Реферат: Прогресс и регресс. Критерии прогресса

Прогресс и регресс. Критерии прогресса.

Под прогрессом понимается направление развития, для которого характерно поступательное движение общества от низших и простых форм общественной организации к более высоким и сложным. Понятию прогресса противоположно понятие регресс, для которого характерно обратное движение — от высшего к низшему, деградация, возврат к уже отжившим структурам и отношениям. Представление о развитии общества как прогрессивном процессе появилось еще в древности, но окончательно оформилось в трудах французских просветителей (А. Тюрго, М. Кондорсе и др.)- Критерий прогресса они видели в развитии человеческого разума, в распространении просвещения. Столь оптимистичный взгляд на историю сменился в XIX в. более сложными представлениями. Так, марксизм усматривает прогресс в переходе от одной общественно-экономической формации к другой, более высокой. Некоторые социологи сутью прогресса считали усложнение социальной структуры, рост социальной неоднородности. В современной социологии исторический прогресс связывается с процессом модернизации, т. е. переходом от аграрного общества к индустриальному, а затем и к постиндустриальному.

Некоторые мыслители отвергают идею прогресса в общественном развитии, рассматривая историю как циклический круговорот с чередой подъемов и спадов (Дж. Вико), предсказывая скорый «конец истории» либо утверждая представления о многолинейном, независимом друг от друга, параллельном движении различных обществ (Н. Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби). Так, А. Тойнби, отказавшись от тезиса о единстве всемирной истории, выделил 21 цивилизацию, в развитии каждой из которых он различал фазы возникновения, роста, надлома, упадка и разложения. О «закате Европы» писал и О. Шпенглер. Особенно ярок «антипрогрессизм» К. Поппера. Понимая под прогрессом движение к какой-либо цели, он считал его возможным только для отдельного человека, но не для истории. Последняя же может быть объяснена и как прогрессивный процесс, и как регресс.

Очевидно, что прогрессивное развитие общества не исключает возвратных движений, регресса, циви-лизационных тупиков и даже срывов. Да и само развитие человечества вряд ли имеет однозначно прямолинейный характер, в нем возможны и ускоренные рывки вперед, и откаты назад. Более того, прогресс в одной сфере общественных отношений может сопровождаться и даже быть причиной регресса в другой. Развитие орудий труда, техническая и технологическая революции — яркое свидетельство экономического прогресса, но они поставили мир на грань экологической катастрофы, истощили природные ресурсы Земли. Современное общество обвиняют в упадке морали, в кризисе семьи, бездуховности. Высока и цена прогресса: удобства городской жизни, например, сопровождаются многочисленными «болезнями урбанизации». Иногда издержки прогресса настолько велики, что возникает вопрос: а можно ли вообще говорить о движении человечества вперед?

В этой связи актуален вопрос о критериях прогресса. Согласия среди ученых нет и здесь. Французские просветители видели критерий в развитии разума, в степени разумности общественного устройства. Ряд мыслителей (например, А. Сен-Симон) оценивали движение вперед по состоянию общественной нравственности. Г. Гегель связывал прогресс со степенью сознания свободы. Марксизм также предложил универсальный критерий прогресса — развитие производительных сил. Видя сущность движения вперед во все большем подчинении сил природы человеку, К. Маркс сводил общественное развитие к прогрессу в производственной сфере. Прогрессивными он считал лишь те социальные отношения, которые соответствовали уровню производительных сил, открывали простор для развития человека (как главной производительной силы). Применимость подобного критерия оспаривается в современном общест-вознании. Состояние экономического базиса не определяет характер развития всех остальных сфер жизни общества. Целью, а не средством любого общественного прогресса является создание условий для всестороннего и гармоничного развития человека.

Следовательно, критерием прогресса должна являться мера свободы, которую общество в состоянии предоставить личности для максимального раскрытия ее потенциальных возможностей. Степень прогрессивности того или иного общественного строя нужно оценивать по созданным в нем условиям для удовлетворения всех потребностей личности, для свободного развития человека (или, как говорят, по степени человечности общественного устройства).

\

Два подхода к критериям общественного прогресса (исходя либо из примата общества, либо личности).

критерием прогресса признаётся становление социальных форм, обеспечивающих организованность общества как целого, что и определяет положение человека.

критерий прогресса усматривается в положении человека в обществе, в уровне его свободы, счастья, в социальном самочувствии и цельности личности, степени её индивидуализации. Личность в таком случае выступает не как средство, а как цель и критерий прогресса.

Современное понимание прогресса отвергает идею неумолимости прогресса в силу объективных социальных законов и строит свои рассуждения на принципе “есть надежда на переход к миру лучшему, чем наш”.

Основные проявления противоречивости прогресса – это чередование подъёмов и спадов в общественном развитии, сочетание прогресса в одной области с регрессом в другой. Часто одним общественным силам прогресс в данной области может быть выгоден, а другим – нет.

Проблема смысла и направленности исторического прогресса заключается в создании высокотехнологичного общества, в повышении нравственности, в дальнейшем развитии науки и познании тайн Вселенной, или в создании совершенного государства, в повышении жизненного уровня людей. Степень прогрессивности того или иного общественного строя нужно оценивать по созданным в нём условиям для свободного развития человека и удовлетворения всех его потребностей. Универсальным критерием прогресса является гуманизм.

Критерием прогресса должна являться мера свободы, которую общество в состоянии предоставить личности для максимального раскрытия ее потенциальных возможностей.

Классовая борьб

положения Маркса, писал, что установление диктатуры пролетариата не означает прекращения К.б. Он доказывал, что в условиях переходного периода от капитализма к социализму, хотя пролетариат и стал господствующим классом, его К.б., тем не менее, продолжается, но уже в новых формах и новыми средствами. По Ленину, это такие государственные формы К.б., как подавление сопротивления свергнутых эксплуататоров, гражданская война, нейтрализация мелкой буржуазии, использование буржуазных специалистов, воспитание новой дисциплины труда. Т.о., с т.зр. марксистов К.б. имеет место всегда, в любом обществе, где существуют антагонистические классы.

К.б. может быть как стихийной - неосознанное стремление защитить свои права, так и сознательной - целенаправленное движение за свои подлинные интересы. Марксисты полагают, что К.б. ведется в истории в трех основных формах: экономической, политической и идейной (идеологической). Так, экономическая борьба пролетариата - это борьба за улучшение условий продажи своего труда, сокращение рабочего времени, повышение оплаты труда. Эта борьба постепенно перерастает в борьбу политическую - общеклассовую борьбу всех представителей рабочего класса за свои коренные интересы - борьбу за установление диктатуры пролетариата. Идеологическая борьба - это борьба против буржуазной и реформистской идеологии, она призвана внести в широкие массы трудящихся социалистическое сознание. Согласно мнению основоположников марксизма, по мере развития класса К.б. пролетариата развивается от менее развитой экономической формы к более развитым политической и идейной формам.

В отечественной марксистской литературе примерно до сер. 1950-х гг. проводилась идея об усилении К.б. по мере строительства социализма и коммунизма (идея была выдвинута И.В. Сталиным). Позднее (с нач. 1960-х по 1980-е гг.) считалось, что К.б. - это не что иное, как процесс мирного соревнования капиталистической и социалистической систем, в ходе которого решается вопрос о том, "кто кого". В этой связи доказывалось, что борьба двух систем выражает основное противоречие современной эпохи. Считалось, что под влиянием этого противоречия развертывается революционная К.б. трудящихся (в лице трех основных их отрядов: мировой социалистической системы, международного рабочего и национально-освободительного движений) с империализмом.

Оценивая марксистскую теорию К.б. как сверхупрощение, К. Поппер вместе с тем считал, что она пригодна для классического капитализма сер. 19 в. Он полагал, что нельзя сводить любую проблему к подспудному классовому конфликту богатых и бедных. Действительно, такие современные общественные движения, как экологическое, феминистское, борьба за социальные свободы, за ядерное разоружение и т.п., трудно характеризовать только с т.зр. тех или иных классовых интересов, сводить всецело к классовому антагонизму собственников и несобственников средств производства. Однако, соглашаясь с Поппером и др. критиками К.б. в том, что ее значение в истории нельзя никоим образом абсолютизировать, было бы ошибочным вообще исключать ее из арсенала современного социального анализа. Процессы социальной дифференциации в обществе не приостанавливаются, имеет место безработица и маргинализация отдельных групп людей и, следовательно, не исчезают различные объективные интересы разных классовых групп общества, а значит, не могут исчезнуть и конфликты между ними. Вместе с тем современные условия общественной жизни, при которых существуют развитые демократические ин-ты: многопартийность, избирательная, правовая, парламентская, независимая судебная системы, изменяют природу этих конфликтов, обеспечивая их разрешение без революций.

Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Соч. Т. 4; Маркс К. Классовая борьба во Франции // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7; Маркс К. Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19; Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2; Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. London, 1959. B.C. Грехнев

Философский словарь

Формы классовой борьбы, о Он понимал, что на его глазах идея революции воплощается в реальные формы. Горький, Жизнь Клима Сангина. Наши учреждения - -, не ломая своих организационных форм, должны систематически совершенствоваться. Калинин, Что значит быть советским патриотом в наши дни. Поражало Мусю, как быстро обжили они глухой овраг, как ревниво сохраняли здесь, в лесных пущах, свои привычки и дорогие им формы жизни.

Формы классовой борьбы пролетариата, при его диктатуре, не могут быть прежние.

Такие формы классовой борьбы, как гражданская война и нейтрализация мелкой буржуазии, не являются обязательными для всех стран.

В ходе исторического развития выкристаллизировались три основные и относительно самостоятельные формы классовой борьбы: экономическая, политическая, идеологическая.

Слабое развитие производит, сил, связанные с этим неразвитые формы классовой борьбы, низкий уровень классового самосознания трудящихся ( рабовладельческая, феодальная формации) предопределяют медленные темпы развития общества. Относительно быстрый прогресс в период капитализма связан с развитием могучих производит, сил, с тем, что капитализм обнажил классовые отношения, выдвинул на историч.

Обрисовав позицию партии в вопросе о двоевластии, указав на то, что формы классовой борьбы изменяются в зависимости от объективных условий, что победа вооруженного народа над царизмом и установление - явочным порядком - полнейшей политической свободы сделали излишней и даже вредной иную борьбу с классовыми противниками пролетариата, кроме борьбы посредством политического воспитания и социалистического просвещения масс ( разумеется, поскольку капиталисты сами не прибегают к насилию над большинством), докладчик перешел к рассмотрению объективной обстановки, созданной войной у нас и на Западе.

На основе обобщения опыта первых двух лет диктатуры пролетариата В. И. Ленин определил общие для всех стран основные типы общественного хозяйства, соответствующие им главные классовые силы, формы классовой борьбы и вытекающую отсюда политику диктатуры пролетариата в переходный период. Пролетариат, как господствующий класс, сосредоточивает в своих руках государственную власть, распоряжается уже обобществленными средствами производства, подавляет сопротивление эксплуататорских классов.

Действующими лицами выступают здесь, пролетариат ( в лице Советского государства) и кулачество. Формы классовой борьбы так же своеобразны здесь, как своеобразны они в условиях борьбы на первом фронте.

Поскольку в переходный период сохраняются анта-гонистнч. Однако соотношение классовых сил и формы классовой борьбы меняются.

Теория общества, основанием которой является материалистическое понимание истории, признает действие многих факторов. Производственные отношения - это базис, но на ход исторического развития воздействуют политические формы классовой борьбы и ее результаты - государственный строй и т.п., правовые формы, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения.

Социал-демократия - совершенно спраиедлино говорит Каутский - это соединение рабочего движения с социализмом. И для того, чтобы прогрессивная работа капитализма проявилась и у нас, нагни социалисты должны взяться со всей энергией за спою работу; они должны разработать подробнее марксистское понимание русской истории и действительности, прослеживая конкретнее все формы классовой борьбы и эксплуатации, которые особенно запутаны и прикрыты в России. Они должны далее популяризовать эту теорию, принести.

В этих условиях были неизбежны такие формы классовой борьбы и подавления эксплуататоров, как насильств.

Но факты есть, в деревне даже такие формы классовой борьбы существуют, когда поджигают друг друга, когда увеличивается число пожаров, когда увеличивается число убийств. Не думаю, чтобы мы были заинтересованы в таких формах классовой борьбы, в этаком обострении классовой борьбы. Вот почему, товарищи, я полагаю, что обостренное наступление на кулака должно в первую очередь идти по линии его налогового 0640-жения.

