И. С. ТУРГЕНЕВ
(1818
-
1883)
Более полувека Иван Сергеевич Тургенев находился в центре общественной и духовной жизни России и Западной Европы и «в течение всего этого времени... стремился, — как он выразился,— воплотить в надлежащие типы и то, что Шекспир называет самый образ и давление времени, и ту быстро изменявшуюся физиономию русских людей культурного слоя, который преимущественно» служил «предметом» его «наблюдений».
«Давление времени» Тургенев ощущал необыкновенно остро. В детстве это было давление крепостного рабства и помещичьего произвола, воплощавшегося для мальчика в лице его матери Варвары Петровны, владелицы огромных имений и нескольких тысяч душ крестьян. В родной семье (Тургеневы жили сначала в селе Спасское-Лутовиново Орловской губернии, а с 1827 г.— в Москве) будущий писатель даже на себе ощущал произвол Варвары Петровны и мальчиком хотел бежать из дому от ежедневных розог. Тяжелые воспоминания детства всю жизнь будут преследовать писателя. Образ крутой и властной барыни встречается во многих рассказах Тургенева. То это «пухлая, чувствительная и злая» госпожа Зверкова, запретившая горничной Арине выйти замуж за любимого человека («Ермолай и мельничиха»); то капризная барыня, разбившая счастье простодушного глухонемого дворника Герасима («Му-му»); то «строгая и гневная» помещица, ссылающая на поселение крестьянина за недостаточно почтительный, как ей показалось, поклон («Пунин и Бабурин»). Все эти, как и многие другие, страшные истории не вымышлены писателем, а разыгрывались на его глазах, мучили и возмущали его своей жестокой несправедливостью.
Когда Тургенев вырос, за пределами орловской усадьбы и родительского дома он почувствовал то же самое «давление времени» — давление самодержавия, полиции и бюрократии, крепостного права, отсутствие элементарных человеческих и гражданских прав в масштабах всей громадной России.
Но «давление времени» действовало и в другом направлении — существовало давление идей. Это были идеи политической и духовной свободы, равенства всех людей перед законом, уважения человеческой личности, воспринятые Тургеневым из книг, от учителей (первым учителем был крепостной Ф. И. Лобанов), в стенах университетов (Тургенев учился в Московском, Петербургском и Берлинском университетах).
Вольнолюбивые взгляды Тургенева укреплялись и развивались в общении с лучшими людьми России: Т. Н. Грановским, Н. В. Станкевичем, М. А. Бакуниным, А. И. Герценом и прежде всего с В. Г. Белинским, духовным вождем передовой молодежи, которого Тургенев называл своим «отцом и командиром».
«Гнусная рассейская действительность» (выражение Белинского) настолько противоречила идеалам Тургенева, что надо было или вступить с ней в борьбу, или отказаться от своих убеждений. «... Почти все, что я видел вокруг себя, возбуждало во мне чувства смущения, негодования — отвращения, наконец... Я не мог дышать одним воздухом, оставаться рядом с тем, что я возненавидел... Мне необходимо нужно было удалиться от моего врага затем, чтобы из самой моей дали сильнее напасть на него... Враг этот был — крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решился бороться до конца — с чем я поклялся никогда не примириться...»
 В 1847 г., чтобы лучше исполнить свою клятву, Тургенев уезжает за границу. Осуществляя свое намерение, он создает сборник рассказов «Записки охотника» (1846—1851 гг., в 70-е годы Тургенев дополнил сборник еще тремя рассказами). Сборник этот принес автору известность и навлек на него правительственные гонения. Цензор, пропустивший «Записки охотника», был уволен. И книга эта вместе с появившейся в то же время статьей Тургенева, посвященной смерти Гоголя, послужила причиной его ареста и двухлетней ссылки в имение матери под надзор местных властей.
В этих рассказах перед читателем проходит два ряда основных действующих лиц — крепостные крестьяне и помещики. Каждое лицо своеобразно, каждое непохоже на других. Но нетрудно заметить, что почти все крестьяне глубоко симпатичны автору, отмечены большой нравственной силой, духовной правдой и красотой. Одних отличает большой ум, практическая сметка, воля (Хорь, Овсяников, Бирюк, Дикий Барин), других — поэтическая мечтательность (Калиныч, Касьян, крестьянские дети), поиски правды (Касьян, Овсяников, Митя) и почти всех — высокоразвитое чувство человеческого достоинства. Вся жизнь их проходит в труде, почти вся—в страданиях, но это не сделало их ни жестоким!!, ни равнодушными.
Никто до Тургенева не изображал русских крестьян такими — внушающими не только сострадание, но и уважение, а их суровую жизнь — проникнутой поэзией труда и природы.
