| На протяжении многих лет идея Учредительного собрания была для революционного и либерального движения символом грядущей победы демократической революции, призванной освободить народы России от самодержавно бюрократического строя и обеспечить переход к правовому, демократически управляемому государству. С Учредительным собранием были связаны надежды на установление справедливых экономических отношений в области владения и пользования землей, в которых было заинтересованно крестьянство. Без Учредительного собрания не мыслилось и решение и других животрепещущих вопросов, среди которых после 1914года на первом плане оказалось участие России в мировой империалистической войне. Короче говоря, Учредительное собрание виделось всеми прогрессивными политическими партиями и стоящими за ними народными массами альфой и омегой демократической революции, в ходе которой самодержавие либо мирным путем, либо в результате гражданской войны уступит власть избранным всеобщим, равным и тайным голосованием народным представителям. Однако эта предпосылка, построенная на аналогии с событиями Великой Французской революции конца XVIII века, не сработала, ибо самодержавная власть пала в феврале 1917 года в течение нескольких дней и без сколько-нибудь серьезного сопротивления. Для проведения выборов в Учредительное собрание, учитывая размеры территории и численность населения России, требовался не один месяц. Поэтому в стране образовался известный вакуум верховной власти, с одной стороны, и возникли претендующие на ее прерогативы различные исполнительные ораны – с другой. Чем дальше отсрочивались выборы в Учредительное собрание, тем ожесточеннее становилось противоборство между исполкомами Советов депутатов трудящихся и органами Временного правительства, сформированного на основе соглашений между партиями кадетов, эсеров и меньшевиков. Отсюда – не просто «двоевластие», а паралич центральной исполнительной власти, который усиливал экономический и политический хаос в стране и массовое недовольство всех слоев общества.
Оценивая впоследствии мотивы и характер политической борьбы в России, в период между февралем и октябрем 1917 года, лидер эсеров В.М. Чернов писал: «В течение 1917 года в России не раз бывало совершенно парадоксальное положение. Борьба между партиями не прекращалась, но эта борьба шла вокруг власти, а не за власть. Или, если хотите, это была, как – будто борьба за власть навыворот: чуть не каждая партия старалась свалить власть в возможно большей степени на чужие плечи. … Бывали моменты, когда власть чуть ли не “валялась на улице”, и все, упираясь, спорили, кому и на каких основаниях подобрать ее. Никто не хотел сделать это в одиночестве, и никак нельзя было столковаться о том, на каких условиях взять ее сообща. Слишком различно было понимание смысла переживаемого периода, слишком различны намечающиеся у разных социальных групп программы действий. »Стоило, однако, большевикам захватить центральную исполнительную власть, и, опираясь на авторитет Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, объявить о немедленной экспопритации помещечьей собственности и стремлении к немедленному демократическому миру, как тотчас же против совнаркома ополчились все общественно-политические силы, которые по разным мотивам не были заинтересованы в радикальном решении вопросов о земле и мире. К неприятию большевизма их подталкивала и идеология, не предвещавшая имущим классам ничего хорошего. И не только им.
Стремление лидеров большевизма вместить в рамки национальной демократической революции мировые, сверхнациональные задачи с неприязнью было воспринято «умеренными» социалистами, которые считали, что война, разруха и общая культурно-экономическая отсталость России неподходящие спутники для социалистической революции. Особенно на большевиков досадовали эсеры, у которых Ленин перехватил инициативу решения аграрного вопроса сделав реализацию Декрета о земле важнейшим источником массовой поддержкой Октябрьского вооруженного восстания. Этой поддержки большевикам с лихвой хватило для того, чтобы не идти на политические уступки другим партиям (за исключение левых эсеров) по поводу возможного раздела центральной политической власти.
«Триумфальное шествие» Советской власти в совокупности с ответными действиями буржуазно-помещичьей революции и растерянностью в рядах мень-
шевиков и эсеров настраивало Ленина и идущую за ним часть руководства большевистской партии на непосредственную легитимацию (узаконение) Советской власти вне зависимости от воли Учредительного собрания.
«Республика Советов выше республики с Учредительным собранием», - Заявил Ленин через два месяца после Октябрьского переворота. Но тем сильнее за Учредительное собрание должны были держаться общественно-политические силы, которые сознательно стремились противопоставить его Советской власти, чтобы не допустить перерастания демократической революции в социальную (то есть в революцию, нацеленную на радикальное изменение социально-имущественных отношений).
От того, какие силы (советские или антисоветские) одержат победу на выборах в Учредительное собрание, зависела не только его судьба, но и характер дальнейшего развития революции. Либо Учредительное собрание признавало принципы Советской власти как демократии для трудящихся – и тогда оно становилось конституционным органом социальной революции. Либо оно противопоставляло себя Советской власти – и, тогда его законотворческая деятельность становилась тормозом социально-экономических реформ, осуществляемых Советами.
8 ноября 1917 года большевики на расширенном заседании Петро градского комитета РСДРП (б) впервые рассмотрели вопрос о возможном роспуске Учредительного собрания в случае, если оно займет антисоветские позиции.
В. Володаренский, выступивший с докладом о ходе организации выборов в Учредительное собрание, отметил, что его придется разгонять, если «массы ошибутся с избирательными бюллетенями». Некоторые из выступавших предлагали Собрание вообще не созывать. Но, поскольку сохранялась надежда на заключение политического союза с левыми эсерами и меньшевиками-интернациалистами, поскольку риск казался оправданным. К тому же не созванное Учредительное собрание стало бы символом антисоветской оппози –
ции могло бы объединить ее на борьбу с большевиками. В тот же день, 8 ноября, ВЦИК II Всероссийского съезда рабочих и солдатских депутатов единогласно высказался за соблюдение намеченных еще временным правительством сроков выборов в Учредительное собрание.
Они состоялись 12 ноября 1917 года. В 68 округах, голосовало 44443 тысячи избирателей, в том числе за большевиков 10649 тысяч или 24%; за эсеров, меньшевиков и депутатов различных национальных партий 26374 тысячи человек или 59%; за кадетов и партии, состоящие правее их 7420тысяч или 17%. Из 703 депутатов, избранных в Учредительное собрание 229 – эсеры; 168 – большевики; 39 – левые эсеры; Таким образом, даже с левыми эсерами большевики уступали партии социалистов-революционеров (ПСР). Ее руководство твердо стояло на том, что «только правильно организованная и покоящаяся на строго выборном начале демократическая государственность способна вывести русский народ и рабочий класс на широкий путь экономического и социального развития», потому в известной степени фетими-
зировало Учредительное собрание, критически оценивая возможность его самороспуска в случае утверждения конституционных основ Советской власти.
Тем не менее большевики и левые эсеры пытались найти более приемлемое, чем насильственный роспуск, решение проблемы Учредительного собрания. На состоявшемся в конце ноября 1917 года первом съезде партии левых эсеров
(ПЛСР) было решено оказать «самое решительное противодействие попыткам превращения Учредительного собрания, в орган борьбы с Советами». Некоторые делегаты съезда предлагали разогнать Собрание, если оно постано -
вит распустить Советы и аннулирует Декрет о земле.
