Прежде чем говорить о таком явлении как русский коммунизм, мне кажется, что нужно сразу отметить, что русский коммунизм – явление чисто национальное. Возможно свои истоки оно берёт далеко на Западе, но в России он сформировался особенным образом. Возможно, этот факт дал основание Бердяеву писать по этому поводу, что «с одной стороны он (коммунизм) есть явление интернациональное, а с другой – русское и национальное».
Рассмотрим некоторые предпосылки и причины возникновения коммунизма с точки зрения истории. И для этой цели обратимся к Бердяеву, а точнее к его работе «Истоки и смысл русского коммунизма». По мнению Николая Алексеевича определённое стремление к некоторому новшеству пришло к людям ещё во времена Петра. Но он жестоко раскритиковал течения западников и славянофилов за некоторые крайности, так как нельзя было полностью поклоняться реформам Петра и в то же время нельзя было их резко осуждать. Реформа Петра была неизбежна, как пишет Бердяев, но он совершил её путём насилия над народной душой и народными верованиями. Поэтому Петра стали воспринимать в народе как антихриста. Бердяев проводит параллели и называет вещи своими именами: «Приёмы Петра были совершенно большевистские». Мне кажется, что это утверждение отчасти верно. Действительно, ведь Петр, как и большевики, хотел уничтожить старую московскую Россию. А у большевиков это доходило до призывов: «Мы наш, мы новый мир построим. Кто бы ничем, тот станет всем». В итоге разорялись церкви, переименовывались улицы и проспекты, разрушались памятники. К тому же то, что Пётр подчинил церковь государству говорит о том, что он полностью скопировал немецкий строй, таким образом разрушив русские национальные традиции. Большевики – то же самое. Но (и это большое «но»), как мне кажется, большевики хуже Петра. Если последний заимствовал всё с Запада и тем самым хотел разрушить привычные российские каноны, то большевики тоже копировали с Запада, но они копировали вещи нереализованные. Социализм, равно как и коммунизм, нигде ещё тогда не был реализован. А большевики помимо того, что приняли теорию как руководство к действию, ещё и наложили её на русскую душу. И получилась ужасная смесь.
Однако Бердяев считает по-другому. Он говорит, то «большевистская революция путём страшных насилий освободила народные силы, призвала их к исторической активности, в этом её значение». А реформы Петра лишь увеличили, по его мнению раскол общества. И высшие Западнические идеи просвещения простому народу были недоступны. Возможно, связана такая позиция Бердяева с тем, что он не принимал революции ни в какой форме, так сказать, вообще.
Определённой предпосылкой и движущей силой русской революции, по мнению Бердяева, была русская интеллигенция. Поскольку для интеллигенции характерна беспочвенность и увлечение социальными идеями она приняла коммунизм как социальную идею. Причём приняла, как и обычно принимала все социальные учения, догматически. То есть то, что на Западе было научной теорией, подлежащей критике, у русских интеллигентов превращалось в догматику. В этом и есть вся русская душа, которой не свойствен скептицизм западного человека. И в русской интеллигенции всегда присутствовал раскольничий тип человека, который всегда про себе подобных говорил «мы», а про государство «они». Наиболее ярко это проявилось в течениях западников и славянофилов. Мне кажется, что эти явления в чём-то похожи и разность понятий и устремлений этих людей здесь не при чём. Дело в том, что как для западника, так и для славянофила не существовало государства. Точнее они были противниками государства. Западник считал, то мы должны следовать целиком и полностью советам других государств, а славянофил говорил, что государство -греховное начало в человеке, поэтому лучше, чтобы свои руки марал только один человек – монарх. Затем в России произошёл раскол западничества на народников-социалистов и либералов. И если вторые считали, что нужно скопировать западную модель (и тем самым отступить от государственности), то первые признавали примат социального над политическим.
