|
В. Грушин
Русская печь - уникальное явление восточнославянской материальной культуры, самый предметный и яркий символ русского духа - его основательности, самодостаточности, здорового консерватизма и своеобразной рациональности, в основе своей совершенно противоположной западноевропейскому рационализму.
Устройство русской печи очень просто - проще может быть только обыкновенный костер. Собственно, это и есть костер, помещенный в специальную камеру - топливник, приподнятый над полом избы. Обслуживание печи осуществляется через единственное отверстие - устье. Поступление воздуха и удаление газообразных продуктов горения происходит свободным, вольным (по выражению Ломоносова) способом. В отличие от всех других видов печей здесь высота дымовой трубы, более того, само ее наличие или отсутствие не оказывает на процесс никакого влияния. Русская печь не нуждается и в конвективной системе: аккумуляция и перераспределение тепла обеспечивается все тем же топливником, который после топки превращается в варочную, духовую или сушильную камеру. Таким образом, конструктивная простота сочетается с неисчерпаемой многофункциональностью, в чем с русской печью не может поспорить никакая другая.
В первую очередь русская печь - древнейшее и одно из эффективнейших в истории отопительных устройств. Уступая по ряду показателей некоторым сугубо отопительным устройствам сложной конструкции, она наиболее безопасна в смысле отравления угарным газом.
Русская печь создает в помещении и наилучшие санитарно-гигиенические условия, так как ее работа сопровождается прекрасной вентиляцией, чего не скажешь о прочих отопительно-варочных устройствах, которые приходится оборудовать специальными вентиляционными системами.
Русская печь - источник не только тепла, но и света. После того как огонь разгорался, хозяйка гасила лучину или керосиновую лампу и всю домашнюю работу делала перед устьем. Вечерами же, когда топка прекращалась, на шестке разжигали небольшой костер из мелких сосновых или осиновых чурочек - получался род камина.
Хлеб выпекался только в русских печах. За один прием в хорошей печи можно было испечь до 50 килограммов хлеба, которого многочисленной крестьянской семье хватало на неделю.
Русская печь представляла собой уникальную варочную камеру. В нее одновременно помещалось больше десятка различных горшков и чугунков. Утренняя стряпня оставалась горячей до вечера. В русской печи варили, пекли, жарили, парили, тушили, томили, калили. Например, для приготовления яиц существовало четыре способа - их ели жареными, вареными, печеными и калеными. До сих пор большой популярностью пользуется топленое молоко.
В русской печи хорошо сушить грибы и ягоды, а также гораздо удобнее, чем на водяной бане, пастеризовать фрукты и овощи: банки любого размера и в любом количестве разом ставятся в печь. Через определенное время они извлекаются и закатываются.
Жители многих областей России и часть белорусов использовали русскую печь в качестве бани. На под стелили солому или плотную чистую холстину, забирались туда через устье, обрызгивали горячие стенки водой и парились березовым веником, как на банном полке.
В зимнее время на печи спали. В основном это считалось привилегией стариков и детей, но и другие члены семьи не прочь были полежать в тепле - придя с морозца или прихворнув. В запечье, которое обычно находилось около двери, устраивали длинную - в полстены - вешалку и скамью для обуви; носки, шапки, рукавицы забрасывали на печь. Одежда и обувь всегда были сухими и теплыми.
Крестьянская изба являлась не только жильем, но в значительной мере и производственным помещением, - и здесь русская печь также оказывалась неоценимым подспорьем. В ней варили пиво, обжигали легкую керамику (горшки, миски), распаривали ивовые прутья для плетения корзин, прогревали семена и посадочный материал, сушили просо, отбеливали и красили холсты... Русская печь была основой традиционного крестьянского быта. Отсюда нежная привязанность к ней крестьянина и его неприятие других видов печей, отразившееся в поговорках: "Прихоть для бар, а нам нужон жар да пар", "Тоже мне печь - ни лечь, ни спечь", - все они носили у нас название "голландок" да "шведок", пусть и делались русскими мастерами: титула печи крестьянская Россия им так и не присвоила.
