|
Ирина Коняева
Как следует из словаря Ожегова, ген – это материальный носитель наследственности в организме животного или растения, а гений – человек, обладающий высшей творческой способностью. Эти созвучные понятия разделены невидимой границей: одно отнесено к материальному миру, а другое – к духовному пространству. Однако общего у них может оказаться гораздо больше, чем нам кажется сегодня.
В начале этого года в генетике произошло чрезвычайное событие. Вопреки ожиданиям обывателей, оно пришло не в виде какого-нибудь клонированного супермена. Самой настоящей сенсацией стала статья мартовского журнала «Nature», где описывались опыты с безобидным и хорошо изученным растением арабидопсис. Говоря в двух словах, результаты этих опытов поставили под вопрос правильность законов Грегора Менделя – отца-основателя и главного авторитета в генетике. Надо ли напоминать, что именно эта наука в последнее время стала кузницей сенсаций! Если бы результаты экспериментов были опубликованы не в «нобелевском» журнале, их можно было бы поставить под сомнение или не заметить. Так же, как в течение многих лет официальная наука не замечала экспериментов российского ученого Петра Гаряева. А он-то как раз и может пролить свет на то, что вводит сейчас его коллег в состояние ступора. Два года назад Гаряев провел опыты, аналогичные описанным в «Nature», и получил такие же результаты. Может быть, теперь появится возможность вывести, наконец, волновую генетику из научного андеграунда. Это может повлечь за собой большие перемены далеко за рамками научной сферы.
Цена вопроса – жизнь
Когда передо мной распахнулась дверь, с губ едва не сорвался вопрос: «А ваш папа дома?» Все же для начала я решила перешагнуть через порог и уточнить: «Петр Петрович?..»
– Это я, – представился мужчина средних лет и пригласил меня в комнату.
Я рассказывала о цели своего визита и одновременно, пытаясь скрыть любопытство, рассматривала хозяина квартиры. Я знала, что Петр Петрович выглядит в свои шестьдесят с «хвостиком» удивительно молодо, но не ожидала, что настолько.
Как выяснилось, этот возрастной феномен вполне рукотворен. Несколько лет назад Петр Петрович Гаряев, основатель волновой генетики в России – не просто научного направления, а целого научного перекрестка, разработал биокомпьютер, принципиально новый вид техники, которая позволяет творить настоящие чудеса. С его помощью был поставлен ряд экспериментов, которые дали удивительные результаты. Это и привело меня в гости к Гаряеву – доктору биологических наук, академику Российской академии естественных наук, человеку, который помимо обладания официальными званиями в научных кругах или почитается как талантливый ученый, или порицается как «типичный представитель лженауки». Камнем преткновения, вызывающим столь полярные оценки, стал сам факт признания (или непризнания) волновой генетики.
В конце 40-х годов прошлого века в Cоветском Союзе становление генетики было пресечено «народным академиком» Трофимом Лысенко согласно духу того времени. Вавилова, основателя советской генетики, репрессировали, что обернулось громадным тормозом в развитии всей биологии. Но если раньше спор вокруг классической генетики велся в контексте видов на урожай, то цена вопросов, на решение которых можно рассчитывать с помощью волновой генетики, на порядок выше. Это проблемы рака, СПИДа, туберкулеза, других тяжелейших заболеваний, вопросы старения и продолжительности человеческой жизни. И это только в ближайшей перспективе. Если смотреть чуть дальше, то можно говорить о появлении принципиально новой техники. Биокомпьютеров, невообразимых по своим возможностям, биоинтернета, иных средств связи. Можно будет рассчитывать– и это главное – на качественные сдвиги в нашем, человеческом сознании.
В человеке мусора нет!
Не так давно в Америке было модно вырезать аппендицит и вставлять без особой нужды искусственные зубы. Там посчитали, что человек может быть рациональнее природы. Примерно то же самое произошло недавно в генетике.
– Реализация грандиозной программы «Геном человека», в которую были вложены миллиарды долларов, закончилась самым парадоксальным образом, – рассказывает Гаряев. – Два процента ДНК, которые кодируют белки, признали полезными, а остальные 98 % мусором. Вы можете себе представить, чтобы главная информационная структура человека – его хромосомный аппарат – оказалась мусором? Я – нет.