Тяжелая и простая жизнь крестьян дается на фоне тоже простых и всегда прекрасных картин русской природы. Этот пейзаж был такой же новостью в русской литературе, как и тургеневское изображение крестьян. Он как бы живет и дышит одной жизнью с людьми, передает их настроения, бывает то пасмурным, то светлым, то неприветливо грозовым, то поэтически таинственным.
Рядом с крестьянами особенно мелкими и ничтожными выглядят их господа — незадачливый жених господин Полутыкин, пухленький Стегунов, лицемерный Пеночкин, приживал Недопюскин и др. Все они тоже разные, но каждый по-своему непривлекателен и ничтожен. Живут они праздно, неинтересно, заполняя охотой, картами, вином свое никому не нужное существование. В большинстве они маленькие деспоты: одни откровенные, другие прикидываются «либералами». Те немногие, которым в тягость пустота жизни, которые смутно сознают несправедливость рабства, оказываются бессильными что-либо изменить в положении вещей, в своем собственном существовании. Такие становятся болтунами (вроде Любозвонова), неудачниками (вроде Каратаева), сознают свою ненужность (как Гамлет Щигровского уезда), и никто из них не вынес бы и половины тех трудов и страданий, которые приходятся на долю крестьянина.
Сдержанно, скрывая негодование, рассказывает Тургенев о барских капризах и самодурстве: Полутыкин разорил хозяйство Калиныча, таская его с собой на охоту; Пеночкин приказал высечь слугу за то, что вино к завтраку не было подогрето; господа Зверковы загубили жизнь Арины; вздорная помещица разбила счастье Матрены и Каратаева и т. д. Пример помещичьего произвола и издевательства над человеком — судьба дворового Кузьмы, по прозвищу Сучок («Льгов»). Ему довелось побывать под властью пяти господ, и каждый придумывал ему новую «должность» — он был казачком (мальчиком-слугой), «фолетуром» (форейтор — верховой кучер), садовником, доезжачим (старшим псарем), «с лошади упал и лошадь зашиб» — его выпороли и отдали в учение к сапожнику, потом приказали быть «ахтером» и велели называться Антоном (когда он изображал слепого, ему под веки закатывали горошины), потом, за вину брата, разжаловали в повара, затем в буфетчики, опять в повара, в кучера и, наконец, назначили «рыболовом» и «велели... пруд... содержать в порядке», хотя рыбы в пруду и в помине нет.
Уродливые стороны жизни Тургенев изображал в большинстве произведений и в то же время, запечатлевая «образ и давление времени», он показывал и передовых людей. Как ни мало их было, в них «было будущее России» (Герцен); на этих людях, по убеждению Тургенева, лежала обязанность «быть передавателями цивилизации народу». Изображение этих людей — чаще всего небогатых, образованных дворян — и занимает самое большое место в повестях Тургенева 40—50-х годов («Андрей Колосов», «Дневник лишнего человека», «Фауст», «Ася» и др.) и в первых романах («Рудин», 1855; «Дворянское гнездо», 1858). Только в этой среде возникал тогда сознательный протест против дурного устройства общества. Однако во всех своих начинаниях — общественных и личных — эти герои неизменно терпят неудачи, им не оказывается места в жизни, они становятся, по выражению одного из таких героев, «лишними людьми».
Таков Дмитрий Рудин — обаятельный собеседник, умный, образованный и, несомненно, талантливый человек. Он искренне и честно хочет добра и счастья для народа, умеет увлечь своим красноречием других людей, внушить им благородные стремления, но в практических делах он оказывается робким и беспомощным. Когда Наталья, дочь богатой помещицы Ласунской, полюбившая Рудина вопреки воле матери, спрашивает его: «Что нам надобно теперь делать?» — Рудин отвечает: «Покориться судьбе». Эта ситуация — встреча благородного, но не приспособленного к жизни мужчины с самоотверженной девушкой, готовой куда угодно и на что угодно идти за тем, кого она любит и кому она верит, повторяется в разных вариантах во многих произведениях Тургенева («Рудин», «Ася», «Дворянское гнездо», позднее — «Вешние воды» и др.). И критики, и читатели постоянно отмечали нравственное превосходство тургеневских героинь над его мужскими персонажами. Личный конфликт как бы обнаруживал общественную, социальную несостоятельность «лишних людей». Покорность судьбе, т. е. обстоятельствам, парализует все начинания Рудина, как и других тургеневских героев этого типа.