В конце концов левые эсеры сошлись на том, чтобы присоединить большевистскую и левоэсерскую фракции Учредительного собрания к ВЦИКу и образовать Конвент-орган революционно-демократической диктатуры наподобие существовавшего во Франции в 1789 – 1794 годов.
20 ноября 1917 года на заседание Совнаркома И. В. Сталин внес предложение о частичной отсрочке созыва Учредительного собрания, чтобы успеть провести в жизнь декрет о праве отзыва депутатов, дающий Советам возможность назна-чать перевыборы во все представительные учреждения. 21 ноября 1917 такой декрет был подписан, а спустя несколько, дней, Ленин подписал декрет «К открытию Учредительного собрания», первое заседание которого могло состояться по прибытии в Петроград не менее 400 депутатов. Намеченное на 28 ноября 1917 года начало работы было отложено. В этот критический момент руководство ПСР отказалось от идеи левого социалистического блока и согласилось действовать совместно с кадетами в интересах созыва Учредительного собрания, во что бы то ни стало, невзирая на декреты и постановления Советского правительства. Чтобы сорвать это намерение, 28 ноября Совнарком принял декрет «Об аресте вождей гражданской войны против революции», согласно которому все видные кадеты, в том числе депутаты Учредительного собрания, подлежали аресту и преданию суду революционных трибуналов.
На следующий день,29 ноября, на заседании ЦК РСДРП (б) по предложению Н. И.Бухарина вновь был поставлен вопрос, как быть с Учредительным собранием. Бухарин и поддерживавший его А.Д. Троцкий высказались за создание на основе его революционного Конвента, собрав для этого в Петрограде как можно скорее 400 представителей левого крыла. 5 декабря ЦК РСДРП (б) запретил депутатам Учредительного собрания от большевиков покидать пределы Петрограда, что свидетельствовало о стремлении открыть Учредительное собрание в наиболее благоприятный для левого революционного блока момент. Еще раньше, 3 декабря, определил свою позицию ЦК ПЛСР, приняв постановление, в котором говорилось о том, что отношение левых эсеров к Учредительному собранию будет зависеть от решения им вопросов о мире, о земле, рабочем контроле и отношении к Советам. Однако по мере поступления данных о партийной принадлежности избранных на местах депутатов Учредительного собрания, большевикам и левым эсерам становилось ясно, что левый революционный блок окажется в меньшинстве даже среди требуемых для кворума (400) депутатов. 13 декабря комиссар по делам Учредительного собрания М.С. Урицкий, выступая с докладом по текущему моменту на заседании Петроградского комитета РСДРП (б) признал, что в целом большевики и левые эсеры не составят в Собрании и половины депутатов. Тем не менее, он подтвердил, что Учредительное собрание будет созвано, а вопрос о его ликвидации зависит «от обстоятельств». 20 декабря 1917 года Совнарком постановил открыть Учредительное собрание 5января 1918 года. Вечером следующего дня лидер левых эсеров М. А. Спиридонова, выступая на Всеросийском Чрезвычайном съезде железнодорожников, заявила, что если правая часть депутатов Учредительного собрания встанет на пути социальной революции, «революция перед этими препятствиями не остановится». 22 декабря 1917 года ВЦИК назначил на 8 января 1918 года открытие III Всероссийского съезда Советов, а на 12 декабря – III Всеросийского съезда крестьянских депутатов. От имени ВЦИК всем Советам, так же армейским и фронтовым комитетов были посланы телеграммы, в которых указывалось что лозунгу «Вся власть Учредительному собранию» надо противопоставить лозунга «Власть Советам, закрепление Советской республики ». В условиях очевидной большевизации Советов, в том числе крестьянских, и растущего в них к парламентским методам решения социально-экономических вопросов в руководстве ПСР произошла определенная перегруппировка. Все большее влияние в партии завоевывала позиция «центра», смысл которой состоял в разрыве политического блока с кадетами и формировании Учредительным собранием коалиционного социалистического правительства в интересах конструктивного социалистического строительства. Но эта перегруппировка запоздала. 5 января 1918 года, когда Учредительное собрание, наконец, начало свою работу, ЦК ПСР и Бюро эсеровской фракции Собрания не смогли найти общий язык с большевиками и левыми эсерами по вопросам повестки дня и ведению Собрания. Началась бессмысленная конфронтация по поводу оформления принципов Советской власти и ее основных декретов: о земле, о мире, о рабочем контроле и так далее. В свою очередь, большевики и левые эсеры не проявили уступчивости там, где ее можно было проявить ради обличения перехода эсеровского большинства Учредительного собрания на платформу Советской власти. Большевистская и левоэсеровская фракции, не пытаясь остудить политической страсти, демонстративно покинули зал заседаний, чтобы на другой день объявить эсеровское большинство Учредительного собрания «контрреволюционным», а само Собрание распущенным волею революционного народа. При этом расхождение представления о том, что Учредительное собрание не признало Советской власти и ее декреты о земле и мире, документально не подтверждаются. Этот факт не получил широкой огласки ни сразу после роспуска Учредительного собрания, ни в более поздний период.
В какой-то мере можно понять большевиков и левых эсеров, которые оправдывали разгон Учредительного собрания тем, что его большинство отказалось от сотрудничества с ними на платформе Советской власти. Поэтому большевики и левые эсеры не были заинтересованы в афишировании формально просоветских резолюций, делавших шаткими их аргументы насчет необходимости насильственного роспуска Собрания. Труднее на первый взгляд понять меньшевиков и правых эсеров, которые, кажется, могли бы апеллировать к резолюциям Учредительного собрания для опровержения большевитско-левоэсерской пропаганды, но и они подобно инициаторам разгона постарались поскорее забыть о принятых резолюциях и это было далеко не случайно. Резолюции эти обязывали меньшевиков и эсеров к поддержке Советской власти и ее главных декретов, в то время как многие из них вскоре после прекращения деятельности Учредительного собрания встали на путь борьбы против Советской власти. Далеко не сразу лидеры меньшевиков и эсеров позволили буржуазно-помещичьей реакции использовать разгон Учредительного собрания в качестве повода для развязывания гражданской войны. В тезисах ЦК РСДРП «о политике партии в Советской России» от 9 января 1918 года говорилось: «Партия решительно отвергает все планы насильственного низвержения Советской власти, которые в данной обстановке неизбежно свелись бы либо к разжиганию междоусобной войны внутри трудящихся классов, либо к прямому содействию силам помещечье-капиталистической и империалистической реакции». ПСР, в свою очередь, заявляя, что, пока большевизм не вполне еще изжит массами, что есть еще среди крестьянства и рабочих слон, которые продолжают верить в социальный мессианизм большевизма» и, продолжая отрицать целесообразность существования Советской власти без Учредительного собрания, предлагала в январе 1918 года своим сторонникам «осторожно и в достаточной мере трезво отнестись к ликвидации большевизма».