Карский сказал, что мой взгляд на отношение рабочего класса к социалистической идеологии сводится к тому, что рабочий класс сам дорабатывается до теории научного социализма. Я только указывал, что разные слои пролетариата вырабатывали самостоятельно формы экономической и политической классовой борьбы и преобразовали идеи буржуазного социализма в коммунистические. Роль же идеологов заключалась в том, что они синтезировали эти элементы классовой борьбы - теоретически обосновали эту борьбу. Эта работа была совершена, понятно, не рабочими, а Марксом и Энгельсом, и заключалась она в преобразовании прошлых философских и научных теорий в теорию научного социализма.

Коммунизм окончательно устраняет социальные причины, мешающие равному праву всех людей на свободное проявление их индивидуальных потребностей, вкусов и стремлений. Всестороннее и гармоничное развитие личности и общественное проявление всех присущих ей индивидуальных потенций становится необходимым условием функционирования и развития коммунистического об-ва, то есть такой общественной потребностью, в к-рой совпадают интересы личности и об-ва. Исторический характер социального неравенства и связанные с ним формы классовой борьбы порождали сменявшиеся в истории взгляды и теории о причинах неравенства и путях его преодоления.

В XIX веке возникла марксистская ветвь социологии, названная по имени своего основателя К. Маркса ( 1818 - 1883), которая существует уже более полутора сотен лет. Кроме того, ими была разработана концепция социального конфликта в виде грядущих социалистических революций, изучены основные классы современного им общества - пролетариат, буржуазия, крестьянство - и проанализированы все формы классовой борьбы.

Переход от капитализма к коммунизму - писал Ленин - есть целая историческая эпоха. Борьбу против социалистического строя внутренняя контрреволюция ведет в союзе и при активной поддержке международного империализма. Империалистические гос-ва оказывают всестороннюю помощь враждебным социализму силам, постоянно вмешиваются во внутренние дела социалистических стран, осуществляют экономические, политические и идеологические диверсии. Они не останавливаются и перед военным нападением на ту или иную социалистическую страну. Формы классовой борьбы в переходный период многообразны.

Классовая борьба, борьба между классами, интересы которых несовместимы или противоречат друг другу. Классовая борьба представляет собой основное содержание и движущую силу истории всех антагонистических классовых обществ.

К. Марксу и Ф. Энгельсу принадлежит открытие великого закона исторического движения классовых обществ, согласно которому «... всякая историческая борьба - совершается ли она в политической, религиозной, философской или в какой-либо иной идеологической области - в действительности является только более или менее ясным выражением борьбы общественных классов, а существование этих классов и вместе с тем их столкновения между собой в свою очередь обусловливаются степенью развития их экономического положения, характером и способом производства и определяемого им обмена» (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 21, с. 259). Создание теории Классовая борьба дало возможность обобщить бесконечно разнообразные действия отдельных лиц и свести их к действиям больших групп людей, различающихся по своему положению в системе общественного производства, - классов. Тем самым был дан объективный критерий для обнаружения повторяемости в истории, для «... сведения индивидуального к социальному...» (Ленин В. И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 1, с. 429), а стало быть, и для понимания закономерности исторического процесса (см. Закономерность общественная).

Теория К. о. Имеет громадное методологическое значение для всех отраслей общественных наук, так как помогает понять реальное классовое идеологической и политической борьбы во всех ее формах. Как подчеркивал В. И. Ленин, люди всегда были и будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся разыскивать за любыми социальными фразами, заявлениями, обещаниями интересы тех или иных классов.

Разработка К. Марксом и Ф. Энгельсом теории Классовая борьба имела решающее значение для научного обоснования необходимости социализма и путей перехода к нему. Логическим выводом из этой теории является признание необходимости признания диктатуры пролетариата как орудия его Классовая борьба и социалистического преобразования общества. В. И. Ленин отмечал: «Кто признает только борьбу классов, тот еще не марксист, тот может еще оказаться невыходящим из рамок буржуазного мышления и буржуазной политики... Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата» (там же, т. 33, с. 34).

Источником Классовая борьба является противоречие интересов классов. В зависимости от характера этого противоречия различают классы антагонистические и неантагонистические. Антагонистическими являются, прежде всего взаимоотношения между основными классами всех формаций, основанных на эксплуатации человека человеком: рабы - рабовладельцы, крестьяне - феодалы, пролетарии - буржуазия. Антагонистическими могут быть и взаимоотношения между господствующими классами сменяющих друг друга формаций (например, между феодалами и буржуазией), если их коренные интересы несовместимы. Переход от одной формации к другой осуществляется через социальную революцию, которая при всем многообразии ее форм всегда есть результат и высшее проявление борьбы классов. «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов», - так характеризовали Маркс и Энгельс основные фазы Классовая борьба до возникновения капитализма (Соч., 2 изд., т. 4, с. 424). Капитализм упростил и обнажил классовые противоречия, противопоставив друг другу два больших класса - буржуазию и пролетариат. Пролетариат - первый из угнетённых классов, Классовая борьба которого принимает действительно интернациональный характер и всемирный размах. В отличие от предшествовавших угнетённых классов, пролетариат ведёт Классовая борьба под руководством своей политической партии, которая вооружает его научным пониманием коренных классовых интересов и путей их осуществления.

Пролетариат ведёт свою Классовая борьба в трёх основных формах: экономической, политической и идеологической. Экономическая борьба - это борьба за профессиональные интересы рабочих (повышение зарплаты, сокращение рабочего дня, улучшение условий труда и т. д.). Она противодействует наступлению предпринимателей на жизненные условия рабочих, подготавливает рабочих к борьбе за более широкие цели, способствует их революционному воспитанию и организации. В этой борьбе выросли профсоюзы, объединяющие в 70-х гг. 20 в. 250 млн. рабочих во всём мире. Экономическая борьба, особенно в современных условиях, переплетается и перерастает в борьбу политическую. Число забастовок в странах развитого капитализма составляло в 1951-55 - 13211 (в среднем за год), в 1956-60 - 12 790, в 1961-65 - 15 323, в 1966-70 - 18 650. С 1960 по 1970 в развитых капиталистических странах было 260 крупнейших общенациональных забастовок - значительно больше, чем за предшествующее десятилетие. Забастовщики предъявляют не только политические требования, а борются за расширение демократических свобод, выступают против актов империалистической агрессии. В условиях государственно-монополистического капитализма борьба даже за повседневные экономические нужды не может быть успешной без политической борьбы. Марксисты борются как против реформистов, пытающихся свести Классовая борьба пролетариата к экономической борьбе, так и против сектантской недооценки экономической борьбы. Политическая борьба является высшей формой Классовая борьба пролетариата. Особенности этой формы Классовая борьба, взятой в её полном развитии, состоят, во-первых, в том, что она означает борьбу за коренные интересы пролетариата. Во-вторых, политическая борьба - это общеклассовая борьба; она означает уже не борьбу рабочих отдельных предприятия против своего хозяина, а всего класса пролетариев против класса капиталистов. В-третьих, в политической борьбе складывается партия - высшая форма классовой организации пролетариата. Самое главное в политической борьбе пролетариата - борьба за установление и упрочение им своей власти. Достижение этой цели невозможно без идеологической Классовая борьба, задача которой состоит прежде всего в том, чтобы высвободить пролетариат из-под влияния буржуазной идеологии. Идеологическая борьба призвана внести в массы пролетариата социалистическую идеологию, что необходимо для превращения стихийной Классовая борьба в борьбу сознательную. Идеологическая борьба партии пролетариата, направленная против всех форм буржуазной и реформистской идеологии, приобретает в современную эпоху особенно широкий размах. «Эта борьба - отражение в духовной жизни человечества исторического процесса перехода от капитализма к социализму» (Программа КПСС, 1972, с. 51).

Понятие «формы Классовая борьба» употребляется также в более узком смысле слова, совпадающем в понятии средств, методов Классовая борьба (стачки, демонстрации, бойкот выборов, парламентская борьба, вооруженное восстание и т. д.). Марксизм-ленинизм отвергает абсолютизацию тех или иных форм Классовая борьба В. И. Ленин подчеркивал, что партия пролетариата должна уметь владеть всеми формами Классовая борьба, применять те или иные формы в зависимости от исторической обстановки. «Успех борьбы рабочего класса за победу революции будет зависеть от того, насколько он и его партия овладеют всеми формами борьбы - мирными и немирными, парламентскими или непарламентскими - и будут готовы к самой быстрой и неожиданной смене одной формы борьбы другой» (там же, с. 41).

Важнейшая особенность Классовая борьба пролетариата на современном этапе истории состоит в органическом сочетании борьбы за демократию с борьбой за социализм. Перерастание монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм сопровождается наступлением монополий на интересы рабочего класса и широких масс народа по всем линиям. В то же время растут трудности, испытываемые мелкой и средней городской буржуазией. Т. о., вместе с обострением основного классового противоречия буржуазного общества - между трудом и капиталом - углубляется противоречие между большинством нации и монополиями. Эта новая расстановка классовых сил дает возможность для установления союза рабочего класса с широчайшими слоями народа в борьбе за ликвидацию господства монополий. Борьба за мир, демократию, в защиту национального суверенитета, за коренные социальные реформы - это борьба за общедемократические задачи, вокруг решения которых пролетариат может объединить самые широкие слои народа, что облегчает ему и борьбу за социализм. Сближение значительной части интеллигенции и служащих с пролетариатом, рост численности студенческой молодежи в условиях научно-технической революции, обострение социальных конфликтов и возрастание активности различных групп населения увеличивают массу «горючего материала» в капиталистических странах и расширяют ряды потенциальных союзников пролетариата. В современных условиях рабочий класс как главный и наиболее сильный противник власти монополий, как центр притяжения всех антимонополистических сил.

Классовая борьба в национальных рамках тесно переплетается с Классовая борьба на международной арене. Объединение силы монополий и буржуазного государства в единый механизм связано и с международными монополиями. В борьбе против растущего революционного движения буржуазные государства вступают в военные союзы и блоки (типа НАТО и др.), которые ставят своей целью не только проведение империалистической политики в международных отношениях, но и подавление в случае острых кризисов в отдельных странах их революционных сил путём вмешательства извне.

В современную эпоху произошло существенное изменение соотношения классовых сил на мировой арене в пользу трудящихся. Это связано прежде всего с образованием мировой системы социализма, которая является главным завоеванием международного рабочего класса.

С победой Великой Октябрьской социалистической революции и появлением на мировой арене социализма образовался новый фронт Классовая борьба: противоборство двух социальных систем. Взаимоотношения двух систем, какую бы форму они ни принимали - от вооружённого отражения империалистической агрессии до мирного сосуществования государств и экономического соревнования социализма с капитализмом, - представляет собой поприще Классовая борьба Борьба двух систем выражает основное противоречие современной эпохи. Под влиянием этого противоречия развертывается в современных условиях Классовая борьба и в странах так называемого «третьего мира». Изменившееся соотношение сил на международной арене создало благоприятные условия для разрушения колониальной системы империализма и освобождения многих стран Азии, Африки и Латинской Америки. Классовая структура этих стран отличается большой сложностью, так как их экономика была деформирована империализмом, капиталистические отношения в ряде стран переплетаются с докапиталистическими: феодальными и дофеодальными. В национально-освободительной борьбе против империализма, которая по своему содержанию является общедемократической, различные классы могут выступать единым фронтом. По мере решения задач национального освобождения всё больше выступают на первый план социальные проблемы, в которых особенно остро проявляются классовые противоречия. Это, однако, не исключает возможности объединения всех прогрессивных сил вокруг рабочего класса, который является наиболее последовательным борцом за решение задач национального и социального освобождения.

Исторический опыт показывает, что Классовая борьба против реакционных сил - единственный путь освобождения трудящихся. Через Классовая борьба осуществляется и переход на социалистический путь развития, утверждается социализм.

