Экспертиза ценности документов в России и на Урале в XIX — начале ХХ в.
С. И. Цеменкова
Исследуется история формирования экспертизы ценности документов в учреждениях Российской империи и, в частности, на Урале, в ведомстве Уральского горного правления. Освещается деятельность разборочных комиссий, анализируются критерии и подходы к разделению архивных дел на разряды. Оценивается степень сохранности архивных фондов Уральского горного правления к началу ХХ в.
Ключевые слова: экспертиза ценности документов, история урала, уральское горное правление, пермская ученая архивная комиссия.
Архивы — душа народа, хранилище его прошлого, настоящего и будущего. И от того, насколько сохранен документальный фонд учреждения, организации или частного лица, напрямую зависят полнота, детальность, рельефность наших представлений о прошлом. Какие же факторы оказывают влияние на сохранность документов? Конечно же, войны, революции, стихийные бедствия (такие, как пожары и наводнения). Но прежде всего огромную роль играет характер отношения государства и общества к ретроспективному документу, понимание важности и нужности его для исторической науки, культуры и национальной памяти в целом. Отдельные страницы из истории развития архив-ного дела в России и на Урале прекрасно иллюстрируют значимость понимания научной ценности документа.
До начала XIX столетия было принято хранить все документы, производимые канцеляриями. Бумаги передавали на хранение в исторические архивы сразу же после того, как они теряли свое справочное значение. «Передать в архивы к вечному хранению»— именно эта фраза обозначала новый статус документа. Однако ситуация резко изменилась после проведения министерской реформы 1802 г.
Бурный рост бюрократического аппарата в начале XIX в. способствовал созданию сложной, многоступенчатой системы делопроизводства. Это привело к резкому увеличению объема документооборота, и вскоре бумаги огромными потоками устремились в архивы. Однако проблема заключалась еще и в том, что «Общее учреждение министерств», изданное 28 января 1811 г., определило организацию документов в делопроизводстве и в архивах, но вопросы экспертизы ценности не затронуло [см.: ПСЗРИ, XXX, № 24686]. И уже в первой четверти XIX столетия эта проблема, пусть подспудно и стихийно, но все же стала обсуждаться в министерских кругах.
Расширение ведомственных архивов увеличивало расходы учреждений на их содержание, требовало дополнительных материальных затрат на помещения, штаты и т. п. Прежде всего необходимы были средства на расширение площадей для хранения архивных документов. Строить новые или арендовать готовые помещения было дорого. Проблема была настолько сложна (как тогда говорили, «чрезвычайна»), что за ее решение принялись Государственный совет и Комитет министров.
И вот в начале 1820-х гг. выход был найден: принято постановление о выделении «ненужных» дел в пустующие и ни для чего не приспособленные помещения. Так, по предложению московского генерал-губернатора Д. В. Голицына в 1823 г. Комитет министров вынес решение: документы московских присутственных мест давности более чем десятилетней вывезти в Никольскую башню Кремля и образовать там особый архив. Через четыре года такое же предписание было дано начальнику Московского штаба: «ненужные дела штаба не уничтожать, а отправлять в Москву для хранения в Сухаревской башне» [Самоквасов, 14]. В результате таких действий «старые», т. е. архивные дела московских губернских учреждений оказались разбросанными по восьми помещениям, получившим громкое название «Московский губернский архив старых дел» [см.: Маяковский, 196].
Однако для нас здесь самым важным является тот факт, что десятилетний срок хранения был признан обязательным для документов всех местных учреждений. Примеру московских присутственных мест последовали местные учреждения других губерний. Губернские правления, казенные палаты, судебные и другие учреждения, не заинтересованные в хранении своих документов, начали предпринимать шаги к освобождению архивов от материалов более чем десятилетней давности.
В 1845 г. это положение было окончательно закреплено таким законодательным актом, как «Учреждение губернских правлений», согласно которому по истечении десяти лет дела местных учреждений считались утратившими практическое значение [см.: СЗРИ, II, 601].
Возможно, критерий деления документов на утратившие и сохраняющие справочное значение был бы для того времени правильным, если бы правительство приняло меры к созданию новых исторических архивов. Именно туда можно было бы передавать на постоянное хранение бумаги, ставшие ненужными в работе канцелярий и учреждений в целом. Но таких архивов на тот момент не существовало. Документы были предоставлены на усмотрение учреждений, которые в большинстве случаев стремились как можно скорее снять с себя заботу о них практически любыми способами. Поэтому сложно не согласиться с выводами замечательного русского археолога и архивиста Д. Я. Самоквасова, который считал, что закон 1823 г. фактически привел к рассредоточению документов местных учреждений и распылению провинциальных архивов и положил начало эпохе «архивного нестроения», главной приметой которой стало бесконтрольное уничтожение «ненужных» документов [см.: Самоквасов, 27].
Итак, ситуация 1820-х гг. предопределила последующее развитие новой процедуры хранения документов. В 30-е гг. XIX в. начинает формироваться система оценки и отбора документов на хранение и уничтожение: правительственный аппарат прекрасно понимал, что необходимо определить критерии разделения документов на «нужные» и «ненужные». Именно это время можно обозначить как начало второго этапа формирования системы экспертизы ценности документов в дореволюционной России. Первым же этапом следует считать весь предшествующий период, когда экспертизу ценности документов, по меткому замечанию того же Д. Я. Самоквасова, проводили «время и тлен».