Однако партиями легальной оппозиции эсеры и меньшевики оставались не долго. Своей резкой критикой Брестского мирного договора с Германией, действиями по его срыву они еще больше осложняли и без того критическое положение большевистского правительства. С мая 1918 года отдельные местные эсеровские и меньшевистские организации принимают активное участие в стихийном повстанческом движении крестьянства против продовольственной политики Советской власти. В Самарской и Саратовской губерниях эсеры вступают в соглашение с командованием чехословацкого корпуса. 8 июня эсеровские дружины и чехословаки занимают Самару и объявляют там власть Комитета членов Учредительного собрания («Комуч» в составе И.М.Брушвита, В.К.Вольского, П.Д.Климушина, И.П.Нестерова и Б.К.Фортунатова).
В ответ на эти действия Совнарком входит во ВЦИК с предложением об исключении эсеров и меньшевиков из Советов, которые после ожесточенных прений принимаются. 14 июня 1918 года эсеры и меньшевики были объявлены контрреволюционными партиями замешенными «в организации вооруженных выступлений против рабочих крестьян в союзе с явными контрреволюционерами». На словах осудив «самарскую авантюру», руководство ПСР после известных колебаний присоединяется к ее инициаторам, которые впоследствии откровенно признали, что «подняли кровавое знамя гражданской войны». В июне 1918 года власть «Комучей» распространяется в Поволжье и на Урале, пытается утвердиться в Сибири, где, однако набирает силу действительного контрреволюционное движение, до поры до времени маскирующихся под лозунгами «демократии». Социально-экономическая политика «Комучей» не была направлена на реставрацию дооктябрьского строя, но и не следовала в фарватере большевистских идет продовольственной диктатуры с ее насильственными реквизициями и уравнительно- коммунистическими устремлениями. На территории, контролируемой самарским «Комучем», были отменены твердые цены и создан механизм административного регулирования товарно-денежных отношений. Бывшим владельцам торговых и промышленных предприятий были возвращены только те из них, которые оказались национализированы и секвестрированы без соответствующего оформления. В области финансов были проведены подготовительные мероприятия по введению прогрессивного налогообложения и выпуска в оборот новых денежных знаков. «Комуч» не взял ни одной копейки из отбитого в Казани Золотого фонда, считая его общероссийским достоянием. В Самаре легально действовал совет рабочих депутатов и возобновил свою работу распущенный при большевиках Совет крестьянских депутатов.
Вместе с тем самарский «Комуч» при осуществлении своей политики прибегал, по условиям военного времени, к далеко не демократическим мерам по удержанию в своих руках власти. Как признавал один из его руководителей, Вольский, «Комитет действовал диктаторски,
власть его была твердой… жестокой и страшной. Это диктовалось обстоятельствами гражданской войны. Взявши власть в таких условиях, мы должны были действовать и не отступать перед кровью. И на нас много крови. Мы это глубоко сознаем. Мы не смогли ее избежать в жестокой борьбе за демократию. Мы вынуждены были создать и
ведомство охраны, на котором лежала охранная служба, такая же Чрезвычайка … и едва не лучше». С сосредоточением власти в своих руках эсеры и меньшевики, как видим, начинали действовать методами, за которые они до этого старательно и убедительно критиковали большевиков.
В целях объединения сил в борьбе с большевиками ради торжества идеи Учредительного собрания самарский «Комуч» и «Временное сибирское правительство» вели переговоры, которые в 20 числах сентября 1918 года увенчались созывом так называемого Государственного совещания в Уфе. На нем была сформирована Директория, в которую вошли кадеты и правые эсеры из Союза возрождения России. Директория была обязана обеспечить не позднее 1 февраля 1919 года созыв Учредительного собрания с полномочным кворума(не менее 170 депутатов) около 100 из них к тому времени уже находились в Самаре, организовав там Съезд членов Учредительного собрания. Стремление этого съезда оказать «демократическое» влияние на политику Директории успеха не принесло. Директория все более капитулировала перед кадетско-монархическими кругами. Закономерен бал и ее финал.
18 ноября 1918 года группа белогвардейских офицеров во главе с А.В Колчаком с помощью чехословаков свергла Директорию. Наступила очередь «Съезда» учредиловцев, который после ряда переездов (из Самары в Уфу, из Уфы – в Омск, из Омска – в Екатеринбург, из Екатеринбурга – в Уфу, где еще находились остатки упраздненного Директорией «Комуча») так же был разгромлен Колчаковцами. Большая часть его членов была арестована и в кандалах отправлена в Омск, где после неудачного восстания, организованного эсерами и большевиками в ночь с 21 на 22 декабря 1918 года, была зверски уничтожена. Оставшиеся на свободе после разгрома Директории и Съезда членов Учредительного собрания представители эсеровской фракции Учредительного собрания и ЦК ПСР на совещании 5 декабря 1918 года приняли постановление прекратить вооруженную борьбу с большевиками и все силы направить против Колчака.
8 февраля 1919 года конференция представителей организаций ПСР приняла резолюцию по текущему моменту, в которой отвергались попытки свержения Советской власти путем вооруженной борьбы, ибо эта борьба, «при распыленности и слабости трудовой демократии и все растущей контрреволюции, служит только на пользу последней и используется реакционными группами в целях реставрации ». Конференция отвергла «всякое блокирование и коалирование с буржуазными партиями, выявившими уже свою реакционную сущность», рекомендовав членам партии «принять живейшее участие в предвыборной кампании в Советы рабочих и крестьянских депутатов для борьбы за восстановление демократических свобод и создание условий, которые обеспечили бы истинное представительство рабочего класса в Советах». В то же время конференция отложила вопрос о выдвижении на выборах в Советы кандидатов из ПСР из-за отсутствия условий для легального существования партии.
Еще раньше произошел перелом в политических настроениях меньшевиков. 14 ноября 1918 года ЦК РСДРП в резолюции «Германская революция и задачи РСДРП» обратился к «организованной революционной демократии, которая большевистской политикой отброшена на путь вооруженной борьбы с Советским режимом» с призывом «решительно и бесповоротно порвать свой союз с имущими классами и их партиями, опирающимися на англо-американский империализм, и стремиться достигнуть торжества демократических идей лишь путем борьбы за влияние на рабочие и крестьянские массы». Печальный опыт самарского «Комуча» и омской Директории убедил эсеров и меньшевиков в том, что парламентско-конституционными методами в условиях, в которых находилась Россия, вопросы социальной революции не решить, и что отказ от революционно-демократической диктатуры равносилен поддержке реакционной буржуазно-помещичьей диктатуры, использующей «умеренных» социалистов в реставраторских политических целях. Теперь меньшевикам и эсерам предстояло найти новое «кредо» (доктрину и тактику) борьбы за влияние на массы трудящихся города и деревни, чтобы сохранить себя в качестве организованной о авторитетной политической силы, способной найти выход из тупика гражданской войны и хозяйственной разрухи.
