Инок Григорий (Круг)
Бог совершенно неизобразим в Своем существе, непостижим в Своей сущности и непознаваем. Как бы одет неприступным мраком непостижимости. Не только попытки изображения Бога в Его существе немыслимы, но и какие-либо определения не могут охватить и выразить существа Божия, оно неприступно для человеческого сознания, является неприступным мраком сущности Божией.
Самое богословие может быть только апофатическим т. е. составленным в отрицательных терминах: Непостижимый, Неприступный, Непознаваемый. Святой Григорий Палама в своей защите православного учения о несотворенном фаворском свете учит непреложно различать божественную, совершенно непознаваемую сущность и Божество в Его действии, обращенном к сотворенному миру, в Его промыслительной заботе о всяком создании. Палама учит различать существо Божие и Его божественные энергии-силы, излучения благодати, держащей мир.
Доступно сознанию, познаваемо промыслительное Божественное действие в мире, Бог, обращенный к миру, Бог, простирающий к миру Свою заботу, Свою любовь, Свое никогда неиссякающее попечение. Это премудрость, устрояющая все, свет миру, просвещающий все, любовь Божия, наполняющая все, это Богооткровение - явление Бога миру. И мир устроен Богом так, чтобы воспринять, вместить это божественное действие, принять на себя эту царственную печать, стать всецело царским достоянием. Конечный смысл и назначение всего сотворенного - стать Божиим достоянием.
Все мироздание в его целом и каждое творение в его неповторимых, только ему присущих, особенностях сокрывают в себе как бы некоторое таинственное повествование о Создавшем.
Поэтому говорить о Боге Отце как об ипостаси, окруженной совершенным мраком, неверно. От самого создания мира мы видим Бога Отца в Его непрестанном попечении о мире, в непрестанной заботе о человеческом роде и в непрестанном общении с людьми, вплоть до явления Себя, видимо и осязаемо, Аврааму и Сарре в виде одного из трех Ангелов.
Вся ветхозаветная история Израиля полна попечительной заботой Бога Отца об избранном народе. Святой Григорий Богослов так говорит об общении Израиля с Богом Отцом: "Израиль по преимуществу был обращен к Богу Отцу". И эта близость Господа Саваофа к своему избранному народу была в первую очередь близостью к пророкам. Бог Отец как бы давал Себя созерцать, являл Свой образ с возможной ясностью, и быть может одно из наиболее полных откровений было дано пророку Даниилу в видении суда, в котором Бог Отец как бы духовно начертывает Свой образ, являет Свой Отеческий Лик. Вот пророческое свидетельство Даниила (VII, 9, 13, 14): "Видел я, наконец, что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его - чистая волна; престол Его - как пламя огня, колеса Его - пылающий огонь... Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын Человеческий, дошел до Ветхого днями, и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему, владычество Его - владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится". Но только в свете Боговоплощения, и только в нем, становится возможным и изображение Бога Отца.
В богослужении, в изобразительной его части, мы видим символическое изображение Бога Отца. На Великой вечерне, при пении клиром "Благослови, душе моя, Господа... Вся премудростью сотворил еси", из алтаря, царскими вратами, исходит для каждения священник, предшествуемый дьяконом, и обходит храм. Тут священник знаменует Бога Отца, сотворяющего вселенную, и являет собою как бы икону Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли. Но и в изобразительной части богослужения, подобной каждению на "Господи, воззвах", мы не видим самодовлеющего изображения Бога Отца, но лишь во взаимном отношении к двум другим ипостасям или в промыслительном попечении о вселенной, и в этом смысле отрицательное отношение отцов Церкви к изображению Бога Отца остается в силе и действует в Церкви, несмотря на такое богатство Отеческих изображений.