Почвой для принятия интеллигенцией теории Маркса стал постепенный отказ от идеализма, который проявился в основном у Белинского. То есть в России был такой же диалектический прогресс мысли, который был тогда в Германии у Маркса. И тем самым сам Белинский стал предшественником большевизма. Стал он его предшественником ещё и потому, что утверждал, как и большевики, что русский народ нужно насильно вести к счастью, так как он глуп. Белинский, как считает, Бердяев был своего рода народником, и, хотя у него не было привычной для народника веры в «народ», он утверждал принцип верховенства человеческой личности и принцип общинной организации общества. А личность и народ – основные понятия русского народнического социализма. На мой взгляд, уже в самом этом отношении заложен парадокс. Как народник может думать о личности, если он думает об общине? Это, на мой взгляд, несовместимые понятия. Человек живёт либо сам по себе, либо в стаде. И в стаде личности быть никакой не может, потому что там действуют совершенно другие законы. Народничество позднее перешло в русский социализм. Вот что пишет Бердяев по этому поводу: «Быть социалистом в то время значило требовать экономических реформ, презирать либерализм, видеть главное зло в развитии капиталистической индустрии, разрушающей зачатки высшего типа общества в крестьянском укладе жизни». Однако определение народников как предшественников социализма и коммунизма у Бердяева не совсем точно. Ведь если вспомнить статью Ленина «От какого наследства мы отказываемся», то можно чётко уяснить, что он критикует народников. Ленин считал, что народники являются приверженцами старинных укладов и общин, так как верят в особые экономические пути русского общества. На самом деле, я хотел бы задать г-ну Ленину тогда такой вопрос: «А ваши колхозы это не общины?» Так и получилось, что ранний большевизм (а эта статья относится к дореволюционному большевизму) ещё не окончательно отказывался от старины, а потом пошло закручивание гаек. К чему это привело, мы прекрасно знаем. Но почему Бердяев не прав лишь отчасти, называя народников социалистами. Мне кажется потому, что в народничестве было два направления. Одно из них – то народничество, о котором Ленин писал как о негативе. Но другое направление, которое Ленин называет «наследство», отличалось от «ярких» народников, назовём их так, тем, что они не идеализировали ситуацию (это перестал делать ещё Белинский) и тем, что они были врагами «тех учреждений старины, которые взяло под свою опеку народничество». Интеллигенция, как утверждает сборник «Вехи», взяла под свою опеку все учреждения народничества. В результате произошло своеобразное наложение русского народничества на марксизм, который в принципе был противником народничества. Дело в том, что Маркс утверждал, что развитие капиталистического общества должно произойти до возникновения социализма. Народники хотели миновать промежуточный этап развития капитализма в России. Интеллигенция в себе сочетала марксизм и народничество. И, как мне кажется, марксизм проявился в русской интеллигенции служением идее. Но с другой стороны интеллигенция служила ещё и нуждам народа, что и роднит её с народниками. Однако служит она не конкретно народу как общности людей, а лишь народу как идее создания всеобщего народного счастья.
Предшественником русского коммунизма был ещё и русский нигилизм. Как считал Бердяев нигилизм – явление чисто русское, основанное на православном мироотрицании. Отсюда и признание всего мира греховным и увлечение естественными науками и политической экономией, которая может помочь организации нового строя. В русском нигилизме отразилась русская нерешённость проблемы культуры. Эта проблема тоже проистекает из религии. В русской религиозной мысли постоянно сомневались в оправданности каких-то философских исканий народа. Это послужило толчком к последующему непониманию интеллигенцией философии. Об этом Бердяев более подробно писал уже в сборнике «Вехи» в статье «Философская истина». Вся трагедия непонимания интеллигенцией философии заключалась в утилитарном отношении к ней, как и к любой другой науке. Поэтому она была не нужной, потому что не служила народному делу. А ведь интересы уравнения и распределения всегда доминировали в чувствах русской интеллигенции над интересами производства и творчества. Но однако не стоит так обольщаться: революционная интеллигенция, о которой идёт речь в «Вехах», переняла не все черты русской интеллигенции. Но переняла однако главную: идею социального заказа.
В «Вехах» однако есть целая статья о нигилистах. И называется она «Этика нигилизма». В этой статье ясно и чётко указывается, что всё то, что творилось во время революции 1905-07 годов это были не бесчинства, а новые идеалы. И этими идеалами был нигилизм. Поэтому нигилистам чуждо увлечение культурой, искусством и творчеством, потому что в их идеологии преобладали утилитарные ценности.