Особая тема - расположение русской печи в интерьере жилища. Обладая внушительными размерами и, соответственно, занимая много места, она зато на удивление рационально организует жилой объем, так что о создаваемой ею, на первый взгляд, тесноте говорить не приходится. Позволю себе в качестве иллюстрации маленькое отступление. В нашей семье было девять человек, жилая площадь составляла всего около 40 квадратных метров, причем значительную ее часть занимала большущая печь, - однако по головам друг друга мы отнюдь не ходили. Кроватей требовалось всего две, был один стул, две табуретки, комод, сундук, стол, пара скамей, этажерка с книгами и два угловых навесных шкафа - для хлеба и для посуды. И нам, детям, хватало простора играть в жмурки, прятки, лепить, рисовать, мастерить, готовить уроки - даже и тогда, когда в сильные морозы в дом заносили полтора десятка кур, а ближе к весне - теленка и поросенка. Здесь же сидели на яйцах две-три гусыни и постоянно жили два кота. Коты обитали на печи, теленок - у печи, поросенок - за печью, куры - под печью, гусыни - в гнездах под кроватью. Трое нас спали на кроватях, двое - на полатях, остальные - с котами на печи. Более того, тесноты не создавалось даже во время летних наездов городских родственников.
Итак, русская печь не съедает, а напротив, расширяет жизненное пространство избы, из одномерного превращая его в многомерное. Местоположение самой печи - слева или справа - особого значения не имеет, хотя хозяйки не любили "левых" печей и избы с такими печами называли "непряхами" (в них неудобно прясть). А вот ориентация устья крайне важна. Существует три традиционных варианта.
Наиболее древний - южнорусский. Печь располагается в одном из дальних от входа углов. Печной угол (не путать с углом, в котором стоит сама печь) занимает пространство от устья до противоположной ему стены. Если он отделен занавеской или перегородкой, то это будет "кухня". Угол, лежащий от устья по диагонали, называется большим, или красным. Здесь стоят стол, сундук, длинные лавки и висят иконы. В четвертом углу под потолком устраиваются полати (настил из досок для спанья). Выгороженный занавеской, он делается "спальней". В "спальне" может быть комод и одна-две кровати. Рукомойник, ведра с водой и весь кухонный инвентарь находятся в печном углу. Красный угол одновременно является прихожей, столовой, гостиной и "производственной площадью". Такая планировка крестьянских домов распространена от южного Подмосковья до среднего течения Дона.
Второй вариант - севернорусский. Печь занимает один из углов рядом с дверью, а ее устье обращено к противоположной стене. В смежном углу - полати. Красный угол также лежит по диагонали от устья. Когда входишь в такую избу, первое, что выхватывает взгляд, - иконы (сейчас все чаще телевизор). Печной угол со всей кухонной утварью от двери не виден - его заслоняет печь.
Итак, для южнорусского и севернорусского вариантов характерна параллельность оси печи продольной оси дома. В третьем варианте, зародившемся, вероятно, независимо в разных местах, ось печи перпендикулярна продольной оси дома. На севере этот вариант называют "финским", так как он встречается в жилищах обрусевших финнов, на юге - украинским. Печь стоит рядом с дверью, но устье смотрит не на противоположную от входа, а на боковую стену. Соответственно красный угол расположен так же, как и в севернорусской избе, а вот печной - у входа, весь на виду, поэтому он является одновременно и кухней, и прихожей.