Результаты этой невероятной по затратам программы Гаряев характеризует не иначе как тупик, в который уперлась традиционная генетика, и считает его отнюдь не случайным. Потому что для проникновения в тайны природы нужен выход на другой качественный уровень, где биология вступает во взаимодействие с другими науками.
Волновая генетика, помимо биологии, оперирует понятиями классической физики, базируется на законах интерференции и дифракции, которые лежат в основе образования голограмм. Потому что, как показали эксперименты, генетический аппарат живых существ работает на принципах голографии. Голограмма здесь выступает в качестве проекта организма. А белки, те 2 %, что официально признаны полезными, в качестве строительного материала и организатора обмена веществ в организме. 98 % «мусора» на самом деле создают пространственные структуры, выполняющие роль разметочных полей для построения организма. Они нужны, чтобы у человека было два уха, пять пальцев на руке. Если на этих разметочных полях вдруг произошел сбой, тогда и появляются уродства, вроде зубов в сердечной мышце (оказывается, бывает и такое).
Так же, как различные части здания связываются между собой лифтами, лестницами и проводами, так же и клеткам человеческого организма необходимо поддерживать постоянные информационные контакты между собой, чтобы он оставался высокоорганизованным существом, а не скопищем бактерий или вирусов. Природа предусмотрела мощное средство, объединяющее коллективное знание миллиардов клеток нашего тела друг о друге. В физике этот фактор называется квантовой нелокальностью. Он реализуется через вакуумные структуры и благодаря этому обеспечивает мгновенность в передаче информации.
Задавшись вопросом, как происходит обмен информацией между клетками, Гаряев обнаружил, что хромосомы представляют собой не что иное, как источники лазерных полей. Тогда совместно с коллегами-физиками они модифицировали один из лазеров – да создали не просто лазер нового типа, а фактически первый в мире оптический биокомпьютер. И хотя по мощности он был невелик, но все равно позволил сначала в Москве, а потом в Торонто, где Гаряев одно время проводил эксперименты, найти способ реализовать мечту медиков – выращивать органы и ткани, как говорится, по месту назначения, то есть не в пробирке, а внутри живого организма. Он экспериментально подтвердил свою теорию практикой и добился того, на что прежде были способны лишь экстрасенсы (Гаряев не любит этого слова и называет их кудесниками). Но классические генетики от этих результатов отмахнулись, настолько все это казалось невероятным, поставили печать: «бред» и решили, что деньги на подобные затеи тратить не стоит. Гаряев же, хоть и не считает результаты своих исследований истиной в последней инстанции, но, будучи убежденным в правильности научного подхода в целом, продолжает работать. Он заканчивает третью по счету книгу, параллельно продолжая эксперименты с помощью биокомпьютера. Отсюда и секрет второй молодости: его теория подтверждается практикой, благо техника, запрограммированная на торможение старения, не подводит.
Ключ к божественному эсперанто
В истории науки уже неоднократно были замечены совпадения, когда несколько ученых, работающих совершенно независимо друг от друга, в один и тот же период времени совершали одинаковые научные открытия. Но если Гаряев в полной мере ощущает на себе всю тяжесть непризнания в тех научных кругах, через которые происходит финансирование научных школ и направлений, то судьба его коллеги Ивана Белявского, если судить о ней по скупым публикациям в прессе, на этом фоне выглядит более благополучной.
В советское время, когда отход от грубоматериалистической концепции мировосприятия в любой сфере, в том числе и научной, был чреват большими неприятностями, за закрытыми дверями все-таки состоялось защита уникальной диссертации, которая явилась результатом многолетних исследований влияния слов на генетический код человека. Доктор биологических наук Иван Белявский доказал, что каждое произнесенное нами или рядом с нами слово отчетливо влияет на гены – вплоть до смены генетического кода. От того, что мы говорим, напрямую зависит, насколько молодо мы выглядим и как долго живем.
Можно себе представить, сколько потенциальных оппонентов было у таких утверждений в то время! Но доказательная база оказалась настолько убедительна, что они не смогли опровергнуть утверждений Белявского. Пусть и в узком кругу, но все же было признано как научное доказательство, что каждый из нас обладает доселе неизвестной энергетикой, что каждое наше слово несет свой энергетический заряд, который может быть положительным или отрицательным и соответствующим образом воздействовать на живой организм.