Толчком к проведению учреждениями экспертизы ценности документов, начавшейся со второй четверти XIX столетия, послужило разрешение верховной власти на уничтожение документов, которые «…уже не заключают в себе никакой важности и не нужны для будущего времени» [Маяковский, 232]. Это указание Николая I вместе с Особой инструкцией, утвержденной им в 1830 г., было дано сенатору Ману, председателю комиссии по разборке Государственного архива Старых дел и Сенатского архива.
Порядок определения ценности документов, выявление категорий документов, имеющих научную ценность и справочный характер, а также сроки их хранения устанавливались специальными правилами и инструкциями, которые разрабатывались центральными учреждениями и утверждались верховной властью. Впервые такие правила — «О порядке разбора и уничтожения решенных дел» — были разработаны в 1836 г. в Военном министерстве. А с начала 1860-х гг. XIX в. его примеру последовали и прочие ведомства: в 1862 г. такие правила утвердило Министерство государственных имуществ, в 1864 г. — Министерство финансов, в 1865 г. — Министерство внутренних дел [см.: Голиков, 14].
Правила служили министерствам, а также их подведомственным учреждениям руководством при проведении экспертизы ценности документов. Верховная власть, разрешив министерствам самостоятельно проводить экспертизу, вместе с тем вначале ограничила их права, установив единый, обязательный для всех учреждений, порядок утверждения результатов экспертизы. В соответствии с ним учреждения представлялиописи дел, выделенных к уничтожению, в Комитет министров, который, рассмотрев описи, выносил окончательное решение. Утвержденные к уничтожению дела учреждения продавали с аукциона бумажным фабрикантам либо торговцам, секретные — сжигали. Деньги, вырученные от продажи документов, шли на канцелярские нужды, покрытие расходов, а также на награды и пособия чиновникам, которые занимались разборкой документов [см.: Там же, 14]. Проблема заключалась еще и в том, что инструкции и правила вырабатывались каждым министерством самостоятельно, без какого бы то ни было намека на согласование. В результате разработанные правила зачастую сильно противоречили друг другу. Так, например, инструкция Министерства народного просвещения требовала постоянного хранения всех дел, содержавших сведения о порядке прохождения службы, формулярные и именные списки, дела о производстве в чины и прочие, в то время как правила ведомства почт и телеграфов все подобные дела обрекали на уничтожение [см.: Маяковский, 197].
О масштабах уничтожения документов в ведомственных архивах можно судить по Министерству юстиции, документальные материалы которого приводились в порядок специальной комиссией во главе с сенатором Репинским. Эта комиссия за три года работы в архиве (с 1884 г. по 1887 г.) разобрала 103 836 дел и книг. Из них оставлено на хранение 9 939 дел, а 92 439 дел и 1458 книг были проданы как не представляющие никакой ценности [см.: Сборник материалов … , 270]. А в 1843 г., с разрешения Межевого департамента Сената, были проданы как макулатура документы Межевой канцелярии за 1765—1834 гг. общим весом 110 пудов. Выручка от продажи составила 55 рублей серебром [см.: Голиков, 14]. Министерство земледелия и государственных имуществ выделило в 1872 г. к уничтожению 259 316 единиц хранения, т. е. 80 % всего состава архивохранилища [см.: Маяковский, 198].
Итак, получив полную самостоятельность в вопросах проведения экспертизы ценности документов, во второй половине XIX в. министерства стали бесконтрольно очищать свои архивы от не нужных им бумаг. Единственным средством, в некоторой степени сдерживающим произвол министерств, являлись правила, определяющие порядок хранения и уничтожения архивных дел. И здесь огромную роль играло то, насколько тщательно и грамотно были эти правила проработаны и составлены.
В местных учреждениях экспертиза ценности документов была введена законодательным порядком в 1845 г. «Учреждением губернских правлений». Прежде всего, согласно данному законодательному акту, каждое учреждение должно было иметь свой архив; на деле это привело к упразднению централизации местных архивов, которую предполагалось осуществить указами Сената 1798 г. и 1800 г. 1 Таким образом, данное нововведение вызвало распыление архивных документов, фактически предопределив их дальнейшую трагическую судьбу.
Как уже говорилась выше, «Учреждение губернских правлений» подтвердило введенный практикой десятилетний срок хранения документов в учреждениях, определило категории материалов, подлежащих уничтожению, и установило порядок разборки и утверждения дел, выделенных к уничтожению.
Во второй половине XIX в. разборке подверглись местные учреждения ведомств Министерства внутренних дел (1848—1894 гг.), Министерства земледелия и государственных имуществ (1848 г.), Министерства юстиции (1850 г.) и Министерства финансов (в частности, архив Уральского горного правления, 1852—1859 гг.) [см.: Экспертиза ценности документов … , 33—34].
В архивах провинциальных учреждений сначала сложился примерно такой же порядок проведения экспертизы, как и в архивах центральных учреждений: дела с десятилетним сроком хранения просматривались ежегодно; на дела, отобранные к уничтожению, составляли описи; описи представлялись губернатору; для уничтожения дел требовалось разрешение Комитета министров. Но начиная с 1845 г., когда Министерство внутренних дел первым получило право самостоятельного разрешения вопросов экспертизы, этот порядок нарушился: дела полистно не просматривались и разделялись по разрядам только на основании названия, описи составлялись небрежно, сами же дела, выделенные к уничтожению, зачастую продавались без предварительного согласования с Комитетом министров.
