Политика миланских дипломатов при дворе Максимилиана I в 1494-1495 годах
Р.В. Фурцев
В статье с использованием системного и историко-сравнительного подходов анализируется дипломатическая практика представителей Лодовико Моро при дворе Максимилиана I в период начальной фазы Итальянских войн. Автор раскрывает основные цели и задачи миланских послов и показывает способы их достижения. Рассмотрены структура, механизм и особенности функционирования миссий Милана в ходе решения внешнеполитических проблем, главной из которых являлся вопрос военного сдерживания Франции с опорой на союз с империей.
В современных условиях европейской интеграции несомненный интерес вызывает исследование процесса политического становления и развития европейских государств, что неразрывно связано с изучением истории международных отношений на континенте. Конец XV века стал важным рубежом в истории Европы: на смену Средневековью приходит Новое время. В этот период изменяются границы, формируются новые коалиции, происходит кардинальная перестройка политического ландшафта. Аспекты внешней политики любой страны особенно четко вырисовываются во время международных конфликтов, что дает возможность более детально проследить весь ход дипломатических отношений. Знаковым событием в Европе в 1494-1495 годах стала итальянская кампания французского короля Карла VIII. Поскольку в ту эпоху одним из ключевых игроков на европейской политической сцене выступал Максимилиан I Габсбург, то многие государства Италии искали с ним союза ради сдерживания французской экспансии. Не был исключением и правитель Милана Лодовико Сфорца по прозвищу Моро, развивший бурную дипломатическую деятельность для достижения собственных целей. Весомым фактором внутренней политики империи, оказавшим, однако, существенное влияние на внешнеполитическую ситуацию в Европе, явился в эти годы Вормсский рейхстаг, который привнес новую динамику в развитие империи, что не в последнюю очередь связано с попытками сословий провести реформы государственного управления и создать себе более прочную основу во взаимоотношениях с Габсбургом.
По сравнению с посольствами других итальянских государств дипломатическая миссия Милана при дворе Максимилиана I в середине 90-х годов
XV века была представлена значительно большим числом как официальных лиц, так и разного рода агентов, информаторов и лоббистов, что объяснялось немалыми финансовыми ресурсами миланского правителя Лодовико Сфор- цы. Ведущими дипломатами, отстаивавшими интересы Милана в империи в данный период, были Эразмо Браша и Анджело Фиоренца [2: p. 445]. Бра- ша, пользовавшийся особым доверием Габсбурга, с осени 1494 года действовал в качестве постоянного представителя Сфорцы при королевском дворе и располагал целым штатом сотрудников, помогавших ему выполнять официальные поручения в отношениях с монархом и имперскими сословиями. Среди помощников Браши прежде всего стоит упомянуть его родного брата Санкто, а также Бальтазара Пустерлу и Джованни Марлиано. Эта тройка активно участвовала в дипломатической подготовке герцогской инвеституры Лодовико. Причем если Пустерла и Марлиано присутствовали на Вормсском рейхстаге в роли наблюдателей лишь в начальной фазе работы имперского собрания, то Эразмо Браша и особенно Фиоренца принимали участие в заседаниях рейхстага вплоть до принятия заключительной резолюции [7: №1578a, p. 169]. Официальным дипломатическим статусом обладал и секретарь королевы Бьянки Марии Джованни Колла, с мая-июня 1495 года находившийся в непосредственном окружении главы империи.
Кроме того, постоянные представители либо эмиссары Сфорцы при дворе эрцгерцога Филиппа в Нидерландах также косвенно или напрямую (если Максимилиан I сам находился в тех краях) могли вступать в контакт с монаршим двором. Поэтому Лодовико придавал большое значение бесперебойному функционированию своей миссии в Бургундии и Нидерландах, в том числе и для решения политических вопросов в координации с миланскими дипломатами в Германии. Так, в ноябре 1494 года посол Милана при дворе эрцгерцога Филиппа Маффео Пировани получил от Моро распоряжение оказать поддержку Эразмо Браше в его переговорах о герцогской инвеституре во время пребывания Максимилиана I в Антверпене [7: №1161, p. 122]. Из-за стратегической важности нидерландских областей, служивших мостом между империей и Францией, Англией и скандинавскими королевствами, направляемые туда дипломаты должны были обладать почти идеальными профессиональными и личными качествами, чтобы организовать и оптимально использовать беспрепятственный обмен информацией. Наконец, послы Максимилиана I после выполнения их миссии при французском дворе зачастую возвращались в империю через Фландрию, Брабант и Бургундию, что тоже давало миланским дипломатам возможность получить некоторые актуальные сведения.
