| По инициативе В. Н. Татищева, начальника казенных заводов Урала и Сибири, в Екатеринбурге в 1735 г. была открыта первая на Урале школа знамено- вания, действовавшая более полувека. После издания Устава народных училищ 1786 г. эта школа слилась со словесной, арифметической и немецкой, образовав единую горную школу Екатеринбурга. Учитывая редкость подобных учебных заведений даже в масштабах страны, попытаемся на основе архивных документов раскрыть основные вехи ее истории и показать, какие книги послужили пособиями для подготовки ее учащихся.
Хотя в «Разговоре двух приятелей о пользе науки и училищах» Татищев отнес знаменование и живопись не к полезным, а к щегольским наукам — наряду с поэзией, музыкой, танцами, вольтежированием, он все-таки подчеркнул особое значение этого предмета: «Знаменование же во всех ремеслах есть нуждно» [Татищев, с. 92]. Термин «знаменовать» в словаре В. И. Даля разъясняется как «налагать знак, метить, помечать, обозначать.», слово «знамя» — это знаменье, печать, клеймо, подпись или рукоприкладство, а также чертеж, изображение, рисунок. В XVIII в. под «знаменованием» понимали рисование карандашом, пером, тушью, красками.
Через два месяца по возвращении на Урал в качестве начальника заводов Татищев начал хлопотать о найме учителя знаменования. На заседании Канцелярии Главного заводов правления 12 декабря 1734 г., «разсуждая о содержании здешних школ, что в тех школах ученики обучаютца словесному и арифметики, и иные отчасти и копированию чертежей, токмо в знаменовании тех школьников обучать некому, согласно определили: в Правительствующий Сенат послать доношение, чтоб для оной науки повелено было прислать из учеников Академии[и] наук в знаменовании искусного одного человека» [ГАСО, ф. 24,оп., 12, д. 215, л. 715]. Поскольку Татищев при новом назначении получил право обращаться по всем важным вопросам непосредственно в Кабинет министров и к Анне Иоанновне, 2 января 1735 г. он лично просил кабинет-министров о присылке учителя знаменования, а также архитектора: «Також весьма нам нуждно иметь здесь для научения детей знаменования, а для надзирания в каменных строениях архитектора, каковы из обученных при Академии, мню, способны найдутся. А понеже нам архитект не столько для украшения, сколько для укрепления нужен, то прошу, чтоб повелено было прислать такого, которой бы уже практику имел» [РГАДА, ф. 248, оп. 17, д. 1133, л. 63]. На Урале ежегодно вводились в строй новые заводы, плотины, строились крепости, активно обустраивался и Екатеринбург, ставший столицей горного края, здесь возводилось много общественных зданий, шло бурное частное строительство, поэтому просьба о присылке архитектора была вполне уместной.
В тот же день Татищев составил инструкцию посылавшемуся в Саксонию на поиск мастеров гитенмейстеру Улиху, служащему уральских заводов, которому поручалось нанять трех учителей для открывавшихся школ латинского и немецкого языка, один из которых «чтоб в мафематике и знаменовании мог обучать» [см: Там же, оп. 22, д. 1528, л. 27 об.], т. е. Татищев предполагал обучать рисованию и учащихся немецкой школы, куда собирался привлечь в первую очередь детей горных офицеров, управителей заводов и мастеров. Ясно, что в подготовке будущих специалистов рисование должно было, по мысли Татищева, занять достойное место, не случайно он включил этот предмет и в программу обучения четырех уральцев, которых Улиху поручалось определить в гимназию Академии наук.
Но кабинет-министры рассудили, что достаточно будет одного человека, который мог бы исправлять должность архитектора и одновременно обучать детей. Именным указом от 25 апреля 1735 г. Татищеву сообщалось, что Академии наук повелено представить архитектора для учения детей знаменованию и укрепления строений [см.: Там же, оп. 17, д. 1133, л. 258 об.]. В самом этом повелении, отправленном из Кабинета министров в Академию 29 апреля, приказывалось представить архитектора для посылки на заводы «к обучению тамошних обывателей детей».
Академия наук располагала единственным архитектором, в услугах которого нуждалась сама, и до осени 1735 г. никаких шагов в поиске архитектора, видимо, не предпринимала. Президент Академии И. А. Корф 6 октября 1735 г. доложил кабинет-министрам о явке инженера Шварца, требующего службы, который «может и архитектурную должность отправить», он и был представлен Кабинету [Материалы., с. 801—802]. Через 10 дней Христоф Шварц подал прошение о принятии его на уральские заводы, подписавшись как «гамбурец», т. е. житель Гамбурга. Через полмесяца представил и собственноручные чертежи как свидетельство познаний в инженерной науке [Там же, с. 809, 813].
Между тем Улих сам подыскал кандидата на должность архитектора, но не представлял его в Сенат, ожидая предварительной санкции Татищева. Получив ее и узнав о Шварце, Улих 3 ноября сообщил в академическую канцелярию: «а знаменования учителя Дункеля я здесь приискал, который в Сибирь ехать охоту имеет». Улих просил Академию наук освидетельствовать как архитектора, так и учителя, чтобы он мог о них представить в Сенат, как ему приказывал Татищев [Там же, с. 816].