В начале апреля 1919 года ЦК ПСР обратился к партийным организациям с декларацией, в которой были рассмотрены проблемы и перспективы мировой социальной революции. В документе предлагалось объединить усилия политических партий рабочего класса и крестьянства для завоевания ими государственной власти и проведения в жизнь следующей программы: «1.Локализация капитализма, то есть ограничение его теми сферами хозяйственной жизни, в которых капитализм проявляет в наибольшей мере свои творческие и в наименьшей – разрушительные стороны. 2. Система мер, имеющих целью обеспечить в земледелии и т. п. областях, в которых капитализм не мог справиться со своей организующей миссией, органическое и безболезненное развитие трудового крестьянства на уравнительных началах: социализация земли, усиленное обложение сверх надельных излишков, обращение в общую пользу дифференциальной ренты и т. п. 3. Обеспечение за трудовым хозяйством пути обобществления снизу, по мере того как кооперация или муниципализация потребностей сбыта и снабжения средствами производства будет делать выгодным переход от мелкого хозяйства к все более крупному. 4. Прогрессивная кооператизация потребления и регулирования государственного снабжения и распределения. 5. В сферах, где не изжито прогрессивное значение капитализма, его принудительное синдицирование и постановка под возрастающий контроль государства, с непосредственным участием крупных классовых организаций трудящихся. 6. Постепенно расширение сферы государственного, земского и муниципального хозяйства за счет капиталистического, по мере обеспечения необходимых условий успеха деловой подготовки надлежащего персонала, выработки необходимого административного аппарата и т. п. 7. Уничтожение фабричного самодержавия капиталиста и развитие фабричного конституционализма в направлении к полной индустриальной демократии, наряду с непосредственным созданием этой демократии в оазисах кооперации, муниципального социализма, национализированных производств и обобществляемого снизу частного трудового хозяйства ».
В этой декларации обращает на себя внимание плодотворная идея синтеза старых капиталистических и новых социалистических форм экономических отношений, которые не исключают, а взаимно дополняют друг друга. Социалистическое обобществление производства представляется в свете этой идеи не единовременным актом всеобщего огосударствления, а органическим процессом постепенного накопления условий для общественного регулирования производства в самых разнообразных формах: кооперация, муниципализация, национализация, синдицирование и т. д. В документе подчеркивается, что «существование нового социального строя возможно лишь в той мере и последовательности, в какой отдельные составляющие его мероприятия предворительно пройдут через сознание и волю большинства, найдя почву в реальных условиях его быта и психологии».
17 июля 1919 года с изложением своей социально-экономической и политической платформы выступил ЦК РСДРП. Она была изложена в манифесте «Что делать?». В нем предлагались следующие по оздоровлению экономики страны и постепенному переходу к социализму: 1. Закрепление за крестьянами на коллективных или единоличных началах (свободно устанавливаемых) помещечьей и государственной земле. Упразднение комбедов. Справедливое распределение государственных запасов сельскохозяйственных орудий и семян. 2. Взамен действующей системы продовольственной диктатуры установление новой, основывающейся на сочетаниях следующих начал: а) закупка государством хлебапо договорным ценам (с широким применением непосредственно товарообмена), причем беднейшему населению городов и деревень хлеб продается по пониженным ценам, а государство доплачивает разницу. Эти закупки государство совершает через своих агентов, кооперативы или частных торговцев на комиссионных началах; б) взимание с более зажиточных крестьян в хлебородных губерниях для той же цели определенной части излишков с уплатой по себестоимости производства…в) закупка хлеба кооперативными и рабочими организациями с передачей долей заготовленного ими государственным продовольственным органам. 3. При сохранении в руках государства крупных промышленных предприятий допущение везде, где это обещает улучшение, расширение или удешевление производства, применение частного капитала (в исключительных случаях на основе концессионного порядка). 4. Отказ от национализации мелкой промышленности. 5. Государственное регулирование важнейших предметов массового потребления. 6. Предоставление свободы кооперации и частным лицам, кроме тех случаев, когда регламентация и даже монополия вызывается исключительной редкостью продукта (например, медикаменты и т. п.). 7. Реорганизация системы кредита, чтобы обеспечить возможность частной инициативы в торговле, промышленности и в земледелии. 8. Борьба со спекуляцией и торговыми злоупотреблениями как прерогатива судебных органов на основе точных законоположений. 9. Независимость профсоюзов от государственных органов. 10. Повышение тарифов и установление минимума зарплаты в соответствии с уровнем цен на товары широкого потребления.11. отмена декрета о потребительских коммунах. Платформа ЦК РСДРП, как видим, учитывает пагубность скоропалительного и нереального в условиях гражданской войны перехода к системе рыночных отношений, хотя необходимость такого перехода у меньшевиков не вызывает никаких сомнений. И эсеры, и меньшевики далеки от мысли, что рынок и товарно-денежные отношения – антиподы социализма. В этом вопросе намечаются глубокие разногласия меньшевиков и эсеров с большевиками, которые в Программе, принятой VIII съездом РКП (б) в марте 1919 года, выступили за замену торговли «планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов». Не менее глубоки разногласия между ними и по поводу организации власти и управления. В отличие от меньшевиков и эсеров, настаивавших на «расширении избирательного права в Совета для всех трудящихся, обеспеченном тайным голосованием и свободной устной и печатной агитации», большевики в своей Программе признают приоритет «пролетарской демократии» перед «формальным провозглашением прав и свобод», отвергают принципы разделения законодательной, судебной и исполнительной власти.
Принципиальные различия в понимании сущности перехода к социализму делали большевиков и находящихся в оппозиции к ним социалистов потенциальными противниками, вынуждаемыми обстоятельствами борьбы с буржуазно-помещичьей контрреволюцией к более или менее терпимому отношению друг к другу. Однако если в глазах меньшевиков и эсеров большевики выглядели выразителями интересов деклассированных слоев общества и дорвавшейся до власти новой бюрократии, то большевики смотрели на меньшевиков и эсеров как на политических агентов мелкой буржуазии. В этой связи меньшевики и эсеры не могли не считаться с тем, что большевики в общем справляются с задачами борьбы против белогвардейцев и иностранной военной интервенции, а большевики – с тем, что именно мелкая буржуазия в лице среднего крестьянства является и главным источником продовольственного снабжения и основным резервом Красной армии.
Отсюда вытекали и соответствующие действия большевиков по расщеплению эсеро-меньшевистской оппозиции на ее социальное и политическое начала: чем больше послабления делаласоветская власть среднему крестьянству, тем меньше их доставалось эсерам и меньшевикам и, наоборот, когда среднее крестьянство становилось неуправляемым, большевики допускали известное участие ПСР и РСДРП в политической жизни страны.
РКП (б) меняла свое отношение к меньшевикам и эсерам, то подвергая их репрессиям, то отпуская их активных деятелей на свободу. 30 ноября 1918 года ВЦИК принял резолюцию, отменяющую его решение от 14 июня 1918 года об исключении меньшевиков из Советов. 25 февраля 1919 года ВЦИК восстановил в политических правах эсеров с предупреждением о немедленном возобновлении репрессий против «всех групп, которые прямо или косвенно поддерживают внешнюю и внутреннюю контрреволюцию». Это словечко – «косвенно» - не требовало от чрезвычайных комиссий и ревтрибуналов особенного поиска, оснований, если очередное распоряжение «сверху» призывало их к возобновлению нажима на «мелкобуржуазные партии». Отсутствие же официальных запретов на политическую деятельность ПСР и РСДРП порождало у части их членов надежды на действительную, а не формальную «легализацию» в интересах создания единого фронта левых сил на основе реалистической программы перехода от гражданской войны к гражданскому миру.