Что касается истории экспертизы ценности документов в Уральском горном правлении, то начало ее датируется 28 ноября 1852 г., когда в правление поступило особое предложение от Главного начальника горных заводов Уральского хребта Владимира Андреевича Глинки. В документе речь шла о том, что в архиве самого Уральского горного правления, а также в хранилищах подведомственных ему учреждений скопилось так многодел, что архивы давно уже не в состоянии вместить все поступающие бумаги. В связи с этим «…решенные дела хранятся в иных округах не в надлежащем порядке или даже не сдаются в определенный срок в архивы по невозможности поместить их там. Между тем число дел, оконченных производством, год от года увеличивается, а с тем вместе возрастают и затруднения относительно хранения их в архивах» [ГАСО, ф. 24, оп. 32, д. 2995, л. 28].
Далее В. А. Глинка указывал, что часть дел (и весьма существенная) окончена в производстве очень давно, дела эти не представляют никакой важности «…ни в служебном, ни в административном отношении, не нужны в настоящее время ни для каких справок» и только напрасно занимают помещение и без того переполненного архива. Владимир Андреевич предлагал «освободить архивы от этого излишнего для них бремени». Поскольку I Департаменту Уральского горного правления по 656 ст. III т. Устава Горного присвоена была «власть должность и обязанность Губернского Правления», то относительно уничтожения ненужных архивных дел оно могло «…руководствоваться предписанными Губернским Правлениям на сей предмет правилами» [Там же, оп. 13, д. 621, л. 2—3].
Как говорилось выше, экспертиза ценности документов в местных учреждениях была введена законодательным порядком в 1945 г. «Учреждением губернских правлений», о чем напоминал Уральскому горному правлению В. А. Глинка: «В 299 и 300-м пунктах приложения к 648-й статье II т. Св. Зак. Гражд. по VI продолжению предоставлено губернским правлениям: по прошествии известного периода времени уничтожать старые ненужные архивные дела» [Там же, оп. 32, д. 2995, л. 28]. Однако прежде процедуры разгрузки архива от накопившихся в нем документов необходимо было архивные дела разобрать и распределить по разрядам 2 . Для этого горный начальник предложил сформировать особую комиссию.
Согласно статьям «Учреждения губернских правлений» 1845 г., комиссии должны были состоять из асессора или советника губернского правления, одного из губернских стряпчих или товарища губернского прокурора и одного чиновника по усмотрению губернатора. Фактически состав комиссий был неопределенным и мог меняться в зависимости от ведомственной принадлежности учреждения. Для того чтобы работа по разбору хранившихся в архивах учреждений дел заинтересовала чиновников, им выдавалась, в качестве награды, часть средств, полученных от продажи признанных ненужными бумаг.
Итак, в первую разборочную комиссию 1852 г. (далее — Комиссия) по предложению горного начальника вошли советник II Департамента коллежский советник Победоносцев, чиновник особых поручений при Горном правлении надворный советник Витков и архивариус коллежский асессор Ильин [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 32, д. 2995, л. 29].
Комиссия должна была как можно быстрее пересмотреть дела, поступившие в архив со времени открытия Пермского горного правления (1807 г.) по 1842 г. включительно, и определить, какие из них подлежат дальнейшему хранению в архиве, а какие следует уничтожить.
К первому разряду относились «дела, заключающие в себе закон или положение, утвержденное высшим начальством; дела уголовные и гражданские, решенные судебным порядком; дела об отводе к заводам земель, лесов, рудников и все споры о праве собственности на недвижимое имущество; дела, имеющие важность в историческом или статистическом отношении; проекты и предложения относительно улучшения техники, хозяйства или администрации на заводах; годовые отчеты по действию заводов; формулярные и кондуитные списки, журналы, алфавиты и все вообще дела и бумаги, в которых может представлять в будущем времени надобность для справок или соображений» [Там же, оп. 13, д. 621, л. 29—30].
«Учреждением губернских правлений» признавались подлежащими уничтожению, т. е. относились к третьему разряду, следующие категории дел: 1) вся отчетность по движению делопроизводства губернского правления и подведомственных ему мест и лиц; 2) запросы и справки; 3) дела по объявлению распоряжений других мест; 4) наряды ведомостей (за исключением журналов по установлению цен и такс); 5) дела о бессрочно отпущенных; 6) о передвижении и расквартировании войск; 7) о высылке лиц; 8) об арестантах; 9) о рекрутском наборе; 10) послужные списки чиновников, за исключением служивших собственно по правлению.
Горный начальник особо отметил, что «…Комиссия отнюдь не должна ограничиваться одним лишь рассмотрением описей, а обязана пересмотреть самые дела: так как, судя о важности дела по одному его заглавию, можно легко впасть в ошибку» [Там же, л. 30]. Комиссия, разбирая дела, должна была составлять списки (описи) просмотренных дел по разрядам. По окончании разбора эти описи представлялись нарассмотрение и утверждение сначала Уральскому горному правлению, затем Главному начальнику, который, в свою очередь, должен был утвердить эти описи (разрядные списки) у управляющего Министерством финансов. Только после получения заключения из Министерства финансов можно было приступать к процедуре уничтожения (или продажи) ненужных архивных документов.
Для скорейшего окончания работ Комиссия получила право обращаться в Уральское горное правление за помощью при любой необходимости. Уже вскоре Комиссия воспользовалась этим правом, обратившись 28 декабря 1852 г. в Горное правление с просьбой «…командировать в Комиссию одного… писца из подведомственных ему урядников, для вписывания разбираемых дел в списки по распоряжению членов Комиссии» [ГАСО, ф. 24, оп. 13, д. 621, л. 34]. Писцов привлекать к работе надлежало из тех отделений, дела которых разбирались в данное время Комиссией [см.: Там же, л. 35].
Следует отметить, что начавшей своею деятельность Комиссии вскоре пришлось столкнуться с целым рядом затруднений; наиболее существенным из них являлось недостаточное количество ее сотрудников.