Академия признала Шварца годным в архитекторы. Дункель представил образцы своего рисовального искусства в «разных фигурах». Для более объективной оценки его способностей Академия привлекла живописца Кадетского корпуса Ведекена. И в отношении Дункеля академическое начальство приняло положительное решение [Материалы., с. 820—821]. Но ни архитектор, ни учитель на Урал так и не были отправлены по неизвестным причинам.
Проблему с учителем знаменования пришлось решать на месте. 3 ноября 1735 г. Татищев и члены Канцелярии заслушивали итоги переписи детей школьного возраста на горнозаводском Урале и наборе в Екатеринбурге 152 детей для обучения, назначили учителей, обучение знаменованию поручили Мирону Аврамову [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 12, д. 226, л. 12]. Но и после этого уральское начальство продолжало настаивать на присылке учителя вместе с архитектором из Петербурга: в феврале 1736 г. Татищев с А. Хрущовым, обосновывая невозможность сокращения должностей в новых заводских штатах 1735 г., как предлагал Кабинет министров, просили прислать еще ряд специалистов, в том числе отмечали: «в школу весьма нуждны учитель знаменования один, механики и архитектуры один или два.» [Там же, д. 229, л. 13].
Как видим, Татищев не отказался от идеи заполучить учителя из столицы, более того, аппетиты его выросли: он хотел иметь специальных учителей механики и архитектуры, т. е. намеревался ввести преподавание архитектуры в одной из школ Екатеринбурга (вероятно, в знаменованной). По сути, Татищев подхватил идею верховной власти об архитекторе-учителе. Параллельное использование архитектора по прямому назначению (для «укрепления строения») в целом не исключалось. Знание же основ архитектуры будущим заводским специалистам наверняка пригодилось бы. К тому же для преподавания архитектуры в Екатеринбурге имелась достаточная учебная база: в личной библиотеке Татищева, привезенной им в Екатеринбург, насчитывалось более 50 западноевропейских изданий по гражданской и военной архитектуре и рисованию на немецком языке. Заметим, основы архитектуры были включены Уставом народных училищ 1786 г. в программу обучения детей в главных народных училищах, открываемых Екатериной II в губернских центрах России. Для горнозаводского Урала, где в 30-е гг. XVIII в. велось широкое строительство, знания архитектуры были как нельзя кстати. Но Кабинет министров словно перестал замечать просьбы Татищева: ни архитектора, ни учителя знаменова- ния из столицы так и не прислали.
В Екатеринбурге с 1735 г. знаменование и основы живописи преподавал на протяжении 15 с лишним лет (до своей смерти в 1753 г.) Мирон Аврамов (исключая 1745—1747 гг., когда школа временно закрывалась). В справочнике А. В. Козлова о нем дается следующая краткая информация: «Мирон Васильевич Аврамов (1682—1753). Один из первых уральских графиков, живописец. Он обучался живописи и шпалерному делу в Петербурге. Затем исследовал месторождения минеральных красок на Урале (1726), работал живописцем на заводах Демидова (1730—1733), преподавал черчение, рисование и живопись в екатеринбургских школах (1735—1753). В 1753 г. обследовал месторождение краски темной мумии возле Сысерти» [Козлов, с. 6—7]. В. Н. Будрин отмечал, что Мирон Аврамов — тобольский беспоместный дворянин, с 1719 г. служил в солдатах, ему было 37 лет, когда его назначили учителем [см.: Будрин, с. 60].
Об Аврамове нам удалось выявить ряд документов, уточняющих этапы его деятельности до назначения учителем. В протоколах Берг-коллегии за декабрь 1721 г. о нем имеется такое решение: «живописцу Аврамову за ево искусство в живописном мастерстве, которое в Берг-коллегии объявлено, и дабы он к тому наипаки прилагал прилежание и наилутче, к прежнему ево окладу прибавить по рублю ж на месяц. и в Штатс-контор-коллегию в общем именном списке. как о протчих Берг-коллегии служителех будет посылатца, объявить имянно». Деньги выдавать на счет Кабинета, «понеже шпалерное дело содержится на кабинетных деньгах» [РГАДА, ф. 271, оп. 1. д. 90, л. 580 об.]. Видимо, Аврамов состоял на службе в Берг-коллегии, и в конце 1721 г. состоялось решение об обучении его шпалерному искусству для потребностей Кабинета Петра I либо об участии в этих работах. Аврамову тогда было 23 года. На Урале в 1726 г. он побывал временно: начальник заводов Геннин отмечал в указе 1728 г.: «в прошлом 726 году в бытность твою в Екатеринбурхе доношением ты меня просил, чтоб тебя к сысканию всяких красок на оные заводы определить» [ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 569, л. 641].
