Между «красными» и «белыми»: наука и высшая школа Дальнего Востока в период Гражданской войны
Л. С. Малявина
Гражданская война прокатилась многотонным катком по судьбам тысяч людей, сорвала их со своих привычных мест, изменила прежний уклад жизни, повысила миграционную активность, которая вылилась в самую крайнюю форму проявления – беженство. Одним из результатов трагического русского «бега» стало перемещение больших людских масс из Поволжья, Урала и Сибири, являвшихся в 1918–1919 гг. районами интенсивных военных сражений, на территорию российского Приморья. С 29 июня 1918 г. (после антибольшевистского чехословацкого мятежа во Владивостоке) этот край вышел из-под контроля советской власти и вплоть до ноября 1922 г. (вхождения в состав РСФСР) занимал особое место в Дальневосточном регионе. Отличавшееся от других дальневосточных территорий (Приамурье, Сахалин, Камчатка) большей плотностью населения, освоенностью, уровнем экономического развития Приморье достаточно быстро превратилось в основную зону притяжения миграционных потоков из восточных районов России, чему способствовал ряд факторов. Важнейшим из них являлся антибольшевистский характер приморской власти. За годы Гражданской войны в Приморье сменилось несколько социально-политических режимов, контролировавших данную территорию и поддерживавших ее «несоветский» уклад. Другими факторами, способствовавшими высокой концентрации в Приморье беженских потоков, стали приграничное положение территории и относительное материальное благополучие его населения. Здесь примерно до 1921 г. за счет сохранения товарооборота с полосой отчуждения КВЖД (части Северо-Восточного Китая) не было ни той хозяйственной разрухи, ни того голода, которые были свойственны центральным районам страны. Поддерживаемые всеми правительствами рыночные отношения обеспечивали товарные рынки продуктами питания и промышленными товарами. Во Владивостоке – приморской столице, несмотря на присутствие интервенционистских (американских, японских, чехословацких) войск, продолжали действовать учебные и культурно-просветительные учреждения, работали торговые и банковские организации, что на фоне бедственной картины хозяйственной жизни в Советской России воспринималось «островком рая». Город являлся не только крупным транспортным узлом и конечным пунктом Транссибирской железнодорожной магистрали, по которой проходила основная эвакуация населения и войск из Сибири, но и имел морской порт, через который поддерживалось сообщение с Одессой, портами стран Юго-Восточной Азии. Это обеспечивало возможность для части беженцев последующего «ухода» морем в Японию, Китай, страны Европы, США, Австралию и другие места формирования послеоктябрьской российской эмиграции.
Волна беженского движения сдвинула с места людей разных профессий и разного уровня благосостояния. Проявила миграционную активность и часть представителей научной интеллигенции Урала, Поволжья и Сибири. Деятельность и судьбы многих из этих людей, начинавших свою научную карьеру либо в европейской части России, либо на Урале и в Сибири (в учебных заведениях Казани, Екатеринбурга, Омска, Томска, Иркутска) и продолживших ее в новых для себя условиях Приморья, остаются малоизвестными для широкого круга историков. Между тем обращение к этому аспекту истории Гражданской войны на Дальнем Востоке позволяет решить ряд важных для современной исторической науки задач. Во-первых, ответить на вопрос об особенностях поведения российской интеллигенции в экстремальных условиях начала XX в., относящийся к числу наиболее дискуссионных исторических вопросов. Во-вторых, рассмотреть историю Гражданской войны в «человеческом измерении» – через деятельность лиц, не принимавших непосредственного участия в военных действиях. В-третьих, изменить традиционные представления о периоде Гражданской войны как времени полного угасания культурной и научной жизни в регионе, признав его по-своему результативным для развития науки и образования Дальнего Востока.
Комплексный анализ доступных на сегодняшний день источников (документы центральных и дальневосточных архивов, материалы личных архивов, региональная периодика, справочно-биографические издания) позволил установить волнообразный характер миграционной активности научных кадров, связанный с изменением политической ситуации и ходом событий на фронтах военных действий на востоке страны. «Белое» военно-политическое движение в восточных районах России пережило несколько пиковых моментов, которые определили масштабы миграции населения из подконтрольных им территорий и географическую направленность передвижения. Первый из них пришелся на осень 1918 г. – период падения Казани, Самары, поражения Ижевско-Воткинского восстания. В результате этих событий на Южный Урал и в Западную Сибирь вместе с армией добровольно ушла часть местного рабочего населения, почти весь инженерно-технический персонал промышленных предприятий. В частности, только из Казани, как сообщалось в газете «Дальний Восток» (1918, 10 окт.), отслеживавшей ситуацию в Советской России, вместе с войсками, «опасаясь террора большевиков», ушло 30 тыс. жителей. По подсчетам современных исследователей отток населения из города в сентябре 1918 г. составил до 57 % [см.: Литвин, 74]. Покидали город и казанские университарии – профессора, доценты, преподаватели, сотрудники, студенты, многие с семьями1 . Часть из них первоначально осели в Перми, где еще в 1916 г. было открыто отделение Петроградского университета (в 1917 г. оно было преобразовано в самостоятельный университет). Часть выразили желание быть зачисленными в штат сибирских вузов и продолжить свою научную и преподавательскую работу в Томске, Омске и Иркутске.