Установление диктатуры пролетариата означает не прекращение Классовая борьба, а её продолжение в новых формах и новыми средствами. Пролетариат превращается в господствующий класс и приобретает такое орудие Классовая борьба, как новая государственная власть. В связи с этим отпадает ряд форм Классовая борьба, которыми пользовался пролетариат (восстание и др.), и появляются новые формы Классовая борьба, которые можно назвать государственными. В. И. Ленин определил следующие новые формы Классовая борьба пролетариата: 1) подавление сопротивления эксплуататоров; 2) гражданская война; 3) нейтрализация мелкой буржуазии; 4) «использование» буржуазии и буржуазных специалистов; 5) воспитание новой дисциплины. Первая форма Классовая борьба является всеобщей, обязательной для всех стран в переходный период от капитализма к социализму. Вторая - необязательна для всех стран. Как показывает опыт европейских социалистических стран, при благоприятных для рабочего класса условиях (помощь социалистических стран и ослабление мирового капитализма) есть возможность избежать гражданской войны. Ленинская характеристика охватывает и такие новые формы Классовая борьба пролетариата, которые выражают его руководящее воздействие на непролетарские слои трудящихся - крестьянство, буржуазную интеллигенцию и даже на отсталые слои рабочего класса. Конкретное выражение этих форм Классовая борьба может быть различным. Например, при некоторых условиях может оказаться необходимой политика нейтрализации середняка (как в первый период пролетарской революции в Советской России), на смену которой затем приходит политика прочного союза со средним крестьянством. В странах народной демократии почти везде не было надобности проводить политику нейтрализации среднего крестьянства, а оказалось возможным сразу установить с ним отношения союза. Но и здесь государственное руководство крестьянством со стороны рабочего класса представляло своеобразную форму Классовая борьба

Основным вопросом Классовая борьба в переходный период является вопрос «кто - кого», кто победит - социализм или капитализм. Марксизм-ленинизм отвергает как правооппортунистическую теорию затухания Классовая борьба, которая отрицает антагонистические противоречия между пролетариатом и буржуазией, так и левацкую теорию необходимости разжигания Классовая борьба Рабочий класс, стоящий у власти не заинтересован в искусственном разжигании Классовая борьба Обострение Классовая борьба может быть вызвано двоякими причинами: 1) действиями враждебных эксплуататорских классов, пользующихся поддержкой со стороны капиталистического мира; 2) наступлением социалистических элементов на капиталистические, вызывающим усиление сопротивления последних.

В странах народной демократии Классовая борьба, как правило, имела менее острые формы, чем в Советском Союзе, что определяется прежде всего изменением соотношения классовых сил в пользу социализма. Однако развитие не идёт по прямой линии, Классовая борьба в эпоху строительства социализма может в связи с теми или иными изменениями внутренней и внешней обстановки в отдельные периоды усиливаться и принимать самые острые формы, вплоть до вооруженного выступления врагов социализма против власти рабочего класса (например, в Венгрии в 1956). Как показали события 1968 в Чехословакии, враги социализма учитывают уроки Классовая борьба и могут попытаться добиться своей цели путём разложения социализма изнутри, широко используя для этого ревизионистские элементы («тихая контрреволюция»).

С построение социалистического общества исчезает почва для классовых столкновений. Вопреки утверждению левосектантских элементов о неизбежности Классовая борьба при социализме вплоть до победы коммунизма, отношения между всеми социальными группами социалистического общества (рабочими, кооперированными крестьянами, интеллигенцией) есть отношения дружественного сотрудничества. Однако остается фронт Классовая борьба против внешнего, капиталистического мира. Внутри общества остается также необходимость борьбы против пережитков капитализма в сознании и поведении людей, против идейного наследия старого мира. В современных условиях, когда резко обострилась идеологическая борьба между двумя системами, особое значение приобретают решительное разоблачение происков империализма, коммунистическое воспитание всех трудящихся, усиление идеологической деятельности партии. Глава 1. Патримониализм и патримониальная бюрократия

В политической социологии Вебера подробно описаны формы управления, предшествовавшие современной рациональной бюрократии. Наибольшее внимание при рассмотрении этих форм немецкий социолог уделил различным вариантам патримониального господства. Понятие “патримониальный” ведет свое происхождение из эпохи Римской империи. Со времени правления Августа термин patrimonium обозначал частную казну императора, которой тот распоряжался, не давая отчета сенату[4]. В западной политической теории понятие патримониальной монархии встречается по крайней мере с середины XVII века, когда его ввел в употребление Т.Гоббс. В начале XIX века термин “патримониальное государство” использовался некоторыми немецкими историками, которые, однако, не проводили различия между патриархальным и патримониальным типами господства[5]. Во всяком случае нельзя согласиться с утверждением Р.Пайпса, что этот термин был “вызволен из небытия” Максом Вебером[6]. Вебер лишь наделил новым значением понятие, которое встречалось в работах его предшественников.

В социологии Вебера патримониализм выступает как один из типов традиционного господства, производный от “первичного” патриархализма. Согласно Веберу, основным отличительным признаком патримониализма служит наличие в распоряжении господина особого аппарата управления, которого нет в патриархальных властных структурах. Если патриархальное господство всегда следует традиции, то при патримониализме опора на управленческий аппарат и военные формирования, выступающие орудием личной власти господина, позволяет последнему в некоторых случаях игнорировать предписания традиции[7].

Все подчиненное господству население разделяется при патримониализме на две основные группы: лично зависимых слуг правителя, из числа которых и формируется административный аппарат, и политических подданных, которые не являются лично зависимыми, но несут разного рода повинности. При этом экономическая эксплуатация подданных, как правило, осуществляется “литургическими” методами, предполагающими коллективную ответственность определенных групп населения за отправление их членами государственных повинностей.

В отличие от феодализма, который развился в наиболее чистом виде лишь в Западной Европе (хотя феодальные элементы могут быть обнаружены и в некоторых других цивилизациях), патримониальные властные структуры существовали, согласно Веберу, повсеместно и во все исторические эпохи. В то же время феодализм характеризуется Вебером как частный случай патримониального господства. По его мнению, феодальный принцип не мог полностью заменить патримониальную систему управления на уровне государства, а феодальный вассал выступал как патримониальный господин по отношению к своим крепостным[8].

Основное отличие между этими двумя типами традиционного господства заключается в том, что при феодализме существуют взаимные договорные обязательства между сеньором и вассалами. Кроме того, при феодализме противостоящие королю вассалы обладают своими собственными военными силами. Патримониальные же войска набираются обычно из числа рабов, наемников или подданных, принадлежащих к непривилегированным слоям населения. Опора на такую армию позволяет патримониальному правителю в известных пределах не считаться с требованиями традиции.

Однако, если правитель слишком полагается на военную силу, он становится заложником армии, которая может выйти из-под его контроля. Как пишет Вебер, в случае военных неудач и других сходных обстоятельств войска “начинали бунтовать, свергали и устанавливали династии, либо государь должен был подарками и обещаниями повышенной платы заново привлекать их на свою сторону”[9]. Поэтому патримониальный режим, как правило, оказывается неустойчивым, свидетельства чему можно найти в истории Римской империи и особенно средневековых государств Ближнего Востока, которые являли собой, с точки зрения Вебера, классический пример "султанизма", опиравшегося на патримониальные войска. В то же время патримониальное государство практически никогда не основывается исключительно на военной силе, но в немалой степени зависит от традиционной легитимации.

Другой опорой патримониального режима служит управленческий аппарат, который набирается первоначально из числа личных слуг господина. Однако недовольство подданных возвышением несвободных людей, равно как и нужды самого процесса управления, обычно побуждают господина привлекать к этому процессу и своих политических подданных. Но назначение на государственную должность неизменно выступает как "милость" правителя, которую он оказывает лишь тем, на чью преданность может вполне полагаться. Принцип личной преданности неизменно имеет первостепенное значение в патримониальных властных структурах.

Патримониальный правитель наделяет чиновников теми или иными полномочиями от случая к случаю, не устанавливая какого-либо постоянного разделения труда между ними. Как отмечает в этой связи Р.Бендикс: “Даже в крупных государствах, организованных подобным образом, невозможно обнаружить какой-то системы в потоке официальных титулов с постоянно меняющимся значением”[10]. Границы между сферами полномочий патримониальных чиновников неизбежно оказываются нечеткими. В конечном счете эти границы, коль скоро они не установлены традицией, определяются в ходе соперничества между самими чиновниками.

Как указывает Вебер, таким должностным лицам дозволяется делать все, что совместимо “с властью традиции и интересами правителя в сохранении готовности подданных повиноваться и их способности содержать его экономически"[11]. Поскольку чиновник рассматривает свою власть как личную привилегию, в тех случаях, когда традиция не требует от него обязательного совершения каких-либо действий, они производятся по собственному усмотрению и нередко лишь в расчете на вознаграждение. Таким образом, наряду с личностным характером отношений власти патримониальное управление отличает собственническое отношение чиновников к занимаемой должности и связанным с ней экономическим преимуществам.

Одной из основных отличительных черт патримониального управленческого аппарата выступает отсутствие регулярного денежного жалованья. Вместо постоянного денежного оклада патримониальный чиновник наделяется бенефицием, который дается ему, как правило, пожизненно и предполагает “определенные "права на должность" и тем самым ее присвоение"[12]. Бенефиций может представлять собой земельный участок, но он может заключаться также в праве на получение зерна из царских житниц или на определенные денежные выплаты за отправление официальных актов. Согласно Веберу, бенефиций являлся универсальным средством содержания патримониальных чиновников и столь же универсальный характер носила тенденция к присвоению бенефиция.

Присвоение должностей делает обладающих ими чиновников практически несменяемыми, что позволяет им накладывать существенные ограничения на власть патримониального правителя. В результате в каждом патримониальном государстве происходит непрерывная борьба между правителем и чиновничеством. Интересам правителя отвечало бы назначение на все наиболее важные посты его личных слуг и фаворитов, но это удается ему лишь в тех сферах, где не произошло присвоения должностей чиновниками. В этих условиях, как полагает Вебер, чрезвычайно важное значение приобретает индивидуальная способность правителя утвердить свою власть[13].

Вебер рассматривает различные способы, с помощью которых патримониальные государи пытались обуздать притязания чиновничества. Как правило, правитель стремился ограничить срок пребывания чиновников в должности; назначать их в те регионы, где они не имели земельной собственности и влиятельных родственников; не допускать объединения военной и гражданской власти в руках одних и тех же лиц; систематически контролировать деятельность чиновников через своих доверенных людей. Кроме того, как отмечает Вебер, универсальным средством, гарантирующим лояльность, было использование чиновников, которые не происходили из социально привилегированных слоев или были иностранцами и которые не обладали своими собственными властью и престижем, но полностью зависели в этом отношении от господина.[14] Для патримониальных властных структур характерно явление фаворитизма, когда важнейшие государственные посты занимают выходцы из низов, которые в любой момент могут утратить свое положение по произволу правителя.

Содержание управленческого аппарата и армии, служащих личным орудием правителя, требовало крупных финансовых затрат. Денежные средства, необходимые для этой цели, поступали за счет торговых пошлин или прямой монополии внешней торговли. Согласно Веберу, роль торговли при возникновении патримониальных режимов почти всегда была решающей[15]. Однако он не считал торговую монополию основой политической власти патримониального типа. Скорее здесь имело место обратное отношение - торговая монополия являлась следствием обладания неограниченной властью[16].

В своем анализе патримониализма Вебер выделяет три основные формы этого типа господства. О патримониализме в собственном смысле слова речь идет там, где господство преимущественно традиционное. Если же правитель действует главным образом по своему усмотрению, опираясь на военную силу и игнорируя традицию, такой режим обозначается термином "султанизм"[23]. Помимо этого Вебер рассматривает децентрализованный вариант патримониализма, характеризуемый им как "сословное" господство. Для этой разновидности патримониализма характерно то, что власть правителя ограничена не священной традицией, а правами и привилегиями его чиновников. Все перечисленные формы патримониального господства, очевидно, следует расценивать как “чистые” типы.

Веберовская идеально-типическая модель патримониализма, по-видимому, образует одну из таких систем. В указанной модели традиционалистский патримониализм противопоставлен султанизму, который основан на ничем не ограниченном произволе правителя. Кроме того, централизованный патримониализм противополагается децентрализованному "сословному" господству. В то же время реальные патримониальные режимы располагаются между чистыми типами. Если сами чистые типы статичны, то реальные режимы могут эволюционировать в направлении какого-либо из них.