17 июня 1919 года Ю.О. Мартов в письме Л.Б. Каменеву изложил позицию ЦК РСДРП по вопросу об условиях участия меньшевиков в работе советских хозяйственных органов. «по-прежнему, - писал он, - мы непоколебимо убеждены в том, что успешное участие РСДРП в общем деле спасения революции…возможны лишь путем такого соглашения на основе политической платформы, которое охватило бы всех социалистов, готовых бороться в одних рядах против контрреволюции и которая позволила бы социал-демократии разделить ответственность за общее направление политики. При таком соглашении и вопрос о подлинном использовании для практической работы всех сил, которыми может располагать социал-демократия, решился бы сам собой».
Надеясь на возможность соглашения в большевиками, многие известные деятели из большевиков и эсеров в то же время осознавали. Как трудно этого добиться, учитывая, что с момента Октябрьской революции и разгон Учредительного собрания в большевизме как в массовом общественном движении и политическая организация стали происходить серьезные изменения: РКП (б) постепенно становилась составной частью государственной машины управления с сильно развитыми репрессивно-карательными органами. Изменялась и социальная психология большевиков, распространенным типом которой стала «военизация» и покоящаяся на ней упрощенная ориентация в сложных вопросах социальной теории и практики. Со всем этим нельзя было не считаться, но вместе с тем надежды на соглашение продолжали сохраняться у части меньшевиков и эсеров.
Ярким примером своеобразного понимания эсерами и меньшевиками своего революционного и профессионально-научного долга в условия непрекращающихся против них кампаний в большевистской печати, репрессий со стороны чрезвычайных комиссий и тому подобных органов, являются письма ЦК РСДРП, историка Н.А. Рожкова, адресованные Ленину в 1919-1921 годах.
В первом письме от 11 января 1919 года Рожков предложил радикально перестроить экономическую политику большевизма, даже если для этого потребуется его (Ленина) диктатура. «Вся наша продовольственная практика, - писал Рожков, - построена на ложном основании. Кто мог бы возражать против государственной монополии торговли важнейшими предметами первой необходимости, если бы правительство могло снабдить ими население в достаточном количестве? Но ведь это невозможно.… Сохраните ваш аппарат снабжения и продолжайте его использовать, но не монополизируйте торговли ни одним предметом питания, даже хлебом. Снабжайте, чем можете, но разрешите вполне свободную торговлю, диктаторски предпишите всем местным советам снять все запрещения ввоза и вывоза, уничтожьте все заградительные отряды, если нужно даже силой.… Нельзя в XX веке превращать страну в конгломерат средневековых замкнутых рынков».
Рожков предупреждает, что для интересов социальной революции будет гораздо хуже, если кто-нибудь, «который не будет так глуп, как царские генералы и кадеты, по-прежнему отнимающие у крестьянина землю», перехватит личную диктатуру и воплотит в жизнь идею свободы крестьянского землепользования и торгового оборота. «Такого диктатора, - продолжает Рожков, - еще пока нет. Но он будет: “было бы болото, - черти найдутся ”». Несмотря на определенную отстраненность в оценке обстановки как позволяющей чуть ли не сразу ввести свободную торговлю, чутье профессионального историка в главном не обмануло Рожкова: Врангель в 1920 году, видимо, всерьез решил отойти от антикрестьянской политики своих предшественников, но уже не имел, в отличие от них, тех вооруженных сил и территорий, которые могли обеспечить политический успех его диктатуры. Ответ Ленина Рожкову не сохранился, однако. Со слов самого Рожкова, речь шла в нем о том, что большевики не сомневаются в успехе своей экономической политики, которая прямо ведет к социализму.
В начале 1920 года Красная армия одержала решающие победы на фронтах гражданской войны. Свой посильный вклад внесли в них эсеровские и меньшевистские организации, объявившие о мобилизации своих членов на борьбу с белогвардейцами. Сфера применения чрезвычайных методов управления экономикой постепенно сужалась, а вместе с этим изживалась и неоходимость использовать диктаторские приемы защиты завоеваний социальной революции, в первую очередь такие, как «красный террор». Об этом представители меньшевиков и эсеров заявили уже на состоявшемся 5 – 9 декабря 1919 года VII Всеросийском съезде Советов.
От имени ЦК РСДРП на съезде выступил Мартов, который подчеркнул, что в данный момент успех мирового революционного процесса во многом будет зависеть от того, насколько успешно в Советской России будут преодолены отклонения революции «от неизменных принципов социализма», которые, по его мнению, «не допускают ни возведения терроризма в систему управления, ни постройки власти трудящихся на подавление элементарнейшей личной и общественной свободы».с выступлением Мартова во многом перекликалось выступление представителя ПСР Вольского, который предложил пересмотреть полномочия внесудебных органов борьбы с саботажем и контрреволюцией, сузив их компетенцию до уровня предварительного расследования, дать свободу действий стоящим на платформе Советской власти политическим партиям. Особое внимание он уделил роли крестьянских масс в социалистической революции. «Трудовое крестьянство, - указывал он, - жило и живет в условиях товарного производства и, понятно, никакими мерами насилия, никакими мерами полицейского характера товарное производство не может быть замещено организацией политической». В этой связи Вольский подчеркнул значение натурального налога, который, по его мнению, «должен быть поставлен в ближайшее время взамен бессистемных реквизиций».
Ленин в заключительном слове по докладу ВЦИК и Совнаркома сказал, что в этих предложениях «ровно ничего социалистического…нет», что «нам опять проповедуют старые буржуазные взгляды». Никакой демократии, по его мнению, и быть не может, пока не подавлена буржуазия, которая рождается из условий товарного производства. Перспектива близкого окончания гражданской войны, как видим, обострила опасения большевиков в отношении буржуазного перерождения крестьянства, придала этим опасениям гипертрофированный характер. Внеэкономическое принуждение по-прежнему довело над крестьянством, вызывая с его стороны различные формы протеста (сокращение посевных площадей, сокрытие хлеба и вооруженное сопротивление его изъятию).
Осознание негативных экономических и политических последствий политики тотальной продовольственной диктатуры проникало, однако, и в руководство большевистской партии. В феврале 1920 г. Троцкий представил членам Политбюро
ЦК РКП(б) проект под названием «Основные вопросы продовольственной и земельной политики». В проекте предлагалось заменить «понятие излишков известным процентным отчислением (своего рода подоходный прогрессивный натуральный налог) с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или обработка представляли все же выгоду».
Дальнейшие события показали, что партия большевиков и Советское правительство
были еще не готовы к отказу от «чрезвычайщины». Состоявшийся 29 марта – 5 апреля 1920г.IX съезд РКП(б) в своих решениях по хозяйственным вопросам и об экономической политике попытался ввести «чрезвычайщину» в русло целостной системы «милитаризации труда», и тот же Троцкий уже доказывал, что при известных обстоятельствах и условиях принудительный труд может быть производительным.
