Простая логика платоновского "Парменида"
Семёнов Владимир Васильевич
"Парменид" - один из сложнейших диалогов в творчестве Платона. И оценки его значимости колеблются от "высочайшего достижения человеческой мысли" до "вольных упражнений по риторике", "логической тренировки". А причина в том, что трудно понять этот диалог в отрыве от проблем, раздиравших древнегреческую философскую мысль. Идея "Парменида" вызревала на фоне первого кризиса античной философии эмпиризма, который привёл к пониманию того, что ни эмпирические (чувственные, опытные) данные, ни понятия естественного языка с его обобщающими абстракциями любого уровня (причина невыразимости единичного) не способны дать знания или представления об объективной реальности (невыразимость, неизречённость абсолютного). Античный древнегреческий эмпиризм давно вынашивал в себе зачатки агностицизма, которые оформились в "системную" критику в философии Протагора, у софистов и в скептицизме Пиррона и его последователей. Агностицизм всегда полагал, что познание возможно только через опыт, который он считал субъективным (необъективным). Следовательно, любая метафизика, выросшая из опытных наук бессмысленна. Агностицизм был духом времени, но, оставаясь в рамках эмпирического метода, демонстрировал свои перманентные свойства (его понятия – результаты обобщающего абстрагирования – до сих пор атрибуты любой теософии, метафизики, онтологии и т.п., т.е. любой философии эмпиризма).
Уже появился противоположный подход к объяснению объективной реальности, исходящий из ее субстанциальности – учение Парменида о бытии. Это философия такой реальности, которая не дана в опыте, не постигаема мистическим переживанием и не выразима (неизречённа) в рассудочном понятии. Сократ четко показывает, что понятия этой логики не могут быть получены путем обобщающего абстрагирования, у них нет эмпирического эквивалента, соответствующего им объекта, т.е. денотата. Красота сама по себе, мужество само по себе, благо само по себе и т.п. оказались неизречёнными, необъяснимыми в терминах обыденной логики. Неэмпирическое (сверхэмпирическое, сверхсущностное) требовало новой логики, но её не было, оставалась только интуиция. Платон вначале по примеру Парменида недоступную дискурсивному охвату реальность постигал интуитивно и отображал в мифе, аллегории, метафоре. Лучше миф, чем обобщение (обобщающее абстрагирование). Образы мифов дают хоть какое-то представление о неизречённом знании и побуждают к поиску его логической формы. От диалога к диалогу идея логики сверхчувственной реальности пробивала себе дорогу. Вот почему полностью лишенный мифов диалог "Парменид" и его логику следует считать апофеозом, итогом всех его исканий.
Первая часть
В диалоге воспроизводится беседа, которую вели 65-летний Парменид, 40-летний Зенон, 20-летний Сократ и юноша Аристотель, впоследствии — один из тридцати тиранов. Сам диалог состоит из двух частей. Первая меньшая часть представляет собой своеобразное введение в логику, разграничивающее свойства идей и свойства вещей (и мышление о них). Идеи – нечто вечное, всеобщее, слитное, не дробящееся. Вещи же и явления эмпирического мира преходящи, множественны, подвержены изменениям и допускают различные трактовки. Так, Зенон, вопреки очевидному приводит логическое доказательство обратному, без особого труда обосновывая, что "многое не существует" (апория предикации). И при этом подчёркивает, что для эмпирии это самая естественная и обычная ситуация, а не "некий великий замысел" [128e].
В диалоге "Парменид" Платон полностью становится на позицию Парменида, даже изложение основной части диалога идёт не от лица Сократа, как обычно, а от лица Парменида. Платон радикально отказывается от объективного существования мира вещей. Эйдос, эйдетческое бытие есть нечто настолько высокое, божественное, что никак не может быть в соответствии с каким-либо эмпирическим предметом [130d - e]. Эйдос не имеет никакого отношения к понятию о вещи, поэтому эйдология не метафизика!