Есть пророческое определение, не отвергнутое Церковью, что в конце веков будет воздвигнут храм, посвященный Богу Отцу. Великий и славный во всех народах, храм этот будет возможной полнотой откровения Бога Отца в Церкви. Такая полнота явления Отца предшествует Страшному Суду, где Отец передает Суд Сыну, Сын судит вселенную волей Отца.
Многократно и при разных обстоятельствах возникал в Церкви вопрос о том, как должно изображать первую ипостась - Бога Отца - и имеет ли вообще место икона Бога Отца в ряде церковных изображений. Суждения, связанные с этим вопросом, носили иногда противоречивый характер. И эта противоречивость, кажется нам, не является случайной. Такая кажущаяся двойственность заложена в самой жизни "Отеческих" изображений.
Вопрос об изображении Бога Отца имел место уже на Седьмом Вселенском Соборе, хотя и не в порядке формального обсуждения. И суждения, высказанные св. Иоанном Дамаскиным и св. Феодором Студитом, великими защитниками почитания икон, отклоняют изображение Бога Отца. Одна из основных причин неприятия такого изображения та, что Бог Отец, изображенный в человеческом образе, может создавать впечатление или зародить мысль о некотором своем предвечном человекоподобии. Св. Иоанн Дамаскин говорит: "Мы не изображаем Господа Отца потому, что не видим Его, если бы мы видели Его, то и изображали бы".
Из слов, сказанных на Соборе в защиту икон, обращает на себя внимание Слово Иоанна Фессалоникийского: "Мы делаем иконы тех, кои были людьми и слугами Божиими и носили плоть. В телесном виде мы изображаем не бестелесные какие-либо существа. Если же мы делаем иконы Бога, то есть Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, то мы изображаем Его так, как Он был видим на земле, находясь между людьми".
В дальнейшем развитии сознания, связанного с почитанием икон, такая как бы материалистическая основа претерпела существенные изменения. В круг изображений вошли не только те, кои были людьми и святыми слугами Божьими и носили плоть, но также и изображения Ангельского мира, изображения Ангелов, которые если и являлись видимым образом, то это явление не могло быть названо "ношением плоти". Скорее можно сказать, что Ангелы облекались в видимый образ как в символ, говорящий об их бесплотном естестве. Возникли также иконы, которые не являлись лишь чистым свидетельством безусловно видимого, но исполнены скорее вероучительного и догматического содержания.
В России на Стоглавом Соборе (1551 г.) вопрос об изображениях Бога Отца возник опять. Собору была представлена для обсуждения грамота, составленная неким дьяком Висковатым, в которой этот дьяк подвергает сомнению допустимость изображений Бога Отца. Сомнения эти были вызваны, видимо, росписью, производившейся во вновь отстроенном дворце царя Иоанна Грозного новгородскими иконописцами. Дьяк Висковатый представил перечень икон, содержавших изображение Бога Отца, и требовал их изъятия из церковного обихода. Ходатайство дьяка было рассмотрено отдельно, уже по окончании заседаний Собора. Дьяк Висковатый не был признан правым, и ходатайство его отклонено. Решение было принято в общих чертах, без того, чтобы было рассмотрено каждое изображение в отдельности. Думается, что промыслительное значение такого решения заключалось в том, что Собор, приняв иконы с очень спорной иконографией, сохранил и принял ту икону, без которой немыслимо представить себе Церковь. Это икона Святой Троицы - Троица Авраамова, как определено в грамоте дьяка Висковатого. Икона эта была им внесена в перечень подлежащих изъятию на том основании, что в ней имеется изображение Бога Отца. Стоглав утвердил образ Троицы особым разрешением.
Несколько лет спустя следующее обсуждение изображений Бога Отца состоялось на Великом Московском Соборе (1655 г.) Собор этот, в противоположность Стоглаву, совершенно отвергает изображение Бога Отца, делая исключение лишь для изображений Апокалипсиса, где полагает изображение Бога Отца допустимым "ради тамошних видений". Ради видений Бога Отца в образе Старца, Ветхого денми, данных в Откровении.