Рассматривая основные исторические примеры бюрократических организаций, Вебер указывает, что многие из них отличались ярко выраженными патримониальными чертами. При этом патримониальные бюрократии расцениваются им как в значительной степени иррациональные, поскольку в них, как правило, отсутствует четкое разграничение сфер полномочий чиновников и не требуется специальной подготовки для занятия должности. Однако Вебер вполне допускает возможность того, что патримониальный правитель в интересах своей власти и финансового обеспечения развивает “рациональную систему администрации со специально подготовленными чиновниками"[30], хотя подобная система администрации получила полное развитие лишь в западно-европейских абсолютных монархиях.

Вместе с тем в “Хозяйстве и обществе” Вебер следующим образом характеризует патримониальную бюрократию: "Там, где несвободные чиновники (рабы, министериалы) действуют в иерархической организации с безличными сферами компетенции и, следовательно, в формально бюрократической манере, мы будем говорить о "патримониальной бюрократии"[31]. Но следует отметить, что патримониальные чиновники не обязательно являются несвободными, поскольку они могут рекрутироваться в том числе и из внепатримониальных источников.

Сословное господство уже рассматривалось нами при разборе идеально-типической модели патримониализма. Тем не менее следует уделить более пристальное внимание этому понятию в его отношении к патримониальной бюрократии. Отличительным признаком сословного господства является апроприация должностей чиновниками. Как подчеркивает Вебер, если централизованный патримониальный режим предполагает отделение должностного лица от средств управления, то при сословном господстве осуществляющее власть лицо полностью контролирует средства управления[33].

В такой управленческой структуре все властные полномочия поделены между патримониальным правителем и чиновниками, без согласия которых правитель не может ничего предпринять. В этом случае существует прямая зависимость между степенью присвоения должностей чиновниками и властью, которой они обладают. Разумеется, полное присвоение должностей характеризует только чистый тип сословного господства. В исторической реальности существует лишь тенденция к такому присвоению, а в руках патримониального правителя всегда есть средства противостоять данной тенденции.

Важно учитывать также то обстоятельство, что сословное господство не является бюрократическим. Полная апроприация средств управления чиновниками означает децентрализацию патримониального режима и распад бюрократических структур. Что же касается патримониальной бюрократии, она занимает промежуточное положение между чистыми типами рациональной бюрократии и сословного господства. В эмпирически наблюдаемых патримониальных бюрократиях наряду с развитием некоторых рациональных черт проявляется тенденция к присвоению средств управления чиновниками, которая тем не менее не означает полной децентрализации политического режима.

Парадокс патримониальной бюрократии заключается в том, что, коль скоро она представляет собой централизованную структуру, она не обладает реальной властью, являясь послушным орудием патримониального правителя. В то же время присвоение должностей чиновниками, позволяющее им ограничить власть правителя, создает основу для сословного господства, которое уже не является бюрократическим.

Итак, понятие “патримониальная бюрократия” в работах Вебера обозначает, по-видимому, не идеальный (чистый) тип, а лишь конкретные примеры управленческих структур, обладающих определенными рациональными чертами, но действующих в условиях традиционного господства. Патримониальные бюрократии отличают личностный, а не формально-правовой характер отношений между главой государства и чиновниками. Основу власти патримониальных чиновников образует прежде всего присвоение этими чиновниками занимаемых ими должностей и связанных с ними привилегий. Но предельное развитие тенденции к такому присвоению означает утрату чиновничеством бюрократического характера.

Глава 2. Концепция рациональной бюрократии

Понятие патримониальной бюрократии выступает как один из элементов более общей теории бюрократии, представленной в работах Вебера. Но для последующего развития социологии наибольшее значение имел другой элемент данной теории - разработанная в “Хозяйстве и обществе” идеально-типическая модель рациональной бюрократии. Однако эта модель также не исчерпывает всей веберовской теории бюрократии и не должна рассматриваться изолированно.

Рациональная бюрократия характеризуется Вебером в ходе анализа легального господства. Отличительной чертой этого типа господства служит наличие системы формальных правил, регулирующих деятельность управленческого персонала. Эти формальные правила могут быть изменены в соответствии с принятыми процедурами. Если при традиционном господстве возможности создания новых законодательных норм ограничены священной традицией, то при легальном господстве не существует каких-либо ограничений для законотворчества, коль скоро соблюдены соответствующие процедуры. “Решающим для нашей терминологии признаком является то, - пишет Вебер, - что подчинение теперь основано не на вере и преданности харизматической личности, пророку, герою или освященной традицией личности властителя, ... но на лишенном личного характера объективном “служебном долге”, который, как и право на власть, “компетенция”, определен посредством рационально установленных норм (законов, предписаний, правил) таким образом, что легитимность господства выражается в легальности общих, целенаправленно продуманных, корректно сформулированных и обнародованных правилах”[67].

Предполагается, что повиноваться следует формальным правилам, а не лицу, обладающему властью. При этом глава политического союза также подчинен формально-правовым нормам. На смену принципу личной преданности, имеющему центральное значение при традиционном и харизматическом господстве, приходит ориентация на безличный порядок. Как отмечает Э.Геллнер: “Лояльный член либерального гражданского общества в известном смысле убежден в его условной легитимности, признает необходимость его защищать и соблюдать установленные в нем законы - даже если он пытается их изменить. Но он не обожествляет структуры власти и не испытывает священного трепета перед теми, кто стоит выше по социальной лестнице”[68].

Необходимо отметить, что легальное господство не имеет какого-либо ценностного фундамента, представляя собой чисто “функциональный, то есть свободный от всяких содержательных (ценностных) моментов тип управления”[69]. Само по себе легальное господство не обладает в глазах подчиненного ему населения достаточной легитимностью. Поэтому Вебер считал, что этот тип господства должен быть дополнен традиционными или харизматическими элементами. Впрочем в эмпирической реальности легальное господство и не существует в чистом виде, неизменно проявляясь лишь в сочетании с каким-то иным типом.

Легальное господство обладает рядом отличительных черт, среди которых Вебер особо выделяет следующие:

а) должностные обязанности исполняются на постоянной основе и регулируются правилами;

б) эти обязанности разделены между функционально различными сферами, в каждой из которых существуют необходимые властные полномочия и санкции;

в) должности образуют иерархию, в которой определены возможности контроля за исполнением приказаний и их обжалования;

г) правила, регулирующие деятельность организации, подразделяются на чисто технические инструкции и правовые нормы, но для исполнения тех и других необходим специально подготовленный персонал;

д) ресурсы организации отделены от имущества ее членов как частных лиц;

е) должностное лицо не может присвоить свою должность;

ж) управление основывается на письменных документах, что делает канцелярию центром современной организации;

з) легальное господство может принимать различные формы, но при наиболее чистом типе такого господства используется бюрократический управленческий персонал[70].

При легальном господстве с бюрократическим управленческим аппаратом лишь глава организации занимает свое положение в результате выборов, присвоения или наследования. Аппарат, которым он распоряжается, состоит из чиновников, действующих в соответствии со следующими принципами:

1) они лично свободны и подчинены власти только в том, что касается их безличных должностных обязанностей;

2) они организованы в четко установленную иерархию должностей;

3) каждая должность обладает строго определенной сферой полномочий;

4) чиновник занимает должность на основе добровольного договорного соглашения;

5) кандидаты отбираются на основании их специальной квалификации и при этом назначаются на должность, а не избираются;

6) вознаграждением служит постоянное денежное жалование, как правило, с правом на пенсию;

7) должность рассматривается как единственный или по крайней мере основной род занятий занимающего ее лица;

8) существует система служебного продвижения в соответствии со старшинством или заслугами;

9) чиновник отделен от владения средствами управления и не присваивает свою должность;

10) он подчинен в своей деятельности жесткой и систематической дисциплине и контролю[71].

С точки зрения Вебера, рациональная бюрократия не тождественна легальному господству. С одной стороны, легальное господство может осуществляться и небюрократическими (например, коллегиальными) органами управления. С другой стороны, бюрократический административный аппарат может использоваться и в тех случаях, когда руководство не следует принципу легальности[72]. Об этом свидетельствует само понятие патримониальной бюрократии.

В отечественной литературе подчеркивался главным образом иррациональный характер патримониальной бюрократии. Как отмечают П.П.Гайденко и Ю.Н.Давыдов: “Вебер различает два типа бюрократии: традиционную “патримониальную”, отмеченную печатью иррациональности, и современную рациональную. Преимущественной сферой влияния патримониальной бюрократии изначально была область государственного управления и поддержания общественного порядка... Что же касается рациональной бюрократии, сформировавшейся в Новое время, то ее доменом первоначально оказалась сфера частно-хозяйственной деятельности и прежде всего внутрихозяйственная деятельность более крупных промышленных предприятий. Отсюда влияние рациональной модели бюрократии распространялось и на другие общественные сферы, что вело к постепенному вытеснению из них бюрократии патримониального типа”[73].

Однако следует подчеркнуть, что значительное расширение сферы деятельности частно-хозяйственной бюрократии происходит лишь на рубеже XIX-XX веков, то есть уже после того, как рациональные черты впервые развились в патримониальных бюрократиях западно-европейских абсолютных монархий. Подход к данной проблеме, представленный в работе П.П.Гайденко и Ю.Н.Давыдова, по-видимому, основывается лишь на одном из веберовских текстов, в котором не дается сколько-нибудь подробного анализа понятия патримониальной бюрократии.

Как указывает Вебер, при чистом типе традиционного господства в управленческом персонале полностью отсутствуют такие черты бюрократической администрации, как четкое определение сфер полномочий, рациональная иерархия должностей, назначение на основе добровольного контракта, специальная подготовка как условие занятия должности и постоянное денежное жалованье[74]. Вместе с тем все перечисленные признаки, за исключением, по-видимому, лишь контрактно-договорных отношений, могут в той или иной степени присутствовать в патримониальной бюрократии. Постоянным же ее признаком служит личностный характер отношений власти.

Патримониальную бюрократию отличает не столько ее иррациональный характер, сколько ее положение в патримониальных властных структурах. Как подчеркивает Вебер, "...там, где набор управленческого персонала производится из внепатримониальных источников, результатом оказывается тип чиновника, который отличается от чиновников легальных бюрократий только с точки зрения конечного основания их власти"[75]. Решающим различием между этими двумя типами выступает отсутствие легального компонента в администрации, основанной на традиции или на самовластии правителя.

Согласно Веберу, преданность патримониального чиновника своей должности "...представляет собой не безличное обязательство по отношению к безличным целям, определяющим ее содержание; это скорее преданность слуги, основанная на чисто личном отношении к правителю и на обязанности сохранять верность, которая в принципе не имеет ограничений"[76]. Приказания правителя всегда обладают в такой структуре власти приоритетом перед любыми формальными правилами, которые могут произвольно нарушаться или вообще игнорироваться. Сколь бы значительное развитие ни получили в патримониальной бюрократии рациональные черты, характер отношений власти остается неизменным. Элемент иррациональности все же неизбежно присутствует в патримониальной бюрократии, поскольку глава такой бюрократии не связан какими-либо формальными правилами, но может действовать совершенно произвольно.

Вебер выделил специфические черты рациональной бюрократической администрации, проводя сопоставление современной бюрократии с традиционными формами управления, в которых подобные черты полностью отсутствовали либо были слабо выражены. Без такого сопоставления признаки рациональной бюрократии считались бы чем-то само собой разумеющимся[77]. Но, как продемонстрировал немецкий социолог, многие отличительные черты рационального бюрократического управления носили исторически уникальный характер.

Некоторые из этих признаков впервые проявились в системе государственного управления в странах Запада. К их числу относится прежде всего специализация чиновников и их профессиональная компетентность. Как писал Вебер: “Конечно, “чиновник”, даже специализировавшийся в определенной области, издавна известен различным культурам. Однако полной зависимости всей жизни, всех ее политических, технических и экономических предпосылок от организации профессионально подготовленных чиновников... не было ни в одной стране, кроме современного Запада”[78].

Наряду со специализацией чиновников, важным отличительным признаком современной бюрократии, не существовавшим в прошлом, выступает отделение чиновника от собственности на средства управления. Такое отделение позволяло снять финансовые ограничения частного хозяйства и вело к тому, что получение индивидом средств к существованию зависело от организации, тем самым подчиняя его организационной дисциплине.