Выше говорилось, что народничество было как бы предшественником социализма. Но мы рассмотрели народничество с точки зрения самого социализма (или коммунизма). А сейчас мы рассмотрим народничество с точки зрения религиозно-философской мысли и обратимся с этой целью к третьей главе статьи Бердяева. Автор разделяет народничество на два разных пласта: западническое и славянофильское. В чём-то это сходно с трактовкой Ленина, приведённой выше. Западническое народничество – так называемые представители «наследства», а славянофильское – своего рода «чистое» народничество. И вот здесь-то, в такой классификации Ленина, и проявляется то, что большевики пошли путём Петра, который насильственно навязал западные порядки. Большевики же насильственно навязали западную идеологию. Причём идеологию во многом теоретическую, а не практическую. Народничество, говоря упрощённо – это вера в народ, в котором якобы хранится тайна истинной жизни, скрытая от господствующих классов. Потому большевики, как мне кажется, и не любили народников. Большевики, как и Белинский, считали, что народ глуп, что его нужно насильно вести к счастью. Невольно вспоминается один из лозунгов «Гулага»: «Мы вас загоним железной рукой в счастье». Разумеется, что раз народники верили в народ, они этот народ выделяли, то есть многих людей к народу просто не относили. По их мнению, народ это, наверное, главным образом трудовой народ – крестьянство. Поэтому они клеймили капитализм в России. Для них идеалом развития нашей страны был аграрный образ жизни страны, то есть крестьянство. Поэтому Бердяев и писал, что интеллигенты не чувствовали себя органической частью народа. И у них был своего рода комплекс вины перед ним. Поэтому народник живёт вне земли, но постоянно к ней стремится, в то время как сам народ вырос на земле и никогда не сможет от неё оторваться. Бердяев отождествляет народничество западническое с атеизмом, а народничество славянофильское – с религиозностью. И он выявляет разницу между ними, по-моему, весьма существенную: религиозные народники (например, Достоевский) видели в народе правду религиозную, а атеисты-народники видели в нём прежде всего правду социальную. Поэтому последних можно совершенно спокойно назвать революционерами, которые во всём старались увидеть социальный конфликт общества. На мой взгляд, эти последние и послужили своего рода предтечей революции. Когда главной бедой человека становилась не его духовность или религиозность, а его склонность к революционной борьбе или к исканию социальных конфликтов в обществе. Однако и те и другие народники сходились в одном: в том, что России удастся миновать капитализм и решить социальную проблему лучше и быстрее, чем на Западе. Как видим, некоторая разница между славянофильским народничеством и представителями «наследства» всё таки существует. Ведь последние ни в коем случае не отрицали капитализм и принимали прогрессивные новшества, вводимые в других странах.
Кто виноват в таком положении нашей интеллигенции, в её оторванности от народа? На этот народ Бердяев даёт правильный и чёткий ответ – идеология её самой. Русская интеллигенция не принимала понятия «частная собственность» и вследствие того, что не имела буржуазного характера и увлекалась социализмом, она не принимала высшего образования, в отличие от западных своих представителей, которые очень ценили образование. Ещё в вехах в своей статье «Об интеллигентской молодёжи» Изгоев писал, что единственное культурное влияние на детей интеллигенции оказывает товарищество. Отсюда – стремление не учиться, а в основном общаться и встречаться в клубах. Кружки как раз и были излюбленным местом для развлечений молодых людей из интеллигентской среды. И они как правило относились очень высокомерно к талантливым людям из своей среды. Почему? Потому что те ценили образование и в молодом возрасте не занимались кружками, а учились. Для интеллигенции основной задачей в университете было поступить в кружок.
Из-за своеобразной оторванности от народна, народничество позднее превратилось в революционный терроризм, по мнению Бердяева. Народник не мог понять, что монархия остаётся у власти, потому что её всё ещё поддерживает народ. Поэтому народники стали так яростно выступать против реформы 60-х годов. Начались предложения «освобождения крестьян с землёй» и прочие недовольства. Из-за этого максимализма многие народники стали просто революционными методами бороться против существующего строя. Одним из самых резких народников, по мнению Бердяева, был Нечаев, основатель общества «Топор или народная расправа». На мой взгляд, «Катехизис» Нечаева есть в некотором роде предтеча большевистских организаций России. Дело в том, что эта идея осуществления любой революционной идеи, предложенная Нечаевым, очень ярко отразилась в одном из высказываний В. И. Ленина: «Пусть 90% населения страны умрут, но зато 10% доживут до мировой революции». Это фанатизм, который ни перед чем не может остановиться, который ради цели всё ставит на карту. Но вместе с тем такие люди презирают народ и хотят лишь им управлять. Хотя это не проявлялось на раннем этапе существования РСДРП. Взять хотя бы манифест первого съезда РСДРП, автором которого был Пётр Струве. Там совершенно ясно и чётко сказано, что русский пролетариат может завоевать политическую свободу только сам. Правда для этой цели ему нужно «плясать под дудку» РСДРП, как мне кажется. К тому же, как мне кажется, не было чётко обговорено, кто такой пролетариат. Обычно, на большинстве советских скульптур, связанных с революцией, был изображён рабочий с булыжником, молотком или другим орудием труда. А насчёт крестьянина ничего не известно. Был ли пролетарием тот, кого позднее назвали «кулаком», который в поте лица зарабатывал свой честный ломоть хлеба? Я думаю, что, в понимании большевиков, вряд ли.