Указ Геннина об этом назначении был дан Аврамову 8 апреля 1728 г. в столице: «И того ради по получении сего Е. И. В. указу ехать тебе отсель в Сибирь на Екатеринбурские заводы и искать со всякою ревностию и радением всякие разные краски, которые ты в доношение ко мне объявил, да и сверх того какие сыскать можешь...». Найденные краски Аврамов должен был объявлять в Сибирский обер-бергамт для отправки в Берг-коллегию [см.: Там же]. На заводах Акинфия Демидова Аврамов работал в 1730—1733 гг. Вероятно, писал иконы. Может быть, некоторые из них дошли и до нашего времени как безымянные. Плохого живописца Демидовы вряд ли бы стали держать.
Когда по инициативе Геннина начала строиться каменная церковь Святой Анны в Екатеринбурге, в октябре 1733 г. в обер-бергамте он вынес единоличное решение: заблаговременно «писать надлежащие в ней быть образы и иконостас», пока «маляры» и резчики, затребованные у митрополита Тобольского и Сибирского Антония, не прибыли в Екатеринбург, вызванному с демидовских заводов Аврамову готовить холст на «образы», прикреплять его к рамам, грунтовать. Для этого подобрать «особливую квартиру», топить ее, дать свечи. Холст сшивать находящимся под караулом женкам или «присыльным» за указную плату. Для помощи в изготовлении грунтовых красок дать из школьников одного человека. Аврамову платить по 4 руб. в месяц, школьнику — по 2 коп. на день, ставить деньги на церковный счет в 2 тыс. руб. [ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 569, л. 637—638 об.] Таким образом, Аврамов во второй раз был нанят Генниным в связи со строительством новой церкви. Примечательно, что «образы» и иконостас должны были делаться «по учиненному от него, генерала-лейти[н]анта, абрису», т. е. по его рисунку.
В ноябре 1733 г. был отправлен в контору Коммерц-коллегии в Москву заказ на краски и на двух «знающих силу в тех красках людей». Но краски так и не прислали, поэтому в марте 1734 г. был отправлен нарочный в Москву к приказчику Демидова и к фабриканту Томилину с просьбой о красках, но ни золота, ни серебра достать так и не удалось. Из-за этого работы по написанию икон в Екатеринбурге с июля 1734 г. приостановились и вновь начались лишь через полтора года — в декабре 1735-го.
Об этом стало известно из протокола заседания Канцелярии от 19 декабря 1735 г. в связи с прошением Аврамова о выплате ему жалованья по окладу, какой был определен «во время письма образов в здешную церковь» [ГАСО, ф. 24, оп. 12, д. 227, л. 208]. Видимо, с возобновлением этих работ Аврамов и подал такое прошение. По справке оказалось, что он «был на воле» с июля 1734 г. до 3 ноября 1735 г., до назначения учителем знаменованной школы, т. е. из-за отсутствия красок перестал получать жалованье из казны. К тому же в апреле 1735 г. Татищев приказал строительство церкви прекратить, «для малости оной разобрать» и построить новое здание. В связи с этим Аврамов сдал оставшиеся у него краски и «образы»; уже «отделанные» были приняты в церковь, «неотделанные» — в заводскую контору [Там же, д. 219, л. 155].
Ясно, что и в XVIII в. художник считался человеком вольной профессии: перестал работать, хотя и не по своей вине, — не стало и жалованья. «Простой» у Аврамова длился 15 месяцев. Члены уральской Канцелярии во главе с Татищевым решили: жалованье ему за те месяцы, что не был у церкви, не давать, «ибо он тогда, может, работал постороннее, для того, что был свободен». На учительской должности ему положили те же 48 руб. в год, с 1736 г. — 60 руб., как планировалось новыми штатами [Там же].
Став учителем, Аврамов продолжал использоваться и как живописец для заводских нужд, писал иконы. Как уже отмечалось, через месяц с начала занятий в школе он просил выдать ему разных красок для письма «образов» [Там же, д. 227, л. 248]. В июле 1736 г. он требовал краски умбры 3 фунта и «пристойного числа» конопляного масла для покраски дверей и окон в новом загородном доме Татищева, выстроенном на том самом месте, где сейчас стоит церковь Вознесения [Там же, оп. 1, д. 234, л. 123—124]. Видимо, рядовым малярам эту работу решили не доверять. Аврамов писал иконы и для строящейся на Сысертском заводе церкви во имя святых Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы. В январе 1736 г. начальство поручило ему «на царские двери зделать рамы. а к рамам двери написать на полотне», «местных икон» отделать две: «Рождества Богородицы, Сретения Христова, да написать Симеона Богоприимца, и Анну Пророчицу»; «для скорости в письме» Аврамову определили в помощь «вольного иконника» [Там же, д. 228, л. 165—166]. Через год, в январе 1737 г., учителю поручили для этой церкви «иконы и протчее, кроме образов в иконостас, написать» (для иконостаса уже имелись к тому времени иконы). Под «прочим» подразумевались, видимо, «царские южные и северные двери», о росписи которых речь шла в этом же документе [Там же, д. 240, л. 241].