Запрещение Великого Московского Собора носит предостерегающий характер. Забота Собора определяется опасением, что человеческий образ Бога Отца может внушить мысль о человекоподобии первого Лица Святой Троицы. Великий Московский Собор указывает также на недопустимость иконы, которая носила наименование "Отечество" и имела большое распространение.
Икона эта помещается в верхнем праотеческом чине иконостаса, она как бы осеняет собою весь храм, и по замыслу иконографическому стремится с наибольшей полнотой выразить отеческую природу первого Лица.
Икона эта очень древняя по происхождению - первое из сохранившихся изображений относится к началу XI века и сохраняется в Ватиканской библиотеке. Это миниатюра, помещенная в манускрипте Иоанна Климаха (из книги Адельгейм Гейман). Иконография ее является вполне сложившейся и законченной и мало чем отличается от икон XVI и XVII столетий, которые помещались на иконостасах.
Бог Отец изображен в виде старца, восседающего на престоле. Вид старца величав и спокоен, обе руки воздеты в благословении. Лик окаймлен седою, довольно длинною и несколько раздвоенною бородой. Пряди волос так же разделены надвое посредине, как обычно изображается у Спасителя, и падают по плечам. Черты лика торжественно благостные. Облачение состоит из двух одежд: туники, спадающей до самой земли, и хитона - одеяния, подобного тому, в каком изображается Спаситель. Все складки одеяния Бога Отца пронизаны тонкими золотыми лучами, асистом, знаменующим излучение божественных сил-энергий. Лучи эти покрывают верхнее и нижнее одеяние Бога Отца и престола и подножие ног. Глава Бога Отца увенчана, по церковному установлению, нимбом, присущим обычно изображению только Бога Отца или Спасителя, там, где Он изображен во славе Отчей, - например, на иконах Ангел Благомолчания, Ветхий Денми. Венец состоит из двух квадратов: один огненный, свидетельствующий о божественности Господа, другой - черно-зеленый (или иссиня-черный), знаменующий собой мрак непостижимости Божества. Такой венец, но не в виде нимба, охватывающий все изображение, находится на некоторых иконах Божией Матери, например, Неопалимая Купина. На коленях у Бога Отца изображается Предвечный Младенец Бог Сын. Ризы Его, так же, как Ризы Отца, просветлены золотыми лучами - асистом. Глава увенчана скрещенным нимбом. Глава Богомладенца покоится прямо, черты лица повелительные. Чело несоразмерно большое в ознаменование божественного всеведения. Положение тела восседающего Богомладенца так же свободно и величественно, как и положение тела Отца. В недрах Эммануила изображен Святой Дух в виде голубя. Дух Святой окружен сферою синего цвета, пронизанною исходящими от Него лучами. Спаситель обычно держит сферу, окружающую голубя, двумя руками. Иногда Спаситель изображается с двумя благословляющими руками, подобно Отцу.
Если вернуться к иконе "Отечество" и вглядеться в ее построение, становится видимым, как эта икона стремится стать иконой Троицы и не может ею стать вполне. Она в своем построении неправильно сопрягает изображения Лиц. Основное движение этого образа - как бы движение внутрь себя. Бог Отец в образе старца как бы совершенно поглощает Своими величественными очертаниями изображения Сына и Духа Святого. И Дух Святой, изображенный в виде голубя, безмерно умален относительно первого и второго Лица. Получается изображение Троицы, устремленной как бы внутрь Самой Себя, в которой достоинство Лиц последовательно умаляется. Так же, например, как изображение трех Лиц на кресте, в котором Господь Саваоф, помещенный в верхней части креста, благословляет, а Дух Святой осеняет крыльями распятого Господа, не составляет вполне и во всей полноте изображение Святой Троицы. То же можно сказать и об иконе, часто помещаемой в иконостасе, "Сидение одесную Отца", или, как часто ее называют, "Новозаветная Троица".