Других вариантов нет. Спрашивается, куда же отнести дома со срединным расположением печи? Ну, во-первых, оно совершенно не свойственно жилищам восточнославянских народов. Археологи, правда, выделили довольно обширный район - от днепровского левобережья до верховий Западной Двины, где когда-то преобладали жилища с очагом посередине, но то были дославянские поселения, в которых пользовались преимущественно открытым огнем (яма, обмазанная глиной или обложенная камнями). Появление камерного очага (печи) потребовало его перемещения из центра на периферию, что и наблюдается при раскопках культурных слоев VI-VIII веков. Во-вторых, вплоть до XIX века жилая часть крестьянской избы была однокомнатной и только позже стала превращаться в двух-трехкомнатную, отчего для равномерного обогрева всех помещений печь пришлось ставить ближе к середине дома. Однако в основе возникающих таким образом планировок лежат все те же классические варианты, поэтому: "Скажи, куда смотрит устьем твоя печь, и я скажу, кто ты". Допустим, если где-то в ярославской глубинке вы входите в крестьянский дом и видите устье печи обращенным к двери, будьте уверены, что хозяин употребит слово "рогач", а не "ухват"; что село он назовет "сялом"; что бани у него нет, а парится он в печи; что его далекие предки жили где-то в заокских степях и много лет тому назад пришли из родных мест на север. А вот если печь будет смотреть устьем на противоположную от входа стену, то в ответ на ваше приветствие хозяин скорее всего "заокает", рогач назовет ухватом; выпустив вас едва живого из бани, молвит: "Это чево, вот дед мой..." - и вы с большой долей вероятности можете утверждать, что его предок жил у Ильмень-озера, то есть хозяин ведет родословную от древнего и славного племени новгородских словен. Если же, прогуливаясь по деревне, вы встретите дом, стоящий "не по-людски", то есть коньком вдоль улицы, а в том доме - печь, глядящую устьем на эту же улицу, вы имеете полное право предположить, что бани у хозяина нет, но и в печи он не парится, а моется в корыте рядом с печью и что предки его обитали где-то в среднем Приднепровье, причем не служили ни князю Игорю, ни княгине Ольге, ибо новгородец Игорь и Ольга, происходящая из псковских кривичей, баню знали очень даже хорошо.
Возьмем теперь чисто строительный аспект. Несмотря на значительную материалоемкость, возведение русской печи требовало минимальных денежных затрат: песок, глина, камни, вода - все это было под рукой. Если в округе отсутствовал камень, печь лепилась из глины, и такие глинобитные печи стояли по сто лет. Если в дефиците была глина, печи клали из каменных булыг и плит, скрепляя их специальными каменными клиньями, а глиной только промазывали щели. Печи кирпичные стали класть относительно недавно, да и то кирпич в основном не покупали, а при помощи нехитрого приспособления делали самостоятельно. Самодельный кирпич не обжигался, а только просушивался; обжиг происходил уже при топке.
Следует отметить "консервативность" русской печи. Сформировавшись тысячелетие назад, ее конструкция с тех пор дополнилась только одним нововведением - дымовой трубой. Все остальные (а их предлагалось немало) не прижились. Русская печь настолько проста, что упрощать ее дальше некуда, при этом она столь универсальна, что дополнять ее чем-либо еще - бессмысленно. Даже история с трубой далеко не однозначна. Процесс шел почти четыре столетия, и все же дымовая труба, внешне утвердившись, так и не сделалась органичной частью русской печи, а в значительной степени осталась просто механической приставкой. Нам трактуют появление дымовой трубы как шаг на пути из отсталости к цивилизации. Но такая ли уж "отсталость" - черная печь и курные избы? И то, и другое - наше совсем недавнее прошлое. По свидетельству исследователя русского Севера В.П.Орфинского, в Архангельской области к 1953 году сохранялось еще значительное количество курных изб. Но вот что примечательно: некоторые дома имели и белую, и черную половины, причем возводились они одновременно, а в иных случаях черная половина пристраивалась к уже существующей белой! В глазах "цивилизаторов" это выглядит примерно так: мы им дали благоустроенную квартиру, а они, дикари, ее "буржуйкой" оборудовали.
Что ж, рассмотрим феномен, описанный Орфинским и знаменующий собой якобы нашу дикость, подробнее. Орфинский объясняет его тем, что беструбная печь давала больше тепла, то есть требовала меньше дров. Да, исследования показывают, что КПД курной печи выше, чем КПД белой. Однако, как мы увидим, отнюдь не возможность экономить дрова заставляла наших предков столетиями отвергать трубу и мириться с закопченными потолками.