Едва ли, однако, упреки критиков в адрес «лишних людей», по крайней мере, в адрес Рудина, были вполне основательны и едва ли они соответствовали замыслу самого Тургенева. Ведь только нежелание жить, как живут все — быть чиновником или помещиком, — делало лучших людей «лишними» в России, а сознание своей практической беспомощности в условиях громадной крепостной страны делало их бессильными перед «судьбой». Это хорошо понял Горький, писавший: «Приняв во внимание все условия времени — и гнет правительства, и умственное бессилие общества, и отсутствие в массах крестьян сознания своих задач,— мы должны будем признать, что мечтатель Рудин, по тем временам, был человеком более полезным, чем практик. Мечтатель — он являлся пропагандистом идей революционных, он был критиком действительности, он, так сказать, пахал целину...»
Но время шло, и «давление времени» изменялось. Новый царь — Александр II решает отменить крепостное право, чтобы избежать революции. На смену немногочисленным революционерам-дворянам приходят революционеры-разночинцы, вышедшие из разных, преимущественно из низших, чинов, т. е. слоев, общества. Герои, подобные Рудину, уходят в прошлое. На смену приходят новые люди, готовые и способные к активной борьбе за переустройство общества.
Тургенев не примкнул к революционерам-разночинцам; он даже ушел из журнала «Современник» (в 1860 г.), ставшего их органом, хотя с этим журналом он был связан еще с 1847 г. Однако он по-прежнему остро ощущал «давление времени» и первый убедительно и правдиво отразил в литературе перемены, происходящие в русском обществе. В романе «Накануне» (1859) неудачникам-дворянам Берсеневу и Шубину противопоставлен новый герой — разночинец Инсаров, болгарин, борющийся за освобождение родины от турецкого ига. Противопоставление подчеркивается тем, что героиня романа — Елена Стахова, которую любят и Шубин, и Берсенев, и Инсаров, выбирает Инсарова и уезжает с ним, чтобы участвовать в освобождении Болгарии. Елена — натура цельная, решительная и самоотверженная. Пустота обеспеченной и праздной жизни отталкивает ее. «Кабы были между нами путные люди, не ушла бы от нас эта девушка, эта чуткая душа»,— говорит Шубин. Но «путных людей» вокруг не было, а Инсаров указал ей цель жизни. После смерти его Елена не вернулась в Россию, а осталась в Болгарии продолжать его дело.
В 1861 г., в год отмены крепостного права, когда, как казалось многим, в России вот-вот могла начаться революция, Тургенев пишет свой лучший роман «Отцы и дети», роман о русском разночинце-революционере, посвящая его памяти первого великого русского разночинца В. Г. Белинского. Несмотря на разногласия с разночинцами, в новом романе он в такой степени остался верен художественной правде, что «Отцы и дети» стали центральным произведением эпохи и сохраняют и сейчас огромное значение. В романе изображены дворяне и разночинцы двух поколений — «отцов» и «детей». Мелкими, в большинстве своем слабовольными людьми, с узкими, ограниченными интересами изображены представители дворян обоих поколений — отец, сын и дядя Кирсановы. «Их песенка спета». Их всех заслонила огромная фигура нового человека—Евгения Базарова. Сын лекаря, внук дьячка (как Белинский!), Базаров наделен глубоко народными, в понимании Тургенева, чертами: в нем много общего с такими крестьянскими персонажами «Записок охотника», как Хорь, Бирюк, Дикий Барин. Тот же ясный, трезвый ум, практическая сметка, умение видеть насквозь людей и большая доля иронии, то же неутомимое трудолюбие, энергия, огромная воля, независимость в суждениях и поступках, то же мужественное и честное отношение к жизни и к смерти. В отличие от героев-дворян, Базаров не терпит «красивых слов» — он человек дела. Базаров — «нигилист» (от латинского nihil — ничто, отрицание),
что для Тургенева означало — революционер. Он отрицает весь существующий строй России, отрицает религию, дворянскую культуру. Базаров знает, что ему предстоит опасная борьба, и он готов и хочет «драться», так как убежден, что нет иного пути для подлинного освобождения народа, для установления разумного общественного порядка. Однако Базаров оказывается совершенно одиноким, как в свое время Рудин. Дворянам с ним не по пути. Народ, к которому он принадлежит по происхождению, характеру, многим привычкам и вкусам, не понимает его, видит в нем «барина». Случайно заразившись трупным ядом, Базаров умирает, не успев ничего совершить. Перед смертью, которую он встречает просто и мужественно, Базаров как будто сознает, что он «не нужен России», точнее говоря (по мысли Тургенева), его время еще не наступило. Этот финал определил отрицательное отношение передовой критики к роману в целом, многие несправедливо увидели в нем «клевету» на молодое поколение, и недоразумение это незаслуженной тяжестью легло на Тургенева. Он готов был даже навсегда отказаться от литературной деятельности и усомнился на какой-то момент в ценности и осуществимости тех общественных идеалов, которым поклялся служить в молодости («Довольно», 1865).
