В многочисленных критических статьях и заметках по поводу комедии А. С. Грибоедова “Горе от ума”, написанных и изданных на протяжении последних ста семидесяти восьми лет, единственная мысль прослеживается наиболее отчетливо и ясно: произведение это крайне неоднозначно. Несмотря на кажущуюся в первом приближении определенность поставленной проблемы взаимоотношений “человека новой формации” с прогнившим насквозь “фамусовским обществом”, ни в коем случае нельзя упускать из виду загадочность и порою противоречивость образов, якобы отодвинутых на второй план и введенных в повествование лишь для пущей яркости произведения. Одним из подобных действующих лиц комедии, вызывающих и по сей день споры литераторов и критиков, безусловно, является Софья Павловна Фамусова.
Девятнадцатый век, духом которого пронизаны все действия и явления комедии, разделил критиков на два лагеря. Наиболее непримиримые самым решительным образом осуждали героиню. В частности, весьма резко в отношении Софьи высказался А. С. Пушкин: “Софья очерчена не резко - то ли блудница, то ли московская кузина”. Этой же точки зрения придерживался и В. Г. Белинский: “Мерою достоинства женщины может служить мужчина, которого она любит”. Сраженные же незаурядностью героини высказывали абсолютно противоположную точку зрения. Так, И. А. Гончаров в статье “Мильон терзаний” писал: “В собственной, личной ее физиономии прячется что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное. В ней есть какая-то энергия характера”. Слова же Б. Голлера были еще более решительны: “Это единственный из персонажей, действия которого абсолютно самостоятельны и независимы”.
Так какова же на самом деле Софья Павловна Фамусова? В начале комедии она предстает перед нами как избалованная московская барышня, которой, по словам ее отца Павла Афанасьевича, “сна нет от французских книг”. Она подчиняет своим желаниям и причудам покорного и робкого Молчалива, с ловкостью обводит вокруг пальца собственного наивного родителя, а когда тот все же застает ее в неподобающем виде, она с дивной легкостью выдумывает “вещий” сон:
Позвольте... видите ль... сначала
Цветистый луг, и я искала
Траву
Какую-то, не вспомню наяву.
Вдруг милый человек, один из тех, кого мы
Увидим, - будто век знакомы,
Явился тут со мной; и вкрадчив, и умен,
Но робок... знаете, кто в бедности рожден...
Хочу к нему - вы тащите с собой:
Нас провожают стон, рев, хохот, свист чудовищ!
Он вслед кричит!..
Проснулась. - Кто-то говорит:
Ваш голос был...
Влюбленность Софьи в Молчалина вводится Грибоедовым в повествование гораздо раньше появления Чацкого и задолго до саморазоблачения Молчалина. Читатель еще не знает, что Чацкий и Софья вместе росли и взрослели, что у Чацкого были надежды на верность Софьи отроческой любви. В первой же беседе героини со служанкой Лизой автор в весьма чувственных тонах описывает отношение Софьи к своему молчаливому и преданному избраннику:
Возьмет пнруку, к сердцу жмет,
Из глубины души вздохнет,
Ни слова вольного, и так вся ночь проходит,
Рука с рукой, и глаз с меня не сводит...
Однако первое впечатление от романтического женского образа довольно обманчиво. Молодая героиня в традиционной комедии классицизма, как правило, играет несложную и совершенно однозначную роль. По ходу действия данного произведения читатель начинает понимать, что Софья не вписывается в эту концепцию. Уже при встрече с Чацким нет и следа той сентиментальной девушки, воспитанной на любовных французских романах. С главным героем беседует холодная московская девица, привыкшая к великосветским манерам общения, исключающим какую-либо откровенность и даже человеческую теплоту. Совсем немного времени проходит от вымученного: “Ах, Чацкий, я вам рада” до гневного, со стальным оттенком: “Не человек, змея!” Читатель пребывает в замешательстве. Какова же истинная сущность героини? Создается впечатление, что Грибоедов сознательно заставляет неустанно всматриваться в закрытое вуалью загадочности лицо Софьи и пытаться ответить на вопрос, не имеющий ответа.
Сцена обморока Софьи из-за преглупого падения Молчалина с лошади вновь вводит читателя в заблуждение. Теперь уже нельзя сказать уверенно, что за этим стоит. То ли любовь к Молчалину действительно столь велика и слова: “Ах! Боже мой! упал, убился!” есть крик души, бьющейся раненой птицей в клетке отчаяния, то ли Софья решила просто досадить назойливому Чацкому, совершенно безосновательно возомнившему себя властителем ее мыслей и чувств.
Даже если Грибоедов отвел Софье роль романтической, влюбленной натуры, то и здесь нет полной ясности. Почему выбор Софьи - Молчалин? Да, с ним удобнее иметь дело, его можно приручить, он послушен и безропотен, “муж-мальчик, муж-слуга”. Но ведь это определенно отрицательный персонаж. Причем, несмотря на явную принадлежность к “фамусовскому обществу”, и там он не заслуживает должного уважения: “...на цыпочках и небогат словами”, имеет только два таланта - умеренность и аккуратность. Он безроден и числится по архивам. Такой человек не пара дочери уважаемого московского господина. И Софья осознает это. Поэтому именно поэтому она выбирает Молчалина, бросая вызов предрассудкам и нелепым убеждениям закостенелого московского общества. “Что мне молва? Кто хочет, так и судит”, - брошенная Софьей реплика словно невидимой нитью связала ее противоречивую натуру с образом Чацкого, сознательно ставившего себя в оппозицию всем окружающим и подстерегающим его в кулуарах грибоедовской комедии.
Но что если Софья искусно играет более коварную роль? Ведь именно она завела часовой механизм кульминационного момента всей комедии, невзначай обронив фразу: “Он не в своем уме”, - характеризуя Чацкого. Как снежный ком, неумолимо растущий в размерах, лавиной сходя со склона горы, слух стал распространяться среди членов “фамусов-ского общества”, приведя к развязке. Софья отомстила Чацкому за его отъезд, многолетние скитания? Или стала невинной жертвой конфликта “старого” и “нового”, а также предательства со стороны Молчалина? Наверное, пройдет еще не один десяток лет, а споры вокруг истинного лица героини комедии Грибоедова не утихнут.
И. А. Гончаров сравнил грибоедовскую Софью Фамусову с пушкинской Татьяной Лариной: “...Она в любви своей точно так же готова выдать себя, как Татьяна: обе, как в лунатизму бродят в увлечении с детской простотой”. Наверное, их объединяет и уникальное положение в произведениях: явно принадлежа к какой-то определенной среде, они все же стоят над всем происходящим и созерцают все происходящее. Они - сильные представительницы слабого пола, и, пока “Молча-лины блаженствуют на свете”, превращая мир в царство тьмы, именно они делают жизнь ярче, становясь единственным “лучом света в темном царстве”.