Так, 19 ноября 1853 г. Комиссия направила в I Департамент Уральского горного правления рапорт «…о затруднениях по предлежащим ей занятиям». В рапорте было изложено следующее.
Общее число архивных дел, которые надлежало просмотреть Комиссии, составляло по архивным регистрам более 80 тыс. Здесь стоит пояснить, что под «делом» Комиссия (да и вся система делопроизводства того времени) понимала не единицу хранения, а документы, отражающие процесс принятия управленческого решения. В связи с этим Комиссия напомнила Горному правлению, что в числе рассматриваемых ею документальных материалов есть дела, состоящие как из нескольких листов, так и из десяти томов, каждый в несколько сот листов, имеются также дела с приложениями из многих «книг» (томов). Исходя из того, что Комиссии полагалось разбирать «в каждый табельный день» примерно по 30 дел, на разбор архива Уральского горного правления требовалось потратить как минимум 8 лет! Далее указывалось, что необходимо принять в расчет и еще такой факт: члены Комиссии из-за своих основных должностей могут уделять разбору архивных дел только вечернее время; кроме того, иногда разбор дел останавливается по обстоятельствам, не зависящим от воли членов Комиссии. Одним из таких обстоятельств являлось постоянное или периодическое отсутствие в городе тех или иных прикомандированных к Комиссии чиновников. Так, надворный советник Витков постоянно пребывал в командировках и в связи с этим практически не участвовал в работе Комиссии; присылаемых из отделений писцов быстро отзывали обратно. Комиссия вынуждена была неоднократно рапортовать в I Департамент об указанных затруднениях, причем в этих документах мы находим конкретные предложения, должные улучшить ситуацию: «…по возвращении г. Виткова с Кыштымских заводов не возлагать более на него никаких поручений, которые бы требовали… выезда из Екатеринбурга, а обязать его заниматься… постоянно разбором архивных дел» [Там же, л. 51].
Еще одна проблема заключалась в том, что члены Комиссии, проводя разбор дел, обязаны были, согласно ст. 11 Свода Закона, четко делить дела на «подлежащие хранению» и «назначенные к уничтожению». Однако дела в архиве оказывались, выражаясь языком отчета, «далеко разнообразными» и сложными по содержанию. Так, во многих из них оглавления не соответствовали содержанию, как, впрочем, и названия дел. Поэтому Комиссия указывала на то, что максимально эффективный способ определения разряда дела — это пересмотр дела полистно, тем более что в описи необходимо было указать, по каким критериям дело было отнесено к тому или иному разряду.
В конце рапорта Комиссия предлагала меры, которые должны были сделать работу по разбору архивных документов более эффективной и менее протяженной по времени. Во-первых, на время работы Комиссии не поручать ее членам других занятий, кроме разбора архивных дел. Во-вторых, в помощь членам Комиссии из каждого отделения Горного правления направить по одному уряднику 1-й статьи «на все время существования оной». Обязанность этих урядников должна была состоять в следующем: каждый из них, под надзором и по указанию членов Комиссии, будет заниматься разбором дел только по тому отделению, из которого он прислан. Эти же урядники должны составлять описи разбираемых дел по своему отделению. «От установления этого порядка, при разборе дел, будет и та выгода, что эти урядники, при постоянном занятии разбором дел, удобнее ознакомятся с ведением дела» [ГАСО, ф. 24, оп. 13, д. 621, л. 43—44].
Дела в архиве Уральского горного правления хранились согласно его структурным подразделениям, поэтому для успешного разбора архивных дел за каждым членом Комиссии закреплялись документыопределенных подразделений. Так, например, коллежский советник Победоносцев разбирал архив-ные дела II Департамента Уральского горного правления, а также дела его канцелярии; архивариус коллежский асессор Ильин — дела 4-го отделения I Департамента, чиновник Мануйлов просматривал дела 3-го отделения I Департамента и т. д.
С тем чтобы дать представление о содержании документов, создававшихся в структурных подразделениях Уральского горного правления, приведем здесь сведения из истории горного правления на Урале.
Начнем с того, что 1 октября 1831 г. согласно мнению Совета министров Горное правление было переведено из Перми в Екатеринбург. В этом же году, 20 ноября, правление было переименовано из Пермского в Уральское.
Еще через год, 3 ноября 1833 г., Уральское горное правление получило следующее организационное устройство: два департамента, пять отделений во главе с советниками и чертежная.
В состав I Департамента вошли все пять отделений.
Первое отделение ведало службой чиновников, священнослужителей, богадельнями, госпиталями, заводскими школами, содержанием Оренбургского линейного батальона, поставками пороха, выдавало ссуды частным промышленникам.
Второе отделение контролировало казенные и частные заводы и рудники, ведало назначением чиновников на частные заводы, занималось описью и продажей частных заводов, добычей золота и платины, подсчетами количества выплавленного чугуна на казенных и частных заводах, рассмотрением жалоб по рудникам.
Третье отделение занималось управлением горными городами и селениями, ведало горной полицией и гражданским судопроизводством, взыскивало подушные подати, надзирало за деятельностью горных исправников, собирало с заводов деньги вместо рекрутов, разбирало жалобы по частным заводам, доносило Горному правлению о происшествиях на заводах.
Четвертое отделение выполняло заказы Военного и Морского министерств, ведало перемещением Горного начальника, контролировало движимое и недвижимое имущество заводов, а также их долги, отвечало за снаряжение караванов, вело размежевание земель на казенных и частных заводах, ведало постройками на казенных заводах, занималось строительством мучных и пильных мельниц на территории заводах.
Пятое отделение вело бухгалтерию и контроль.