3 ноября 1735 г. он был назначен учителем, 22 ноября Аврамов затребовал «припасы» для обучения школьников, которые ему были выданы из
Канцелярии [ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 226, л. 167], с 24 ноября начались занятия: это число указано в ведомостях школьников как время «вступления в науку». Аврамову дали из арифметической школы 4 учеников — сыновей молотовых мастеров Ивана Борисова и Андрея Оберехтина, сына молотового подмастерья Ивана Юдина и солдата Семена Звонарева [Там же, д. 625, л. 192]. Ученики были уже зрелыми юношами 18 и 20 лет. По-видимому, их отобрали как наиболее способных к рисованию и живописи.
Следующее пополнение школы произошло через год, в сентябре 1736 г. снова направили четверых (уже из словесной школы): сына мастера Ивана Денисова, детей молотовых подмастерьев Кирилла Шагова и Тита Михалева (12-летних), капральского сына Гаврилу Панаева (15 лет). В мае 1739 г. поступило еще семеро из арифметической школы (трое детей мастеров, дети кузнеца, капрала, солдата (12—14 лет): Агап Палкин, Павел Барышников, Иван Мокроносов, Петр Коптелов, Степан Лопаницын, Егор Сунгуров [Там же, д. 857, л. 120].
Судя по аттестатам учеников знаменованной школы, они посещали в определенные часы арифметическую школу и параллельно с рисованием осваивали математику. Умения учеников видны из их «удостоинств» и аттестатов, дававшихся учителем в связи с подачей ими прошений об увеличении жалованья или определении к делам. Так, об Иване Денисове в 1742 г. Аврамов показал, что он «набело» «книги рисовальные» «прорисовал» все три части, а также «волдеевы фигуры». «Из иных книг рисовал и тушевал царские персоны и разные фигуры из евангельских притчей, к тому ж рисовал монстров и другие разные фигуры в Главную Канцелярию и в аптеку здешную, о чем и в Канце- лярии[и] не без известно есть, под которыми он, Денисов, и подписывался. Оной же Денисов обучает арифметики пяту[ю] статью и в письме своем исправен и во всей помянутой науке против своей братьи учеников искуснее и в том деле силу знает лутчее» [Там же, д. 2321, л. 55]. О Кирилле Шагове в том же 1742 г. учитель отмечал, что и он «волдеевы фигуры», «цветы» и «другие фигуры» рисовал в аптеку [Там же].
Петр Коптелов писал о себе в 1749 г.: обучился «знаменовать, и тушевать, и грунтовать, и подмалевать, и на подмалевку краски составлять и позолотить, ныне состою в твержении трегонометрии, копирование чертежей и тушевать обучаюсь, сочинению планов, профилей и прешпектов, а в живописном обучаю[сь] отжив- ке» [Там же, д. 1248, л. 440—441]. Ученики знаменованной школы использовались в случае срочных работ в помощь чертежным для копирования планов заводов и рудников. В 1741 г., например, в школу выдавались бруски чернил и карандаши для «сочинения машинных и прочих чертежей» [Там же, д. 907, л. 441].
Основным учебным пособием в школе являлась книга И. Д. Прейслера (1666—1737), главы Нюрнбергской академии живописи, изданная в переводе на русский язык (с параллельным текстом на немецком) академической типографией в 1734 г., — «Основательныя правила, или Краткое руководство к рисовальному художеству». Она состояла из трех небольших по объему частей (от 10 до 22 страниц), каждая имела по 18 листов иллюстраций [см.: Сводный каталог, с. 469]. Это было первое руководство по изобразительному искусству, изданное на русском языке, которое должно было привить ученикам навыки рисования с натуры. Не случайно Академия наук ходатайствовала перед Сенатом о распространении этого издания в школах России в качестве учебного пособия [Луппов, с. 81]. Книга переиздавалась в 1734 , 1781 и 1795 гг. и, как отмечают специалисты, играла «.огромную роль в художественном образовании на протяжении всего XVIII в.» [Гравировальная палата, с. 14]. Судя по школьным ведомостям, обучение начиналось с последовательного прорисовывания изображений человеческого тела, имевшихся в этой книге.
В Государственном архиве Свердловской области нами выявлен уникальный документ, поданный в Канцелярию Главного правления заводов библиотекарем Лаврентием Сехтингом в мае 1740 г., — рапорт о книгах, взятых из Екатеринбургской библиотеки и не возвращенных, несмотря на его напоминания [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 2321, л. 222—226 об.]. Сехтинг просил Канцелярию, «чтоб повелено было объявленные книги собрать и возвратить по-прежнему в библиотеку, ибо у иных неоднократно просил, но оные их не присылают».