Также и французские послы, курсируя между Парижем и Вормсом, проезжали через эти области, чем успешно пользовались представители Милана для расширения собственных контактов и сферы влияния путем активной дипломатической коммуникации, особенно если французов в их поездках сопровождали миланские агенты. Например, в апреле 1495 года посол Карла VIII Юмбер де Батарне прибыл в Вормс вместе с агентом Сфорцы Корнелиусом Нибья, который еще в Париже установил связь с этим французским дипломатом и сумел расположить его к интересам и желаниям правителя Милана. Хотя такие агенты и шпионы действовали скорее неформально, но тем не менее во многих европейских столицах их признавали и даже общались с ними на полуофициальном уровне.
Поскольку основная сфера деятельности агентов заключалась в оказании помощи официальным представителям Милана, что предполагало тесное взаимодействие между послами и шпионами, то нередко агенты рекрутировались из числа родственников и друзей дипломатов. В этом смысле показателен пример еще одного члена семьи Браша — Томазо, который в марте 1495 года по поручению своего брата Эразмо организовал через миланских торговцев и банкиров во Фландрии денежные переводы в королевскую казну. К тому же за несколько месяцев до этих событий Томазо уже был вовлечен в разрешение ленно-правового спора между Миланом и Монферратом по поводу крепости Инчизы, причем на официальном уровне переговоры вели его братья Эразмо и Санкто [6: p. 374].
Кроме того, в роли неформальных наблюдателей и агентов при дворе Габсбурга выступали также лица непосредственно из семейного круга Сфорцы, причем главным образом они попадали в окружение Максимилиана I в качестве придворного персонала королевы Бьянки Марии, племянницы Лодовико. Однако их поступки не всегда соответствовали желаниям миланского правителя, что наглядно показывает скандал, произошедший в конце 1494 года вокруг придворной дамы и родственницы королевы Виоланты Каймо и ее супруга, королевского советника Пьетро. Согласно сведениям Эразмо Браши и Джованни Коллы, Ви- оланта, узнав о внезапной смерти Джангалеаццо, повела себя подозрительно и попыталась настроить королеву против Лодовико. После того как Браша добился от Моро ее отзыва, супруги Каймо подали ходатайство Максимилиану I с просьбой остаться при дворе и в итоге получили согласие монарха [7: № 1236, p. 131]. Этот случай обнаруживает как трудности Лодовико в распоряжении своими агентами и доверенными лицами, так и возможности последних проводить при габсбургском дворе свою собственную политику. Особенно миланский персонал в придворном штате королевы из-за ее наивного, подверженного чужому влиянию характера, очевидно, больше занимался собственными делами и нуждами, зачастую даже в ущерб Сфорце, и полностью проконтролировать его из Милана было весьма затруднительно.
Большего успеха Моро достиг в использовании должностных лиц империи в собственных политических целях. Располагая, в отличие от испытывавшего перманентную нехватку средств Максимилиана I, значительными материальными ресурсами, Лодовико мог выплачивать им пенсии ради лоббирования миланских интересов, что было обычным явлением для той эпохи. Например, во время Вормсского рейхстага в отстаивании интересов Милана в различных вопросах особо выделялись бургундский казначей и королевский советник Жан Бонтан и влиятельный придворный канцлер Конрад Штюрцель [7: № 3458, p. 436]. Подобные «служебные отношения», базировавшиеся на выплате пенсий в обмен на лоббирование определенных интересов, могли сохраняться годами еще и потому, что вознаграждение от миланского правителя представляло собой для чиновников немецкого короля лучшую возможность заработка.