Вебер особо подчеркивает контрактно-договорный характер отношений между отдельным чиновником и организацией в современной рациональной бюрократии. Он отмечает также роль образовательной подготовки чиновников, уровень которой должен проверяться экзаменами или удостоверяться соответствующим дипломом, что в значительной мере определяет рациональный характер бюрократии. С точки зрения Вебера, специфическую рациональность придает бюрократии то, что она действует в соответствии с четко сформулированными правилами и обладает специальными знаниями, которые применяются ею в процессе управления.

Кроме того, следует отметить, что бюрократия представляет собой иерархию чиновников, назначенных на их дожности вышестоящими органами. Организация, состоящая из выборных чиновников, не является, согласно Веберу, бюрократической в строгом смысле слова. Таких чиновников, имеющих свой собственный источник легитимности вне организации, невозможно подчинить дисциплине, отличающей подлинную бюрократию.

Важной особенностью бюрократического управления является то, что глава организации всегда может быть уверен, что его распоряжения будут переданы по каналам коммуникации и исполнены в соответствии с существующими формальными правилами. Бюрократическую организацию отличает строгая дисциплина. Именно объединение специальных знаний и дисциплины образует основу бюрократической администрации

Как полагал Вебер, бюрократические организации, в большей или меньшей степени приближающиеся к чистому типу, можно обнаружить в самых различных сферах жизни современного общества: в аппарате государственного управления и в политических партиях, в университетах и больницах, в армии и на крупном капиталистическом предприятии. Но наибольшее развитие бюрократизация получает в государстве и массовой политической партии.

Повсеместное распространение бюрократии вызвано прежде всего тем, что она оказывается более эффективной, чем любая другая форма управления. Все это делает бюрократию совершенно незаменимой в современном обществе. Развитие современных форм организации, как считает Вебер, практически совпадает с распространением бюрократического управления.

Превосходство бюрократии над иными формами управления обусловлено главным образом тем, что она выступает носителем специальных знаний, которые необходимы для нормального функционирования любой крупной организации. Как отмечает Вебер: “Бюрократизация предоставляет прежде всего оптимальную возможность проведения в жизнь принципа специализации административных функций в соответствии с чисто объективными критериями. Управление осуществляется функционерами, которые обладают специальной подготовкой и в ходе непрерывной практики развивают свои навыки”[83].

Дисфункциональность бюрократии

Утверждение Вебера о наивысшей эффективности бюрократии нередко подвергалось критике. По мнению некоторых социологов, Вебер не учел возможности проявления в бюрократических организациях разного рода “дисфункций”. При этом имелось в виду, что следование бюрократическим нормам могло привести к снижению эффективности управленческой деятельности. Такая точка зрения высказывалась в ряде работ Р.Мертона, который не подвергал сомнению веберовский идеальный тип рациональной бюрократии, но все же указал на то, что функционирование бюрократической организации сопровождается некоторыми побочными последствиями, противоречащими целям данной организации. Дальнейшее развитие “дисфункционалистский” подход к проблеме бюрократии получил в исследованиях Ф.Селзника и А.Гоулднера[84].

В новейших работах западных ученых подчеркивается тот факт, что в американской социологии организаций 40-х-50-х годов использовался лишь один из элементов веберовской концепции бюрократии. “В анализе организаций внимание к трудам Вебера в целом было избирательным. Его масштабным теоретическим построениям давалась в теории организации значительно более узкая интерпретация”, - отмечает С.Клегг[85]. Необходимо учитывать также, что Вебер, говоря о наивысшей эффективности бюрократии, сопоставлял ее с традиционными формами управления, по сравнению с которыми она действительно являла собой образец эффективности.

К числу социальных последствий бюрократизации Вебер относит тенденцию к уравниванию статусных различий, которая проявляется в результате устранения чиновников, управляющих в силу статусных привилегий и присвоения административных средств и полномочий. Вместе с тем необходимость длительной специальной подготовки для занятия административной должности вызывает к жизни противоположную “плутократическую” тенденцию.

Наконец, одним из следствий бюрократизации оказывается утверждение в отношениях между людьми духа “формальной безличности”[86], когда из официального ведения дел изгоняются все чисто личные и эмоциональные элементы. Рациональная бюрократия действует исходя из объективных критериев, а не личных симпатий и предпочтений. Как пишет Вебер: “Бюрократия получает тем большее развитие, чем более она “дегуманизирована” и чем в большей степени она достигает устранения из официального ведения дел любви, ненависти и всех чисто личных, иррациональных и эмоциональных элементов”[87]. Чиновник должен исполнять свои обязанности “без гнева и пристрастия”. Он подчинен дисциплине, предполагающей последовательное и методичное выполнение приказаний, в ходе которого не допускается какая-либо критика содержания этих приказаний. Объективность, бесстрастность, формализм - таковы характеристики бюрократии, заложенные в идеальном типе.

Государственную службу Вебер рассматривает, подобно науке и политике, как “профессию и призвание” (Beruf). Это находит выражение в том, что занятие должности требует длительной специальной подготовки. Не меньшее значение имеет то, что чиновник возлагает на себя определенные обязательства, связанные с исполнением его “служебного долга”. Если для патримониального чиновника было естественным рассматривать свою должность прежде всего как источник дохода, то при легальном господстве первостепенное значение для чиновника приобретают те цели, осуществлению которых служит его деятельность.

В легально-рациональной бюрократии верность чиновника служебному долгу не предполагает личной преданности по отношению к главе организации, как это имеет место в патримониальных и феодальных властных структурах. Согласно Веберу, в условиях легального господства деятельность чиновника подчинена безличным и чисто функциональным задачам. Однако безличные цели обычно получают подкрепление со стороны культурных ценностей, воплощенных в той организации, в которой действует чиновник, будь то государство, церковь, политическая партия или промышленное предприятие.

Организация может выступать в некотором роде заменой индивидуального господина в качестве объекта преданности[88]. При этом чиновник полностью зависит от той организации, которой он служит. Как отмечает Вебер, профессиональный чиновник “...привязан к своей деятельности во всем своем экономическом и идеологическом существовании. В большинстве случаев он всего лишь винтик непрерывно действующего механизма, который предписывает ему направление движения”[89].

Таковы в общих чертах идеально-типическая модель рациональной бюрократии и основные следствия, выводимые из нее Вебером. Однако, как уже отмечалось, веберовский анализ бюрократического феномена далеко не исчерпывается данной моделью. Идеальный тип рациональной бюрократии представляет собой лишь один из элементов более общей концепции бюрократии, содержащейся в работах Вебера. Для адекватного понимания этой концепции необходимо обратиться также к понятию патримониализма, о чем было сказано выше.

С другой стороны, не менее важным дополнением идеально-типической модели служит веберовский анализ государственной бюрократии в статьях, посвященных политическому положению в России и Германии начала ХХ в. С точки зрения Вебера, реальное управление современным государством не могло быть выведено из идеально-типической модели. Вместо этого необходимо было прилагать идеальные типы к реальным социальным явлениям. Основным примером такого их применения и служат политические статьи Вебера.

Концепция бюрократии, представленная в этих статьях, была наиболее подробно рассмотрена и отчасти реконструирована английским социологом Д.Битэмом. Как указывает Битэм, подход к проблеме бюрократии, который нашел отражение в политических работах Вебера, оформился в ходе полемики с представителями консервативного направления в Союзе социальной политики - организации, ставившей целью содействие постепенным социальным реформам и привлекавшей к своей работе многих ведущих немецких ученых того времени. По мнению ряда консервативно настроенных ученых, входивших в Союз, бюрократия представляла собой политически нейтральную силу, которая возвышалась над особыми интересами классов и партий, выражая интересы всего общества. Концепция бюрократии, выдвинутая Вебером, противостояла этой точке зрения[90].

Д.Битэм выделяет три различных аспекта веберовской концепции. Во-первых, это взгляд на бюрократию как технически наиболее эффективное орудие управления, превосходящее в этом качестве административные структуры любого иного типа. Такая позиция нашла свое воплощение в идеально-типической модели рациональной бюрократии. В данном случае существенным является то, что подход к бюрократическому аппарату как к чисто техническому инструменту лишал бюрократию того “священного ореола”, который был создан вокруг нее в Союзе социальной политики[91]. С точки зрения Вебера, бюрократии надлежало быть лишь орудием управления и ничем иным. Однако Вебер сознавал, что в эмпирической реальности бюрократия не ограничивалась этой своей чисто инструментальной функцией.

Вторая сторона веберовской концепции заключалась в том, что бюрократия рассматривалась как особая статусная группа со специфическими взглядами и ценностными ориентациями, которая стремилась к тому же к обладанию властью в обществе. Как пишет Битэм: “Бюрократия - это не просто технический инструмент; она также и социальная сила со своими собственными взглядами и ценностями и в качестве таковой она вызывает социальные последствия, выходящие за пределы ее технических достижений. Как обладающая властью группа она способна влиять на цели политической системы; в качестве статусного слоя она оказывает более неосознанное воздействие на цели всего общества”[92].

Наконец, третий аспект веберовской концепции состоял в том, что бюрократия отражала классовую структуру общества. В условиях Германии конца XIX - начала ХХ века бюрократия прежде всего отстаивала интересы крупных землевладельцев (юнкерства), хотя экономическая роль этого социального слоя неуклонно падала, а в сфере политики он был не в состоянии взять на себя функции лидерства[93]. В России высшее чиновничество также набиралось главным образом из представителей имущих классов, что во многом обусловило характер этого социального слоя. Хотя формально к чиновникам в современном государстве предъявлялось лишь требование соответствующей квалификации, фактически чиновничество происходило преимущественно из привилегированных слоев[94].

Очевидно, что точка зрения Вебера во многом смыкается в этом вопросе с марксистским подходом к проблеме бюрократии. Вместе с тем следует подчеркнуть, что марксистская теория не рассматривает бюрократию как самостоятельную социальную силу. Согласно Марксу, бюрократия, которая сама не является классом, исполняет функцию подчинения эксплуатируемого класса господствующему. В капиталистическом обществе бюрократия лишь обслуживает интересы правящего класса - буржуазии. Хотя в своей работе “Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта” Маркс указал на то, что государственный аппарат может выступать в качестве самостоятельной силы, такая ситуация являлась ответом на острый кризис и неизбежно должна была носить временный характер[95].

Как Маркс, так и Вебер рассматривают бюрократию как группу, осуществляющую функцию управления и тесно связанную с правящим классом общества. Но если Маркс делает основной акцент на классовом характере господства буржуазии, в подчинении у которой находится бюрократия, то для Вебера центральное значение имеет управленческая функция бюрократического аппарата, хотя он рассматривает также и связь этого аппарата с интересами правящего класса.

Таким образом, веберовский анализ роли бюрократии в современном обществе далеко не исчерпывается идеально-типической моделью рациональной бюрократии. Немецкий социолог сознавал, что отклонения от идеального типа являлись неизбежными и носили систематический характер. Связано это было с тем, что чиновничество представляло собой особую социальную группу со своими собственными интересами, которую отличало также и стремление к расширению своей власти. Следует также отметить, что, хотя Д.Битэм основное внимание уделяет интерпретации политических работ Вебера, в центральном веберовском труде “Хозяйство и общество” проблема власти бюрократии также затрагивается. Эта проблема должна поэтому рассматриваться на основе анализа как политических работ Вебера, так и соответствующих разделов “Хозяйства и общества”.

C точки зрения Вебера, современная бюрократия, подобно чиновничеству прошлых эпох, образует особую статусную группу, занимающую привилегированное положение в обществе[96]. Этому нисколько не противоречит тот факт, что бюрократия подчинена в своей деятельности централизованному контролю и дисциплине. “Осознание чиновником своего высокого статуса, - пишет Вебер, - не только совместимо с его готовностью подчиняться вышестоящим, но и исполняет функцию компенсации, позволяя ему сохранять самоуважение”[97].

Статусные группы отличает особый образ жизни, в котором находит отражение социальный престиж их членов. В большинстве случаев статусные группы стремятся к монополизации тех или иных материальных либо культурных ценностей, а также к ограничению доступа в свои ряды. Как отмечал Вебер, установление разного рода ограничений на допуск в ряды чиновников особенно характерно для патримониальных бюрократий, но эта тенденция не исчезает и в современных административных структурах[98].