Возьмем цепочку: лес - лесостепь - степь. Где больше всего дров? Разумеется, в лесу. А вот в степях с топливом - проблема. Казалось бы, вытеснение черной печи белой должно было начаться именно со степной зоны. В действительности же все происходило в обратном порядке: дольше всего курные избы продержались в лесной и таежной зонах, где вопроса экономии дров вовсе не существовало. Дело, очевидно, было в другом. Курная печь совсем не давала угара; она настолько хорошо просушивала стены и кровлю (это очень важно как раз в сырых лесных местах), что они практически не гнили. Но черная печь не только сохраняла дом - она его эффективно дезинфицировала. Эпидемии чумы и малярии, свирепствовавшие в посадах и городах, деревни с курными избами, как правило, обходили стороной. В курных избах не заводились клопы и мыши, в них человек был надежно защищен от гнуса - этого таежного бедствия. Спросим еще раз: так ли уж "отсталы" были наши предки?
В последние 10-15 лет горожане начали приобретать дома в сельской местности. Во многих из них сохранились русские печи. Новые хозяева отзываются о них чаще всего отрицательно: и места много занимают, и толку от них якобы никакого... Одним словом, у печного шестка сошлись две цивилизации - традиционно-крестьянская и дачно-городская. И стало видно, что для горожанина русская печь - некая вещь в себе. Ее нужно вновь "открыть", с ней нужно подружиться - и она любовно согреет нас, порадует общением с живым огнем, создаст атмосферу неповторимого уюта и длящейся причастности к нашей многовековой истории.
Т. Смирнова
О праздниках в Остафьеве
Традиции проведения церковных праздников
Празднества были неотъемлемой частью усадебного образа жизни. По сохранившимся источникам - запискам Роберта Кер-Портера, письмам владельцев и гостей усадьбы, воспоминаниям современников - мы можем сегодня представить, как проходили они в Остафьево - имении князей Вяземских.
Шотландский художник Роберт Кер-Портер оставил в своих "Заметках о путешествии по России и Швейцарии с 1805 по 1806 гг." описание праздника Святой Троицы, во имя которой в 1780-х годах был сооружен остафьевский храм. Он посетил князя Андрея Ивановича Вяземского в Троицын день 1806 года.
Чужестранец Кер-Портер был наблюдателем, а не участником праздника, поэтому, естественно, воспринял его как театрализованное представление. Самое яркое впечатление произвел на него церковный ритуал. Он вошел в храм припозднившись и увидел всех в сборе: семейство Вяземских, гостей, прислугу и одетых "по-праздничному" крестьян. "Пол был устлан цветами и зеленой травой, и у каждого человека был в руках букетик. Мне тогда дали один при входе, - записал Кер-Портер. - ...В конце (службы. - Т.С.) все... стали на колени, держа букеты перед лицами. Я не мог добиться объяснения духовного смысла этих букетов; некоторые мне сказали, что это первое весеннее приношение, другие - что это для того, чтобы утирать слезы, проливаемые во время службы..."1
Спустя почти четверть века (25 мая 1830 года) об этом обряде оплакивания цветочных букетов упомянул в письме к жене сын Андрея Ивановича Вяземского Петр Андреевич: "Троицын день! Жаль мне, что я не с вами в Остафьеве, мои милые, не с вами на пучок зари роняю слезки три"2. Князь процитировал строку из II главы "Евгения Онегина", в которой А.С.Пушкин знакомит читателей с обычаями "милой старины", хранимыми в семье Лариных:
В день Троицын,
когда народ,
Зевая, слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три...
Возможно, здесь мы находим ответ на вопрос одного из исследователей: "В какой части России мог наблюдать Пушкин этот обряд?"3: Пушкин не раз гостил в Остафьеве у Петра Андреевича Вяземского и наверняка видел там троицкое оплакивание цветов или по крайней мере слышал о существовании такого обычая.
Известно, что праздник, посвященный Святой Троице, уходит корнями во времена язычества и связан с культом весеннего пробуждения Природы. Обычай украшать в этот день зеленью дома и улицы удержался в народе и после принятия христианства: в храмах устилают травой пол, к обедне ходят с букетами цветов и ветками березы. Этнографы обратили внимание на существовавший в некоторых регионах обряд: "Девушки, стоящие слева от алтаря, должны уронить несколько слезинок на пучок березовых веток, что считалось залогом того, что в это лето не будет засухи", - сообщает А.Б.Зернова4. Вспомним стихотворение С.А.Есенина "Троицыно утро, утренний канон...":
На резных окошках ленты
и кусты.