К подобным выводам независимо от Белявского пришел и Гаряев. Он утверждает, что генетический аппарат, который представлен молекулами ДНК, представляет собой систему генерации образов – голографических и текстовых. В этом смысле наши хромосомы похожи на книгу, где текст перемежается с иллюстрациями – объёмными картинками. И эта книга есть не что иное, как сценарий развития эмбриона во взрослого человека. Гаряев называет ДНК речью Творца, а генетический аппарат человека – речевой структурой, которая используется клетками для разговора друг с другом.
Эта связь волновой генетики с лингвистикой навела Гаряева на мысль о том, что речь Творца и тексты, написанные людьми, могут иметь нечто общее (сказано ведь, что человек создан по образу и подобию Божию). И действительно, дальнейшее исследование показало, что ДНК и человеческая речь обладают одинаковой математической структурой. Но раз в генетике присутствует принцип лингвистики, значит, здесь действуют и ее законы. Так Гаряев приблизился к пониманию роли тех 98 % ДНК, которым не нашла применения классическая генетика.
– Последовательность букв этой якобы мусорной ДНК на первый взгляд примитивная, потому что состоит в основном из повторов, – поясняет Гаряев. – Ну, представьте сотни тысяч слов типа «ба-ба» или «трам-пам-пам». Что же может быть закодировано ими?
Оказалось, что цепочки ДНК с такими «словами» образуют в генетическом аппарате кристаллы-голограммы, в которых закодированы и пространственная структура организма, и тексты, управляющие его функциями. Более того, оказывается, что 98 % цепочек ДНК постоянно меняются местами. За счет этой подвижности создаются все новые голограммы и новые контексты, а в конечном итоге и новые смыслы. Здесь и кроется причина информационной сверхъемкости нашего генетического аппарата.
Классическая генетика этого механизма пока не понимает. Именно поэтому, несмотря на гигантские затраты на решение проблем таких тяжелых заболеваний, как СПИД или рак, так и не найдены средства, позволяющие избавить человечество от этих недугов. То, что предлагается, не решает проблемы кардинально. Вирусы приспосабливаются, контексты меняются, одни медицинские препараты сменяют другие– устойчивых результатов получить не удается. Гаряев считает, что решить эти проблемы без учета квантово нелокальной, текстовой и голографической структуры генетического аппарата не удастся. И предлагает принципиально новый подход.
Он строится на этой самой способности кусочков ДНК менять свое положение в хромосомах. Вот, к примеру, вирус иммунодефицита (ВИЧ) тоже использует законы лингвистики. Он встраивает ДНК-текст-программу своего развития в нашу хромосомную ДНК. Но встраивает ее поначалу в такое место-контекст, где клетка принимает эту программу, как говорится, со всей душой. Этим, кстати, и объясняется то, что зараженный вирусом иммунодефицита человек не болеет иногда 10-15 лет. Потом эта вирусная ДНК-текст-программа перескакивает в другой контекст, где ее распознают как врага. Но поздно. Понимая, как действует этот природный механизм, и лечить ВИЧ надо, говорит Гаряев, по-другому. А именно – загонять вирус в такое место в хромосомах, чтобы он не понимался клеткой никогда. Таких «непонятых» и поэтому безвредных вирусов в нашем геноме и сейчас полно. Вот и с ВИЧ надо поступить аналогично.
То же самое и с онкологией. Протоонкогены становятся зловредными, когда они перескакивают в хромосомах с одного места на другое. Тогда, если приземление оказалось неудачно, они становятся онкогенами и вызывают рак. Как наш организм принимает «решение» о перемещениях ДНК, пока никто не знает. Гаряев предполагает, что это результат перепрограммирований нашего генетического аппарата, который работает как волновой (квантовый) биокомпьютер.
Чтобы приблизить эти теоретические разработки к нуждам нашей медицины, нужно изучить волновые свойства генетического аппарата вируса. Зная его характеристики, можно противостоять вирусу и по-другому – лишить его возможности внедряться в те участки ДНК, которые представляют опасность для человека. То есть сконструировать небольшой карманный приборчик, вроде того, что отгоняет комаров. Он создаст такие помехи, при которых вирус потеряет ориентацию и сядет «не туда».
– Неужели так просто?
– Природа гениальна, а все гениальное – просто, – отвечает Гаряев, когда ему задают подобные вопросы. – Надо только докопаться до сути.