Революционер, как мне кажется, всегда разрушитель. И в этом я согласен с Бердяевым. Возьмите и проанализируйте любую революцию в мире. Никогда ни одна революция не приносила людям счастья, а часто приводила к «закручиванию гаек», то есть к увеличению тирании. Я не согласен с Бердяевым, который говорит, что Великая Французская революция открыла новый класс – буржуазию. Мне кажется, что если не случилась эта четырёхлетняя бойня, буржуазия всё равно бы появилась и стала влиятельной. Но это произошло бы не насильственным путём.
Такой же выразительницей русской идеи является и анархия. «Анархия – такое же характерное порождение русского духа, как и нигилизм, как и народничество», - утверждает Бердяев. Обратите внимание, что происходит некий парадокс: с одной стороны русский народ после реформы всё ещё верит в монарха, как считает Бердяев; а с другой стороны он стремится к бунту, к вольнице. Однако в этом нет ничего необычного. Ведь к вольнице в данном случае народ стремится не по своей воле. А ему приписывает это стремление интеллигенция. Отсюда и парадокс между как бы реальным состоянием народа и приписываемым ему: «Русский народ – народ государственный, он покорно согласен быть материалом для создания великого мирового государства, и он же склонен к бунту, к вольнице, к анархии. Интеллигенция, как считает Бердяев, никогда не считала государства своим и оно было для неё чем-то отторженным, обособленным от её представителей. Почему же анархисты явились предтечами русского коммунизма и большевизма. Главный теоретик русского анархизма Бакунин считал, что мировой пожар, пожар анархической, скажем так, революции будет зажжён русским народом и славянством. Эта вера в то, что Россия станет первой страной коммунизма и потянет за собой остальные страны была присуща и коммунистам, и, отчасти, народникам.
Наряду с такими экстремистски настроенными элементами интеллигенции, представителями которых были Бакунин и Нечаев, были и более умеренные, например, П. Лавров и Н. Михайловский. Они выступали за субъективный социализм, поэтому их в чём-то можно назвать последователями Герцена. Михайловский, например, объявляет «борьбу за индивидуальность». Мне кажется, что такой яркий индивидуализм это далеко не социализм, а нечто другое. Это то, что сейчас существует во многих западных демократиях, в том числе в американской.
Самым, пожалуй, главным предшественником Ленина был Ткачёв. Он издавал за границей газету «Набат», в которой выражал самое крайнее мнение. Ткачёв считал величайшим благом, что в России нет развитой буржуазии. Он считал, что таким образом облегчается возможность создания социальной революции в России. Он считал, что Россия не должна проходить этапа буржуазной революции и конституции. То есть таким образом Ткачёв выступал за продолжение дела Великой Французской буржуазной революции. Но, несмотря на то, что он как бы утверждает особый путь русской революции, он не является народником. Ткачёв признавал власть меньшинства над большинством и хотел создать так называемое «революционное меньшинство», которое и должно было завоевать власть в стране. Так оно и получилось после Октябрьской революции. Так что Ткачёв резко выделяется среди русских анархистов и народников, так как не является в сущности ни тем, ни другим.
В чём же причина возникновения такой идеологии у интеллигентов? По мнению Бердяева, она кроется в русской национальной литературе 19 века. Всей литературе 19 века было свойственно чувство провидения. Где-то с середины века литература почувствовала надвигающуюся катастрофу. Чувство ближней пропасти, в которую летела Россия, присуще русской литературе. В итоге во второй половине века литература становится, как мне кажется, консультативной. Она даёт совет обществу, как избежать вот этой катастрофы. Поэтому в отличие от других литератур мира, русская литература начинает сомневаться в путях творчества, культуры. И хотя у Достоевского, Толстого литература носит религиозный характер, она больше всего сродни идеям народников и социалистов. Дело в том, что литературе, так же как народникам и социалистам, свойственно сомнение в путях русского общества. И это сомнение – типичное для русского человечества. Никакой западной нации не свойственно сомнение в пути своей страны.