II Департамент имел судебные функции, которые в значительной мере приобретали арбитражный характер и касались частных интересов. Его структура не была четкой [см.: Иванов, 20].
Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что работа Комиссии в значительной степени затруднялась также разнообразием документов, находившихся на хранении в архиве.
Как уже говорилось выше, изначально разборочная Комиссия обязана была вести описи всех разбираемых дел. Однако вскоре, 11 марта 1854 г., Комиссия испросила разрешение (уже во второй раз) составлять описи только на те дела, которые выделяются к уничтожению, чтобы сократить время работы. Такое разрешение от общего присутствия I Департамента она наконец-то получила 15 марта того же года.
Однако вскоре стало ясно, что разбор документов продвигается все же крайне медленно: в течение полутора лет — начиная со времени образования Комиссии и до 12 июня 1854 г. — было разобрано только 3 159 дел (из 80 252). Горное начальство было вынуждено констатировать, что с такой скоростью архив Уральского горного правления будет окончательно разобран только через 40 лет [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 32, д. 2995, л. 59].
Членам Комиссии пришлось оправдываться: «…нельзя не принять во внимание, что Комиссия для разбора архивных дел… учреждена для разбора дел, накопившихся в продолжение более полустолетия», а не за последние 10 лет, и члены данной Комиссии могут уделять разбору только свободное время «из-за настоящих своих должностей». К тому же за истекшее время члены Комиссии часто отвлекались от разборочных работ по причине непредвиденных обстоятельств (так, Победоносцев был несколько месяцев в командировке, несколько месяцев тяжело болел архивариус Ильин). Посему, делает вывод Комиссия, нельзя точно сказать, когда будет окончена работа по разбору архива [см.: Там же, л. 60]. Далее Комиссия предложила очень интересный выход из ситуации: если Уральское горное правление недовольно сложившимися обстоятельствами, то «…самый верный способ ускорить разбор архивных дел и, может быть, единственный способ, судя по положению здешнего архива, состоит в том, чтобы поручить разбор этих дел по каждому отделению горного правления тому же отделению, под надзором их советников» [Там же, л. 61].
Горное правление оставило данное предложение без внимания. Тогда члены Комиссии в рапорте от 5 августа 1854 г. предложили разбирать ежедневно от 70 до 100 дел вместо положенных 30. В этом случае, по их подсчетам, на разбор архива понадобится около 4 лет, но только с тем условием, что чиновников не будут отрывать от экспертизы архивных дел.
Однако чиновников продолжали отвлекать от разбора архивных документов. Так, в августе 1854 г. Витков был «откомандирован» из Комиссии, вместо него назначили «благонадежных чиновников» — титулярного советника Неймарка и коллежского асессора Алтухова, но и их постоянно отрывали от работы в Комиссии, прикрепляя к архиву, на время их отсутствия, других чиновников [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 32, д. 2995, л. 77—78, 82—83].
Судя по архивным данным, ситуация изменилась в лучшую сторону в начале 1855 г.: по отчетным документам Комиссии видно, что количество разобранных дел раз от раза увеличивалось: если к марту 1854 г. было разобрано 1 978 дел, то уже к октябрю того же года разобрали еще 2 627 дел, а за последующие 1, 5 месяца — 3 848 дел [см.: Там же, л. 82—83]. С чем связаны эти возрастающие показатели, к сожалению, точно установить невозможно; вероятно, членов Комиссии просто перестали отвлекать от экспертизы в архиве.
Уже в мае — августе 1855 гг. были окончены разборочные работы архивных документов канцелярии Главного начальника Уральских горных заводов, II Департамента, 1, 2, 3 и 4-го отделений I Департамента, его канцелярии (включая секретные документы), а также канцелярии прокурора [см.: Там же, л. 84—86].
В последующие несколько лет разбирались архивные дела по счетному 5-му отделению I Департамента Уральского горного правления, причем в этих разборочных работах принимал участие чиновник этого отделения [см.: Там же, л. 87].
Работы по разбору архива Уральского горного правления были завершены в 1859 г. По итогам экспертизы были составлены списки (описи) «ненужных» архивных дел (т. е. дел, подлежащих уничтожению), которые были представлены на рассмотрение общему присутствию Горного правления. «…Согласно с постановлением Совета корпуса горных инженеров при рассмотрении их Горное правление руководствовалось правилами, изданными для правлений» [Там же, оп. 13, д. 621, л. 2 об.]. Рассмотрев списки, Горное правление решило окончательно выделить в категорию «ненужных» архивных дел около 30 тыс. единиц хранения [см.: Там же].
Данные списки 30 сентября 1859 г. за № 8404 были представлены на утверждение в Департамент горных и соляных дел Министерства финансов [см.: Там же, л. 3]. Однако Департамент не устроили критерии, согласно которым Уральское горное правление распределяло дела по разрядам. Министерство финансов приняло решение: необходимо разработать собственные внутриведомственные правила хранения и уничтожения решенных дел. К этой работе было подключено и Уральское горное правление. Также было принято решение не приступать к уничтожению архивных дел до момента разработки новых правил.
Разработка правил была закончена в 1864 г., и уже 29 ноября 1865 г. начала свою деятельность вторая разборочная комиссия [см.: Там же, л. 7—7 об.]. Комиссия эта должна была пересмотреть, руководствуясь содержанием новых правил, отобранные ранее к уничтожению 30 тыс. дел, а также продолжить разбор дел вновь поступивших. Однако и на этот раз экспертиза продвигалась крайне медленно, чиновников постоянно отвлекали от работ в архиве, и в 1876 г. понадобилось создание уже третьей по счету комиссии [см.: Там же, д. 779, л. 54 об.], а сама работа по пересмотру была закончена весной 1878 г. К уничтожению через продажу с аукциона подлежало более 29 тыс. архивных дел. Последний рапорт о продаже архивных документов с торгов датируется 18 августа 1881 г. [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 13, д. 689, л. 220].