Итак, в политической рутине основные практические задачи выполняли постоянные послы и специальные уполномоченные, назначаемые нередко на долгий срок. Но для более полной защиты интересов Милана нельзя было обойтись и без придворных и чиновников, открыто получавших пенсии, а также действовавших тайно агентов и шпионов. На высшей ступени дипломатической иерархии стояли церемониальные послы, выполнявшие в первую очередь символические представительские функции в ходе торжественных государственных актов. На эти должности назначались, как правило, особо выдающиеся личности [4: p. 190]. На рейхстаге в Вормсе таким послом от Милана был гуманист и доктор гражданского и церковного права Джазон дель Майно, которому во время официального акта инвеституры Лодови- ко Миланом выпала честь произнести в Миланском соборе хвалебную речь в адрес новоиспеченного герцога [7: № 3446, p. 434]. А видные политические деятели Антонио ди Тривульцио и Франческо Висконти в марте 1495 года участвовали в подписании пакта о создании Венецианской лиги, представляя интересы Сфорцы. В официальных процедурах церемониальных послов всегда сопровождали поверенные в делах, что придавало церемониальным актам формально-деловой характер [4: p. 189]. Такие миссии с репрезентативными функциями были рассчитаны на короткий срок и, как правило, обозначали удачное завершение переговоров либо заключение договоров, которые сначала вели и вырабатывали профессиональные дипломаты.
В ходе Вормсского рейхстага миланские представители в основном вели консультации по четырем политико-юридическим и военным проблемам. Все они так или иначе сводились к вопросу укрепления власти Сфорцы в Милане: обеспечение его правовой легитимации в качестве герцога путем пожалования ему инвеституры, оборона границ миланского контадо с Францией, нейтрализация угрозы со стороны швейцарцев и оказание военной помощи Максимилиану I против французов во время ожидавшегося итальянского похода Габсбурга. Хотя в той или иной степени все миланские послы и агенты отстаивали интересы Лодовико в этих вопросах, но все же некоторым дипломатам были поручены особые задачи в рамках переговорного процесса. Так, Эразмо Браша с ноября 1494 года, когда он принес ленную клятву Максимилиану I за своего господина, работал над своим главным делом (causa principale) — опубликованием ленной грамоты [7: № 1235, p. 131]. Спецпосланники Марлиано и Пустерла, занимавшиеся с декабря 1494 года вплоть до самого акта пожалования проблемами инвеституры, четко придерживались указаний Браши, что скорее не соответствовало дипломатическим традициям в подобных случаях. Тем не менее Эразмо в одном из посланий Сфорце в апреле 1495 года из Страсбурга жаловался, что он чувствует себя стесненным в своей работе из-за присутствия коллег [7: №3396, p. 426]. Очевидно, Браша, будучи королевским советником и доверенным лицом Габсбурга, всецело осознавал свое видное положение при дворе и не боялся высказывать жалобы по поводу возможного ограничения свободы действий, что вполне могло быть вызвано трениями и разногласиями между дипломатами. Фактически Эразмо в роли главного диспетчера миланской миссии при дворе Максимилиана I устроил инвеституру Лодовико и использовал при этом не столько сотрудничество со своими коллегами, сколько превосходные отношения с королем. Из его дипломатической корреспонденции следует, что помимо организации обязательных миланских платежей в казну империи Браша также провел переговоры и договорился о выплате пенсий или соответственно ленных такс некоторым имперским князьям, в том числе такой важной персоне, как архиепископу Майнцскому [7: № 1534, p. 164].
Реализацией второй по значимости проблемы миланской дипломатии занимался Анджело Фиоренца. Ее суть состояла в том, чтобы уговорить Максимилиана I как можно скорее отправиться в итальянский поход и одновременно нанести удар по Франции с территории Бургундии. Кроме того, Фиоренца, имевший богатый военный опыт, должен был распространять в окружении короля информацию о передвижениях французских войск в Италии и принимать участие в обсуждении военно-стратегических планов. Наряду с драматическим описанием французской угрозы для Апеннинского полуострова Фиоренца использовал в своей аргументации и расхожие доводы, подчеркивая взаимосвязь императорского авторитета и обязанности монарха совершить заальпийский поход [7: № 1972, p. 227]. С другой стороны, подобно венецианским дипломатам посланник Сфорцы, отвергая очередные финансовые требования Максимилиана I, обращал внимание монарха на огромные военные расходы Милана и доказывал невозможность дальнейших финансовых вливаний в королевскую казну на данном этапе.