Меньшевики и эсеры решениями IX съезда РКП(б) были разочарованы и крайне обеспокоены. На состоявшемся в апреле 1920 г. совещании ЦК РСДРП с местными организациями была принята резолюция «Текущий момент и задачи партии», в которой подчеркивалось, что «центральным вопросом внутренней политики в современный момент русской революции является вопрос крестьянский». Актуальность его, подчеркивалось в резолюции, возрастала в виду явной угрозы «крестьянской контрреволюции», провоцируемой близорукой политикой РКП (б) и произволом советских административно – хозяйственных органов. Поворот же крестьянства в сторону союза с рабочим классом станет возможен «лишь при проведении рабочим классом политики, основанной на ясном сознании: а) что гегемония пролетариата в этом союзе обеспечена никоим образом не средствами насилия или игнорирования мелкособственнических интересов крестьянства, а исключительно идейно – политическим и культурным превосходством рабочего класса … б) что возможность перевода мелко – буржуазного хозяйства на социалистические рельсы…определяется исключительно мерой интенсивности процесса мировой социалистической революции… в) что такой переход даже в наиболее передовых странах должен требовать для своего завершения длинного ряда лет».
Руководство эсеров, в свою очередь, продолжало требовать «полной самодеятельности народных масс, раскрепощения победившего народа от полуаракчеевской милитаризации, уничтожения нестерпимой бюрократической коммунистической опеки над волей и мыслью народа». Наряду с традиционным для эсеров вниманием к нуждам крестьянства в поле зрения теоретиков ПСР все чаще попадает промышленный пролетариат. В декабре1920г. ЦК ПСР рассылает по ее организациям проект Чернова о реорганизации Советской власти в перспективе
ожидавшегося партией падения большевистской диктатуры. В проекте подчеркивалось, что было бы ошибочным пустить на слом всю работу, проделанную большевистской
властью для приближения к социализму, например, национализацию крупной промышленности и транспорта и ликвидацию частной земельной собственности.
Те отрасли промышленности, которые недостаточно концентрированны, Чернов предлагал либо частично денационализировать, либо принудительно синдицировать, введя в состав правлений предприятий их бывших владельцев. Как на национализированных, так и на синдицированных предприятиях рабочие должны были получать, кроме зарплаты, и часть чистой прибыли, а их фабрично – заводские комитеты – принимать непосредственное участие в управлении предприятиями на началах выборности и широкого контроля за деятельностью администрации. В области распределения и снабжения проект предусматривал сохранение государственной монополии на торговлю промышленными товарами широкого потребления. Твердые цены на продукцию сельского хозяйства предлагалось отменить, но в качестве переходной меры допускалась сдача крестьянами части своей продукции по твердым ценам с правом приобретения взамен промышленных изделий.
В области финансов и кредита проект предусматривал прекращение избыточной денежной эмиссии, выпуск новых дензнаков и их обмен на старые пропорционально их девальвации. Все натуральные повинности в пользу государства предлагалось заменить денежными. Наряду с государственными и кооперативными кредитными учреждениями допускалось развитие системы частного кредита. В области земельной политики предлагалось введение прогрессивного налогообложения, однако с тем расчетом, чтобы оставлять в руках крестьянских хозяйств доход, полученный от повышения культуры земледелия и освоения бросовых земель. Концентрации земельных наделов в руках немногих должно было препятствовать введение специальных норм обложения сверхнадельных излишков.
Чернов считал, что эти мероприятия имеют гораздо большие шансы на успех, чем те , которые в то время проводилм и намечали большевики, ибо, по его словам, в проекте ПСР «вперед вопроса о судьбах распредепения плодов производства стоит вопрос о судьбах самого производства и его прогресса … купить справедливое распределение ценою упадка производства – значит идти к равенству всеобщей нищеты и в корне дискредитировать все дело социализма ». Лидеры большевизма, конечно, не были настолько проникнуты уравнительно-коммунистическими настроениями, чтобы игнорировать значение производства, повышения производства, повышения производительности общественного труда и уровня его организации. Однако их интерес к этим проблемам был весьма специфическим, ограниченным преимущественно технико – организационными мероприятиями, нацеленными на создание и точное исполнение единого государственного хозяйственного плана.
Единый хозяйственный план в конце концов в результате титанических усилий лучших специалистов науки и техники был выработан и представлен на утверждение VIII Всероссийского съезда Советов в конце декабря 1920 года. Это – знаменитый план ГОЭЛРО. При всех достоинствах этого плана в нем все же отсутствовало важнейшее для любого крупномасштабного технического проекта звено в виде тщательной конкретно – экономической проработки направлений развития отраслевых и межотраслевых хозяйственных связей, их кредитно – финансового обеспечения. Все эти недостатки были далеко не случайными – в них отразились определенные условия и методы хозяйствования «военного коммунизма», когда товарно-денежные отношения свертывались, а экономические интересы не стимулировались.
Приглашенные на съезд Советов представители меньшевиков и эсеров не упустили случая подвергнуть резкой критике большевистский подход к проблемам восстановления народного хозяйства, пологая, что начинать его следует не с крупной промышленности, а с сельского хозяйства путем повышения экономической заинтересованности крестьянства в результатах своего туда. Более всего они критиковали большевистский замысел организации «повсевкомов», которые должны были взять под государственный контроль основные процессы сельскохозяйственного производства. «Совершенно не возможно, - говорил в своем выступлении член ЦК РСДРП Ф. И. Дан, - путем насилия в области крестьянского производства заставить крестьян сеять мяту, репу и т. д. По тем рецептам, которые будут им даваться и насильственно проводится в жизнь разными учреждениями. Мы считаем, что такой путь углубления насилия над крестьянством пагубен. Мы считаем и предупреждаем, что этот путь углубления и усиления насилия над крестьянством приведет только к тому, что поднимется непроходимая пропасть между городом и деревней, и тогда крестьянство, освобожденное от страха царя и помещика, станет опорой буржуазной контрреволюции в России. И все, кому дороги идеи революции и социализма, должны протестовать против насилия».
Почему лидеры большевизма, несмотря на все более ощутимые негативные последствия политики «военного коммунизма», не прислушивались к советам меньшевиков и эсеров? Действовала объективная предрасположенность стоящих у власти к уже оформившимся методам достижения социально-политических целей. Этой предрасположенности нет у тех, кто не связан с каждодневными и сиюминутными проблемами и интересами управления, то есть у политической оппозиции, которой гораздо легче выработать и предложить более приемлемый вариант выхода из того или иного социально-политического кризиса. Имела место и определенная доктринальная заданность сопротивления отмене продразверстки и разрешению свободы торговли, которая заставляла лидеров большевизма верить, что такого рода уступками открывается дверь мелкобуржуазному перерождению пролетарской диктатуры.
Лишь в феврале 1921 года Политбюро ЦК РКП(б) под влиянием повсеместно вспыхнувших крестьянских восстаний и, особенно, мятежа в Кронштадте приняло трудное для себя решение о замене разверстки натуральным налогом и свободном товарообмене в пределах местного хозяйственного оборота, осознав приоритетность неотложного решения проблем мирного сосуществования с крестьянской массой.