Главный вывод, который делает Платон устами Парменида, утверждает, что идеи существуют сами по себе и лишь к самим себе относятся, и точно так же вещи или их подобия в нас имеют отношение только друг к другу (133с – 134а). Конечно, вещи каким-то образом "приобщаются к идеям, но не посредством подобия: надо искать какой-то другой способ их приобщения" (133а).
Платон однозначно и четко по-парменидовски противопоставил в диалоге сверхчувственное и эмпирическое (вещественно-телесное), однако нужно понимать, что противопоставление это реализовано в гносеологическом плане. Вещи, по Платону, не существуют для субстанции, но остаются некоторым образом причастными к идеям. Мир идей абсолютен (он существует "сам по себе"), вне абсолютного не может быть ничего, так как и оно само ни для чего не может быть иным. Доводя эту мысль до логического завершения, следует сделать вывод, что вещи являются некоторой частью этого абсолюта, но частью своеобразной, ибо находятся в таком отношении к нему, что не влияют ни на его законы, ни на его состояние, существуют как видимость, как искажённое отражение эйдоса, или иначе, являются некоторым временным, случайным (частным, невсеобщим), то есть несущественным изменением самого эйдоса. Это и равнозначно тому, что они для него, как для закона, не существуют. Традиционно после Платона идеализм и рассматривает вещественно-телесные образования как некоторую модификацию части самого идеального.
Вторая часть
Философия софистов предполагала возможность доказательства любого тезиса, как следствие идеи того, что все существующее подлинно, а потому обыденной (традиционной) логики достаточно для описания реальности. Даже неизречённое лишь условно неизречённо, ибо о нем говорится обыденным языком. Для них платоновской логики просто не существовало. В неоплатонической традиции гипотезы рассматриваются не как части структуры логики, а как описание теософической иерархии бытия, вплоть до "второй материи", из которой составлен чувственный космос, Иное оказывается вне существования единого. Сама логика диалектического монизма игнорируется.
Гегель очень высоко ценил логику Платона, более того, сравнение текстов показывает, что он шел уже по проторенному пути. Между логикой гипотез Платона (гипотеза как "основание") и структурой логики Гегеля (в движении идеи от бытия до понятия) существует полное совпадение. В обоих случаях это логика диалектического субстанциализма. В восьми гипотезах Платона излагается концепция, которая позволяет воспроизвести в понятии неизречённое, и основана она на трёх принципах.
Принцип (диалектика) тождества противоположностей. Только тождество противоположностей (в их самодвижении) логично и последовательно объясняет причину единства мира, причину его существования, а все альтернативные исходные посылки в процессе дедуктивного вывода раскрывают свою алогичность.
Принцип снятия, сохранения "в себе" в неявном виде всех этапов развёртывания логики (и у Гегеля любое понятие диалектической логики в снятом виде содержит в себе всю логику).
"Восхождение" от абстрактного к конкретному.
I. Полагание одного (137с — 160b)
Первая гипотеза (137с - 142а) говорит о том, что исходной категорией логики является всеобщее единое (субстанция, или бытие, по Гегелю), которое только по форме абстрактно, бессодержательно. В себе же оно не может быть совершенно пустым (142а), следовательно, имеет в себе содержание, содержит в себе в снятом виде все моменты эйдоса (субстанции). Однако моменты эти ещё не раскрыты. "Следовательно, не существует ни имени, ни слова для него, ни знания о нём, ни чувственного его восприятия, ни мнения" [142a]. Невыразимо, не изречено. Гегель и говорил, что субъект без предиката - это то же, что в явлении вещь без свойств, вещь в себе. Это первое объяснение идеи снятия, реализуемое в исходной категории логики.
У Гегеля Чистое бытие и ничто есть начало как первые определения бытия, исчезающие его моменты. Заметим при этом, что диалектическое "ничто" это омоним обыденного понятия "ничто" - понятия из мира мнения. Платон говорил, например, что небытие существует [Софист, 258е] и указывает лишь на любое "иное по отношению к бытию" [Софист, 259а], следовательно, "мы по праву можем назвать все без исключения небытием" [Софист, 256е].