Совокупность взглядов и ценностей, отличающих современное чиновничество, Вебер называл “кодексом чести”. Как указывает Д.Битэм, помимо чувства служебного долга такой кодекс подразумевал веру чиновников в свою высшую компетентность. Кроме того, для них была характерна гордость своей беспристрастностью, внепартийностью, истинным пониманием национальных интересов[99].

Однако Вебер прекрасно сознавал, что некоторые элементы типично бюрократических воззрений не соответствовали реальному положению дел. Так, например, в условиях современной ему Германии бюрократия являлась беспартийной и беспристрастной лишь в своих собственных глазах и в глазах консервативно настроенных ученых, входивших в Союз социальной политики. “Вовсе не воплощая универсальную и беспристрастную позицию, которую ей приписывала консервативная мифология, на практике бюрократия не могла освободиться от точки зрения тех социальных классов, из которых она рекрутировалась и с которыми была связана”[100].

Хотя рациональная бюрократия неизменно функционирует в соответствии с объективно установленными правовыми нормами, которые определяют пределы компетенции органов управления, внутри этих пределов перед чиновниками открывается некоторая свобода маневра. В конечном счете высшим принципом, служащим ориентиром всей деятельности государственных чиновников, выступает “специфически современная и строго “объективная” идея интересов государства”[101]. По мнению Вебера, понятие интересов государства всегда является довольно-таки расплывчатым, что дает возможность руководствующимся этой абстрактной идеей чиновникам во многих случаях действовать по собственному усмотрению.

Взгляды и ценности, образующие “кодекс чести” чиновников, имеют и свою негативную сторону. Вера чиновников в безусловное превосходство их профессиональных качеств соседствовала с пренебрежительным отношением к некомпетентным массам, а также к любым формам общественной деятельности, не санкционированным свыше. Подобные установки Вебер обнаруживает в частности в российской бюрократии начала века, которая “презирала непрактичное упрямство, эгоизм и “утопические мечты” интеллигенции и органов самоуправления заодно с “пустословием” прессы, считая, что все это служит препятствием на пути к благосостоянию народа, которого она пыталась добиться сверху, и подрывает уважение к властям, необходимое в интересах государства”[102].

Определенные ценностные ориентации были свойственны чиновничеству именно как статусному слою. Типичным для чиновников было желание занять такую должность, которая “...давала бы жалование, соответствующее социальному престижу образованного человека, по возможности до конца жизни. Их высшим идеалом была надежная должность, с которой они не могли бы быть смещены и на которой им было бы гарантировано предсказуемое продвижение по службе”[103].

В целом же чиновников отличает стремление “утвердить свое право на должность и усилить закрытость статусной группы и свою экономическую безопасность”[104]. Как отмечает Вебер, для чиновников как статусного слоя нет ничего более чуждого, чем чувство солидарности с пролетариатом - для них характерно скорее желание в еще большей степени отделить себя от пролетариата[105].

Ценности статусной группы, занимающей господствующее положение в обществе, могут оказывать существенное влияние на другие социальные слои. В этой связи следует отметить, что немецкий социолог весьма негативно оценивал воздействие бюрократических жизненных идеалов на общество в целом. В то же время нельзя утверждать, что его отношение к бюрократическим ценностям было однозначно отрицательным. Столкнувшись в конце первой мировой войны с резкой критикой германской бюрократии, прежде всего со стороны социалистов, Вебер счел необходимым настаивать на незаменимости этических ценностей чиновничества для управления государством[106]. Согласно Веберу, разрушение “кодекса чести” чиновников неминуемо привело бы к снижению эффективности государственного управления и распространению коррупции.

Вебер уделил значительное внимание той роли, которую взгляды и ценности бюрократии играли в сфере политики. Его оценка бюрократической ментальности в данном случае была неоднозначной. По мнению Вебера, качества, которыми обладали чиновники, с одной стороны, являлись необходимыми для нормального функционирования государственного аппарата. Но, с другой стороны, бюрократия не была приспособлена к выполнению некоторых политических задач, а попытки чиновников взять на себя не свойственные им функции имели крайне негативные последствия.

В этой связи следует прежде всего рассмотреть то разграничение, которое Вебер проводил между “чиновником” и “политиком” как двумя во многом противоположными типами государственного деятеля. Как пишет Вебер: “Подлинной профессией настоящего чиновника... не должна быть политика. Он должен управлять прежде всего беспристрастно - данное требование применимо даже к так называемым “политическим” управленческим чиновникам... Sine ira et studio - без гнева и пристрастия должен он вершить дела. Итак, политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик - как вождь, так и его свита, - бороться”[107].

Чиновник должен действовать в строгом соответствии с формальными правилами в своей определенной сфере компетенции, никак не выражая свои личные взгляды и предпочтения. Если чиновник лишь исполняет спущенные сверху распоряжения и инструкции, то политик должен последовательно добиваться осуществления своих собственных целей. При этом он стремится к тому, чтобы в открытой борьбе завоевать сторонников своего политического курса. Действия политического лидера определяются его собственными внутренними убеждениями и теми ценностями, которые он отстаивает.

Различия между чиновником и политиком в характере их деятельности обусловливают те качества, которые требуются для каждого из этих двух типов. Так, например, Вебер подчеркивает языковые различия между данными типами. Если чиновника характеризует точная, объективная манера изложения, подходящая для официальных докладов, то политик должен сражаться с помощью слова. Навыки, необходимые в этом случае политику, можно приобрести, занимаясь адвокатской практикой, но никак не в ходе канцелярской работы. С точки зрения Вебера, “...проводником нынешней политики среди масс общественности все чаще становится умело сказанное или написанное слово. Взвесить его влияние - это-то и составляет круг задач адвоката, а вовсе не чиновника-специалиста, который не является и вовсе не должен стремиться быть демагогом, а если все-таки ставит перед собой такую цель, то обычно становится весьма скверным демагогом”[108].

Типы “чиновника” и “политика” противоположны и в том, какую ответственность они несут за свои действия. Как подчеркивает Вебер, чиновник, получивший приказание, которое он считает неправильным, может и обязан высказать свои возражения. Но если вышестоящее учреждение настаивает на исполнении приказания, долг чиновника состоит в том, чтобы исполнить его так, как если бы оно соответствовало его собственному убеждению. По мнению Вебера, без такой “нравственной дисциплины и самоотверженности” чиновников аппарат государственного управления не мог бы нормально работать.

Чиновник не несет личной ответственности за принятый политический курс. Что же касается политика, он должен рисковать карьерой, отстаивая собственный курс, и быть готовым уйти в отставку в случае его неудачи. Согласно Веберу, “...честь политического вождя, то есть руководящего государственного деятеля, есть прямо-таки исключительная личная ответственность за то, что он делает, ответственность, отклонить которую или сбросить с себя он не может и не имеет права”[109].

Только под влиянием необходимости брать на себя личную ответственность могут развиться качества подлинного лидера. Однако условия, в которых протекает деятельность чиновников, препятствует проявлению подобных качеств. Бюрократическая организация действует в строгом соответствии с формальными правилами, не допуская какого-либо индивидуального творчества, но и не требуя от чиновников личной ответственности за последствия их действий, коль скоро все соответствующие инструкции точно соблюдены. В подобной ситуации качества, отличающие подлинного политического лидера просто не могут развиться.

В результате, как полагает Вебер: “Как раз те натуры, которые в качестве чиновников высоко стоят в нравственном отношении, суть скверные, безответственные прежде всего в политическом смысле слова, и постольку в нравственном отношении низко стоящие политики...”[110]. Причина этого не в каких-то чисто личных особенностях таких людей, а скорее в том, что они в принципе не способны надлежащим образом исполнять взятую ими на себя роль. Вебер с сожалением отмечает, что после ухода с политической арены Бисмарка Германией управляли бюрократы, а не политики по призванию.

По мнению немецкого социолога, государственные чиновники прекрасно справлялись с различными организационными проблемами, к решению которых они были подготовлены. Но те же самые чиновники были неспособны адекватно оценить чисто политические проблемы[111]. “Императорская Германия управлялась хорошими чиновниками, но в ней не было политиков - не только великих политиков, но просто политиков в обычном смысле слова”,[112] - передает точку зрения Вебера В.Моммзен.

Таким образом, с точки зрения Вебера, бюрократия, которая служит наиболее эффективным орудием управления в современном обществе, совершенно не подготовлена к тому, чтобы исполнять функцию определения государственной политики в силу отсутствия у чиновников необходимых для этого качеств лидера. Бюрократия неизбежно сталкивается здесь с ограничениями, которые не могут быть преодолены в рамках самой бюрократической системы управления. По мнению Вебера, выбор политического курса не должен был осуществляться чиновниками. Присвоение бюрократией функции принятия политических решений расценивалось им как злоупотребление властью.

Однако бюрократия, которая формально была подчинена политическому лидеру, тем не менее могла влиять на процесс принятия решений исходя из собственных групповых интересов. Интересы чиновников выходили за рамки тех функций, которые им предписывала идеально-типическая модель рациональной бюрократии. “Индивидуальный чиновник прежде всего разделяет общий интерес всех функционеров в сохранении аппарата и продолжении его рационально организованного господства”[114]. Чиновников отличает также заинтересованность в уменьшении власти и значения любых неподконтрольных бюрократии социальных сил и, напротив, расширении сферы влияния самого управленческого аппарата. Как считал Вебер, бюрократия обладала немалыми возможностями успешно отстаивать свои интересы. Решающую роль при этом играла та власть, которой пользовался бюрократический аппарат.

С точки зрения Вебера, власть административного аппарата основывается прежде всего на знании, которым он обладает. Это знание включает, во-первых, специальные навыки в самом широком смысле слова, полученные в ходе профессиональной подготовки. Кроме того, чиновник владеет официальной информацией, которая может быть получена только по административным каналам[118]. Как отмечает в этой связи современный немецкий исследователь В.Брудер: “Специальные знания, накопленные в процессе функционирования государственного управленческого (бюрократического) аппарата, постепенно обретают тенденцию обращаться в знания о методах и способах господства”[119]. Эффективный контроль за деятельностью чиновников возможен в таком случае лишь при наличии источников информации, независимых от бюрократического аппарата.

Усилению позиций чиновников в борьбе за власть в значительной степени способствует широкое использование ими понятия “служебной тайны”, когда доступ к той или иной информации жестко ограничивается. Как отмечает Вебер, понятие служебной тайны представляет собой “специфическое изобретение бюрократии”, которое она отстаивает с редкостным упорством[120]. Хотя в некоторых административных сферах (например, внешняя политика) секретный характер ведения дел является объективной необходимостью, бюрократия стремится распространить завесу секретности на всю свою деятельность, исходя из собственных властных интересов и желания избежать какого-либо контроля.

Одним из характерных примеров бюрократической секретности послужило Веберу использование статистических данных государственными чиновниками в Пруссии, когда достоянием гласности делались лишь те сведения, которые отвечали интересам бюрократического аппарата. При этом чиновники неизменно пытались представить свои манипуляции со статистическими данными как результат объективного анализа. “Путем тщательного манипулирования данными и избирательного предоставления фактов бюрократы могли под видом административной беспристрастности диктовать политику или сильно влиять на нее”[121], - резюмирует точку зрения Вебера на эту проблему Ф.Паркин.

Как указывал Вебер, бюрократия, естественно, предпочитает иметь дело со слабо информированным, а потому бессильным парламентом. Именно таким, по его мнению, был германский рейхстаг накануне и в ходе первой мировой войны. В свою очередь монарх также был не в состоянии контролировать государственный аппарат. В результате в Германии после ухода с политической арены Бисмарка реальная власть оказалась в руках бюрократического аппарата.

КОГНИТАРИАТ

...На смену пролетариату приходит «когнитариат» - т.е. тип работника, обладающего умением работать с информацией и разнообразными междисциплинарными знаниями, составляющими основу его индивидуального мастерства. Это мастерство необходимо для эффективной работы в условиях «дромократии» - власти ускоряющейся техноэволюции, которая порождает разнообразные проблемы, требующие нестандартных решений.

Постмодернизм, как социальная философия когнитариата (почему он является философией когнитариата? - это примечание и последующие, от редактора), отрицает массовую культуру, поскольку, как было показано выше, отрицает унификацию эмоциональных ценностей.

Отсюда – резкое неприятие когнитарием такого положения дел, при котором он вынужден потреблять те продукты общественного производства, которые не он выбрал.