Идейно-политическое влияние меньшевиков и эсеров на повстанческое движение начала весны 1921 года было незначительным. Тем не менее лидеры большевизма постарались возложить на меньшевиков и эсеров всю ответственность за обострение внутриполитического кризиса в стране. Подобное недавно уже имело место в сложных взаимоотношениях между большевиками и их социалистическими оппонентами. Это – период наступления Красной Армии на Варшаву, против которого меньшевики и эсеры категорически возражали, считая, что, поскольку оборонительная фаза польско-советской войны завершилась убедительной победой, нет необходимости в проведении наступательной операции на территории Польши. Против эсеров и меньшевиков начались тогда гонения, - их называли «шпионами Антанты и Польши», с которыми не следует церемониться. Теперь их обвиняли в стремлении к насильственному свержению Советской власти.
Отвергая эти обвинения, ЦК РСДРП в обращении «Ко всем социалистическим партиям, ко всем рабочим и работницам» от 3 марта 1921 года указывал: «Мы зовем рабочий класс не свергать Советскую власть, а добиваться изменения ее ошибочной и гибельной для революции политики… Мы предостерегаем рабочий класс от совместных выступлений с теми общественными классами и группами, которые ведут вооруженную борьбу против Советской власти и хотят свергнуть ее для того, чтобы захватить власть в свои руки и сесть на шею трудящимся массам… Но рабочие должны помнить, что такое свержение Советской власти ведет к анархии, которая даст торжество темным силам прошлого».
ЦК РСДРП и ЦК ПСР дезавуировали участие ряда членов своих партий, находившихся в эмиграции, в состоявшемся в Париже в январе 1921 года съезде депутатов Учредительного собрания, который был собран по инициативе кадетов для обсуждения вопросов о замене большевистской диктатуры демократическим коалиционным правительством. В специальном извещении местным партийным организациям ЦК ПСР отмечал, что «не берет на себя никакой ответственности как засамый факт участия членов партии в съезде членов Учредительного собрания в Париже, так и за те постановления, которые приняты последним». И тем не менее лозунг «Вся власть Учредительному собранию» прозвучал, хотя и безуспешно, в направленном Черновым послании к кронштадтским мятежникам, который те, однако, не поддержали, противопоставив ему лозунг «Вся власть Советам, а не партиям». Под этим последним лозунгом и действовали меньшевики и эсеры в период политического кризиса начала весны 1921 года.
Восстание в Кронштадте, конечно, не было, как потом писал Ленин, «совершенно ничтожным инцидентом», от которого достаточно отмахнуться удовлетворение экономических требований крестьянства. В 1926 году «Социалистический Вестник»(орган Заграничной делегации ЦК РСДРП) сообщал об имевших место в конце февраля 1921 года переговорах Ленина с меньшевиками относительно условий раздела власти. Об этих переговорах писал П. Н. Милюков. В переговорах участвовали – от меньшевиков А. А. Трояновский, от большевиков И. В. Сталин. Милюков пишет: «Получив доказательство полномочий Сталина, Трояновский заявил ему, что меньшевики не войдут в правительство, пока не будет ликвидирован «социалистический эксперимент». Сталин отвечал, что необходимость такой ликвидации не вызывает сомнений, что и сам Ленин совершенно убежден в этом, и весь вопрос – в методах и темпе ликвидации, так как спуск невозможен без тормозов».
Подавив с огромными материальными, моральными и политическими издержками Кронштадский и другие мятежи начала весны 1921 года, большевики отстояли свою монополию на политическую власть, на основе которой смогли затем в той или иной степени удовлетворить трудящихся города и деревни известными экономическими уступками, являвшимися отступление от прежней доктрины непосредственного перехода к социализму и соответствующей ей политики, нашедшей наиболее последовательное выражение в системе «военного коммунизма». После этого лидеры большевизма сочли политическое соглашение с крестьянством достигнутым и дальнейшего отступления от претензий на монополию власти не допустили. К тому же сделать это было не так уж трудно.
Падение авторитета ПСР и РСДРП, их влияние в массах продолжалось (с определенными колебаниями) в целом на протяжении всей гражданской войны. Радикальных сдвигов к лучшему, несмотря на некоторое оживление деятельности этих партий, не произошло и непосредственно после ее окончания. Объясняя коренные причины такого явления уже на его ранних стадиях, М. А. Спиридонова писала: «Правые эсеры и меньшевики были разбиты наголову не редкими репрессиями и стыдливым нажимом, а своей предыдущей соглашательской политикой. Массы действительно отвернулись от них. Губернские и уездные съезды собирались стихийно, там не было ни разгонов, ни арестов, была свободная борьба мнений, спор партий, и результаты выборов обнаруживали всюду полное презрение масс к соглашательским партиям правых эсеров и меньшевиков. Они погасли в пустоте».
Не учитывать данную оценку нельзя. Так же, как пройти мимо мнения другого активного участника описываемых событий – члена ПСР Б.А. Бабиной, которая имела возможность вернуться к их осмыслению спустя много лет, уже в начале 80-х годов. На излете своего жизненного пути, вместившего и «хождение» по сталинским лагерям, Бабина сформулировала свое итоговое понимание трагедии Учредительного собрания: «Популярность эсеров в это время (1917 год) была очень велика, мы собирали больше всех голосов. В Учредительном собрании эсеров было громадное большинство. И если бы его создали вовремя, не затягивая с юридическими тонкостями, было бы гораздо лучше. Разгон Учредительного собрания большевиками 5 января 1918 года мы восприняли как позор, хотя было понятно, что момент упущен. Советы уже закрепились, и Учредительное собрание популярность потеряло. А что делать? Революция идет своим шагом».
Не игнорируя факта падения авторитета и влияния в массах эсеров и меньшевиков к 1921 году, нельзя забывать и другого: социальные корни дальнейшего существования этих партий в нэповской действительности имелись. Весь ее дух и смысл был созвучен идее многопартийности. Не хватало терпимости. В данном случае – у большевиков. в результате новую экономическую политику им пришлось осуществлять в одиночку, однозначно преломляя ее объективные потребности через призму своей доктрины социалистического строительства и соответствующей практики государственного руководства восстановлением и развитием народного хозяйства.
Последующие события показали, что политическое соглашение большевиков с другими социалистическими партиями могло бы дать серьезный дополнительный импульс к практическому осуществлению нэпа, с одной стороны, и выходу из состояния революционной диктатуры – с другой. Взяв сразу же после перехода к нэпу курс на ликвидацию оппозиционных социалистических партий, большевики нанесли удар и собственной партии, ибо в условиях монополии власти не может существовать демократическая правящая партия. Внутреннее бюрократическое перерождение ее становится в этом случае лишь вопросом времени. Вот почему Ленина так волновали проблемы нарастающей бюрократизации государственных и партийных структур, что нашло отражение и в его последних документах, известных как его политическое завещание.