Вторая гипотеза (142b – 157а) – это уже начало движения самой логики, которая развёртывается из единого, содержащего в снятом виде и субъект, и все его предикаты. Единое "...должно быть тождественно самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него..." (146а – b). В логике единого все его определения (процесс конкретизации) реализуются либо через тождественное, либо через иное (противоположное). "... Оно должно быть тождественно самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него ..." [146a - b]. У Гегеля это начало движения от абстрактного к конкретному. Все парные (противоположные друг другу) определения единого рефлексивны и в рефлексии опосредуются в едином, которое всегда выступает как синтез тезиса и антитезиса. Каждая новая пара категорий выводится из предыдущей и из этого реализованного их синтеза. Тезис снимается в антитезисе, а синтез одной пары противоположностей снимается в последующей. Гегель же только обозначает синтез третьей категорией.
Выбор пар противоположностей непринципиален, предикатом может быть субъект (Гегель утверждал, что предикат есть субъект и наоборот): можно взять "бытие и единое", или "бытие и иное", "единое и иное" и т.д. [142b - c] - любая пара, то есть "оба" в опосредстве своём всегда представляет собой субъект [142с - d] и в независимости от количества пар противоположностей их общим субъектом будет утверждаемое единое (и отрицаемое иное) - единое как части и целое, как движение и покой, как тождественное и нетождественное и т.д.
Итак, идея, или субъект, у Платона на первом этапе анализа обозначается как единое. Но субъект, по Гегелю, всегда есть предикат и как предикат он имеет свою полярную противоположность, совпадающую с ним. Этой тождественной для единого противоположностью будет отрицаемое иное. "Иное не тождественно ни единому, ни бытию" [143b]. Да и само единое, по-видимому, должно быть иным по отношению к самому себе [146c]. "Все не-единое иное по отношению к единому" [146d] и потому иное не может находиться ни в чем из существующего [146e], то есть ни в чем из утверждаемого (единого)!
Платоновское единое как субъект вначале раздваивается на "существующее единое" и "бытие единого". Затем вводятся предикаты тождественности и нетождественности, причастности и непричастности, части и целого, единого и многого, ограниченного и бесконечного и др. Любая категория может выступать не только в качестве предиката, но и в качестве субъекта (круг в определении понятия, то есть идеи-субстанции). Называя одну, мы в принципе имеем ввиду все остальные [143b - 147b]. Единое не имеет никакого развития, "... единое было, есть и будет; оно становилось, становится и будет становиться" [155d]. Но самый главный вывод из диалектики тождества - если субъект обозначен как "единое", то "все, что относится к другому, относится и к единому" [155d - e] и наоборот.
В третьей гипотезе (157b – 159а) Платон объясняет динамику тождества противоположностей. и уточняет сам принцип снятия противоположностей. Противоположность единого не есть единое (157b), но будучи иным, оно не лишено единого, ибо есть по отношению к нему "свое иное". Такую причастность Гегель обозначает как "снятую противоположность".
В четвертой гипотезе (159b – 160b) Платон показывает, что предикат единого можно развернуть точно так же, как и само единое ("предикат есть субъект" по Гегелю). Он дважды рассматривает фактически одно и то же (единое в его полярных свойствах, затем иное единого в его полярных свойствах), т. е. повторяется, поэтому эта гипотеза не является самостоятельным (отдельным) этапом развёртывания логики.
II. Отрицание одного (160b — 166c)
Следующие четыре гипотезы имеют общую предпосылку: "Единого не существует" и это в неоплатонической традиции опять трактуется в соответствии с порочной процедурой описания иерархии бытия (т.е. обыденным языком, а не логикой). В первой части диалога Платон постулирует радикальный разрыв между миром вещей и миром идей, утверждая абсолютность эйдоса, а во второй, если верить неоплатоникам, начисто забывает об этом. Четыре последних гипотезы трактуются как теософское описание чувственно воспринимаемого мира, мира изречённого. Но противоречие первой и второй части только кажущееся, вернее, оно возникает из-за неоплатонической интерпретации, которая не согласуется с основной идеей Платона – монизмом и диалектическим субстанциализмом. Единство логики и ее последовательность игнорируются.
