Очень сложно ответить на вопрос, какое стихотворение Пушкина я люблю больше всего. Как сравнить самые первые, самые волшебные в моей жизни строки «У лукоморья дуб зеленый» и вечную мелодию «чудного мгновенья», романтичное «Прощай, свободная стихия!» и торжественное «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой », задумчиво-серьезное, философское «Вновь я посетил»? Поэтому я хочу рассказать не об одном любимом стихотворении, а об одной из тем пушкинской лирики. Это не какой-то цикл или отдельный сборник. Просто для меня эти строки как бы из одного источника, на одном дыхании. Эти строки, кажется, идут из глубин пушкинского сердца, потому что посвящены самым главным в жизни поэта событиям, самым дорогим для него людям. Велико было мое удивление, когда оказалось, что у Пушкина есть несколько стихотворений с одинаковым названием — «19 октября ». Лицейские годовщины! По этим стихотворениям подымаешься, словно по ступеням веков, — от одного уровня понимания к другому: детские проказы, юношеское братство, первые шаги служения музам, верность дружбе, настоящее мужество, достоинство, честь.
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен!
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни привело —
Все те же мы. Нам целый мир — чужбина.
Отечество нам — Царское Село.
Какая бы пора года ни была на дворе — я представляю пушкинскую осень. Шуршат желто-багряные листья, через мокрые ветки аллеи просвечивает на чугунной скамье тоненькая фигура мечтательного юноши с кудрявыми волосами. Кажется, вот-вот зазвенит смех Пушкина, зазвучат голоса его друзей. Такие милые, такие близкие имена: Кюхельбекер, у которого, к слову, тоже есть стихи с названием «19 октября», «первый друг, мой друг бесценный» Пущин, и еще поэт-Дельвиг, и тот, кто был рядом в последней, страшной, поездке — Данзас, и блестящий Горчаков — звезда российского дипломатического корпуса, и староста курса Яковлев — «полях 200 нумеров»… К лицейским друзьям тянулось сердце Пушкина в тяжелые минуты Михайловской ссылки, согреваясь воспоминаниями «лицейских ясных дней», и сжималось в отчаянье и тревоге за них — патриотов воспетой им России.
Только вернувшись из ссылки, еще не въехав в столицу, на вопрос царя Пушкин дает откровенный ответ: «Стал бы в ряды мятежников! ». Ведь там были друзья. Это им, даже под надзором самого царя, он напишет на лицейскую годовщину в 1827 году:
Бог помочь вам, друзья мои,
В заботах жизни, царской службы
И на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!
Бог помочь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском горе,
В краю чужом, в пустынном море
И в мрачных пропастях земли!
А этим строкам пришлось проехать всю Россию — от пышной столицы до суровой Сибири в багаже хрупкой, изящной женщины, жены сосланного декабриста Александрины Григорьевны Муравьевой, чтобы проникнуть в «каторжные норы» поддержкой, ободрением, глубоким участием:
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье!
Пушкин доказал друзьям, что, несмотря на заточение в крепости, гражданскую казнь, ссылку, лишение всех прав, они все равно сильны, что есть ценности, которые царское правительство просто бессильно отнять у них, потому что «любовь и дружество дойдут <…> сквозь мрачные затворы», потому что все равно «придет желанная пора». Как будто дружеская рука протянулась через расстояния и запреты!
Вместе с листками знаменитого «Послания в Сибирь» А. Г. Муравьева привезла и стихотворное послание И. И. Пущину, начинающееся словами: «Мой первый друг, мой друг бесценный!». Вспоминая о посещении Пущиным Михайловского, Пушкин как бы повторяет поступок друга, озаряя лучом дружеского общения суровую ссылку. В ряду моих любимых пушкинских строк и эти, звучащие светлой и бескорыстной юношеской клятвой:
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Стихи, посвященные тогда еще молодому Петру Чаадаеву, еще офицеру, а потом опальному философу, что стоял в начале пушкинского пути служения ее величеству Правде.
И эти строки, западающие в душу сразу же, после первого прочтения, словно берут твое сердце в теплые заботливые ладони, создавая это неповторимое, с детства знакомое ощущение надежного крыла-защиты.
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждешь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках…
Старенькая няня Арина Родионовна — самый верный друг. К ее образу поэт обращается очень часто, воссоздавая его в образе няни Татьяны в романе «Евгений Онегин» и няни Егоровны в повести «Дубровский», сделав ее поистине бессмертной. Как-то тепло и спокойно на душе от этих пушкинских строк. Словно встают рядом с Пушкиным друзья и близкие поэта, а значит — они рядом и с нами.
|