Я пойду к обедне плакать
на цветы.
"В цветах открывается выражение веры в воскресение мертвых, вспоминаемых в Троицын день", - отмечал этнограф и фольклорист первой половины XIX века И.М.Снегирев5. По свидетельству современника, именно Снегиреву А.С.Пушкин рассказал об известном ему обычае "троицкими цветами обметать гробы (могилы. - Т.С.) родителей, чтобы прочистить им глаза"6.
В некоторых местностях на троицкие праздники поминали не всех умерших, а исключительно детей, девушек и молодых женщин, чьи души, по народному поверью, прорастают молодой весенней зеленью7. Вот эпизод, о котором рассказал граф Сергей Дмитриевич Шереметев в очерке "Остафьево": "В последний раз приехал сюда (в Остафьево. - Т.С.) князь Петр Андреевич уже в старости, в самый Троицын день. Он простоял обедню и вечерню и положил свой букет цветов к бюсту любимой сестры - княгини Щербатовой"8 (старшая сестра П.А.Вяземского Екатерина Андреевна - в замужестве Щербатова - скончалась двадцати с небольшим лет от роду).
Не менее значимым, чем храмовый праздник, был для семьи Вяземских день Петра и Павла, небесных покровителей нескольких поколений рода. Последний владелец Остафьева граф С.Д.Шереметев, задумавший установить в парке памятник Павлу Петровичу Вяземскому, подчеркивал в своем письме: "Желательно избрание днем постановки бюста 29-го июня, т.е. Петров день, когда Князь был именинник, а в старину этот день в Остафьеве особенно чествовался"9. Кроме того, Троица и Петровки, как называли этот день в народе, - важнейшие календарные праздники: на Троицу расцветала растительность, а с Петрова дня начинались полевые работы.
За богослужением в церкви следовали народные гулянья, которые Вяземские устраивали для крестьян. Об этом упоминал в своем письме к жене Петр Андреевич: "Ты, верно, без меня не дашь бала10 остафьевским красавицам".
Хозяева вместе со своими гостями принимали участие в деревенских играх. Для забав были отведены прилегающие к усадьбе запрудная зона и площадка напротив церкви. Народ веселился и на территории самой усадьбы - в увеселительной роще, куда вела "прекрасная аллея", и на дворе.
Швейцарец Дж.Галифф рассказывал, как он вместе с другими гостями князя во время летнего праздника 1810 года принимал участие в проходивших в "небольшом леске" танцах молодых деревенских девушек11. "В Петров день, - записал еще в 1655 году немецкий путешественник Адам Олеарий, - русские позволяют женам и дочерям своим ходить на приятные луга: там они качаются на круглых качелях, поют особые песни и, схватясь одна за другую руками, водят круги или пляшут с рукоплесканием и притопыванием ногами".
Хороводы и качели в рассказах об остафьевских праздниках фигурируют особенно часто. Бывшая крепостная Андрея Ивановича Вяземского Афимья Филипповна вспоминала: "Водили мы хороводы на господском дворе, и тут же стояли для нас качели"12. Не обходилось и без излюбленной народной забавы - лазанья за призом. Та же Афимья Филипповна рассказывала: "Вколотили высокий столб на дворе, и после обеда господа все к нам вышли. Подставят лестницу к столбу и на самый верх привяжут денег, потом отымут лестницу, и полезай, кто хочет, доставай себе деньги"13.