О революции писать начал даже Пушкин. Его творчество полно двойственности. С одной стороны он является сторонником русской монархии, но с другой стороны у него очень много всяческого рода стихов, призывающих к бунту. Тютчев, как мне кажется, не был раскольником и имел более или менее консервативные взгляды. Но он постоянно предвещал катастрофу, которая может обернуться самыми трагическими последствиями в России. Отсюда его увлечение хаосом. Он во всех своих стихотворениях описывает хаос и разрушение общественного уклада.
Если говорить о Гоголе, то, мне кажется, он чётко и правильно отразил российскую действительность. Но, к сожалению, он видел в России лишь худшие черты. Бердяев так и пишет: «Гоголя мучило, что Россия одержима духами зла и лжи, что она полна рож и харь и трудно в ней найти человека». Это, кстати, то, что писал Гоголю Белинский.
Поэты-символисты как нельзя лучше всего видели бездну, в которую летит Россия. Но с другой стороны они постоянно хотели добиться народного искусства.
Как видите, многие деятели русской литературы не могли жить в устойчивых общественных отношениях и в устойчивых взглядах. Жизнь превратилась в постоянный страх за будущее. А ведь нужно было жить настоящим. То же самое и произошло, как мне кажется, с русским коммунизмом. Люди думали лишь о будущем, о якобы великом будущем. Конечно, есть различие – одни предчувствовали катастрофу, другие предвещали великое будущее. Но общее – одно и то же: небытие в настоящем. Люди не думали о насущном – они размышляли о будущем.
Больше всего отразилось предчувствие духовной катастрофы нации в творчестве Достоевского и Толстого. Однако между ними есть колоссальная разница. Хотя Бердяев и утверждает, что Достоевский – революционер духа, мне кажется, что это не совсем так. Я думаю, что Достоевский, скорее, революционер справедливости. Он хочет, чтобы произошла религиозная революция, а не социальная. Толстой же полностью отрицает все старые традиции, старые взгляды, что вполне даёт нам право назвать его нигилистом. Он ниспровергает старые церковные устои, протестует против церкви как института божественного и таким образом вполне, как мне кажется, уподобляется большевикам.
Впрочем, всё приведённые выше истоки русского коммунизма лежат далеко позади и могли повлиять на его возникновение лишь косвенно. Но основной причиной русского коммунизма был конечно же марксизм. Но это был не обыкновенный марксизм, а марксизм, адаптированный к русской почве. Об этом мы говорили выше. И, мне кажется, со всей уверенностью можно сказать, что все изложенные выше причины являются не причинами именно коммунизма, а причинами русского марксизма
, но именно «русского».
Где к 80-м годам прошлого века народничество изживает себя и последним его оплотом становится, по мнению Бердяева, партия «Народная воля», которая была по сути террористической организацией. Мне кажется, что «Народная воля» уже не оправдывает своего названия. Если бы так называемые «народники» действительно верили в народ, они не стали бы заниматься терроризмом. Они бы всё предоставили русскому народу, а не самим себе. Разве народ им делегировал свои полномочия? Разве народ давал им право убивать кого-то или использовать такие методы? Нет! Но они решили: «Мы есть народ!» Однако это, как известно, противоречит основной посылке народников: «Мы не являемся народом».
Итак в 80-х годах народничество изживает себя. И тогда образовался русский марксизм. Источником его стало возникновение за границей среди эмигрантов движения «Освобождение труда». Членами этого движения были Плеханов, Засулич, Аксельрод. Они создали базу марксизма, который впоследствии как бы смешался с типично русскими чертами. Первой задачей марксизма должно было стать избавление российской идеологии от народничества. Существовало, как мне кажется, два главных фундаментальных различия между позициями марксистов и народников. Последние, как помним, отказывались от капитализма и предлагали перепрыгнуть эту ступень. Марксисты же считали, что капитализм необходим для создания базы социализма. В этом состоит – первое различие. Но другое не менее важное различие состоит в движущей силе революции. Народники видели её в народе. А этот народ представлялся им крестьянством. Марксисты же считали, что революцию должен делать пролетариат. И к пролетариату марксисты причисляли рабочих. Поэтому они считали, что крестьянин должен прежде всего стать пролетарием. Что под этим понималось, я не знаю. Видимо имелось ввиду то, что крестьянин должен понять капитализм. Ведь если бы все крестьяне стали рабочими, чтобы тогда стало бы со страной. Однако движущей силой революции марксисты близки народникам. И у тех, и других в качестве неё выступает достаточно абстрактная, как мне кажется, группа людей. У одних это народ, а у других – пролетариат.