Несомненно, группировка документов «по разрядам» с точки зрения архивоведения и, главное, современной исторической науки была очень далека от совершенства. Достаточно отметить, что большинство архивных дел, на которые в данной статье ссылается автор, были в свое время отнесены ко второму и третьему разрядам, а потому лишь каким-то чудом дошли до нас, миновав продажу с торгов. В связи с этим хочется привести еще один яркий пример из истории распределения дел по разрядам — выдержку из рапорта от 7 мая 1888 г. чиновника особых поручений Герца, который с 1878 г. по 1890 г. по поручению общего присутствия Уральского горного правления занимался проверкой состояния архива этого же ведомства: «…Представляя в двух экземплярах описи найденных мною в одном из находящихся в архиве шкафов дел Канцелярии Главного начальника, решенных в период 1846—1862 годов… имею честь донести, что все эти дела заключают в себе периодические сведения о числе проживающих в казенных и частных уральских заводах и в Екатеринбургскомуезде раскольников и существовавших там молитвенных заведений, и потому принадлежат по хранению к III разряду» [Там же, ф. 25, оп. 18, д. 4432, л. 73]. Резолюция общего присутствия была такова: «Комиссару Управления принять по описи дела для уничтожения их в установленном порядке» [Там же]. Думается, комментарии здесь излишни.
Каким же образом уничтожались архивные дела? Варианты существовали следующие: секретные дела сжигались при топке печей; документы несекретного содержания продавались с публичных торгов бумажным фабрикантам для переработки или же лавочным торговцам, которые такую бумагу использовали в качестве упаковочного материала. Все дела перед продажей должны были быть расшиты, листы изымались из дела и перепутывались, а текст документов иногда еще подвергался дополнительной порче. Фабриканты, в свою очередь, давали подписку в том, что они не будут перепродавать материалы. Но тем не менее, по словам И. Л. Маяковского, «…постоянно можно было видеть на рынках старые документы не только в качестве оберточной бумаги, но и в качестве весьма ходкого товара, — и многие любители-коллекционеры успели в течение XIX века создать целые частные собрания документов путем покупки их на рынке» [Маяковский, 198].
Порой в чиновничьи головы приходили весьма оригинальные идеи по поводу уничтожения дел третьего разряда. Так, 27 сентября 1882 г. горный начальник Гороблагодатских заводов испрашивал разрешение у Главного начальника Уральских заводов на употребление дел, выделенных к уничтожению, «…на патроны при взрывах горных пород на Благодатском железном руднике» [ГАСО, ф. 43, оп. 1, д. 659, л. 113].
После окончания деятельности разборочных комиссий, с 1887 г., решенные дела стали распределять по разрядам сами чиновники из тех отделений, где эти дела решались. Данный период можно считать началом третьего этапа в развитии экспертизы ценности документов. Характерной чертой этого этапа становится перенесение экспертизы из архива в структурные подразделения учреждений. Вот пример такой процедуры, извлеченный из рапорта делопроизводителя III делопроизводства Уральскому горному правлению от 7 марта 1896 г.:
«Имею честь представить на распоряжение Горного правления в двух экземплярах описи 156-ти решенным делам по бывшим: Канцелярии Главного начальника Уральских заводов и Главной конторы Екатеринбургских заводов.
Из показанных в описях дел отнесены: к 1-му разряду 70, 2-му — 79, к 3-му — 7 дел…» [ГАСО, ф. 24, оп. 18, д. 4228, л. 7].
Введение такого порядка экспертизы сразу решало две проблемы: во-первых, чиновники, которые сами принимали участие в создании документов, лучше представляли практическую значимость такой документации; во-вторых, разгружался от дополнительных обязанностей архивариус, который теперь основные свои усилия направлял на организацию обеспечения сохранности документов в архиве.
Важным событием в истории архивного дела на Среднем Урале стало учреждение 6 июля 1889 г. Пермской ученой архивной комиссии (ПУАК) 3 . Главной целью создания ПУАК, как, впрочем, и многих других губернских ученых архивных комиссий, был разбор дел и документов, предназначенных в губернских и уездных архивах разных ведомств к уничтожению, «…выбор из огромной массы их всего того, что имеет значение для местной истории, и постепенное образование из этих отобранных дел нового губернского исторического архива…» [Труды Пермской ученой архивной комиссии, 1, 19].
Думается, здесь решающим событием стало утверждение 7 января 1891 г. Пермской ученой архивной комиссией порядка вторичного, или поверочного разбора дел, а также форм описей для дел, предназначенных для хранения [см.: Труды Пермской ученой архивной комиссии, 2, 7]. Именно эту дату можно считать датой начала четвертого этапа в истории экспертизы ценности документов на Среднем Урале. Характерная особенность этого этапа — дополнительный контроль за проведением экспертизы со стороны научной организации, осуществляемый путем вторичной проверки (т. е. повторный анализ списков дел, распределенных по разрядам).
Автору пока не удалось определить точную дату, знаменующую начало сотрудничества Горного правления и Пермской ученой архивной комиссии в области экспертизы ценности документов, однако согласно обнаруженным на настоящий момент документам это произошло не позднее 1892 г. Сотрудничество начиналось с обмена соответствующими документами-запросами.