Слово лечит и калечит
Интересно, а как лингвисты относятся к тому, что волновая генетика посягнула на их территорию? Удивительно, но там тоже говорят о генетике. Именно в этой сфере филологи видят разгадку технологии усвоения языка. Авторитетнейший американский языковед Ноам Хомский, основоположник теории порождающей грамматики и теории формальных языков как раздела математической логики, несколько десятилетий назад заговорил о некой врожденной программе. Структура этой программы лежит, по его мнению, в основе всякого обучения и направляет его согласно схеме, содержащейся в генетическом наследии каждого вида.
Таким образом, слово – понятие по меркам современной науки биофизиколингвистическое? Новый смысл, который приобретают, казалось бы, привычные выражения, наполняет вполне конкретным содержанием то, что мы привыкли относить к миру образов. Например, утверждение о том, что слово лечит. Гаряев в своей лаборатории именно словом вылечил растения от последствий радиации.
В ходе экспериментов он облучал пшеницу и ячмень. Дозы в 2000 рентген хватало для того, чтобы у растений были повреждены хромосомы. Потом ученые брали микрофон и с помощью созданных ими речевых алгоритмов вводили эту информацию через аппаратуру, которая моделировала информационные радиоволновые процессы в хромосомах. Фактически это была просьба к генетическому аппарату растений включить процессы восстановления поврежденных хромосом. И они восстанавливались! Причем независимо от того, на каком языке к ним обращались. Но другая группа растений, подвергшаяся аналогичному облучению, погибла, хотя на нее тоже воздействовали с помощью микрофона. Разница заключалась лишь в том, что говорили абракадабру, лишенную всякого смысла.
Эта технология реабилитации может быть эффективна и для человека – с ее помощью, например, можно восстанавливать здоровье чернобыльцев – при минимальных затратах.
Гаряев не без основания утверждает: книги, и в первую очередь учебники – это своего рода генетический материал, на основе которого строится духовное тело человека и общества. Лживая книга, некачественный учебник – то же самое, что испорченный радиацией геном растения. Вот тут и кроется тот потенциал волновой генетики, который, будучи осмысленным, способен привести нас к изменению образа жизни и даже духовным запретам, о которых ученые из разных областей знания говорят в последние годы.
Медики уже признали, что высокие чувства, облеченные в прекрасные слова и образы, оказывают на людей целебное воздействие, и применяют эти знания на практике. На сельских фермах заметили, что классическая музыка заметно повышает качество домашних животных и птицы. А брань, наоборот, вызывает болезни и деградацию. Что ж, возможно, именно благодаря волновой генетике будет поставлена точка в спорах о необходимости легализации ненормативной лексики.
Надо ли объяснять, что неполезно размножать больные, мутировавшие растения? Точно так же в недалеком будущем мы отнесемся и к попыткам отстоять под лозунгом свободы творчества право публично демонстрировать лингвистическое неглиже. Со временем придет понимание того, что словарь нецензурных слов – это что-то вроде пробирки с вирусами. А низкопробный спектакль, книга или фильм – самая настоящая эпидемия. Когда-нибудь это осознают и те, от кого зависит принятие решений, и задумаются о том, как можно и как нельзя реализовывать право на публичное самовыражение.
Гаряев со своими коллегами на примере растений доказал не только то, что слово лечит, но и то, что оно в самом прямом смысле может искалечить. Ученые с помощью лазера считывали информацию с ДНК одного вида арабидопсиса и передавали его на расстояние в 6 километров, где находился другой, близко родственный вид этого же растения. В результате этого воздействия произошла мутация, причем решающим стал не физический фактор, а информационный!
Энергия излучаемых полей при передаче воздействия была настолько мала, что не могла стать причиной классических мутаций с силовыми разрывами молекулы ДНК в подопытных растениях. Значит, разрывов ДНК не было, а мутации все же произошли… Дело в том, говорит Гаряев, что повредить хромосомы можно, изменяя более высокие уровни организации ДНК, например жидкокристаллический. Что и произошло в результате эксперимента. Были повреждены ДНК-голограммы, имеющие именно жидкокристаллическую структуру. Но – и это вторая сенсация – полученные повреждения не передавались следующему поколению растений! Оно избавилось от мутации, взяв откуда-то «старую» информацию о неповрежденной ДНК от своих бабушек и дедушек. Этот результат противоречил законам Грегора Менделя – так Гаряев еще раз «подтвердил» свою репутацию «лжеученого», что было чревато потерей всякой надежды выйти из научного андеграунда.