 Однако «давление времени» оказалось сильнее этих тяжелых раздумий. Революция в России не произошла, правительственный гнет в стране снова усиливается. «Видно, николаевщина была схоронена заживо, — писал Герцен,— и теперь встает из-под сырой земли, в форменном саване, застегнутом на все пуговицы». Снова пускаются в ход доносы, опять аресты, ссылки, казни. В этой обстановке Тургенев пишет роман «Дым» (1865—1867) — произведение резко сатирическое, обличающее правящую знать, сановную бюрократию и военщину, высмеивающее их надежды повернуть назад историческое развитие страны. Вместе с тем в романе высмеиваются и мнимореволюционные болтуны, выдающие себя за передовых людей: Бамбаев — «человек из числа пустейших»: Ворошилов, Пищалкин, Матрена Кузьмнишна Суханчикова и др.
Это было также своеобразное «давление времени». Левые взгляды после 1856 г. вошли в моду, ими стали спекулировать люди пустые и бессовестные, выдавая фразы за убеждения, которых у них не было, и наживая таким дешевым способом некоторый «моральный капитал» — авторитет и уважение, которых они не заслуживали.
В резкой, полемической форме в романе изложены, в рассуждениях Потугина, и многие мысли самого автора относительно исторических судеб России. Потугин, как и Тургенев,— западник. Утверждая общность духовных ценностей, выработанных многими европейскими народами, в том числе и освободительных идей, шедших с Запада, Потугин вовсе не отрицает ни самобытности русского народа, ни чувства патриотизма. Примерно в эти же годы Тургенев, объясняя свои общественные позиции, писал: «... я никогда не признавал той неприступной черты, которую иные заботливые и даже рьяные, но малосведущие патриоты непременно хотят провести между Россией и Западной Европой...»
Тургенев, подолгу живший за границей, сделал очень много для сближения русской и западноевропейской культуры. «...Это был человек, которому вплоть до самого последнего времени образованные классы в романских и германских странах обязаны почти всем, что они знают о внутренней жизни славянских рас в наши дни» — так писал о нем датский критик XIX в. Георг Брандес. Со многими крупнейшими представителями европейской культуры Тургенева связывала тесная дружба, особенно с французскими писателями Г. Флобером, Э. Золя, Ж. Санд, В. Гюго и другими.
Это были годы всемирной известности Тургенева, когда, по свидетельству Брандеса, «ни одного из современных русских писателей не читали так много в Европе, как И. С. Тургенева».
До последних дней своей жизни Тургенев не утратил глубоких связей с Россией. Любовь к родине, страстное желание видеть ее свободной лежали в основе всех его творческих исканий. Его последний роман «Новь» (1876), отмеченный тем же острым чувством времени, посвящен народникам — русским революционерам 70-х годов. Герои романа — Марианна, Нежданов, Маркелов и другие — пытаются поднять крестьян на революционную борьбу. Крестьяне не понимают этих людей, искренне желающих им добра, и выдают их в руки полиции. В этом была жестокая правда жизни. Но в то же время Тургенев показал, что эти мечтатели революционеры — лучшие и благороднейшие люди России.
Глубокая любовь к России, ее народу и русскому языку, вера в силу революционного подвига, надежда, что русский народ, бесправный и забитый, будет свободен и счастлив, выражены и в последних произведениях Тургенева — «Стихотворениях в прозе» (1877—1882). Это коротенькие, взволнованные рассказы, иногда даже без всякого сюжета. В них отражены горькие, тяжелые, порой мрачные раздумья писателя о жизни и людях, о природе и искусстве. Но есть в этих рассказах и светлая струя — любовь ко всему живому, человеческому, прекрасному. Эта струя пробивается в рассказе «Деревня» — в любви к русской природе, к крестьянам, к их быту и нуждам; она выражена в стихотворении «Порог», рассказывающем о подвиге девушки-революционерки, идущей на гибель во имя своих убеждений. Эта светлая струя торжествует в стихотворении, обращенном к русскому языку: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины,— ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
Тургенев скончался в местечке Буживаль, под Парижем, 22 августа 1883 г. и был погребен в Петербурге — недалеко от могилы Виссариона Григорьевича Белинского, его друга и учителя.
«... Что можно сказать о всех вообще произведениях Тургенева?— писал М. Е. Салтыков-Щедрин.— То ли, что после прочтения их легко дышится, легко верится, тепло чувствуется? Что ощущаешь явственно, как нравственный уровень в тебе поднимается, что мысленно благословляешь и любишь автора?.. Это, именно это впечатление оставляют после себя эти прозрачные, будто сотканные из воздуха образы, это начало любви и света, во всякой строке бьющее живым ключом...»
|