Изначально марксизм был принят, как мне кажется, неправильно. Ведь это тогда была ещё достаточно спорная и, так скажем, необкатанная теория. Но она была принята фактически как руководство к действию. Однако не к революции, а к свержению лишь старых отживших общественных движений, вроде народничества. Классический марксизм главной своей идеей считал идею экономического детерминизма. Это значит, что экономика доминирует над всем, в том числе и над идеологией. Мне кажется, что основной чертой русского марксизма была его идеологизация. Марксизм превратился больше в политическое течение, нежели в экономическое. Однако в классическом марксизме была и идеологическая деталь: пролетариат должен был, по замыслу Маркса, освободить людей от экономического дереминизма и построить новое общество. Почему русский марксизм выступает против народников? Потому что главной задачей марксизма было образование пролетариата городского, то есть фабричных рабочих. Разумеется, что в стране с крупной сельскохозяйственной базой, этот класс рабочих образоваться не мог.
Хочу подчеркнуть: речь тогда ещё не шла о революции. Главное было – развитие, непроизвольное, но постепенное, то есть создание базы для перемен. Но возникло два течения русского марксизма. Первое выступает за развитие и формирование нового класса – пролетариата как развития социализма. То есть марксизм в данном случае выступает в роли фундамента для социализма. Второе течение ратует за марксизм как за развитие капитализма и рост производства продукции, индустриализации. К первому классу, по мнению Бердяева, относился Плеханов, а ко второму – П. Струве. Но я не согласен с Бердяевым. Взять хотя бы манифест первого съезда РСДРП, автором которого был Струве: „ Но буржуазия быстро рассмотрела в новом союзнике своего злейшего врага и предала и себя, и его, и дело свободы в руки реакции. Однако было уже поздно: рабочий класс, на время усмирённый, через 10-15 лет снова появился на исторической сцене с удвоенными силами…« Нетрудно догадаться, что здесь Струве питает интерес скорее к рабочему классу, нежели к буржуазии. Скорее всего, и того и другого можно отнести к социал-демократам, которые впоследствие станут „меньшевиками«. Но больше всего извратили марксизм, как мне кажется, „большевики-ленинцы«.
Маркс, как впоследствии и меньшевики никогда не утверждал революционной идеи как руководства к действию. Он вообще был всегда сторонником нормального человеческого развития. Как считали марксисты, без социальной базы в России никогда не может быть социализма. А такой базой было развитие капитализма. Базой же для развития капитализма было образование нового класса – пролетариата. Ленин и «большевики» посчитали, что социализм в России может быть осуществлён помимо развития капитализма и помимо формирования нового класса. Плеханов наоборот высказывался против совмещения в революции 1917 года свержения монархии социальной революции, которую сделал Ленин. Для социальной революции, по мнению меньшевиков, как и классического марксизма, социальная революция должна требовать гораздо больше времени. Рабочие сами должны себя освободить. Но это должен сделать не революционный отдельный кружок, не узкая группа лиц. А так оно и произошло. Именно узкая группа лиц сделала социальную революцию, не создав для неё базы. Я больше скажу: если бы революции не произошло в 1917 году, то рабочие освободились бы быстрее, чем это произошло (если это действительно произошло). Во Франции, в США и во многих других «загнивших» капиталистических странах при помощи профсоюзов и умелых политических компромиссов рабочие стали хозяевами своих заводов и сами стали влиять на обстановку на этих предприятиях. А у нас до сих пор заводами «владеют» директора.
Но почему, однако, большевики взяли главенство над меньшевиками? Мне кажется, что произошло это из-за упрощённости и доходчивости всех идей большевизма, в то время как меньшевики опирались в основном на идеи классического марксизма, которые были более научными и менее понятными для широких слоёв тогдашнего, ещё только зарождающегося пролетариата. Однако, впрочем, не стоит так уж превозносить меньшевиков. И те и другие были позитивистами и материалистами и их не привлекала философия и культура.
|