Но в этом году произошло то, что, очевидно, должно было произойти. В марте, спустя два года после гаряевских опытов с арабидопсисом, в самом престижном научном журнале «Nature» вышла статья американских генетиков, вызвавшая настоящую бурю сначала в биологии, а потом в медицине и сельском хозяйстве. Фактически группа Роберта Прюита из Пардуйского университета США лишь повторила основной результат группы Гаряева. Американцы получили тот же эффект ухода от мутации на том же растении арабидопсиса. Но экспериментаторы из США не смогли убедительно объяснить полученные ими результаты с помощью понятий классической генетики.
Группа Гаряева, пожалуй, единственная не была шокирована этими результатами – как своими, так и полученными за океаном. Волновая генетика дает если не исчерпывающие, то достаточно логичные объяснения феноменам такого рода. Вся эволюционная предыстория генов любого организма действительно может сохраняться в генетической памяти. Примеров тому множество. Это так называемые атавизмы, когда у человека вырастает хвост или рождается покрытый шерстью ребенок. На закономерный вопрос – где находится хранилище генетической памяти? – Гаряев ответил 11 лет назад в своей работе «Волновой геном». Благодаря 98 % голографической «мусорной» ДНК, отмечал он, информационная емкость генетического аппарата поистине огромна и хранит в себе всю предысторию организма, включая «запасной» нормальный ген, который и был обнаружен американскими генетиками. Этот ген был записан в форме голограммы, поэтому его и не могли обнаружить обычным путем в исходных семенах, а проявился он только у взрослого растения, ушедшего от мутации, как и в экспериментах группы Гаряева. Вторая версия, не исключающая голографическую, заключается в том, что ДНК умеет складывать генетическую информацию в вакуумные структуры.
Разумеется, чтобы найти подтверждение этим гипотезам, нужно отнестись к волновой генетике как к законному ребенку биологии. С признанием этой науки мы сможем рассчитывать на то, что дверь в четвертое измерение приоткроется чуть шире. Может быть, все-таки взглянуть на нынешнюю падчерицу непредвзято?
Пусть музыка звучит?
Спеть, оказывается, можно не только о человеке, но и сущность самого человека. Мелодии, созданные на основе генетического кода отдельных людей – так называемая музыка ДНК, – массово тиражируется и распространяется. Может быть, эта музыка звучит и на дискотеках, в молодежных клубах – при профессиональной оранжировке никто и не догадается, какими звуками напитывается близлежащее пространство. Говорят, что такие мелодии полезны для здоровья. Гаряев извлек для меня из своего компьютера первую попавшуюся запись. Признаться, зазвучало как-то резковато. Потом он сделал еще одну попытку – но на этот раз интернет-пространство выдало нечто ласкающее слух.
– А с кого списана эта музыка? – поинтересовалась я у Петра Петровича.
Он пожал плечами.
– Если со здорового человека – хорошо, а если с какого-нибудь генетического мутанта – каким воздействиям мы тогда подвергаемся?
Ответ на подобные вопросы может быть высказан лишь в качестве предположения. Волновая генетика – слишком молодая наука. Но музыка-то уже звучит. Генетика вообще стала сферой больших ожиданий. В последние годы она уже выдала нам в качестве сенсации овечку Долли. В нашем рационе так или иначе все больший удельный вес занимают продукты, содержащие генетически измененные растения. Нам откровенно говорят о том, что в долгосрочной перспективе последствия их употребления неизвестны. Но почему-то эта неопределенность никого не шокирует, и максимум, на что можно рассчитывать – это специальная маркировка производителями своей продукции. Таким образом, сделать выбор нам предлагают непосредственно в магазине.
Это значит, мы по крайней мере должны знать о том, каким рискам подвергаемся. Когда Гаряев приоткрыл мне завесу над этой туманной темой, честно признаться, я ощутила себя человеком, который наудачу ходит по минному полю. Почему? Вот простой пример.
Несколько лет назад американцы решили с помощью генной инженерии избавиться от колорадского жука и создали картофель, в котором специальный ген отвечал за устойчивость культуры к этому вредителю. На первый взгляд, эксперимент удался. Но оказалось, что модифицированный картофель вызывает рак желудка у мышей. И в США теперь не едят эту картошку, но экспортируют ее. Кроме того, выяснилось, что при посадке модифицированных клубней перестают размножаться необходимые для плодородия почвы бактерии, на цветах трансгенных растений погибают пчелы и бабочки.