Вторая, более мощная, волна беженцев, сориентированная уже непосредственно на Дальний Восток, начала формироваться во второй половине 1919 г. после летнего отступления колчаковской армии с территории Урала, взятия большевиками Омска в ноябре 1919 г. и победы советской власти осенью 1919 г. на большей части Сибирского региона. Помимо рабочих, духовенства, военных, крестьянства, в нее оказались втянутыми и представители научной интеллигенции. Главным образом они были представлены преподавателями Уральского горного института из Екатеринбурга и профессурой вузов Омска и Томска – политехнического, технологического и сельскохозяйственного институтов, кадетского училища, а также Томского университета.
Процесс миграции населения из Западной Сибири в 1919 г., в отличие от стихийного бегства населения из Казани в 1918 г., носил более организованный характер, проходил в форме эвакуации, управляемой и контролируемой правительством А. В. Колчака. Это подтверждает частично сохранившаяся в фондах Российского государственного архива Дальнего Востока (РГИА ДВ, Владивосток) переписка членов омского правительства с приморской областной земской управой по вопросам принятия и размещения эвакуируемых вузов (1919). В частности, судя по содержанию документов, эвакуация во Владивосток Уральского горного и Омского политехнического институтов с оборудованием кабинетов, библиотеками, собственными средствами рассматривалась как возможность не только сохранить научные кадры, но и обеспечить их привычной работой, так как в этот период в городе шло организационное оформление аналогичного профильного вуза – Высшего политехникума. Омским преподавателям при их согласии предлагалось остаться во Владивостоке постоянно. Уральский горный институт планировалось возвратить в Екатеринбург, «когда окончится борьба с большевиками» [РГИА ДВ, ф. 28, оп.1, д. 874, л. 199 – 200].
Третья волна притока научных кадров из Сибири на Дальний Восток пришлась на 1920–1921 гг. В отличие от первых двух, она была в меньшей степени связана с провалами «белого движения», а главным импульсом для ее формирования стала начавшаяся в 1920–1921 гг. реорганизация сибирской высшей школы. Реорганизация вузов Сибири проводилась новым местным органом власти – Сибирским революционным комитетом (Сибревкомом) и была направлена на приведение их структуры и деятельности в соответствие со всеми ранее принятыми СНК РСФСР декретами по высшей школе [см.: Соскин, 1989]. Советизация сибирских вузов, как и повсеместно на территории РСФСР, сопровождалась их структурной перестройкой, сокращением гуманитарных кафедр и факультетов, чисткой профессорско-преподавательского и студенческого состава, вытеснением из университетов старой профессуры. В результате многие вузы Сибири (в Иркутске, Томске) лишились философских, исторических и юридических факультетов, их место заняли факультеты общественных наук (ФОН). Было урезано филологическое образование: прекратилось преподавание классических языков и классической филологии. Все это оставило без работы большую группу преподавателей-гуманитариев и вызвало их эмиграцию в Харбин, Шанхай, Пекин или миграцию в несоветский Владивосток.
