Демократизация издательской деятельности в России
Ленский Б.В.
Принятие Закона «О печати и других средствах массовой информации» произвело впечатление разорвавшейся бомбы в день его публикации на страницах печати, поскольку главные демократические нормы этого документа были заложены буквально в его первой статье и в первых строках этой статьи, которые гласили:
«Ст. 1. Свобода печати
Печать и другие средства массовой информации в СССР свободны.
Свобода слова и свобода печати, гарантированные гражданам Конституцией СССР, означают право высказывания мнений и убеждений, поиска, выбора, получения и распространения информации и идей в любой форме, включая печать и другие средства массовой информации.
Цензура массовой информации не допускается».
Значение этих слов трудно переоценить, поскольку вся сфера массовой информации, даже в пору перестройки, настолько сжилась с тем фактом, что цензура существует как зло неизбежное и ничего с этим сделать нельзя, что потребовался определенный срок «привыкания» к новым нормам и правилам. Смущала и ссылка на Конституцию, в которой, как известно, все эти права и свободы были прописаны, но никогда не соблюдались и носили характер, скорее, декларативный, чтобы не сказать декоративный. В этой связи не всегда достаточно адекватно оценивалась значимость принятого Закона и зарубежными коллегами.
Приведем авторитетное высказывание, принадлежащее уже упомянутому Сэмюэлу Воэну. «Издательское дело как бизнес, - пишет он, - естественно, регулируется федеральным правительством и правительствами штатов. Но книга как средство коммуникации выпускается без какого бы то ни было регулирования. Книга, ее создатели и ее читатели являются и подзащитными и гарантами Первой поправки». Речь здесь идет о том, что вполне достаточно, что свобода слова провозглашена в Конституции, и незачем принимать какие-либо дополнительные установления в этой связи.
В противовес этим утверждениям, принятие закона о свободе печати в России в тот период было не только желательным, но и крайне необходимым для эффективного продвижения общества по демократическому пути. Эта необходимость усугублялась еще и тем, что опереться, подобно американцам, на конституционные нормы было практически невозможно по указанным выше причинам.
С другой стороны, принятие такого закона уже опиралось на практику явочного проведения тех или иных акций, осуществление которых еще несколько лет назад вообще грозило свободе человека (тот же выпуск несанкционированных «самиздатовских» книг, изданий за счет автора, газет, не входящих в обойму утвержденного официоза, серий типа «Популярной библиотеки» издательства «Книжная палата», публицистики типа сборника «Иного не дано» издательства «Прогресс» и т.д.). Одним словом, общество уже не могло дальше нормально функционировать, не имея законодательной базы для эффективного развития средств массовой информации. Сегодня отчетливо видны определенные недоработки не только правового, но и вербального характера, которыми страдал текст закона. Кажется странным, что закон, посвященный проблемам печати, почти не содержал в себе норм, регулирующих книгоиздательскую деятельность. И, тем не менее, этот правовой акт, просуществовавший всего 1,5 года и утративший свою силу как Закон СССР вместе с распадом Союза, не утратил своего значения и до сих пор рассматривается в качестве поворотного пункта во всей истории российского книгоиздательского дела, со времен первопечатников и до наших дней.
Закон «О печати и других средствах массовой информации», разработанный молодыми юристами Юрием Батуриным (впоследствии помощником Президента РФ), Михаилом Федотовым (впоследствии министром печати и информации РФ) и Владимиром Энтиным, содержал целый комплекс юридических норм и установлений, позволявший регулировать на правовой основе деятельность всех средств массовой информации. Но мы остановим внимание лишь на трех аспектах, в наибольшей степени формирующих демократический характер документа.
Bo-первых, уже указанное провозглашение свободы печати и отмену цензуры. В стране, где цензура господствовала столетиями, эта норма была беспрецедентной.
Второй момент, сразу обращавший на себя внимание даже при беглом знакомстве с Законом, относится к статье 7 «Право на учреждение средства массовой информации», в которой было записано: «Право на учреждение средства массовой информации принадлежит Советам народных депутатов и другим государственным органам, политическим партиям общественным организациям, массовым движениям, творческим союзам, кооперативным (вспомним, что еще за год до принятия Закона кооперативам было отказано в таком права), религиозным, иным объединениям граждан, созданным в соответствии с Законом, трудовым коллективам, а также гражданам СССР, достигшим восемнадцатилетнего возраста». Такого расширительного толкования состава потенциальных учредителей страна не знала со времен НЭПа. Наиболее сильное впечатление производило упоминание об отдельных гражданах в качестве возможных учредителей СМИ, да еще с чрезвычайно низким возрастным цензом.
И, наконец, третье обстоятельство, которое поднимало Закон в глазах тех, кто ожидал перемен: деятельность в области печати и средств массовой информации отныне будет носить не разрешительный, а регистрационный характер. В статье 8 устанавливалось, что «редакция средства массовой информации осуществляет свою деятельность после регистрации соответствующего средства массовой информации», далее определялся порядок регистрации, а также назывались те случаи, когда распространение информации допускалось без регистрации (речь шла об органах государственной власти и управления, предприятиях, организациях, учебных и научных учреждениях и т.д.). В тексте Закона не было ни одного пункта, предусматривавшего случаи, когда учредителю средств массовой информации нужно было бы получать у кого-либо разрешение на его функционирование.
|