Причины, поясняет Гаряев, в том, что внедряемый ген сам является элементом контекста и провоцирует новые смыслы или бессмыслицы в ДНК-текстах. Это может порождать новые гены, кодирующие белки с неизвестными и, может быть, патогенными функциями. То есть, по лингвистическому принципу омонимии, если контекст получился удачный, то девушка с косой, а неудачно – так и до старушки с косой рукой подать. Все эти врезки чужеродных генов пока происходят вслепую, в этом и опасность.
Гаряев, что скрывать, не ждет чудес и в таком деле, как клонирование. Овечка Долли быстро умерла, очень быстро состарились и другие клоны. Экспериментаторам оказалось не по силам разрешить проблему биологического времени. Гаряев высказывает предположение, что биологическое время обладает таким свойством, как фрактальность – оно может сжиматься и растягиваться. Для наглядности он приводит пример людей, пребывавших в летаргическом сне. В спящем состоянии, которое иногда длится 30–40 лет, они не стареют, но стоит проснуться, как за несколько дней достигают своего возраста. В ту же проблему упирается и тайна прогерии – редкой болезни, при которой 10-летний ребенок может умереть от старости. Гаряев уверен, что генетический аппарат выполняет и функцию оператора времени. Каждый ген, по его мнению, – это сегодня черный ящик, расшифровка которого способна дать ответы на самые невероятные вопросы.
Разрешите войти?
Когда я писала эти строки, невольно вспомнила, как одна моя коллега, вернувшись из Индии, делилась впечатлениями от пребывания в этой далекой восточной стране. Она рассказывала, что в Индии, при всем добросердечии и гостеприимстве индийцев, считается нормой спрашивать разрешения, если ты намерен, так или иначе, вторгнуться в жизнь других людей. Там, например, считается неприличным войти в храм, не испросив разрешения служителей. Многим европейцам это кажется непонятным, но, как заметила моя коллега, если вдуматься, эта восточная традиция очень правильна по существу. Она учит уважать того, в чей дом ты намерен войти.
Петр Петрович Гаряев в Индии не был, но говорил о том же. Имея за плечами многолетний опыт научной работы, он не сразу понял, с какой деликатной сферой ему приходится иметь дело. Он и его коллеги ставили целые серии интереснейших научных экспериментов (в этой статье я коснулась лишь малой их части), получали неожиданнейшие результаты и на приливе вдохновения задались такими вопросами, ответы на которые могли превзойти, без преувеличения, самые смелые ожидания. Они решили, ни много ни мало, понять речь Творца.
Ученые рассчитывали это сделать, прочитав человеческие хромосомы – помните, мы уже говорили о принципах лингвистики в волновой генетике? Поставить сам эксперимент не составляло большого труда – для этого был нужен их квантовый биокомпьютер и сами хромосомы. Один из экспериментаторов решил использовать для опытов свой собственный хромосомный материал и… чуть не поплатился за это жизнью. Когда установка была включена, ученые схватили по увеличительному стеклу и вставили свои головы в световой пучок. Внезапно один из них, тот, кто дал для эксперимента свои клетки, упал в обморок. Десять дней он балансировал между жизнью и смертью, ничего не ел и молился – просил прощения за то, что беспардонно влез в святая святых – геном человека. Как считает Гаряев, спасение пришло в ответ на чистосердечное раскаяние. После этого случая ученые больше не решились ставить какие-либо опыты на человеческом материале, ограничиваясь растениями и животными.
Имея за плечами этот опыт, Гаряев говорит о перспективах волновой генетики с оговорками. Да, возможности этой новой науки колоссальны, но полученное знание может быть использовано разнонаправленно, в зависимости от того, в чьи руки оно попадет. К высшему знанию – а открытия, которые таит эта научная сфера, относятся к области сокровенного – можно прийти только с чистыми руками и чистыми помыслами. Не случайно некоторые кудесники, обладавшие немалыми способностями, лишились своего дара после того, как стали эксплуатировать его с целью наживы.