Точную численность оказавшихся в Приморье научных кадров с Урала и из Сибири определить не представляется возможным, так как по разным обстоятельствам они часто переезжали, меняли вузы или совмещали работу в нескольких учебных заведениях. Общие представления об их количестве и персональном составе позволяют составить данные сборника «Писатели, ученые и журналисты на Дальнем Востоке в 1918–1922 г.», изданного в 1922 г. во Владивостоке [см.: Ивашкевич]. Сборник включает в себя краткие биографические сведения о лицах, работавших в научных и образовательных учреждениях Владивостока, редакторах дальневосточных газет и журналов. Всего приведены биографические данные на 130 человек, 50 из них по роду занятий можно классифицировать как научных работников. Анализ приведенных биографических справок позволяет утверждать, что в 1918–1920 гг. во Владивосток прибыли высококвалифицированные научные кадры. Многие из приезжих обладали значительным багажом знаний, организаторскими способностями, представляли уже сформировавшиеся научные школы, были известны своими научными исследованиями как в России, так и за ее пределами, имели опыт работы в нескольких учебных заведениях. Так, в составе преподавателей Уральского горного института оказалось много известных специалистов в области механики, физики, химии (Н. И. Морозов, Б. П. Пентегов, П. П. Веймарн, Е. И. Любарский, К. Д. Луговкин), горного дела (М. А. Павлов, М. О. Клер), естественных наук (В. Ф. Овсянников). Омские вузы представляли квалифицированные педагоги и методисты высшей школы А. А. Домрачев и А. А. Великопольский. Томская научная школа была представлена известными профессорами, юристами Томского университета доктором гражданского права С. П. Никоновым и правоведом М. П. Головачевым, а также группой горных инженеров и геологов Томского технологического института – А. И. Педашенко, Т. М. Стадниченко, П. П. Гудковым. Казанская школа – правоведом, философом и магистром богословия, бывшим преподавателем Казанской духовной академии М. Н. Ершовым и филологом, преподавателем Казанского реального училища А. П. Георгиевским.
Мотивацию отъезда ученых документально установить невозможно, так как сохранившиеся личные документы (анкеты, автобиографии, биографические справки и пр.) были заполнены авторами в более поздние годы, когда факты их пребывания на «белой» территории или «выпадали» из биографических данных, или не отмечались вообще. Можно только предположить, что в основе миграции лежали разные факторы. Одни спасали себя и своих близких от голода и реквизиций, меняя место работы, другие искали возможность свободно выражать свое мнение и взгляды, третьи опасались преследований со стороны большевиков. Так, некоторые представители сибирской интеллигенции имела все основания опасаться расправы со стороны советской власти за сотрудничество с белым правительством, поскольку общались среди людей, которых сибирская историография причисляла к «идеологам белого режима» и которые в разное время были в правительстве А. В. Колчака [см.: Соскин, 1991]. Часть ученых из числа обществоведов (юристы, экономисты, философы) искали себе новую работу в связи отсутствием перспективы ее продолжения в советской Сибири.
Дальний Восток России в целом и Владивосток в частности до 1917 г. занимали одно из последних мест в дореволюционном российском рейтинге по количеству насыщенности региона высшими учебными заведениями. Единственным вузом в регионе до революции был Восточный институт, открытый в 1899 г. во Владивостоке для подготовки высококвалифицированных востоковедов-переводчиков. Элитный характер вуза выражался не только в его узкой специализации, но и в существовавших ограничениях по набору студентов. В связи с этим многие общественные деятели Приамурского края, преподаватели Восточного института начиная с 1910 г. неоднократно обращались с ходатайствами в Министерство народного просвещения России об открытии в различных дальневосточных городах новых вузов в дополнение к Восточному институту. Но общественная инициатива наталкивалась на противодействие центральной власти, которая не находила в этих предложениях целесообразности, и «вузовский» вопрос для Дальнего Востока до 1917 г. так и не был разрешен.
Приезжая профессура, оказавшаяся в период Гражданской войны во Владивостоке, столкнулась с необычной ситуацией, не характерной даже для столь же отдаленной Сибири: есть молодежь, желающая учиться, появились квалифицированные преподаватели, но нет вузов, кроме Восточного института, для продолжения научной карьеры. Приезжающие научные кадры совместно с местной общественностью занялись работой по расширению образовательного пространства, созданию различных инициативных групп и комитетов, ставящих задачей проработку проектов создания новых образовательных и научных учреждений, а также сбором средств на их реализацию и «продвижение» проектов в различных правительственных инстанциях.
Одним из первых разработанных и удачно реализованных общественных образовательных проектов стало открытие в октябре 1918 г. во Владивостоке историко-филологического факультета Восточного института. Большой вклад в его организацию наряду с местными научными силами внес бывший профессор Казанской духовной академии, приват-доцент Казанского университета М. Н. Ершов. На Дальний Восток он попал летом 1918 г. В августе 1918 г. возглавил инициативную группу по созданию местного историко-филологического института с программой, соответствующей программам историко-филологических факультетов российских университетов. Первое заседание инициативной группы (по объявлению в газете «Далекая окраина») состоялось 2 августа 1918 г. [см.: Далекая окраина, 1918, 3 авг.]. Н. Н. Ершов был одним из разработчиков устава будущего института. По завершении организационных работ и к началу работы нового образовательного учреждения (16 октября 1918 г.), утвержденного как историко-филологический факультет, он был назначен штатным профессором по кафедре философии. В первый учебный год работы факультета (1918/19) он выполнял обязанности декана.