В основу этой иконы легло стремление изобразить Господа Иисуса Христа по вознесении Своем восседающего одесную Отца. Бог Отец изображен обычно в правой части иконы в образе Старца, сидящего на престоле, в царственных одеждах, просветленных лучами, в царском венце. В левой руке Отец держит державу. Глава Бога Отца окружена восьмиконечным нимбом, вписанным в круглый нимб. Правой рукой обычно Бог Отец благословляет Христа, изображение которого помещено в левой части иконы. Спаситель, так же, как и Бог Отец, имеет на главе царский венец, и глава Его окружена обычным для Спасителя крещатым нимбом. Одежда Христа подобна одеждам Отца. Ликом Христос обращен к Отцу и как бы принимает от Него благословение. Вверху помещается заключенный в треугольник или же в округлую сферу голубь - Дух Святой.
В этой иконе мы видим, как в силу некоторой внутренней потребности икона "Сидение одесную Отца" превратилась в икону "Троица", и так же, как и икона "Отечество", не выразила в полной силе образ Троицы. Глядя на основные очертания этой иконы, видишь, как умалено, как неполноценно место, которое занимает изображение Святого Духа, являющегося связующим началом между изображениями первого и второго Лица и лишенного вполне ипостасного изображения. А Бог Отец изображен с той же вещественной силой, как и Христос, и такая вещественность изображения, по суждению многих отцов Церкви, может вызвать ложное представление о Его природе. И тут мы видим ту же невозможность создать непреложный и до конца совершенный образ, выражающий событие.
Так же, или еще более спорно, изображаются Лица Святой Троицы на звездице и во многих других случаях, например, на антиминсе. Святая Троица хотя и представлена прямым или часто символическим изображением трех Лиц, но не находит Своего совершенно безусловного изображения.
Глядя на икону "Отечество", видишь, какие неразрешимые, какие мучительные трудности возникают в Церкви в связи с изображением Бога Отца и особенно с данным образом. Изображение Бога Отца, возникновение которого родилось из некоторой потребности иметь такое изображение, как бы не находит себе вполне правильного места. Если представить изображения первого Лица как изображения самостоятельные, была бы нарушена та мера воздержания относительно изображения Бога Отца, которой придерживается Церковь. И действительно, в Церкви не было и нет такой самодовлеющей иконы Бога Отца, как нет посвящения храма Богу Отцу, или праздника, в котором празднование относилось бы непосредственно к Отцу. И в силу такого устроения самое изображение Бога Отца рождает потребность не быть обособленным, но быть изображенным со вторым и третьим Лицом Святой Троицы, с Сыном и Духом Святым...
Потребность мыслить Бога Отца не обособленно ни в какой мере не является ложной, она есть самая жизнь Церкви и никогда не иссякнет. Потребность же, создающая образ Троицы, исходящий из изображения Бога Отца, не находит вполне правильного разрешения. Такое изображение Святой Троицы не облекается в небесную славу, не сияет равночестным единством, становится горой, не имеющей белоснежной вершины. Здесь мы видим некоторую, как кажется нам, непреодолимую неполноту, которая кроется в том, что равночестие Лиц Святой Троицы не находит своего выражения. Во всех этих построениях третья ипостась - ипостась Святого Духа - изображается не лично, не имеет полноты ипостасного достоинства. Во всех этих иконах Дух Святой изображается неизменно в виде голубя, и изображение это не может быть равночестным изображению Отца и Сына, для изображений которых взят образ человека. И потому все так задуманные иконы Троицы, не лишенные сами по себе значения, не могут стать той непреложной полноценной иконой, той святой печатью, которая полностью отпечатлевает в себе догматическое вероисповедание Троицы.
