и закона взаимопомощи у Кропоткина. Во многом сходятся и их представлени о необходимости индивидуальной свободы в будущем обществе. Человек у М. Бакунина не растворяется в море социума, а у П. Кропоткина сам социум человечен (в моральном смысле) с самого начала. Важно уточнить, что высшее проявление нравственности связывается П. Кропоткиным именно со свободой, в отличие от простейшей нравственности, покоящейся на естественной взаимопомощи.

Анархисты способствовали конкретизации и, так сказать, "приземлению" модели будущего общества, в котором максимум свободы индивида должен базироваться на зрелой экономике, обладающей наивысшей производительностью свободного труда. Из неотъемлемого свойства человека и социального идеала свободы у П. Кропоткина превращается в одну из главных нитей ткани социальной жизни. Серьезный анализ социальной жизни, точнее, ее естественных предпосылок и основ как бы внутренне включает в себя проблему свободы.

Этическая система воззрений, последовательный гуманизм и свободолюбие, по существу, нейтрализуют достаточно жесткие социально-политические установки на безвластие. Это позволяет рассматривать данный вариант анархизма не столько как политическое течение, сколько как научно-гуманистическую доктрину и идеал, к которому ведет скорее длительная социальная и нравственная эволюция, чем одноактная всеразрушающая революция.

Список используемой литературы:

1. "Проблема свободы: М. Бакунин и П. Кропоткин" М. Артемов журнал "Автоном"

2. "Федерализм, социализм и антитеологизм" М.А. Бакунин

3. "Государственность и анархия" М.А. Бакунини

4. "Махновщина и анархизм" Я. Яковлев журнал "Автоном"

5. "Что такое Анархизм" Александр Беркман, из книги "Азбука коммунистического анархизма"

6. Хрестоматия по истории России 1917-1940 под редакцией М.Е. Главацкого

7. "Справедливость и нравственность" П.А. Кропоткин

[1] Достижения и провал Французской коммуны 1871г. особенно ярко изложил М.А. Бакунин в брошюре "Федерализм, социализм и антитеологизм."