Факультет включал два отделения – историческое и словесное, на каждом из которых читались как общие курсы (введение в философию, логика, введение в общее языкознание, латынь, греческий, иностранные языки), так и специальные курсы. Новое учебное учреждение стало основным местом концентрации всех ученых-гуманитариев, как прибывших в результате миграционных волн 1918–1919 гг., так и специально приглашенных для работы в новом вузе. В 1918–1919 гг. здесь работали А. П. Георгиевский, выпускник историко-филологического факультета Петроградского университета и Петроградского археологического института (прибыл из Казани в 1918 г.), А. М. Гневушев – профессорский стипендиат Киевского университета, директор Красноярской второй женской гимназии, знаток истории Средневековой Руси, В. М. Грибовский – профессор-правовед Томского университета. Были открыты кафедры истории церкви, педагогики, философии. На кафедре истории церкви преподавал протоиерей Ф. П. Успенский, профессор Казанской духовной академии. Организатором и руководителем кафедры педагогики выступил магистр богословия, автор работ по педагогике Я. Д. Коблов. К работе кафедры философии был привлечен Л. А. Зандер, выпускник юридического факультета Петербургского университета, стажер философского факультета Гейдельбергского университета (Германия), ранее преподававший философию в Пермском университете, а впоследствии один из будущих деятелей экуменического движения. Спецификой нового вуза стало создание принципиально новой для российских вузов кафедры сибиреведения, которая создавалась для обеспечения, выражаясь современным языком, регионального компонента в образовании. Содержание новой учебной дисциплины включало в себя комплекс научных сведений по истории, географии, этнографии и археологии Сибири и Дальнего Востока. Одновременно кафедра рассматривалась как научное подразделение с задачами разработки проблем сибиреведения – истории Сибири, ее быта, археологии и этнографии. На базе кафедры планировалось осуществлять подготовку преподавательских и исследовательских кадров в области исторического краеведения [см.: Ермакова, 8–9].
Квалифицированный коллектив преподавателей смог не только наладить успешный учебный процесс и стабильную работу десяти кафедр, обеспечивающую хорошую подготовку студентов гуманитарного профиля (на факультет в первый год его работы было зачислено 140 студентов и слушателей), но и инициировать новые научные начинания. Так, несмотря на материальные трудности, связанные с отсутствием у нового образовательного учреждения статуса государственного вуза, и финансовую зависимость от меценатов и спонсоров, уже в ноябре 1918 г. совет факультета принял решение об издании собственного периодического издания «для печатания трудов профессоров факультета, а также лиц, причастных к наукам историко-филологического цикла» [Далекая окраина, 1918, 9 нояб.]. Редактором журнала, получившего название «Ученые записки», был избран профессор С. М. Широкогоров, антрополог, бывший сотрудник Музея антропологии и этнографии Российской академии наук. Первый том, состоявший из трех выпусков, был издан в 1919 г. Осенью 1918 г. факультетом было начато формирование собственной научной библиотеки. Важную роль в ее организации сыграла Л. А. Мерварт, известный индолог, сотрудник петербургского Музея антропологии и этнографии РАН. Вместе со своим супругом А. М. Мервартом, ученым-хранителем того же музея, в 1914 г. они были направлены в научную экспедицию в Индию и на Цейлон для сбора этнографических, лингвистических и антропологических материалов. Но при возвращении назад из-за расстройства транспортного сообщения с западными районами России вынуждены были задержаться во Владивостоке, где активно включились в работу по созданию историко-филологического факультета. Л. А. Мерварт, в частности, выступила инициатором сбора книг для библиотеки факультета. Восьмого ноября 1918 г., через две недели после начала работы факультета, в местных газетах («Далекая окраина» и «Приморская жизнь») было опубликовано ее воззвание к жителям города о пожертвовании книг, учебных пособий и географических карт для будущей библиотеки. Она же создала и возглавила один из первых научных студенческих кружков по сравнительному изучению религий, созданных с целью обучения студентов навыкам исследовательской работы [см.: ГАПК, ф. 117, оп. 6, д. 31, л. 1].