Осуществляя поставленные перед ним задачи, Фиоренца вел интенсивные дискуссии с важнейшими участниками рейхстага, включая курфюрстов. Так, спустя два месяца после своего прибытия в Вормс он в мае 1495 года сообщал в Милан, что ему удалось убедить в необходимости итальянского похода архиепископа Трирского и графа Вюртембергского, однако курфюрст Майнца по-прежнему оставался глух к его уговорам. В противоположность дипломатической тактике Браши Фиоренца был настроен на тесное сотрудничество с другими итальянскими послами в Вормсе. Прежде всего это касалось венецианцев Контарини и Тревизана и в меньшей степени неаполитанца Монтибуса. Однако в результате его миссия не привела к желаемому успеху: в тот момент, когда Карл VIII уже отступал из Италии, имперское войско еще не было даже мобилизовано. А присланный Максимилианом I вспомогательный отряд ландскнехтов под командованием Эрика Брауншвейгского скорее доставил лишние неудобства миланскому герцогу [7: № 2152, p. 253].
А тот факт, что Браше все же удалось относительно без проблем выполнить свое поручение, объясняется, с одной стороны, сущностью дела. Ведь, не неся никаких расходов и не ограничивая себя в правах, князья и курфюрсты смогли заполучить миланские ленные таксы в обмен на предоставление Лодовико чисто символических привилегий, в то время как итальянская кампания и война с Францией потребовали бы от них активного участия и немалых финансовых затрат. С другой стороны, Браша лучше разбирался в политических хитросплетениях при королевском дворе и отличался большей дипломатической чуткостью, обратившись сначала к лидеру сословной оппозиции Бертольду Майнцскому и получив его поддержку. Отсутствие сотрудничества с другими итальянскими послами Эразмо с лихвой компенсировал взаимодействием со своими братьями Санкто и Томазо. Наконец, свою роль сыграло близкое знакомство с Максимилианом I, сделавшее Брашу влиятельной персоной в придворных кругах. В своей работе он действовал достаточно независимо от установок из Милана и зачастую вопреки сложившейся дипломатической практике.
Во время событий Вормсского рейхстага традиционная миланская экспансионистская политика в северном и северо-западном направлениях плавно перетекала в стремление защитить территории контадо от внешних угроз, что явно демонстрирует ленно-правовой спор между Миланом и Монферратом за обладание крепостью Инчиза, расположенной юго-восточнее Асти на берегу реки Бальбо. В первой половине XV века этот бург в качестве имперского лена достался Мон- феррату, но в 1470 году маркграф Инчизы принес оммаж миланскому герцогу Джангалеаццо Сфорце, а уже в 1479 году Лодовико де-факто принял крепость под свою юрисдикцию. Этим фактом и рядом прежних договоров семейства Сфорцы с Монферратом Моро обосновывал свои права на этот имперский феод. На фоне надвигающегося вторжения армии Карла VIII в Италию спор был отдан на суд Максимилиану I и в итоге продолжался до лета 1497 года. Представлять интересы Милана в этой тяжбе тоже было поручено Эразмо Браше, однако на сей раз ему не хватило аппаратного веса, чтобы решить эту проблему. Габсбург колебался, ведь маркграфиня Монферратская Мария была его родственницей. Кроме того, посол Монферрата Урбано ди Серелонга обладал в этом деле однозначно лучшими связями с королевской администрацией в лице Лодовико Бруно и канцлера Бертольда [2: p. 283]. При этом Сфорца как в окружении Максимилиана I, так и в Италии во время прений на местах применил весь свой арсенал выдающихся дипломатов для усиления собственной позиции. К примеру, вышеупомянутый Джазон дель Майно при помощи Жана Бонтана, получавшего содержание от Лодовико, в январе 1495 года провел в Павии переговоры о правовых основах конфликта с представителями короля [6: p. 383]. Вскоре Эразмо Браша в ходе официальных юридических процедур и через установившиеся каналы связи с королевской администрацией понял бесперспективность этого дела для Сфорцы и в итоге в конце февраля 1495 года посоветовал миланскому герцогу формально завоевать Инчизу, разместив там гарнизон. Посол доказывал, что Максимилиан I не будет принимать ответных мер [7: № 1360, p. 145]. Возможно, Лодовико, приняв стратегический план своего опытного дипломата, добился бы успеха. Однако он предпочел обычный путь официальных и неформальных обсуждений, затянувшихся надолго и не принесших Милану никакой весомой выгоды. При этом, как и прежде, вопрос защиты и контроля миланской территории, особенно альпийских перевалов на границе с Францией, оставался самым неотложным не только в военно-стратегическом, но и в политико-дипломатическом плане.