Рапорт Сехтинга дает нам представление о круге литературы, использовавшейся в знаменованной школе. Учитель Мирон Аврамов оказался среди наиболее активных пользователей казенной библиотеки. В знаменованную школу «для обучения» Аврамов взял в апреле 1737 г. 11 томов книг. Среди них были специальные труды по живописи и архитектуре, числившиеся в каталоге библиотеки Татищева, оставленной им в июне 1737 г. в Екатеринбурге, перед отъездом к новому месту назначения в Самару в качестве главы Оренбургской экспедиции. Эти книги уже хранились в помещении казенной библиотеки, но, отметим, являлись личной собственностью Татищева. Среди них — двухтомная «Кирхнерава живопись». В библиотеке Татищева числилось двухтомное издание «Kunst pforte» (Врата в искусство) в двух частях под № 510. Как нам удалось установить по электронным каталогам библиотек Германии, ее автор — J. Kanold. «Кирхнерову живопись», к сожалению, атрибутировать не удалось.
«Перспектива хитрости наук» Шублера, зарегистрированная в каталоге библиотеки Татищева под № 332 как «Schublers persctivische Zeichen Kunst, pars 1, 1719; pars 2, 1720. Nurnb[erg]», — это двухтомный труд немецкого художника и скульптора Иоганна Шублера (1689—1741), в котором излагались правила овладения искусством перспективы — изображения на поверхности предметов в соответствии с кажущимся изменением их величины, четкости, обусловленным степенью их отдаленности от зрителя; правила построения изображения трехмерных предметов на плоскости, которые необходимы как архитекторам, так и художникам. Более половины первого тома занимали рисунки (47 листов). Богато иллюстрирован был и второй том
«Декерова. Архитектура цивялис» («Deikers Furstlicher Baumeister oder architectura Civilis, pars I. Augsp[urg], 1711», КБТ № 329) — это сочинение немецкого архитектора Пауля Деккера (1677—1713), известного в Германии как теоретика архитектуры, автора нескольких классических и барочных проектов, опубликованных в «Княжеском архитекторе». Книга имела 60 гравированных на меди иллюстраций, которые, по-видимому, и перерисовывали ученики.
«Кларацей. Арс пектория, в лист» — какое-то специальное руководство по искусству рисования, числившееся в каталоге татищевской библиотеки под № 361 («Klarakzii ars pictoria»), в переплете с двумя книгами: «Kromsemers Reis u[nd] Zeichnungs Buch» («Книга чертежей и рисунков») и «Weigels schnriste Blihmen» («Красивейшие цветы»). Первые две книги конволюта идентифицировать нам так и не удалось, третья — это «Der Flora schonster Garten-Schmuck: T. 2 ; ...das ist Ausbund auBerlesener schoner Blumen... / Johann Christoph Weigel., без места и года издания ^м.: GBV]. Книга редчайшая, ее 1-й том не числится ни в одной из библиотек Германии.
Были также взяты и другие книги, имевшие богатые иллюстрации. Это «Описание коронации» Анны Иоанновны (М., 1730) с 14 гравюрами, среди которых портрет императрицы, изображение короны, державы и скипетра; виды Успенского собора, в котором проходила коронация, и Соборной площади, заполненной народом; изображение фейерверка, устроенного в честь этого события, и др. Учитель взял и один из 7 томов «Анналов Фердинанда» Ф. Х. Ке- венгиллера (1584—1650) о жизни курфюрста Бранденбурга Фердинанда (1578— 1637), лейпцигское издание 1720-х гг. на немецком языке, имевшее замечательные гравюры исторической тематики, в частности изображения крепостей, битв, виды городов. Взял Аврамов и «Аугспурскую золотую резьбу», числившуюся в каталоге татищевской библиотеки как «Augspurgische Gold Arbeit» (№ 334). В электронных каталогах Германии по ключевым словам «Gold Arbeit» отыскивается только книга Давида Баумана «Ein neues Buch von allerhand Gold- Arbeit...», изданная в Аугсбурге в 1695 г., в которой раскрывались различные техники работы с золотом.
Все эти книги принадлежали Татищеву и были взяты Аврамовым в апреле 1737 г., т. е. до отъезда Татищева с Урала. Поэтому можно с уверенностью говорить, что Татищев как владелец книг разрешал Сехтингу выдавать свои книги учителям, позволял использовать иностранные издания для преподавания в школе, несмотря на то, что это были дорогие книги. Примечательно, что наряду с этими западноевропейскими изданиями в апреле 1737 г. учитель взял и 3 «тома» книги И. Д. Прейслера (три части книги не были переплетены, поэтому и числились за учителем как три «тома»). Поскольку первый экземпляр книги Прейслера для казенной библиотеки Екатеринбурга был выдан из Книжной палаты Академии наук лишь в феврале 1736 г., причем в переплетенном виде, еще 4 экземпляра прибыли 30 июля 1739 г. вместе с уральцами, обучавшимися в гимназии Академии наук [см.: Сафронова, 2002, с. 353, 362]. Можно предположить, что обучение в знаменованной школе с самого начала велось по какому-то другому экземпляру книги Прейслера, также принадлежавшему Татищеву. Ряд изданий он имел в двойных экземплярах, и далеко не все книги татищевской библиотеки вошли в ее каталог 1737 г. [см.: Сафронова, 2008, с. 279— 292]. Только Татищеву могла принадлежать и книга, упоминаемая в аттестате ученика Денисова, с которой тот перерисовывал некие «волдеевы фигуры». Наша попытка найти сведения об этом издании не увенчалась успехом.