Другим положительным результатом совместной организационной работы общественности и ученых стало открытие 1 ноября 1918 г. первого высшего технического учебного заведения – Высшего политехникума. Как писали местные газеты по случаю его открытия, новый вуз, «рассадник высших технических и экономических знаний», «новый источник просвещения», возник «из ничего», по частной инициативе, «при весьма сочувственном отношении культурных элементов общества», на средства, пожертвованные местными именитыми гражданами и торгово-промышленными фирмами Владивостока [см.: Далекая окраина, 1918, 8 нояб.]. Инициатором его открытия выступила группа местных инженеров и общественных деятелей, объединившихся в июле 1918 г. в Дальневосточное общество содействия развитию высшего образования (ДОСРВО). Председателем общества и его правления был избран профессор Восточного института В. М. Мендрин. Общество включало в себя несколько секций – секцию общих положений, юридическую, учебную, хозяйственную и финансовую, которые сразу же приступили к работе. Финансовой секцией ДОСРВО, возглавляемой инженером Б. Бриннером, сыном крупного дальневосточного предпринимателя Ю. Бриннера, была развернута активная работа по привлечению средств местного населения. К осени 1918 г. было собрано около 400 тыс. рублей. Часть средств была собрана за счет платы за обучение – 300 руб. в год с абитуриента. Хозяйственной секцией был урегулирован вопрос с городскими властями о выделении вузу в пользование на льготных условиях части здания, принадлежащего морскому ведомству. Учебной секцией и секцией общих положений были разработаны устав вуза, определена его структура, подобраны преподавательские кадры [см.: Троицкая].
Новый вуз начал свою работу с двух факультетов – технического (с горным, механическим и инженерно-строительным отделениями) и экономического. Общее количество слушателей первого набора к январю 1919 г. составило 406 человек (336 – на техническом факультете и 70 – на экономическом) [Далекая окраина, 1918, 27 дек.]. Преподавательский персонал включал 23 человека. В первый год работы учебный процесс в вузе обеспечивался преимущественно местными силами – профессорами и преподавателями местных учебных заведений и инженерами-практиками. На втором году существования (осенью 1919) вуз получил значительное кадровое подкрепление в лице группы преподавателей Уральского горного института, эвакуированного колчаковским правительством во Владивосток вместе с отступающими на восток страны по Транссибу частями белой армии. Кадровый приток в количестве 17 известных специалистов в области механики, физики, химии, горного дела позволил значительно расширить круг изучаемых в вузе дисциплин и приступить к организации новых кафедр и специальностей. Так, включение в работу вуза группы уральских профессоров-химиков Н. И. Морозова, Б. П. Пентегова, Е. И. Любарского, К. Д. Луговкина способствовало рождению в вузе кафедры химии и началу организации исследований в области коллоидной химии, осуществляемых под руководством известного специалиста профессора П. П. Веймарна (бывшего ректора УГИ). Профессор Е. И. Любарский, ранее занимавший должность доцента кафедры химии в Уральском горном институте, выступил инициатором создания во Владивостоке первой лаборатории органической химии. В лаборатории, действовавшей при институте, проводилось изучение ископаемых углей различных месторождения Дальнего Востока, по заказам местных промышленных предприятий делались анализы химико-технических свойств ископаемого, животного и растительного сырья, используемого для производственных нужд. Наличие в составе уральского научного коллектива специалистов в области горного дела и геологии (С. Н. Петров, М. О. Клер, М. А. Павлов) способствовало выделению горного отделения технического факультета Политехникума в самостоятельное подразделение. Позже к работе на вновь образованном отделении руководством вуза были приглашены известные специалисты в области геологии и горного дела из томских вузов: П. П. Гудков, А. Н. Криштофович, горные инженеры А. И. Козлов, В. С. Пак, Г. А. Стальнов [см.: ГА РФ, ф. А-1565, оп. 3, д. 254, л. 25–26]. Это позволило развернуть подготовку специалистов по трем научным направлениям – химическому, рудничному и металлургическому, сформировать кафедры геологии, петрографии, минералогии, кристаллографии, палеонтологии и полезных ископаемых, наладить работу учебных кабинетов. Деятельностью профессора В. Ф. Овсянникова, ранее занимавшего должность доцента кафедры прикладной ботаники и лесоводства УГИ, было положено начало регулярным работам в области дальневосточного лесоведения.
Укрепление позиций Политехникума, существовавшего все это время как частный вуз, позволило положительно решить вопрос об изменение его статуса. В апреле 1920 г. постановлением Приморской областной земской управы, принявшей на себя функции центральной власти в связи с прекращением деятельности правительства А. В. Колчака, Политехникум был преобразован в Государственный политехнический институт [см.: Вестник…, 22 апр.]. Новая власть взяла на себя все расходы по содержанию, что свидетельствовало об официальном рождении высшего технического вуза в регионе.