Ввиду прямой опасности со стороны Франции актуальность для Сфорцы представляла также проблема нейтрализации швейцарских кантонов с возможностью вербовать там наемников. Поскольку в XV веке Швейцария де-юре еще входила в состав империи, самым естественным для Лодовико в той ситуации было обратиться за посредничеством к Максимилиану I. Выполнение этой миссии было поручено Анджело Фиоренце как специалисту в военно-стратегических вопросах. Причем обеспечение границ Швейцарии с Францией и усмирение кантонов путем введения имперского контингента на территорию конфедерации играло лишь второстепенную роль. Важнее казалось сохранить мирные отношения альпийской республики с Миланом, которые по причине взаимных экспансионистских устремлений неизменно подвергались угрозе [1: p. 7].
Из-за де-факто автономного статуса, непрочной организационной структуры конфедерации и отсутствия общих либо надрегиональных административных центров периодически собиравшиеся заседания представителей всех кантонов служили единственной площадкой, где можно было дипломатическим путем повлиять на политику швейцарцев [3: p. 15]. Вследствие растущего значения альпийских наемников в военных условиях, вызванных итальянской экспедицией Карла VIII, послы и уполномоченные различных государств вели переговоры с властями кантонов о разрешении на вербовку наемников, поэтому для Сфорцы было крайне важно иметь постоянное дипломатическое представительство у северных соседей. После взятия войсками герцога Орлеанского Новары 10 июня 1495 года особую злободневность в свете словесных баталий миланских и французских послов приобретал назначенный на август того же года в Люцерне съезд кантональных делегатов. Дипломаты, конкурируя друг с другом, бились за предоставление лицензий на вербовку швейцарских ландскнехтов и за заключение союза с конфедерацией. Уполномоченный Сфорцы Джованни Морозини в своей деятельности делал ставку скорее на тайные переговоры, подкуп и правильную информационную политику, чем на официальную коммуникацию в рамках съезда [3: p. 105]. Активную поддержку ему оказывал венецианский секретарь Франческо да Юдаика [7: № 3534, p. 448]. Однако в соперничестве за благосклонность швейцарцев, среди которых длительное время отсутствовало единое мнение по вопросу возможных альянсов с той или иной стороной, в долгосрочной перспективе победу одержал король Франции, заключивший в апреле 1496 года договор с альпийской республикой. Морозини, похоже, упустил подходящий момент, чтобы в сепаратных переговорах переиграть французов и щедрыми подношениями склонить кантоны на сторону Лодовико. Дипломатическое поражение Милана уже обозначилось в начале сентября 1495 года, когда после отъезда французов швейцарцы попросили Морозини и Юдаику покинуть Люцерн. Надеясь возобновить дискуссию в более благоприятной обстановке, послы отправились в пока еще проимперские города Берн и Цюрих. Тем не менее и там им не удалось переломить развитие ситуации в пользу миланского герцога.