Из росписи должников библиотеки 1740 г. следует, что учитель Аврамов обращался к Татищеву за нужной книгой и непосредственно: «1737 году взято живописцом Аврамовым у его превосходительства 1) Ниренбергскую немецкая личная Библия в 2 листа», — записал Сехтинг [ГАСО, ф. 24. оп. 1, д. 2321, л. 223]. Это единственное указание на передачу книги самим Татищевым. Видимо, Библия находилась у него на дому.
Вероятно, иллюстрированная Библия помогала Аврамову не только в обучении живописному делу своих питомцев, но и в росписи церквей, в частности, церкви на Сысертском заводе. Примечательно, что в июле 1738 г. Аврамов взял второй том этой Библии, изданной в Нюрнберге в 1720 г., уже у Сехтинга [ГАСО, ф. 24. оп. 1, д. 2321, л. 223 об.]. Академик РАХ С. В. Голы- нец в работе, посвященной уральской иконописи, отмечал: «Уральские иконописцы, без сомнения, знакомились с изданиями типа лицевых Библий (например, с “Нюрнбергской немецкой Библией”) или типа шеститомной “Аугсбургской золотой резьбы” с образцами для ювелиров, скульпторов и столяров» [Голынец, с. 210]. А ведь эти книги, Библия и «Аугсбургская золотая резьба», оказавшие определенное влияние на уральское иконописание, были из библиотеки Татищева.
Однако этих 15 книг учителю было недостаточно, и в апреле 1739 г. он взял «Боклереву Фантальную хитрость», в декабре на него была записана «Краусо- ва Хисторициская в лицах Библия» [ГАСО, ф. 24. оп. 1, д. 2321, л. 223 об., 224, 226]. Хотя эта книга Боклера не числится в каталоге библиотеки Татищева, она могла принадлежать только ему, т. к. списки поступлений книг в казенную библиотеку в эти годы нам известны, каталог же неполон. В первой партии литературы, переданной Татищевым по приезде на Урал в пользу заводов за плату, имелась другая книга этого же автора, известного немецкого архитектора и инженера Георга Боклера (1644—1698), — «Механика верная» [см.: Сафронова, 2009, с. 201]. В списке книг Екатеринбургской библиотеки, составленном по запросу Генерал-берг-директориума в 1739 г., числится «Boeiklers bau und Wasser-Kunst. Nberg. In Fol.» [ГАСО, ф. 24. оп. 1, д. 820, л. 913, № 22]. Описание этой книги мы нашли в электронных каталогах библиотек Германии: «Nova architectura curiosa: das ist: Neue, Ergotzliche, Sinn und Kunstreiche, auch nutzliche Bau- und Wasser-Kunst / Georg Andreas Boeckler. Nurnberg : Helmers, 1704». Могли быть и более ранние издания: 1664, около 1665 или 1670, 1701 гг. [см.: BVB]. В книге Боклера при 82 страницах текста имелось 228 таблиц- иллюстраций, некоторые из них, видимо, и перерисовывали ученики.
Вторая книга, облюбованная учителем (иллюстрированная Библия), прибыла в Екатеринбург в составе партии книг из Самары. Это«Historische Bilder- Bibel : welche besteht in funff Theil, Als: Erster Theil, der Patriarchen, Ander Theil, der Richter in Israel, Dritter Theil, der Konige in Jerusalem, Vierdter Theil, der Propheten, Funffter Theil, der Apostel / gezeichnet und in Kupffer gestochen von Johann Ulrich Kraussen. Augspurg, 1700. [135] Bl. : Ill».
Таким образом, на руках учителя знаменованной школы числилось по меньшей мере 15 томов, а учитывая 3 переплетенные вместе книги, 17 изданий. Поскольку в школе в эти годы имелось не более 10 учеников, можно говорить о хорошей обеспеченности их литературой, как учебной, так и иллюстративной. На требование вернуть книги в библиотеку, учитель Аврамов объявил в августе 1740 г.: «оные книги у него все налице при школе и ко обучению детей ему впредь надобны» [ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 2321, л. 232].
На 1750 г. для обучения знаменованию было затребовано 3 книги «краткого руководства к рисовальному художеству Прейслерова» и «французские фигуры». Члены Канцелярии решили, что пособия Прейслера следует заказать в Берг-коллегию, а «фигуры к рисовальному делу неспособны». Аврамову предписывалось «из архитектурных и прочих книг, которых при библиотеке довольно находится, выбрав способные, срисовать довольное число аккуратно и по регулом рисовального художества, и те ученикам для навыкания предложить» [Там же, оп. 12, д. 396, л. 190].