Осенью 1919 г. во Владивостоке началось становление следующего нового вуза – одногодичного частного юридического факультета. Факультет был открыт 22 октября 1919 г. [см.: РГИА ДВ, ф. 28, оп. 1, д. 874, л. 234]. Основной костяк его преподавателей составили преподаватели Восточного факультета, а также уральские и сибирские ученые (Н. И. Миролюбов, В. А. Ульяницкий и др.). Как и другие образовательные учреждения (историко-филологический факультет, Высший политехникум), юридический факультет содержался на общественные пожертвования, небольшие единовременные субсидии от Министерства народного просвещения правительства А. В. Колчака и рассматривался его учредителями как фундамент для создания будущего Дальневосточного (по другому проекту – Приамурского) университета.
С апреля 1920 г. после издания постановления Приморской земской управы об объединении Восточного института, историко-филологического и юридического факультетов в единое учебное заведение – Государственный дальневосточный университет (ГДУ) – и утверждения его кадров [см.: Вестник…, 22 апр.] основная деятельность преподавателей-гуманитариев, включая бывших уральцев и сибиряков, оказалась сосредоточенной в стенах университета. Так, А. П. Георгиевский был избран деканом историко-филологического факультета ГДУ, профессор С. П. Никонов – деканом факультета общественных наук (ФОН). Для укрепления ФОНа из сибирских вузов были приглашены новые специалисты (профессора В. М. Грибовский, Н. Я. Новомбергский, И. Л. Антропов, В. А. Овчинников и др.).
В 1921 г. была завершена работа по созданию во Владивостоке Дальневосточного государственного педагогического института им. Ушинского. Институт был открыт на базе Владивостокского учительского института, начавшего свою работу в 1917 г. Важную роль в осуществлении проекта перехода от среднего к высшему педагогическому образованию в регионе и разработке устава, штатов и учебного плана будущего института сыграл профессор П. И. Девин, прибывший во Владивосток в 1920 г. из Омска. Судя по сохранившимся документам, он был не только известным специалистом в области педагогики и методики преподавания русского языка, представителем петербургской педагогической школы, но и обладал хорошими организаторскими способностями и определенными амбициями. В частности, обращаясь в отдел педагогического образования Главпрофобра Наркомпроса РСФСР в декабре 1922 г. с просьбой назначить его «на ответственную учебно-административную должность по организации педагогического или любого другого вуза в Москве или Петрограде» и подчеркивая, что его «стихия – организация высшей школы», он писал: «В сентябре 1920 г. мне было поручено отделом по народному образованию правительства Медведева (А. С. Медведев – председатель Приморской областной земской управы. – Л. М.) преобразовать Владивостокский учительский институт в высшее учебное заведение – педагогический институт. Свою задачу я понял широко... Я поставил себе целью организацию на русском Дальнем Востоке ученого педагогического учреждения и высшего педагогического учебного заведения, могущего иметь в ближайшем будущем всесибирское и даже всероссийское значение ввиду исключительного положения Владивостока как главного промышленного и культурного пункта при сношениях с Тихоокеанскими странами. В соответствии с этим я проектировал присвоить организуемому мною учреждению наименование: Государственная педагогическая академия им. Ушинского. Однако Министерством народного просвещения в Чите (правительство ДВР. – Л. М.) организуемое учреждение было названо Педагогическим институтом, вследствие чего наименование этого учреждения Педагогической академией было отложено до того момента, когда оно сможет развернуться в соответствующем масштабе при наличии соответствующих ученых сил и материальных средств» [ГА РФ, ф. А-1565, оп. 6, д. 286, л. 7–8].
Документы подтверждают, что за короткий срок новому директору удалось привлечь к преподаванию в вузе все лучшие местные научные силы. В 1921/22 уч. г. в Дальневосточном педагогическом институте им. Ушинского на постоянной основе или по совместительству работали 48 человек, в том числе 7 профессоров, 12 и. о. профессора, 24 доцента, 5 преподавателей, не имевших ученых званий. Численность обучающихся в нем студентов, включая слушателей подготовительных курсов и вольнослушателей, составляла 665 человек, что превышало прежнюю максимальную численность обучающихся в учительском институте (180 человек) более чем в три раза [см.: Ежегодник, л. 34–35]. Было положено начало организации естественно-исторического кабинета, налажен обмен изданиями со всеми крупными русскими учеными учреждениями и высшими учебными заведениями педагогического профиля.
