Проблема жанра «Записок из Мертвого дома» Достоевского

Их нельзя назвать мемуарами. Достоевский придал своим воспоминаниям о каторге не автобиографический, а иной смысл: он свободен в хронологии, в изложении ряда фактов, в описании некоторых каторжан. И самое существенное: он ввел вымышленного повествователя, образ которого исключает внехудожественное прочтение произведения.

Это не «документальные» очерки и не очерковый цикл. Очерк предполагал фактическую достоверность. Не то у Достоевского. Многочисленны случаи отступления писателем от фактической во имя художественной достоверности: большая часть из них отмечена в обстоятельных комментариях Б. В. Федоренко и И. Д. Якубович, о других пойдет речь ниже. Автобиографическая и фактическая достоверность не входила в замысел Достоевского. «Записки из Мертвого дома» были задуманы как художественное произведение. Увиденное и услышанное на каторге было пережито «сердцем автора действительно».

Но это был лишь «материал», из которого создавалось художественное произведение. Сохраняя точность и верность действительности, Достоевский создал такую художественную форму, в которой он как автор обрел удивительную свободу осмысления своего жизненного опыта.

Начнем с хронологии «Записок». Известно, что Достоевский прибыл в Омский острог 23 января 1850 г. Сообщение о том, что он прибыл в острог, «вечером, в январе месяце», было в публикации первой главы в «Русском мире». Но вскоре окончательно определился замысел «Записок», и Достоевский счел необходимым сопроводить публикацию второй главы следующим примечанием: «В первой статье, где помещено вступление к «Запискам из Мертвого дома», сделана довольно важная опечатка. На странице 4-й, в 1-м столбце, напечатано: «Помню, как я вошел в острог. Это было вечером, в январе месяце». Надо читать: в декабре». Но столь же хорошо известно, что в декабре 1849 г. Достоевский был еще в Петропавловской крепости, 22 декабря стоял на Семеновском плацу в ожидании смертной казни, в ночь с 24 на 25 декабря был отправлен по этапу с фельдъегерем и жандармом в Тобольск, куда прибыл 9 января и т. д.

В хронологии «Записок» Достоевский придал принципиальное значение этому сдвигу во времени начала отбывания каторги Александром Петровичем Горянчиковым. События первой части и начала второй успели завершиться еще до «прибытия» Достоевского в Омский острог. Художественная хронология «Записок» выглядит так: в декабре Александр Петрович попадает на каторгу — дано описание острога (глава «Мертвый дом»); в связи с впечатлениями первого дня рассказано о каторжных порядках (три главы «Первые впечатления»); начиная с четвертого дня арестанта выводят на работу — его впечатления этого дня поведаны в двух следующих главах «Первый месяц»; среди новых знакомых внимание Александра Петровича привлекают Петров и Лучка (главы «Новые знакомства. Петров» и «Решительные люди. Лучка»); накануне рождества арестантов выводят в баню (глава «Исай Фомич. Баня. Рассказ Баклушина»); наступают праздники, на третий день дается представление (главы «Праздник рождества Христова» и «Представление»); во второй части «вскоре после праздников» Александр Петрович «сделался болен» и попал в госпиталь (следуют три главы «Госпиталь», «Продолжение», «Продолжение»), в одну из бессонных ночей в палате он слышит рассказ о том, как Шишков зарезал свою жену (глава «Акулькин муж»); с апреля начинаются летние работы, летом каторга взбудоражена вестью о ревизоре и его приездом (глава «Летняя пора»); накануне Петрова дня всей артелью покупают нового Гнедка, в связи с чем рассказано о собаках, о козле Ваське, о раненом орле (глава «Каторжные животные»), в первое лето, «уже к августу месяцу», случилась «претензия»: артель вышла из повиновения, заявив недовольство пищей (глава «Претензия»); «первое время» Александра Петровича тянуло к «своим» (глава «Товарищи»); из впечатлений последнего года рассказано о неудавшемся побеге А-ва и Куликова (глава «Побег»); о последних днях и прощании с арестантами поведано в главе «Выход из каторги».

Происходит укрупнение масштаба изображения каторги: прибытие, первый день, первый месяц, первый год, последний год, последний день срока. Таковы типичные вехи острожной судьбы каждого арестанта.

В «Записках из Мертвого дома» много личного, но как автор «Записок» Достоевский стремился к обратному художественному эффекту, предпочитая рассказу о своем пребывании в остроге изображение каторги.

Один из способов типизации Достоевским своей острожной судьбы — создание вымышленного образа условного повествователя Александра Петровича Горянчикова. О нем, как и о Белкине Пушкина, существуют разные мнения. Большинство исследователей считают Горянчикова подставным лицом, фиктивной фигурой повествования. Действительно, в тексте «Записок» автор и повествователь — зачастую одно лицо. Мысли, чувства, оценки Горянчикова нельзя отделить от мыслей, чувств и оценок Достоевского — это его размышления о «Мертвом доме». Как повествователь, Александр Петрович — это «неизвестный»,. от имени которого говорит сам автор — Достоевский. Это входило в замысел записок, о которых Достоевский писал брату:

«Личность моя исчезнет. Это записки неизвестного; но за интерес ручаюсь. Отказываясь от того, чтобы записывать «всю эту жизнь, все мои годы в остроге» — «такое описание станет наконец слишком однообразно», повествователь так объясняет в завершение всего свой замысел: «Все приключения выйдут слишком в одном и том же тоне, особенно если читатель уже успел, по тем главам, которые написаны, составить себе хоть несколько удовлетворительное понятие о каторжной жизни второго разряда. Мне хотелось представить весь наш острог и все, что я прожил в эти годы, в одной наглядной и яркой картине. Достиг ли я этой цели, не знаю. Да отчасти и не мне судить об этом. Но я убежден, что на этом можно и кончить».

И действительно, на первом плане в «Записках» не судьба повествователя, а «Мертвый дом», образ каторжной жизни не только арестантов, но шире — народа в николаевской империи.

Достоевский нигде не забывает, от лица кого он ведет повествование: во всех разговорах повествователя с арестантами они называют его только «Александром Петровичем», и таких ситуаций в тексте записок много. Дважды — во «Введении» и в уведомлении издателя в главе «Претензия» подчеркнуто, что автор — лишь «издатель записок покойного Александра Петровича Горянчикова». В то же время две детали жизни повествователя не разработаны в тексте записок — это его преступление (убийство жены) и десятилетний срок каторги. Повествователь сознает себя в записках не уголовным, а политическим преступником — и потому, что свободен от мук совести за приписанное преступление, и по многочисленным намекам. Зачем уголовному преступнику из дворян свидание с женами декабристов?

Особенно наглядно самосознание «политического преступника» обнаруживается в главе «Товарищи», в которой повествователь помимо прочего говорит о том, что после декабристов начальство «глядело в мое время на дворян-преступников известного разряда иными глазами, чем на всех других ссыльных»