Для обучения нужны были карандаши, кисти, краски. С конца 1735 г. списки на припасы, необходимые школам в следующем году, подавались члену канцелярии Юдину, он оформлял сводные требования. В декабре 1735 г. «к живописному делу» было затребовано 28 названий красок, кисти хорьковые большие, средние и малые 200, три барсучьи кожи; по 5 фунтов: щетин свиных, охры турецкой темной, скипидару, к рисованию карандашей красных и черных; хвостов хорьковых «пятков», александрийской бумаги 3 дести (десть — 24 листа), картузной — 6 [Там же, оп. 1, д. 624, л. 20 об. —21]. Татищев вместе с А. Хрущовым приказали: краски, «каких нет здесь», карандаши, хорьковые хвосты купить на Ирбитской ярмарке, бумагу — в Москве [см.: Там же, оп. 12, д. 228, л. 108]. На 1737 г. учитель затребовал до 30 цветов красок, в том числе две «венецианской», умбру немецкую и турецкую, но члены Канцелярии уменьшили число красок наполовину, как и большинство других припасов. Решено было купить щетинок свиных 10 фунтов, шелку китайского на вязание кистей 5 золотников, мыла 10 фунтов, золота червонного 3 «книги», в 20 «книгах» серебра было отказано. Утиных крыльев решено было купить 30 штук, как и просил учитель, гусиных же 30 вместо 50 и лебяжьих 10 вместо 20 [см.: Там же, оп. 1, д. 693, л. 13—14].
На 1745 г. запрашивалось бумаги «на рисовку и тушевку» 12 дестей (№ 1), «александрийской на тушевку» — 12, «картузной серой на подкладки ученикам 8 листов», «мелу белого для рисовки» 5 фунтов, 40 хорьковых хвостов, клею на кисти 1 фунт, «барсуков на кисти и на фленцыи 2», ниток на кисти 1 фунт, дюжина толстых карандашей и т. д. Отдано было и 6 скамей в починку [Там же, д. 1035, л. 31—32].
Иногда Аврамов заказывал припасы дополнительно: в октябре 1737 г. просил выдать 70 свечей «для остережения книг» и прочих, «имеющихся при школе припасов и картин»; плиту, изготовленную на гранильной фабрике, отполировать и передать школе для растирания красок [Там же, д. 691, л. 223]. Летом 1749 г. были заказаны на Ирбитскую ярмарку карандаши, чернила, хвосты хорьковые и беличьи для изготовления кистей, но до сентября их не купили, из-за этого в обучении произошла остановка. Поэтому решено было купить у купца в Екатеринбурге, хотя и дороже, половину карандашей, чернил 30 брусков, часть хвостов; заказать хвосты и на ярмарку, а 24 карандаша и 2 коробки чернил — в Берг-коллегию [ГАСО, ф. 24, оп. 12, д. 392, л. 228—229].
В июне 1745 г. в условиях нехватки людей начальство назначило Аврамова лесным надзирателем на Сысертский завод, работа школы приостановилась. Но в октябре 1746 г. президент Берг-коллегии А. Томилов во время пребывания на
Урале приказал возобновить занятия в знаменованной школе, а на Сысертский завод послать другого человека [Там же, оп. 12, д. 349, л. 111; д. 50, л. 505].
После скоропостижной смерти Аврамова (он заболел во время обследования месторождения красок в Сысерти в мае 1753) обучать школьников поручено было его лучшим ученикам — Ивану Морозову и Егору Южакову, «с переменою». С июня 1754 г. занятия стал вести Южаков, назначенный официально подмастерьем с жалованьем 18 руб. в год [Там же, д. 449, л. 12]. В декабре 1757 г. жалованье ему было повышено до 24 руб., т. к., будучи подмастерьем, он продолжал совершенствовать свое мастерство. Знание арифметики, геометрии, умение рисовать планы и делать чертежи, рисовать и тушевать на бумаге Южаков дополнил навыками грунтовать на дереве и холсте, «подтушевать, помалевать, вызолотить и отживить из масла (хотя не так, чтоб против чистой живописной работы умеет).» [Там же, д. 491, л. 62—65]. В 1762 г. Южаков был послан в Петербург для сопровождения каравана с мраморными изделиями и как специалист высокого класса оставлен на время в Берг-коллегии. Президент Берг-коллегии И. А. Шлаттер, автор «Обстоятельного наставления рудному делу», поручил ему роспись красками «по изданным им. чертежам плавильным и прочим горным печам и другим вещам моделям по содержанию каждого качества.». Эту работу не мог выполнить живописец Академии наук, Южаков же раскрашивал модели на пробу «не хуже академического живописца» [Козлов, с. 175—176].