Создание новых вузов было важной, но не единственной заслугой научной интеллигенции. В этот же период во Владивостоке в 1920 г. совместными усилиями дальневосточных и сибирских геологов, бывших членов дальневосточной и сибирской секций Центрального геологического комитета (Петроград), было организационно оформлено создание Геологического комитета Дальнего Востока – первой региональной геологической организации. К созданию Дальгеолкома были привечены такие известные ученые, как Э. Э. Анерт (до 1917 – старший геолог дальневосточной секции Геологического комитета России), И. П. Толмачев, бывший сотрудник Петербургского геологического музея, участник многих геологических экспедиций, работавших на севере Сибири и Дальнего Востока. В 1914–1918 гг. он являлся первым ученым секретарем Полярной комиссии Академии наук. Здесь же нашла трудоустройство большая группа сибирских геологов: П. И. Полевой, А. И. Педашенко, Т. М. Стадниченко, П. П. Гудков (профессор Томского технологического университета), М. К. Елиашевич (Уральский горный институт) и ряд других [см.: Ремизовский]. Был поставлен вопрос о создании во Владивостоке Дальневосточного отделения Института исследования Сибири. Решение об его организации было принято на съезде уполномоченных представителей научных организаций Дальнего Востока, состоявшемся 21 декабря 1919 г. во Владивостоке [см.: РГИА ДВ, ф. 28, оп 1, д. 948, л. 1–5]. Делегаты съезда представляли 25 обществ и научных учреждений из Владивостока, Благовещенска, Хабаровска и Никольска-Уссурийского. Однако, в связи с закрытием советской властью 5 июля 1920 г. самого Института исследования Сибири (Томск), реализовать данное решение удалось только в 1923 г. с созданием Исследовательского института по изучению Дальнего Востока при ГДУ.
Еще одной новацией стала попытка создания во Владивостоке Приморской областной ученой архивной комиссии, которая должна была взять под контроль и обеспечить сохранность архивов ликвидированных и существующих учреждений и ведомств. Инициатором создания архивной комиссии выступила группа преподавателей историко-филологического факультета ГДУ во главе с А. П. Георгиевским. Возглавляемая им инициативная группа смогла не только организационно оформить новое учреждение, но и добиться придания ему в 1921 г. статуса самостоятельного государственного органа, контролирующего и управляющего архивным делом в Приморской области. После окончательного установления в Приморье советской власти Дальревком 1 марта 1923 г. принял решение о создании Приморского губернского архивного бюро, которое возглавил А. П. Георгиевский. Эта дата считается днем рождения Государственного архива Приморского края. Другим крупным научным мероприятием рассматриваемого периода стало проведение в апреле1922 г. в г. Никольск-Уссурийске Первого съезда по изучению Южно-Уссурийского края, в работе которого приняли участие 48 докладчиков, представивших на взаимное обсуждение около 90 научных докладов по различным областям знаний.
В целом, можно отметить, что повышенная мобильность научной интеллигенции, проявившаяся в период Гражданской войны, вызвавшая значительный отток научных кадров из западных районов страны, Урала и Сибири, сыграла положительную роль в усилении научного потенциала российского Дальнего Востока. В короткий промежуток времени (1918–1922) был осуществлен значительный прорыв в деле развития высшего образования и науки в Дальневосточном регионе. За несколько лет упорной и настойчивой работы, опираясь на собственные силы и вопреки неблагоприятным политическим условиям, частой смене властей на территории Приморья, научной общественностью было сделано гораздо больше, чем прежним российским правительством за все 50 лет «владения» Приамурским краем. К окончанию гражданской войны (1922) Владивосток превратился в крупный вузовский и научный центр, где действовало три высших учебных заведения: Государственный дальневосточный университет, Политехнический институт, Государственный педагогический институт им. Ушинского.