Интересно, что созвучные мысли высказывают сегодня ученые, представляющие самые разные науки. «Творец открывается нам лишь по своей воле», – эти слова я слышала на прошедшей два года назад международной научной конференции «Космическое мировоззрение – новое мышление ХХI века». Математики, физики, химики, биологи, педагоги, лингвисты, не опасаясь за свою научную репутацию, говорили о том, что последние научные открытия не укладываются в нынешнее трехмерное представление человека о мире. В некоторых областях знания, пусть и с известной долей недоверия, но уже начали прислушиваться к тому, что прежде воспринимали не иначе как лженауку. Характерно, что подобные «лженауки» появились в ряде научных дисциплин одновременно и на удивление, подобно пазлу, в гармонии и согласии складываются в единое представление человека о себе и окружающем мире. Гаряев с коллегами, например, использует в своих исследованиях не только классическую физику, но и современнейшие представления о физике вакуума. На этом принципе работает биокомпьютер, который он применил в своих экспериментах. Кстати, основоположники теории торсионных полей, российские академики Г. Шипов и А. Акимов испытывают в своей научной деятельности не меньше проблем, чем Гаряев, несмотря на то, что их открытия уже дали ряд практических результатов.
Эти сложности, как, на первый взгляд, ни странно, тоже объяснимы с точки единства человека и космоса, что лежит в основе нарождающейся научной парадигмы. Когда я писала эту статью, то пролистала свои заметки, сделанные на упомянутой выше конференции. Мне бросились в глаза две цифры – 2 и 98. Именно таково соотношение изученного и непознанного в геноме человека. Но оказывается, что и химический состав космоса, по оценке ученых, нам известен тоже на 2 %. А 98 % – пока загадка. Совпадение? Но если вспомнить призыв мудрецов «человек, познай самого себя и тогда ты получишь весь мир», то это совпадение уже не кажется такой уж случайностью. А поскольку глобальное единство живой и неживой природы включает в себя буквально все, в том числе и устройство общества, то очевидно, утверждение нового знания пойдет параллельно с коренной трансформацией всего нашего бытия.
Осмысление результатов научных исследований поневоле наталкивает ученых на формулирование новых подходов к общественной жизни. Они считают, что духовный фактор в недалеком будущем может стать определяющим в подходах к музыке и печатному слову, к сохранности лесов и чистоте вод, к отношениям между людьми и, уж конечно, в производственных отношениях – не минуя при этом научную среду.
Можно ли считать случайностью то, что при миллиардных затратах на исследования в области генетики ни одна самая насущная проблема так и не решена? В условиях рыночной экономики, а вернее, как заметил один вдумчивый человек, рыночной идеологии, она и не может быть решена. Чем острее проблема – СПИД, например, – тем больше средств выделяется на ее решение. Положительные, но промежуточные результаты порождают ожидания и, как следствие, дополнительное финансирование. Бесконечный процесс, который неплохо питает целые научные институты, нередко бесплодные, но готовые удушить всякого, кто посмеет посягнуть на их кусок пирога. Поэтому и выходит, что представители альтернативных научных направлений сегодня находятся в очень непростой ситуации. Их положение усугубляет наличие реального шарлатанства, которое, как околоплодные воды, сопутствует появлению младенца.
Дао биологии
Новое рождается в муках – таков закон жизни. Новая научная парадигма, в том числе и прообраз волновой генетики, начала формулироваться в первой половине прошлого века. Уже тогда русский ученый А. Любищев писал: «Гены не являются ни живыми существами, ни кусками хромосомы, ни молекулами автокалитических ферментов, ни радикалами, ни физической структурой, ни силой, вызываемой материальным носителем, мы должны признать ген как нематериальную субстанцию». Через полвека другой ученый, Петр Петрович Гаряев, в предисловии к своей книге «Волновой генетический код» продолжил: «Ситуация сейчас напоминает положение в классической физике начала ХХ века, когда с открытием элементарных частиц материи вещество вроде бы исчезло, осталось нечто, которое назвали неопределенным термином «энергия»… Но если физика с достоинством приняла как реальность парадоксы «здесь и там одновременно», «волна и частица совмещены», «электрон резонирует со всей Вселенной», «вакуум – ничто, но он порождает все» и т.д., то биологии только предстоит пройти сходный путь (дао биологии), и он будет гораздо тяжелее».
– Почему тяжелее? – поинтересовалась я.
И получила ответ:
– Потому что речь идет о природе человека.
|