Когнитарий формирует свои культурные потребности сам, без «помощи» официозных институтов, и намерен удовлетворять именно эти потребности, и именно так, как считает нужным. Поскольку официоз производит не те продукты культуры, когнитарий сам обеспечит себе то, что ему нужно. Для этого у него есть достаточный объем знаний и навыков социальной организации. Возникает «произтребительство» (prosumerism), т.е. форма кооперации, где производитель (producer) и потребитель (consumer) не разделены институтами социального посредничества, а взаимодействуют непосредственно.

Первый удар произтребителей был нанесен в самое сердце современной масс-культуры: в телевидение. Идея «контент создается теми, кто его смотрит, для тех, кто смотрит» витала в воздухе. Впервые ее реализовали Альберт Гор и Джоэл Хайат. Кабельный канала Current TV, был создан в 2005 году по следующему принципу: участники снимают 10-минутные клипы и закачивают на сайт студии. Затем они обсуждают эти клипы в блогах и отбирают лучшие. Current TV приобретает право проката этих продуктов и пускает их в сеть. Менее, чем за 2 года число участников проекта Current TV выросло до 40 миллионов семей.

По ходу дела выяснилась пикантная подробность: если цена формирования TV-продукта в США составляет около 5 тысяч USD за 1 минуту, то в Current TV она составила 500 USD. Иначе говоря, деятельность официозных студий, производящих некачественный продукт, обходилась потребителю в 10 раз дороже, чем качественная работа произтребителей. Вот нагрузка масскультуры в денежном выражении… По мере развития произтребительских каналов, они стали производить собственную продукцию, как товар по ценам в 2 и более раз ниже, чем у «профессионалов». Эксперты полагают, что выход произтребителей на информационный рынок так или иначе развяжет ценовые войны (инфовойны).

5. Путь к диктатуре когнитариата.

Как уже ясно из изложенного выше, любая массовая унифицированная культура не соответствует органическим потребностям когнитариата. Соответственно она подлежит уничтожению третьей волной техносферы. Один фронт инфовойны сформировался вокруг TV, другой формируется вокруг науки. В Европе иерархические научные структуры уже терпят поражение от самоорганизовавшихся малых групп, ориентированных на решение конкретных типов практических проблем (и прикладных, и фундаментальных). Научные фонды предпочитают финансировать именно такие группы – это эффективнее и дешевле.

Ожесточенные инфо-бои прогнозируются в сфере образования. Специальное образование в произтребительских системах (когда венчурные предприятия сами готовят специалистов для себя) гораздо выше по качеству, чем аналогичное массовое образование. Можно с достаточной уверенностью утверждать, что семейное среднее образование также много выше по качеству, чем школьное образование – проблема лишь в том, что у взрослых в семье как правило не хватает на это времени и сил. По мере роста доли людей, которые выполняют трудовые функции, находясь дома (и работая через сеть), ситуация меняется.

Вполне возможно, что образовательная кооперация (аналогично кабельной кооперации на TV) начнет вытеснить массовую школу уже в текущем десятилетии. Здесь неизбежно уже жесткое административное столкновение в вопросе о составе обязательного образования.

Для общественной администрации (правительства. истеблишмента) жизненно важно дать новому поколению образование, испорченное «воспитательными» предметами. Наоборот, для когнитариата принципиально важно освободить своих детей от промывания мозгов. Дети не должны читать ту литературу, учить ту историю и знать тех героев, на которых построена программа массовой школы. Детям надо научиться получать удовольствие от общения с нематериальной культурой в соответствии с постмодернистским принципом радикальной плюральности (принципом отрицания иерархии т.н. «духовных ценностей»).

Вопрос переходит в чисто политическую плоскость: выход на социальную сцену первого же поколения когнитариев, получивших произтребительское образование, означает уход с этой сцены большинства традиционных институтов индустриальной эпохи. Политическая партия, массовая церковь, правительственная структура, не смогут говорить с этой новой аудиторией: язык вроде бы один и тот же, а набор базовых понятий - совершенно разный.

Те «фундаментальные ценности», на которых базируются традиционные институты индустриального общества, не имеют даже названия в лексике когнитариата. Говорить о них поколению 3-й волны технически невозможно: «паки, паки, иже херувимы». С таким же успехом можно вести агитацию или произносить проповедь на древнеегипетском.

Предельные сроки разрушения институтов старой, индустриальной цивилизации определены достаточно четко. По прогнозам серьезных футурологов, до середины XXI века нас ждет технологическая сингулярность. Индустриальная цивилизация не имеет никаких шансов ее пережить. Так или иначе, в течение ближайших десятилетий, мирным или не очень мирным, а возможно – совсем даже не мирным путем, когнитариат сотрет с лица земли источники политических и культурных архаизмов, чтобы освободить место для своих социально-экономических структур. Эти структуры (возможно, «global village» Тоффлера), будут соответствовать информационному постиндустриальному способу производства и просуществуют до прихода следующей волны.

О природе 4-й волны, ожидаемой не позже середины XXII века есть разные версии: одни считают, что она возникнет из-за масштабной космической экспансии человечества, другие – что она будет связана с превращением человека в пост-биологическое разумное существо. Впрочем это уже выходит за рамки темы, заявленной в данной статье.

6. Лови волну. Почему именно диктатура?

Обычное возражение против диктатуры когнитариата состоит в том. что это, мол, не либерально и не демократично. У других социальных групп есть, мол, право на свой образ жизни в соответствии со своими убеждениями, и так далее. Если бы речь шла о смене политического курса, можно было бы дискутировать в таком ключе. Но речь совсем о другом: об объективной радикальной смене способа общественного производства при переходе от индустриальной эпохе к постиндустриальной. В начале речь уже шла о том, что 3 волны техносферы (аграрная, индустриальная и информационная) – это только т.н. «исторический период». Волны были и раньше.

НАЦИИ

Процес ліквідації економічної роздробленості, зміцнення господарських зв'язків між окремими народностями, об'єднання місцевих ринків всередині тієї чи іншої держави в загальнонаціональний та інші фактори привели до появи більш зрілої, розвиненої соціально-етнічної спільноти людей — нації.

У літературі немає чіткого визначення поняття "нація". Немало вчених висловлюють сумнів щодо можливості дати більш-менш прийнятне визначення нації, посилаючись на виняткову складність, суперечливість та своєрідність цього феномена, зокрема, на динамізм та неоднозначність специфічних ознак даної історичної спільноти людей. Визначення, які в літературі можна знайти, тісно пов'язані з різноманітними теоріями нації. Умовно їх можна поділити на кілька основних груп: психологічні, культурологічні, етнологічні та історико-економічні.

Засновниками психологічної теорії нації є французький філософ та історик Е.Ренан і австромарксист О.Бауер. У психологічних концепціях закономірності формування та розвитку націй розглядались як похідні від свідомості і психіки окремої особистості, "психології народів". Так, в ренанівському трактуванні "нація — це душа, духовний принцип", що формується шляхом "узгодження" та "солідарності", утворюваної чуттям минулих та майбутніх поколінь. О.Бауер вважав, що нація являє собою "сукупність людей, спільністю долі згуртованих у спільність характеру". Ще один представник психологічної теорії, М.Кареєв, розглядав націю як групу, що виникає із "безпосередньої психологічної взаємодії" індивідів.

Виникнення культурологічнихтеорій націй пов'язане з іменем К.Рен-нера (Шпрингера). Він уявляв націю як безкласову духовну спільність індивідів, як суб'єктивну єдність чи культурний союз, породжений свідомістю етнічної приналежності людини. Нація, писав Р.Реннер, "це союз особистостей, які однаково розмовляють ", "культурний союз". В основі культурницької теорії нації, таким чином, лежить спільність національної культури, зокрема національної мови.

Досить значного поширення набула етнологічна теорія нації. Вона увібрала в себе деякі елементи як психологічної, так і культурологічної теорії. її прихильники етнологічної теорії вважають, що основними ознаками нації є спільність походження, етнічної самосвідомості, національних почуттів, прихильність до етнодуховних цінностей. Однак у більшості етнологічних концепцій нації, як і в попередніх теоріях, недооцінюється значення соціальних аспектів у розвитку націй. Розглянемо, нарешті, "історико-економічну"теорію нації, засновником якої є теоретик марксизму К.Каутський. У праці "Ознаки національності" він писав, що ознаками нації є загальна територія і мова, а також спільність економічного життя та традицій. Головними ж ознаками нації, на його думку, є спільна територія та спільна мова. Навіть при відсутності чи втраті однієї або кількох ознак нації, вона, на думку К.Ка-утського, продовжує існувати.

Протягом багатьох десятиріч у нашій вітчизняній літературі панувало сталінське визначення нації, яке було покладене в основу "історико-економічної" теорії. Спираючись на аналіз проблем нації К.Каутським та О.Бауером, Й.Сталін дав таке визначення нації: "Нація — є стійка спільнота людей, що історично склалася, яка виникла на базі спільності мови, території, економічного життя та психологічного складу, що проявляється в спільності культури". Розглядаючи дані ознаки нації, Сталін всіляко їх канонізував, догматизував, що, зокрема, проявилось в абсолютизації ролі класового принципу, закріплювало, шляхом політизації національного життя, ділення націй на "державні" та "недержавні", недооцінювало роль національного чинника, зокрема етнічного в національному. Діставши назву "марксистсько-ленінського" (як відомо, ні засновники марксизму, ні В.ЦТенін визначення нації не давали), сталінське визначення нації зберігається в більшості підручників, словників і досі.

У сучасній науковій, навчальній, довідковій літературі, зокрема західній націоналогії, даються різні визначення нації. За основу беруться ті чи інші ознаки нації, які, на думку авторів, є властивими для неї. Так, автори "Міжнародного видання американської енциклопедії" стверджують, шо нація — це "велика кількість людей, які вважають себе спільнотою. Вони часто мають одну чи кілька таких ознак: мову, культуру, релігію, політичні та інші інститути, історію та віру в спільність долі. Вони, як правило, займають суміжну територію". Упорядники "Словника американської спадщини англійської мови" стверджують, що "нація — це населення певної території, котре має спільні звичаї, походження, історію і часто мову". Вебстерівський міжнародний словник англійської мови визначає націю як "спільність людей, які складаються з однієї чи кількох національностей, що мають більш-менш певну територію та уряд". Автори словника-довідника "Межнациональные отношения. Термины и определения" категорію "нація" визначають як "етносоціальну" (і не завжди кровнорідну) спільноту зі сталою самосвідомістю своєї індентич-ності, що склалася (спільність історичної долі, психології та характеру, прихильність до національних матеріальних та духовних цінностей, національної символіки, національно-екологічні почуття), а також (переважно на етапі формування) територіально-мовною та економічною єдністю, яка далі під впливом інтеграційних та міграційних процесів виявляє себе неоднозначно, часто втрачаючи своє визначальне значення, хоч і не зникає.

292

Таким чином, нація являє собою надзвичайно складний динамічний організм, який перебуває в безкінечному русі та розвитку. Ті чи інші ознаки нації певною мірою "працюють" на різних етапах її розвитку. Так, на етапі становлення нації особливо важливу роль відіграють такі її ознаки, як територіально-мовна та економічна єдність. У процесі подальшого розвитку, зокрема міграційних процесів, можливі відгалуження нації у вигляді діаспори; в цьому разі зазначені вище ознаки нації вже не відіграють такої суттєвої ролі, як у період її становлення. Посилюється значення різноманітних чинників, складових національної самосвідомості, зокрема таких видових ознак, як гуманістична спрямованість їхньої життєдіяльності та цивілізованість.

У розвитку соціально-етнічних спільнот, зокрема націй, національних та міжнаціональних відносин спостерігаються домінуюча тенденція до етнічного ренесансу.

ГУМИЛЁВ

Этнические системы

Понятие этноса с точки зрения теории Л. Гумилева

Термин «этнос» в теории Л.Н.Гумилева несет понятийную нагрузку, отличную от термина «нация» и отличную от термина «народ” в обыденном словоупотреблении.

Этнос у Л.Н.Гумилева — понятие с весьма эластичными и дрейфующими понятийными границами. Поэтому Гумилев, чтобы наиболее полно раскрыть этот смысл дает несколько определений, рассматривающих этнос с разных сторон. Этнос, как он считает не только исторически возникший вид устойчивой социальной группировки людей, представленный племенем, народностью, нацией, где термин «этническая общность» близок понятию «народ» в этнографическом смысле.