Вот стандартный текст такого обращения, датированный 4 апреля 1897 г.: «…Управление горной частью на Урале имеет честь препроводить… на предварительное рассмотрение комиссии описи решенным делам 3 разряда… Покорнейше просим опись эту, по миновании в ней надобности, возвратить Управлению» [ГАСО, ф. 24, оп. 18, д. 4432, л. 171—171 об.]. Менее чем через месяц архивная комиссия дает ответ: «Возвращая… описи решенным делам по Уральскому горному правлению третьего разряда… Пермская ученая архивная комиссия уведомляет, что в числе значащихся в означенной описи дел, подлежащих хранению в историческом архиве Комиссии, не находится» [ГАСО, ф. 24, оп. 18, д. 4228, л. 13].
В Трудах Пермской ученой архивной комиссии рассмотрение описей дел Уральского горного правления датируется также периодом с 1894 г. по 1895 г. [см.: Труды Пермской ученой архивной комиссии, 3, 5]. Видимо, на первых порах сотрудничество проходило не совсем гладко — Архивная комиссия задерживала описи, Горное правление, в свою очередь, пыталось избежать отсылки описей в Пермь. Однако в 1901 г. ситуация нормализуется: Уральское горное правление сообщает ПУАК, что оно приняло решение об оказании полного содействия Комиссии «…через присылку в оную описей архивным делам, принадлежащим уничтожению, а также в необходимых случаях и самих дел по требованию Архивной комиссии» [Там же, 5, 6]. Пик активности ПУАК приходится на 1912—1913 гг., когда, в частности, ею были рассмотрены по 15 описям, присланным из Уральского горного правления, 41 240 дел. В основном это были документы, созданные после 1863 г. В отчетах ПУАК есть примечание, что Уральское горное правление дела, относящиеся к 1722—1863 гг., подвергло уничтожению без заключения комиссии [см.: Там же, 11, 3—4]. Что касается того количества дел Уральского горного правления, которое Пермская ученая архивная комиссия спасла от уничтожения, сохранив в своем историческом архиве, то его еще необходимо установить. Совершенно ясно одно: каждое спасенное дело — особое сокровище для современной исторической науки. Более того, действия Архивной комиссии привносили в процедуру экспертизы элементы научности и обоснованности.
И еще один интересный факт: с 80-х гг. XIX в. описи решенных дел и документов Уральского горного правления, отнесенных в свое время ко второму разряду, чей двадцатилетний срок хранения истек (эти документы подлежали уничтожению «через продажу с торгов»), окончательно утверждались в головном министерстве. Показателен текст предписания от 15 декабря 1892 г., направленного из Горного департамента Министерства государственных имуществ Главному начальнику Уральских горных заводов: «По рассмотрению… описи Горный департамент признал со своей стороны полезными дела второго разряда под №№ 87, 187, 205, 211, 214 и 219, дело под № 38, за необозначением времени решения его, и под №№ 188, 324 и 325, содержащие в себе руководства и распоряжения, в которых впоследствии может встретиться надобность, оставить еще на 20 лет; а дела под №№ 142, 171, 189, 249, 277 и 249, об описании подложности фальшивых билетов, отнести к секретным и, за истечением 20 лет, сжечь; дело же за № 303, о производстве топографической съемки пашен и покосов и прочего, перенести в первый разряд. Вследствие сего и не встречаем… препятствий к уничтожению остальных… 335 дел через продажу их с торгов, с тем условием, чтобы эти дела были проданы с разбивкою по листам…» [Там же, л. 173—174 об.].
Аукционный лист
О продаже негодной деловой бумаги, назначенный на 18 число июня 1892 года [ГАСО, ф. 24, оп. 18, д. 4432, л. 154]День открытия аукциона Номера продаваемого предмета Звание и количество предметов Чин, имя, звание и фамилия покупателя Последняя цена, выставленная цифрою
Июня 18 1 Негодной деловой бумаги 168 пуд по 65 коп. за пуд Купил Петр Рубцов по 67/2 коп. за пуд 113 руб. 40 коп.
Данный порядок проведения экспертизы ценности документов не нарушался вплоть до революционных событий 1917 г. И даже в советское время, фактически до конца 30-х гг. ХХ в., сохранялись те основные приемы проведения экспертизы ценности, которые сложились еще в дореволюционный период: формирование особой экспертной разборочной комиссии; деление дел на группы постоянного хранения, временного хранения и на подлежащие уничтожению; полистный просмотр дел. Этот порядок был закреплен Декретом СНК РСФСР «О хранении и уничтожении архивных дел» от 22 апреля 1919 г. [см.: Декреты советской власти, № 50]. Главное принципиальное изменение — это установление государственного контроля за проведением экспертизыценности документов, который осуществляло в тот период времени Главное управление архивным делом при Наркомате просвещения РСФСР. И это был огромный шаг вперед.
Итак, насколько существенный ущерб был нанесен архиву Уральского горного правления в XIX столетии в рамках сложившейся тогда процедуры экспертизы ценности документов? Однозначно на этот вопрос ответить сложно. Сложно, прежде всего, отказаться от тех стереотипов, которые были сформированы в рамках советской историографии: в царской России архивные документы уничтожались массово и в огромных количествах. «Сырость, пожары и вандализм архивных чиновников при отсеивании ими из архивов материалов, не подлежащих хранению, привели к тому, что ко времени Великой Октябрьской социалистической революции в подавляющем большинстве местных архивов уцелели дела очень недавнего происхождения» [Маяковский, 333]. Несомненно, данный тезис необходимо очень тщательно проверить. И если до нас дошли списки дел, выделенных к уничтожению в XIX столетии, то списками документов, погибших в период откровенно варварских по отношению к архивам «макулатурных кампаний» 20—30-х гг. ХХ в., мы не располагаем. Как с этих позиций можно говорить об уважении к архивному документу в первые десятилетия Cоветской власти? Но оставим этот вопрос будущим научным исследованиям и обратимся, наконец, к цифрам, которые говорят сами за себя.