Выпускники школы знаменования использовались в качестве помощников геодезистов при проведении ими картографических работ: Оберехтин в марте 1737 г. был послан с В. Шишковым для этого в Казанское начальство, Звона- рев в 1739 г. определен в ученики геодезии. Борисова в 1739 г. направили к камнерезным делам мастеру Рейнеру, Шагова — в 1744 г.; Михалева в 1745 г. — к доменному уставщику [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 692, л. 509; д. 1035, л. 65— 67; д. 1076, л. 296]. Палкина и Коптелова начальство отказалось определить к мастерствам по их просьбе в 1746 г., приказало «доучиваться наукам»; в 1747 г. отказало распределить в кузницу и к слесарному делу. В 1748 г. Сунгуров и Коптелов просили определить их учениками резчика на Екатеринбургский монетный двор, куда требовались два человека с навыками рисования, но начальство решило направить туда менее способных Палкина и Пазникова. В 1750 г. Палкин и Денисов были определены в ученики инструментального дела, параллельно должны были совершенствовать свои познания в геометрии, тригонометрии, знаменовании, для чего по часу ежедневно обучались этим предметам в школе. Коптелова зачислили в маркшейдерские ученики, а в 1750 г. произвели в ундер-шихтмейстеры Екатеринбургского завода [ГАСО, ф. 24, оп. 12, д. 351, л. 280—281; д. 374, л. 347—348; д. 405, л. 105—107; д. 402, л. 130].
Воспитанник Аврамова Егор Сунгуров в 1749 г. был представлен надзирателем школ Ф. Санниковым на должность подмастерья знаменования и «малевания» в помощь учителю. В школе было уже более 20 учащихся, к тому же для обучения рисованию должны были приходить все ученики арифметической школы, приступившие к геометрии. Но поскольку Берг-коллегия молчала на представление уральского начальства о назначении новых учителей, Сунгурову поручили «смотрение иметь. над каменною мраморною фабрикою и при том самому тому каменному делу и вождению машин практикою обучаться». В 1751 г. он официально был назначен смотрителем первой камнерезной фабрики Екатеринбурга [ГАСО, ф. 24, оп. 12, д. 389, л. 108—110; д. 411, л. 35].
Деятельность школы рисования сыграла большую роль в подготовке специалистов для горных заводов — маркшейдеров, геодезистов, чертежников. Кроме того, ее выпускники направлялись и к новому для Урала мастерству — камнерезному делу. За короткий срок школа воспитала собственных рисовальщиков и живописцев, способных обучать молодежь. Навыки знаменования уральских школьников по достоинству были оценены и в столице. Не случайно в 1749 г. в Петергоф на шлифовальную мельницу для обучения («как машины удержать и ими действовать») были взяты 6 учащихся екатеринбургских школ и «совершенно обучены» «содержанию машин и действованию», шлифованию и полированию агатов и прочих камней. В 1757 г. Кабинет императрицы Елизаветы Петровны затребовал в столицу к камнерезному делу уже 20 учащихся екатеринбургских школ, знающих геометрию, от 15 до 20 лет. Среди отправленных были и ученики, которые «знаменования, рисовать и тушевать исправно» умеют (Д. Левзин, С. Вонявин), «знаменования совершенно рисовать умеют» (Л. Морозов, Ф. Иванов, Н. Кайгородов) [Там же, оп. 1. д. 2321, л. 963].
Список литературы
Будрин В. Н. Горнозаводские школы Урала в XVIII в. и в начале XIX в. // Материалы второй науч. конф. по истории Екатеринбурга-Свердловска (26—29 мая 1948 г.). Свердловск, 1950.
ГАСО. Ф. 24. Оп. 1, 12.
Голынец Г. В. Невьянская икона: традиции Древней Руси и контекст Нового времени // Невьянская икона. Екатеринбург, 1997.
Гравировальная палата Академии наук XVIII века. Л., 1985.
Козлов А. Г. Творцы науки и техники на Урале XVII — начала XX века. Свердловск, 1981.
Луппов С. П. Книга в России в послепетровское время (1725—1740). Л., 1976.
Материалы для истории Имп. Академии наук. СПб., 1886. Т. 2.
РГАДА. Ф. 248. Оп. 17, 22; Ф. 271. Оп. 1.
Сафронова А. М. Екатеринбургская библиотека Татищева: реконструкция состава в свете данных новых источников // Россия и мир: панорама исторического развития : сб. науч. ст., посвящ. 70-летию ист. фак. УрГУ им. А. М. Горького. Екатеринбург, 2008. С. 279—292.
Сафронова А. М. Передача Татищевым книг в пользу Уральских заводов в 1734 г. // Изв. Урал. гос. ун-та. Сер. 2, Гуманитар. науки. 2009. № 1/2 (63). С. 201.
Сафронова А. М. Поступления книг на иностранных языках в Екатеринбургскую библиотеку горного ведомства в 1735—1739 гг.: публикация документов // Документ. Архив. История. Современность : сб. науч. тр. Вып. 2. Екатеринбург, 2002.
Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века (1725—1800). М., 1964. Т. 2. С. 469.
Татищев В. Н. Избранные произведения. Л., 1979.
BVB: Bamberg, Staatsbibliothek [Электронный ресурс]. URL: http://www.staatsbibliothek- bamberg.de
GBV: Gemeinsamer Bibliotheksverbund [Электронныйресурс]. URL: www.gbv.de
|