Суждения отцов относительно изображений Бога Отца на иконах, принятые Седьмым Вселенским Собором, носят отрицательный характер. Собор признает неуместным изображать Отца, Которого, по слову Спасителя, никто не видел. В суждении отцов изображение Бога Отца не признается уместным и даже допустимым. И в то же время Церковь полна изображений Господа Саваофа. Мы видим изображения Бога Отца в храмовой росписи, в куполе храма, на иконостасе в чине праотцов, во множестве икон, таких, как "Богоявление", "Отечество", "Троица", "Бог Саваоф во славе, Седяй на Херувимах". Иконы эти встречаются везде, где есть Православная Церковь, и относятся к разным временам. Встречаются византийские изображения XI и XII столетий и более поздние, множество русских икон разных времен. Особенно иконографически богатым временем, в отношении изображения Бога Отца, являются, видимо, XVI и XVII века.
Как объяснить это кажущееся непримиримым противоречие? Являются ли все эти изображения еретическими, ложными, совершенно чуждыми Церкви и, таким образом, подлежащими изъятию и полному уничтожению, или запрещение изображений Бога Отца не является безусловным? Надо думать, что запрещения изображать Бога Отца носят не онтологический характер, не являются запрещениями, которые, по самому существу и совершенно, отрицают возможность изображения Бога Отца, а являются мерами ограничительными, аскетическими, имеющими цель как бы наложить пост на изображения Бога Отца...
Первой и основной причиной такого ограничения, думается, была необходимость незыблемо утвердить основание, на котором покоится почитание икон. Основание, утвержденное Седьмым Вселенским собором, - догмат Боговоплощения. Вот основание и утверждение священных изображений: Бог, не описуемый как Божество, стал описуем как плоть, и поскольку Божество невидимое стало плотью видимой и осязаемой, постольку оно и может быть изображено и описуемо. Образ Христов - напечатленная ипостась - соединяет воедино две природы, и это вочеловечение Божие и есть для нас основание иконы, как бы икона икон. Подобно тому, как камень, положенный во главу угла, сводит воедино две стены здания, Христос, воплощенное Слово, - объединяет Собою две неслиянные ипостаси: неописуемое Божество и описуемое человечество. И в этом смысле почитание икон стало возможным только Христом и через Христа, и никакого другого основания быть не может. Изображение Богочеловека Христа стало знамением церковной победы и основанием, которое Спаситель Сам дал Церкви, напечатлев Свой образ на убрусе. И отцы Церкви, защищавшие почитание икон, неизменно своими трудами утверждают это незыблемое основание. Икона же Бога Отца мыслима в свете иконы Христовой. В сознании верующих могло произойти как бы раздвоение, образ Христа как бы удваивался образом Бога Отца. Запрет изображать Бога Отца напоминает запрещение Ветхого Завета создавать священные изображения. И здесь и там запрещение это не отрицает возможность изображения по самому существу, но накладывает запрет на священные изображения, подобный запретам поста в отношении яств. Пост не отменяет вкушение яств по существу, но до времени удерживает от них. И как в Ветхом Завете изображение Херувимов в скинии Завета было истощением запрета священных изображений, так и в Церкви Новозаветной твердо вошедший в церковную жизнь обычай помещать на иконах изображения Бога Отца уже лишил запрещение непреложного характера, сделал его как бы разъясненным, не вовсе непроницаемым. Постановления эти стали напоминать завесу, которая не позволяет проникнуть свету в полной силе, но не является источником полной тьмы.
То же мы видим и в богослужебном строе. Церковь не знает праздников, посвященных исключительно Богу Отцу, но празднует Отцу, "в Троице поклоняемому" в празднике Преображения Господня, в Богоявление, и в особенности в Пятидесятницу - Сошествие Святого Духа, праздник, вводящий нас в полноту богопознания: Троица - праздник Сошествия Святого Духа - отмечается в богослужении положением на аналой двух икон: иконы Сошествия Святого Духа на апостолов и иконы Святой Троицы. Эта последняя может рассматриваться как основание для икон, на которых изображается Бог Отец.
|