Пятая гипотеза (160b – 163b) - это следующий этап развертывания логики единого (идеи, субстанции), этап "несуществующего единого". Субъект логики – единое – не только снимается, но и обозначается иной категорией. Однако такое единое не только не лишено перечисленных ранее предикатов, но, несмотря на своу отрицание, "неявно" должно претерпевать все те же изменения (взаимодействия предикатов и субъекта), У Гегеля это новый тип снятия - снятие "сфер идеи", системных категорий, каждая из которых, как субстанция, развёртывается от абстрактного к конкретному: бытие снимается сущностью, сущность – понятием. "Несуществующие" бытие и сущность присутствуют в снятом виде в диалектике понятия. Это один и тот же субъект (денотат) логики.
У Платона еще не возникла сама категория "снятие", он более интуитивен, чем Гегель, но четко следует логике снятия. Единое, исчерпав все свои определения, уже не определяет дальнейшую рефлексию в качестве субъекта, но "некоторым образом" неявно продолжает присутствовать [163c]. Меняются определения субъекта, неизменным остаётся его денотат. По этому поводу Платон говорит: "А разве изменяющемуся не должно становиться другим, чем прежде, и гибнуть в отношении прежнего своего состояния, а не изменяющемуся - не становиться другим и не гибнуть? - Должно" [163a - b]. Именно это и происходит с единым как субъектом. "...Чем должно быть единое, если не существует? ... ему, прежде всего, должно быть присуще то, что оно познаваемо ..." [160d]. "Оно гибнет только в отношении прежнего своего состояния" [163a - b].
Шестая гипотеза (163b – 164b) уточняет, что единое, как субъект логики, — это момент живой субстанции, идеи, оно поддерживает ее жизнь. Субъект логики даже с иным названием остается в себе единым. Без этого единое никак не существует и не имеет никакого бытия [163d]. Если снятое не будет таковым, то не будет никакой логики и никакой диалектики иного.
Седьмая гипотеза (164b – 165d). Объясняет, что в качестве следующего, второго субъекта логики Платон берет категорию "иное". Но это не "иное единого" из тождества противоположностей третьей гипотезы, выбирая именно такую категорию, Платон хотел показать только сам принцип построения логики. Теперь своей противоположностью новое иное должно иметь не единое, которое являлось субъектом логики, а другое иное и вся рефлексия его превращается в отношение не с единым, а с самим собой [164c]. Этот же прием мы обнаруживаем и в логике Гегеля: этап бытия сменяет сущность, а ее сменяет понятие и каждое из них восходит от абстрактного к конкретному, каждое входит в противоречие с самим собой.
Восьмая гипотеза (165е – 166с) является в сущности подведением итогов. "... Если в ином не содержится единое, то иное не есть ни многое, ни единое" (165е). Нет реальности без идеи, субстанции, как нет логики субстанции без общего, единого субъекта, который возникает в самом начальном ее этапе, поэтому "... если единое не существует, то ничего не существует" (166с).
Платон не был первым субстанциалистом, но он решил самую сложную задачу этой философии – создал ее логику, логику диалектического субстанциализма. Это была и новая концепция понятия, понятия, которое возникает не в обобщающем абстрагировании, а в процессе снятия противоположностей, в процессе воспроизведения атрибутов субстанции. Это понятия, содержанием каждого из которых является вся концепция логики диалектического субстанциализма. В представленном учении субстанциализм и идеализм – не синонимы, а по сути учение противоположно и идеализму, и эмпиризму, который, следуя не лучшей философской традиции, некоторые называют материализмом.
Список литературы
Семёнов В.В. Раскрывшаяся тайна платоновского "Парменида" // Философские исследования. – 2007. - № 1. - С. 100 – 113.
Семёнов В.В. Вперед, к Платону! Все пороки антисубстанциализма. - Пущино, 2008. – 208 с.
Семёнов В.В. Уроки Платона. Наука и политика. – Пущино, 2011. – 160с
|