В архиве Уральского горного правления в XIX—XX вв. числилось дел (с разбивкой по годам): 1854 г. — 80 252; 1878 г. — 113 884; 1892 г. — 164 905; 1901 г. — 151 217; 1904 г. — 152 622; 1906 г. — 154 130; 1916 г. — 161 013 [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 16, д. 15, л. 1 об.; оп. 18, д. 2985, л. 3; д. 5909, л. 2—2 об.; д. 5957, л. 2; д. 6108, л. 2; оп. 24, д. 8281, л. 4—5].
При сопоставлении указанных данных мы, вопреки заявлениям советских историков, не можем прийти к однозначному заключению о массовой гибели документов во всех провинциальных архивах России, в частности в архиве Уральского горного правления.
К сожалению, пока не известна точная цифра количества дел, ежегодно передаваемых на хранение в архив Уральского горного правления, однако установлено, что в среднем в Екатеринбурге в год с аукционов продавали по 5—6, 5 тыс. единиц хранения [см.: Там же, оп. 24, д. 8281, л. 10].
Итак, ни сами правила «О порядке хранения и уничтожения решенных дел», ни процедура разделения документов и дел на разряды не отличались совершенством. Несомненно, в ходе этих экспертиз с молотка ушло на оберточную бумагу немало ценных с научной точки зрения документов. Однако если сравнивать подход к процедуре экспертизы ценности документов, который складывался в ведомстве Уральского горного правления, с общероссийской ситуацией, то можно утверждать, что екатеринбургские чиновники относились к документу, вышедшему из делопроизводства, куда как бережнее и внимательнее. Конечно, этот вывод предварительный и сырой, и он еще нуждается, несомненно, в дополнительном, тщательном исследовании. Однако в том, что архив Уральского горного правления, хранивший документы с начала основания Екатеринбурга, был и, собственно, остается (являясь сердцевиной Государственного архива Свердловской области) одним из самых интересных и богатейших по своему составу хранилищ на Урале — в этом сомнений нет. Неспроста так бились за архив в июне 1920 г. представители Уральского общества любителей естествознании: тогда по распоряжению большевиков архив хотели изгнать из здания бывшего Уральского горного правления, расположенного в самом центре города и потому представлявшего собой объект стратегически важного значения. Ученые прекрасно знали, что для архива такое перемещение — тяжелое испытание. Было составлено письмо на имя Председателя Совета Первой Трудовой армии: «…Общество обращает ваше внимание… на громадную историческую и научную ценность архива Уральского горного правления… Перемещение же архива в новые, менее пригодные помещения… грозит погубить ценное историческое хранилище края…» [Там же, ф. 101, оп. 1, д. 876, л. 70—71].
В завершение приведем любопытную выдержку из предписания, данного канцелярией Главного начальника Уральского горного правления Главному лесничему Уральских горных заводов 20 декабря 1893 г.: «…те дела и книги, кои по объяснению Вашему поедены мышами, а частию вследствие сырости подверглись плесени, привести в надлежащий вид и поместить их на хранение в более безопасное и удобное место, чтобы на будущее время не допускать подобной небрежности в хранении, а стараться принимать все зависящие от Вас меры к тщательному сохранению их, что и остается на Вашей ответственности» [Там же, ф. 24, оп. 18, д. 4432, л. 197 об.].
Примечания
1В целях лучшей охраны архивов, в которых содержались документы, подтверждающие различные дворянские привилегии, в концеXVIII в. были приняты меры по частичной их концентрации. Указами Сената 1798 г. и 1800 г. в каждой губернии предписывалось создать три архива: архив Губернского правления, где должны были храниться все дела административного характера; архив Судебной палаты, куда сдавались все оконченные в различных инстанциях судебные дела; дела же финансово-экономического характера должны были концентрироваться в архиве Казенной палаты.
2Как правило, архивные материалы распределялись на три разряда: первый разряд — дела, подлежащие вечному хранению; второй разряд — дела, подлежащие временному хранению (от 5 до 25 лет); к третьему разряду относились дела, подлежащие уничтожению.
3De facto комиссия была учреждена годом ранее — 5 июля 1888 г.
Список литературы
ГАСО. Ф. 24, 43, 101.
Голиков А. Г.Архивоведение Отечественной истории. М., 2008.
Декретысоветской власти. В 5 т. Т. 5. М., 1971.
Иванов П. А.Краткая история управления горной частью на Урале. Екатеринбург, 1900.
Маяковский И. Л.Очерки по истории архивного дела в СССР. М., 1941.
ПСЗРИ. Собр. первое. СПб., 1830. Т. 30. № 24686.
Самоквасов Д. Я.Архивное дело в России. В 2 кн. Кн. 2. М., 1902.
СЗРИ. СПб., 1892. Т. 2.
Сборникматериалов, относящихся до архивной части в России. В 2 т. Т. 1. Пг., 1916.
ТрудыПермской ученой архивной комиссии: 1) Вып. 1. Пермь, 1892; 2) Вып. 2. Пермь, 1893; 3) Вып. 3. Пермь, 1896; 4)Вып. 5. Пермь, 1902; 5) Вып. 11. Пермь, 1914.
Экспертизаценности документов в дореволюционной России // Тр. ВНИИДАД. М., 1974. Т. 4, ч. 1.
|