Важным фактором, позволившим ученым достичь поставленных задач в области научного строительства, стала занятая ими позиция компромиссности в отношении часто сменявшихся властей Приморья. Идеи об автономии высшей школы, аполитичности науки были близки многим ученым с весьма разнородными убеждениями. Большинство ученых считало, что их долг – заниматься наукой, поэтому их политические симпатии и антипатии определялись в первую очередь практическими соображениями: насколько данная власть может помочь их практической работе, в решении финансовых и научно-учебных проблем. Безусловно, большое значение имела форма, в которой осуществляла правление действующая на текущий момент власть, ибо, будучи приверженцами демократии, большинство интеллигенции категорически отвергало диктатуру. Отсутствие жесткого идеологического давления и минимальная финансовая поддержка общественным начинаниям обеспечивала лояльное отношение ученых к омскому правительству адмирала А. В. Колчака. Под его контролем Приморье находилось чуть более года (с осени 1918 по январь 1920 г.). Так же лояльно выстраивались отношения научной интеллигенции к временному правительству Дальнего Востока – Приморской областной земской управе (1920–1921). Оно смогло наиболее полно удовлетворить запросы дальневосточного социума в развитии высшей школы, приняв созданные «снизу» вузы на государственное финансирование. Менее единодушным в научной среде было отношение к марионеточному прояпонскому временному приамурскому правительству во главе со С. П. Меркуловым, сформированному в мае 1921 г. во Владивостоке в результате контрреволюционного переворота, осуществленного при поддержке японских войск.
Адаптированность к различным режимам позволила дальневосточной интеллигенции менее болезненно, чем в 1917–1918 гг., принять «второе пришествие» советской власти на Дальний Восток, начавшееся с ноября 1922 г. с роспуска ДВР и образования Дальневосточной области РСФСР. И хотя советскую власть приняли не все представители научной общественности, пограничное положение Владивостока позволило без серьезных политических конфликтов провести очередное политическое размежевание в их профессиональной среде, разделив на тех, кто остался на позициях неприятия советской системы, и тех, кто принял все продиктованные ею новые условия работы. Первые эмигрировали в соседний Китай, где развернули активную деятельность по организации высших учебных заведений для российской эмигрантской молодежи. Преимущественно это были юристы, философы, экономисты, т. е. те специалисты, которые в силу своей профессиональной деятельности были наиболее опасны для новой власти или не могли найти применения своим знаниям в советской высшей школе. В 1920–1930-е гг. в Харбине, Шанхае, Пекине преподавало около 30 преподавателей, эмигрировавших после 1922 г. из Владивостока [см.: Хисамутдинов]. Сторонники политики компромисса с советской властью продолжили работу в советизированном Дальневосточном государственном университете, в который слились в ходе реформы дальневосточной высшей школы, проведенной новым органом власти (Дальревкомом) в 1923 г., все ранее образованные дальневосточные вузы. Уже в первый год работы реорганизованного университета (1923) численность его преподавательского состава составляла 95 человек [ГА РФ, ф. А-1565, оп. 2, д. 209, л. 28], а общее количество студентов по всем пяти факультетам к середине 20-х гг. достигало 1 165 человек. Многие ученые из числа оставшихся, несмотря на свое «несоветское» прошлое, заняли ведущие посты в объединенном вузе, выступили организаторами научных школ и подразделений Дальневосточного университета, внеся тем самым значительный вклад как в дело подготовки специалистов для нужд края, так и в развитие региональной науки. В качестве конкретных примеров можно назвать профессора А. П. Георгиевского, ставшего в 1923 г. проектором по научной работе ГДУ и деканом педагогического факультета университета, автора фундаментальной научной работы «Русские на Дальнем Востоке» (1926–1930), не потерявшей своего научного значения и на сегодняшний день. Значительный след в дальневосточной лесной науке и подготовке кадров инженеров лесного хозяйства для нужд Дальневосточного края оставил профессор В. Ф. Овсянников. Его научный и научно-педагогический стаж работы в вузах Дальнего Востока составил более 10 лет (1919–1932). За это время им было написано более 60 научных работ по прикладной метеорологии, лесоведению и лесоводству, проблемам озеленения дальневосточных городов, в том числе 12 учебников и учебных пособий, используемых в подготовке кадров инженеров лесного хозяйства. Деятельность прибывших в 1919 г. из Екатеринбурга ученых-химиков Е. И. Любарского, Б. П. Пентегова способствовала становлению и развитию химических исследований на Дальнем Востоке. Геологи М. А. Павлов, А. И. Козлов, М. К. Елиашевич стали открывателями новых месторождений полезных ископаемых.
Большинство ученых видели свой профессиональный долг в том, чтобы «делать» науку независимо от характера существующей власти. К этому подталкивал не только инстинкт самосохранения, но и искренняя вера в аполитичность научной работы, ориентация на «служение народу», вера в необходимость его просвещения – качества, которые всегда были свойственны русской интеллигенции. Это позволило интеллигенции добиться крупных научно-организационных результатов в деле развития высшего образования и науки, способствовавших усилению научного потенциала Дальневосточного региона.
Примечания
1 Полный список выбывших в 1918 г. из Казанского университета профессоров, преподавателей и сотрудников см. в работе: [Малышева, 87–92].
|