В начале XIX века крестьянские увеселения устраивались в подмосковной Вяземских летом каждое воскресенье. В большие праздники они могли продолжаться несколько дней. Афимья Филипповна: "...господа-то тогда жили... у нас круглое лето, приезжали из Москвы целыми семействами гостить. Всем место было. Усадьба-то стояла что царский дворец. Дом большой, с флигелями. Наш князь был хлебосолом и любил, чтобы около него все было весело... А уж настоящее было у нас раздолье, когда женился князь Николай Михайлович Карамзин. Он у нас часто гащивал, и на селе его даже все любили, добрый такой был!.. уж где венчались, не помню, только что не у нас... да и приехали молодые в Астафьево, а за ними столько гостей, что экипажей не перечтешь. Что в усадьбе, что на селе пировали целых три дня, музыка с утра гремела, и задал нам князь обед на славу..."14
Можно предположить, что это было празднование дня Святой Троицы 1804 года, поскольку, с одной стороны, речь идет о летнем приезде Н.М.Карамзина (впервые он появился в Остафьеве после женитьбы в январе 1804 года на дочери А.И.Вяземского Екатерине Андреевне Колывановой), а с другой - о Троице говорит указание на "целых три дня" веселья, так как именно "три дня Святой Троицы слывут Зелеными Святками"15.
В праздники владельцы усадьбы выставляли крестьянам угощение, раздавали гостинцы и подарки. Афимья Филипповна вспоминает о том, как Андрей Иванович Вяземский "задал обед на славу", а молодые (Николай Михайлович Карамзин с женой) всех одарили: "Мужикам рубашки, а нам платки и сарафаны. Целые корзины пряников и орехов нам вынесли"16. "Обильное угощение" крестьян в господском доме наблюдал на Троицу и Роберт Кер-Портер.
Общее представление об остафьевских праздниках дает отрывок из неоконченной поэмы в стихах, написанной внуком Павла Петровича Вяземского Павлом Сергеевичем Шереметевым (поэма была начата не позднее апреля 1822 года, работа над ней прекратилась 16 ноября 1825-го). Два черновых варианта имеют разные названия: - "Поэма из жизни князей Вяземских"17 и "Юный друг Пушкина Князь Павел Петрович Вяземский. 1820 - 1888"18.
Петра и Павла день бывало
В Остафьево катишь верхом
Или в колясках, там немало
Движенье застаешь кругом.
Столы на [правой]19
крытой галерее,
Прислуг не много,
не в ливрее;
Хлеб, блины,
[пиво] водка, колбаса,
Народны толпы, теснота,
Детей орава жадно ловит
Гостинцев целы вороха;
Мирон Савельич в полсвиста
Хвалебно князя славословит.
...........................
До нас, слыхал я, из села
С толпой, вся в лентах,
шла овца.
Вождение по селу украшенной овцы (или барана) завершалось закалыванием животного - также отголосок языческих народных культов. "С Петрова дня красное лето". "С Петрова дня барашка в лоб" - то есть с этого дня начинали резать овец.
1РГАДА. Ф.1287, оп.1, д.5602, л.1-1 об.
2Звенья. М.-Л., 1936. Т.VI. С.256. Заря или зоря - травянистое растение.
3Толстой Н.И. Плакать на цветы // Русская речь. 1976. ? 4. С.29.
4Зернова А.Б. Материалы по сельскохозяйственной магии в Дмитровском уезде // Советская этнография. 1932. ? 3. С.30.
5Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М., 1837-1839. Вып.1-4. С.130.
6Толстой Н.И. Указ. соч. С.28.
7Виноградова Л.Н. Мифологический аспект полесской "русальной" традиции // Славянский и балканский фольклор. М., 1986. С.128.
8Шереметев С.Д. Остафьево. СПб., 1889. С.5.
9РГАДА. Ф.1287, оп.1, д.3010, лл.132-133.
10В данном случае слово "бал" является синонимом слова "празднество" (Энциклопедический лексикон. СПб., 1835. Т.4. С.233).
11Нечаева В. Отец и сын. Юношеские годы кн. П.А.Вяземского. По неизданным материалам Остафьевского архива // Голос минувшего. Пг., 1923. Т 3. С.42.
12РГАЛИ. Ф.195, оп.1, д.6400, лл.2-3.
13Там же.
14Там же.
15Русские простонародные праздники. Указ.соч. С.127.
16РГАЛИ. Ф.195, оп.1, д.6400, л.6.
17РГАЛИ. Ф.195, оп.1, д.4983. Первоначальный черновой вариант рукописи. Название поэмы условное.
18ОР РГБ. Ф.63, к.23, д.16.
19В квадратные скобки заключено зачеркнутое П.С.Шереметевым.
|