Подводя итог, можно сказать, что, несмотря на большой объем работы, проделанной его дипломатами, Моро в 1494-1495 годах смог достичь относительно незначительных политических успехов при дворе Максимилиана I как в рамках Вормсского рейхстага, так и на съезде в Люцерне. Рейхстаг под руководством архиепископа-эрцканцлера Бертольда Майнцского, ярого оппонента Габсбурга, намеренно затянул вопрос о проведении итальянского похода и нанесения удара по Франции до тех пор, пока из-за наступившей зимы переправить войско через Альпы было уже невозможно. В ходе инициированного при дворе ленно-правового процесса также не удалось добиться обеспечения миланской территории посредством контроля над стратегически важными укреплениями в районе границы с Монферратом и в конечном счете над всей северо-западной Италией с ее важнейшими путями сообщения с Францией. То же самое можно констатировать и о цели нейтрализации швейцарцев в вероятной войне против французов. Хотя Максимилиан I по просьбе уполномоченных Сфорцы направил в Швейцарию своих советников и дипломатов для оказания поддержки миланцам, но королевская миссия, изначально ссылавшаяся лишь на авторитет Габсбурга как римского короля и верховного сеньора, в результате ничем не смогла помочь делу Лодо- вико. Военная мощь Франции и щедро раздаваемые французские деньги и привилегии обладали большей пробивной силой, причем не только в конфедерации.
Инвеститура Сфорцы — единственная дипломатическая миссия Милана, которая завершилась успехом и являлась, как уже указывалось выше, целиком заслугой Эразмо Браши, обладавшего обширными связями при дворе. Его деятельность характеризовалась слабым взаимодействием с другими итальянцами. Кроме того, он предпочитал вести отдельные консультации со всеми заинтересованными князьями и курфюрстами, в том числе и с теми, кто отсутствовал на рейхстаге, поэтому Эразмо часто находился в разъездах. В этом Браша явно отличался от своих миланских коллег, сотрудничество с которыми он воспринимал скорее как помеху своей работе, высказывая по этому поводу жалобы Сфорце. Его «дипломатический штаб», на который он, очевидно, больше полагался, состоял главным образом из его же братьев. Во время его присутствия на рейхстаге ему сравнительно быстро удалось перетянуть на свою сторону Бертольда Майнцского. В отличие от других миланцев при королевском дворе, Эразмо активно участвовал в имперской политике Габсбурга, что наряду с абсолютным доверием монарха принесло ему более заметное положение среди придворного персонала и послужило увеличению его авторитета. Когда Браша в связи с инцидентом вокруг Инчизы осознал, что его политического веса не хватит для улаживания спора в пользу Милана, он без колебаний посоветовал Лодовико военное решение проблемы. В силу своего ума и способностей Эразмо лучше понимал условия, царившие в окружении Максимилиана I, и живо приспосабливался к ним. Поэтому весьма удивляет, почему Сфорца не доверил своему самому влиятельному дипломату непосредственное руководство решением наиважнейшей для итальянской лиги задачи — форсирование заальпийского похода Габсбурга, а поручил ему в качестве «causa principale» вопрос об инвеституре. По-видимому, обеспечение и легализация собственной власти казались ему важнее, чем защита итальянской политической системы.
Списоклитературы
Gagliardi E. Mailander und Franzosen in der Schweiz 1495-1499. Eidgenossische Zustande im Zeitalter des Schwabenkriegs// Jahrbuch fur Schweizerische Geschichte 39. Zurich, 1914. 234 s.
Hoflechner W. Die Gesandten der europaischen Machte, vornehmlich des Kaisers und des Reiches 1490-1500 // Archiv fur osterreichische Geschichte 129. Wien: Bohlau, 1972. 645 s.
Jucker M. Gesandte, Schreiber, Akten. Politische Kommunikation auf eidge- nossischen Tagsatzungen im Spatmittelalter. Zurich: Greiffs, 2004. 302 s.
LunitzM. Diplomatie und Diplomaten im 16. Jahrhundert. Studien zu den standigen Gesandten Kaiser Karls V in Frankreich. Konstanz: Vorwerk, 1988. 279 s.
SanudoM. La spedizione di Carlo VIII in Italia. Venezia: Fubin, 1873. 557 p.
Schrocker A. Die Festung Incisa. Eine Praktik aus der Zeit Maximilians I // Quellen und Forschungen aus italienischen Archiven und Bibliotheken 51. Wien, 1971. S. 369-389.
Wiesflecker H. Ausgewahlte Regesten des Kaisrreiches unter Maximilian I. Bd. 1. Wien-Koln: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1990. 468 s.
|