Таким образом, разгону Всероссийского Учредительного собрания суждено было стать поворотным событием в истории социальной революции 1917 –1921 годов, которое знаменовало начало гражданской войны внутриреволюционно-демократического лагеря – между приверженцами различных толкований социализма. Было положено начало разделению и трагическому противопоставлению того, что по канонам марксизма должно было следовать рука об руку: власть трудящихся, опирающаяся на авторитет оружия для защиты завоеваний социальной революции от буржуазно-помещичьей контрреволюции, и демократия для трудящихся, опирающаяся на авторитет выборных представительных органов власти для защиты завоеваний социальной революции от узкопартийных, узкоклассовых претензий на неограниченное политическое господство. Еще за месяц до Октябрьского переворота Ленин писал, что, «если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной». Меньшевики и эсеры пришли к этому выводу лишь после того, как очутились в состоянии растущей политической изоляции от трудящихся. В свою очередь, большевики и левые эсеры не воспользовались случаем легитимации Советской власти волей социалистического «большинства» Учредительного собрания, прекратив его деятельность до окончательного выяснения отношений между соперничающими фракциями.
Вследствие взаимной несогласованности действий представителей революционно-демократического лагеря был упущен исторический шанс внести в организацию и деятельность органов Советской власти правовые условия политического плюрализма, дающие социалистическим партиям равные возможности, в том числе и гарантии участия оппозиционного «меньшинства» в работе местных и центральных органов власти и управления. Важно было в интересах предотвращения монополии власти в руках той или иной партийной фракции узаконить демократический механизм смены политического руководства Советами. Однако большевики, оказавшись у власти, частично не успели, частично не захотели заранее связывать себя какими-либо обязательствами перед оппозиционным «меньшинством», постепенно превращая Советы в придаток своей партийной организации и контролируемых его функциональных ведомств (наркоматы, главки и так далее).
Можно, конечно, объяснить поползновения отдельных лидерств большевизма к диктатуре чрезвычайными условиями кризиса, в котором находилась страна. Труднее объяснить их непримиримость к другим социальным партиям вскоре после того, как те окончательно порвали с буржуазными партиями, убедившись на горьком опыте ликвидации колчаковской военной Директории и Съезда депутатов Учредительного собрания в пагубности для революционной демократии антисоветской деятельности. Союз большевиков с меньшевиками и эсерами вновь был потенциально близок к политическому оформлению, как и наконуне разгона Учредительного собрания, но на деле оказался далек от практического воплощения, которое предполагало взаимную уступчивость и взаимное доверие.
Вопреки предостережениям меньшевиков и эсеров большевикам частично силой обстоятельств, но и по своей воле встали в конце 1918 – начале 1919 годов на путь насаждения социализма «сверху» в мелкокрестьянской стране используя для этого механизм военно- мобилизационного управления экономикой. Буржуазно-помещечья контрреволюция приобрела в результате этого недостающую ей социальную базу антисоветского движения, а революционная демократия – новые фронты гражданской войны, борьба с которыми заставляла большевиков в еще большей степени налегать на механизм государственного принуждения. Насаждение государственного социализма было одним из факторов, повышавших вероятность гражданской войны, тогда как ликвидация фронтов гражданской войны требовала военно-мобилизационных усилий, прилагаемых к тем рычагам власти, которым большевики насаждали государственный социализм.
Как большевики в октябре 1917 года чутко уловили перемену в массовом политическом сознании трудящихся, выразив их в декретах о земле и о мире, так большевики и эсеры в 1919 – 1920 годах близко подошли к разработке реалистической, отвечающей интересам трудящихся города и деревни, программы перехода от государственного к демократическому социализму. Действуя как бы «с другого конца», Ленин приходил к аналогичным выводам, что нашло позднее свое отражение в разработанных им принципах НЭПа. Это опять-таки, объективно, могло сблизить идейно-теоритические и политические позиции большевиков с эсерами и меньшевиками.
Но вновь, уже который раз между потенциальными союзниками не было достигнуто согласия, которое предполагало проведение глубоких реформ политического строя: отделение РКП(б) от Cоветского государства легализация оппозиционных и социалистических партий, свобода слова, печати и организации, демократизация системы судебных и правоохранительных органов и т.д. Реформа политического строя застопорилась, усугубив худшие стороны и проявления системы, возникшей в пору «военного коммунизма». Их консервация послужила затем питательной средой формирования сталинского тоталитаризма.
Конечно, трудно гадать, что было бы, если бы Учредительное собрание продолжало работать, но все-таки на этот счет есть несколько различных мнений: одни считают, что если бы Учредительное собрание не разогнали, то в России установилась бы парламентская демократия. Другие – что, Учредительное собрание не смогло бы существовать и со временем распалось бы само собой. Не исключалась так же возможность того, что Учредительное в силу преобладания в нем депутатов от социалистических партий, выскажется за сохранение сложившегося после Великой Октябрьской Революции порядка формирования власти через съезды Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, ограничив свою деятельность выработкой наиболее общих законоположений в свете требований развивающейся в стране социальной революции. В таком случае не смотря на то, что Учредительное собрание существовало бы в стране мало что изменилось бы.
Министерство образования Российской Федерации
Самарский социально-педагогический колледж
РЕФЕРАТ
ПО ИСТОРИИ РОССИИ
ТЕМА: «СУДЬБА УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ».
ВЫПОЛНИЛА:
СТУДЕНТКА ШКОЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ 10 ГРУППЫ
ДЕШКИНА ОЛЬГА
РУКОВОДИТЕЛЬ:
КОМАРОВА ЕЛЕНА ВЛАДИМИРОВНА
САМАРА 2001.
ПЛАН:
1. ПРИЧИНЫ СОЗЫВА УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ.
2. РАССТАНОВКА ПОЛИТИЧЕСКИХ СИЛ В ПЕРИОД ВЫБОРОВ В
УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ.
3. РАБОТА УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ И ЕГО РАЗГОН.
4. ПОСЛЕДСТВИЯ РАЗГОНА УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ.
ЛИТЕРАТУРА:
1. ЗНАНИЕ – СИЛА 1989 ГОД № 10.
БАДАЛЯН А.. 1918 – ИСТОКИ МОНОПОЛИИ ВЛАСТИ.
2. ВОПРОСЫ ИСТОРИИ 1992 ГОД № 1.
ЖУРАВЛЕВ Б. В.; СИМОНОВ А. С.
ПРИЧИНЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ РАЗГОНА УЧРЕДИТЕЛЬНОГО
СОБРАНИЯ.
3. ДИАЛОГ 1992 ГОД № 2.
О.ЗНАМЕНСКИЙ.
РЕВОЛЮЦИЯ И УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ.
4. РОДИНА 1989 ГОД
РОССИЙСКАЯ КОНСТИТУЦИЯ; КРУГЛЫЙ СТОЛ, ПОСВЯЩЕННЫЙ УЧРЕДИТЕЛЬНОМУ СОБРАНИЮ 1918 ГОДА.
5. ИСТОРИЯ СССР 1988 ГОД № 2.
СПИРИН А. М.
ИТОГИ ВЫБОРОВ В УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ.
6. УЧЕБНИК: ИСТОТИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ РОССИИ.
|