Этнос в более широком понятии это явление, лежащее на границе биосферы и социосферы и имеющее весьма специальное назначение в строении биосферы Земли. То есть Гумилев рассматривает этнос как не только как социальное явление. Он пишет «Этнос — феномен биосферы или системная целостность дискретного типа, работающая на геобиохимической энергии живого вещества, в согласии с принципом второго начала термодинамики, что подтверждается диахронической хронологией исторических событий»

Гумилев считает, что этнос имеет специальное назначение, но он отрицает телеологический подход, при котором все существует с определёнными целями сообразно Божественному предначертанию.

Дальше Гумилев характеризует этнос как устойчивый, естественно сложившийся коллектив особей, противопоставляющий себя всем прочим аналогичным коллективам и отличающийся своеобразным стереотипом поведения, который закономерно меняется в историческом времени, выделяющий себя из всех прочих коллективов. Гумилев ищет признак, который определят понятие этноса. «Нет ни одного реального признака для определения этноса, применимого ко всем известным случаям. Язык, происхождение, обычай, материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а иногда нет. Вынести за скобки мы можем только одно — признание особью: «Мы такие-то, а все прочие другие» Поскольку это явление универсально, можно предположить, что оно отражает некую физическую или биологическую реальность, которая и является для нас искомой величиной»

«Этнос — не просто скопище людей, теми или иными чертами похожих друг на друга, а система различных по вкусам и способностям личностей, продуктов их деятельности, традиций, вмещающей географической среды, этнического окружения, а также определенных тенденций, господствующих в развитии системы»

Этнос является более или менее устойчив, хотя возникает и исчезает в историческом времени. Мера устойчивости этноса как системы определяется не его массой, т.е. численностью населения и точностью копирования предков, а среднестатистическим набором связей различных весов и знаков. Резкий выход за определенные пределы влечет либо гибель, либо бурное развитие. Этим и создается эластичность этноса, позволяющая ему амортизировать внешние воздействия и даже иногда регенерировать, ибо «многосвязная» система восполняет ущерб перестройки связей.

Этносы возникают и исчезают независимо от наличия тех или иных представлений современников. Значит, этносы — не продукт социального самосознания отдельных людей, хотя они и связаны исключительно с формами коллективной деятельности людей.

Набор признаков, необходимых для идентификации этноса Л.Н.Гумилева иногда шире, чем пять признаков в определении нации И.В.Сталина, и включает в себя даже среду обитания (природную и социальную), а иногда сокращается до одного стереотипа) поведения (стереотип поведения может быть различным, достаточно устойчивого во времени

Ни в коем случае этнос нельзя путать с популяцией.

Популяция - это совокупность особей одного вида, населяющая в течение ряда поколений определенную территорию, внутри которой осуществляется свободное скрещивание и которая в то же время отделена от соседних популяций некоторой степенью изоляции. Этнос же - не совокупность сходных особей, а система, состоящая не только из особей, разнообразных как генетически, так и функционально, но и из продуктов их деятельности в течение многих поколений: техники, антропогенного ландшафта и культурной традиции. Для этносов динамических характерно еще ощущение исторического времени, что фиксируется календарями с разнообразными системами отсчета. Но и отсутствие ощущения исторического времени как этнопсихологической категории у этносов в фазе гомеостаза не дает права рассматривать их только как популяции. Даже статический этнос может довольно свободно, хотя в известных пределах, менять свой ареал, совершая миграции при изменении географической среды в поисках привычных условий. Скрещивание внутри этноса регламентировано либо сословными взаимоотношениями, либо традиционными запретами кровосмешения, либо нормами права и религии. Когда же эти запреты ослабевают, что иной раз случается, то это всегда симптом приближающегося распада этноса.

И, наконец, характер этнической изоляции от соседей не связан с территорией. Если происходит территориальное совмещение двух популяций - они немедленно сливаются в одну, а два или более этносов могут сосуществовать на одной территории веками, образуя либо суперэтнос, либо зону этнического контакта на любом уровне. И наоборот, борьба между этносами - явление частое, хотя и необъяснимое с точки зрения борьбы за существование, ибо эта борьба часто не вызывается перенаселением региона. А борьба между популяциями как дискретными (корпускулярными) системами невозможна, ибо цель особи в популяции - выжить самому и дать потомство.

Стайные, как и стадные, формы существования популяций высших млекопитающих, на первый взгляд, похожи на элементарные этносы. Но это сходство мнимо. Стаи - это семейные ячейки, моногамные, полигамные или сезонные. Они распадаются, как только самец-вожак ослабевает и теряет влияние на собственных детей. Этнос же вырастает из консорции, т.е. группы людей, объединенных общей судьбой. Если это одни мужчины, то они добывают жен на стороне, и семейные отношения возникают во втором-третьем поколении. Семейные связи закрепляют возникающий этнос, но они не обязательны, ибо наблюдаются случаи широкой экзогамии, особенно явные при комплектовании гаремов.

Итак, этнос - не зоологическая популяция, а системное явление, свойственное только человеку и проявляющее себя через социальные формы, в каждом случае оригинальные, ибо хозяйство страны всегда связано с кормящим ландшафтом, уровнем развития техники и характером производственных отношений. Это, конечно, не значит, что этнолог обязан игнорировать популяционную генетику, но следует помнить, что она отражает только одну, и не главную, сторону изучаемого нами процесса

Анализ взаимодействия этноса как самостоятельного явления с ландшафтом показал, что они взаимосвязаны, но ни этнос не является постоянно действующим ландшафтообразующим фактором, ни ландшафт без постороннего воздействия не может быть причиной этногенеза. Соотношение же этнических и социальных закономерностей исключает даже обратную связь, потому что этносфера Земли для социального развития является только фоном, а не фактором.

В целом же гумилевский этнос — категория биологическая, и делать из его теории широкие социологические обобщения не следует. Явление биосферы, которое Л.Н.Гумилев назвал термином «этнос”, в его понятии является популяцией вида Homo sapiens, замкнутой относительно других популяций не столько природно-географическими факторами, сколько культурными факторами. О возможности такой замкнутости популяции вида Homo sapiens через культуру говорилось ранее. Кроме того, каждая такая популяция отличается от других статистическими особенностями совокупности генетически обусловленных матриц потенциальных возможностей и предрасположенностей входящих в неё особей. Четкую границу между ними на биологическом уровне достаточно часто провести затруднительно.

В свободном развитии культура выражает совокупную матрицу популяции; в стесненном развитии культура деформирует совокупную матрицу; матрица же защищает свою культуру и при попытке навязать популяции иную, характер защиты может быть различным — от замкнутости до активного отпора. Культура и матрица взаимно влияют друг на друга, хотя и являются информационными системами разных уровней организации биологического вида Homo sapiens. «Этнос» Л.Н.Гумилева — популяция, замкнутая относительно других через культуру и статически отличимая от других на уровне генетических структур.

Теперь можно подвести итог по определению понятия этноса (этнические систем):

Этнические системы являются одновременно:

·

·

·

·

·

·

·

Этнические системы, в общем случае, не являются следующими единствами:

·

·

·

·

хотя и могут ими быть.

Этнические единицы

В результате расширения, объединений, или, наоборот деградации этносов появляются следующие этнические единицы в порядке снижения уровня иерархии:

суперэтнос, этнос, субэтнос, конвиксия и консорция.

Этническая единица является результатом эволюции этнической единицы более низкого порядка или деградации единицы более высокого; она содержится в системе более высокого уровня и включает в себя системы более низкого.

· Суперэтнос

Самая крупная этническая единица. Состоит из этносов. Общий для всего суперэтноса стереотип поведения является мировосприятием его членов и определяет их отношения к фундаментальным вопросам жизни. Примеры: российский, европейский, римский, мусульманский суперэтносы.

· Этнос

Этническая единица более низкого порядка, обычно в обиходе называемая народом. Члены этноса объединены общим стереотипом поведения, имеющим определённую связь с ландшафтом (месторазвитием этноса), и, как правило, включающим религию, язык, политическое и экономическое устройство. Этот стереотип поведения обычно называется национальным характером. Пример: русские.

· Субэтнос, конвиксия и консорция

части этноса, обычно жёстко привязанные к определённому ландшафту и связанные общим бытом или судьбой. Примеры: поморы, старообрядцы, казаки.

Пассионарность

Понятие пассионарности

На людей, как особей вида Homo sapiens и как на все организмы биосферы, влияют физические силы. Но если тепловые или электромагнитные флуктуации ощущаемы на уровне организмов, то интересующие нас биохимические факторы поддаются описанию только на популяционном уровне, т.е. на уровне этносов. Хотя они проявляются в поведении отдельных людей, но только эмпирическое обобщение широкого круга наблюдений позволяет дать дефиницию, необходимую для понимания процессов этногенеза, а также связи этнических феноменов с биосферными.

Для начала отметим один несомненный факт. Неравномерность распределения биохимической энергии живого вещества биосферы за длительное историческое время должна была отразиться на поведении этнических коллективов в разные эпохи и в разных регионах. Эффект, производимый вариациями этой энергии, как особое свойство характера людей, мы называем "пассионарностью" (от лат. слова passio - страсть).

Пассионарность - это характерологическая доминанта, необоримое внутреннее стремление (осознанное или, чаще, неосознанное) к деятельности, направленной на осуществление какой-либо цели (часто иллюзорной). Заметим, что цель эта представляется пассионарной особи иногда ценнее даже собственной жизни, а тем более жизни и счастья современников и соплеменников.

Пассионарность отдельного человека может сопрягаться с любыми способностями: высокими, средними, малыми; она не зависит от внешних воздействий, являясь чертой психической конституции данного человека; она не имеет отношения к этике, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество, разрушения, благо и зло, исключая только равнодушие; она не делает человека "героем", ведущим "толпу", ибо большинство пассионариев находятся в составе "толпы", определяя ее потентность в ту или иную эпоху развития этноса.

В широком смысле, пассионарность, — генетически предопределённая количественная характеристика, определяющая способность индивида (и группы индивидов) потреблять и перерабатывать энергию.

Модусы пассионарности разнообразны: тут и гордость, стимулирующая жажду власти и славы в веках; тщеславие, толкающее на демагогию и творчество; алчность, порождающая скупцов, стяжателей и ученых, копящих знания вместо денег; ревность, влекущая за собой жестокость и охрану очага, а примененная к идее - создающая фанатиков и мучеников. Поскольку речь идет об энергии, то моральные оценки неприменимы: добрыми или злыми могут быть сознательные решения, а не импульсы.

Хотя мы можем обнаружить феномен пассионарности и на отдельных людях (ярких и тусклых), но нагляднее она на примерах этнической истории. Когда прочие факторы взаимно компенсируются, выявляется статистическая закономерность, отличающая этногенез от социогенеза и культурогенеза. При всем различии эпох и стран модель пассионарности в этногенезе одна и та же. Проследим ее на разных примерах этнической истории Востока и Запада.

Древние люди приписывали возникновение этносов полубогам или героям. Племенами эллинов были: доряне (потомки Геракла), ионяне (наследники Тезея) и эоляне (потомки Кадма, пришельца из Финикии) . Японцев породила богиня Аматерасу, монголов - серый волк и пятнистая лань... Но за всеми этими мифологическими персонажами просвечивают образы предков, искаженные манерой передачи, хотя в древности люди, видимо, понимали мифы точнее, примерно так, как мы читаем исторические тексты. Нас не удивляет и не шокирует, что в середине VIII в. до н.э. в Италии вокруг Ромула собрались 500 бродяг, положивших начало римлянам; так же собрались "верные" вокруг царя Давида в XI в. до н.э., а люди "длинной воли" - вокруг Чингисхана, бароны - вокруг Карла Великого.

Из этих и подобных консорций постепенно вырастали сначала субэтносы, потом этносы и, наконец, суперэтносы - своего рода этнические галактики, объединяющие группы этносов в целостности высшего порядка. Так, римские граждане объединили Средиземноморье в Pax Romana (Римский мир); франки стали ядром "Христианского мира" (католического), реформированного в "цивилизацию" с заокеанскими продолжениями; евреи распространились по всей Ойкумене, выделив несколько этносов: сефардов, ашкинази, фаллашей; монголы создали оригинальный "Кочевой мир". Эта целостности столь же реальны, как и этносы, наблюдаемые непосредственно.

А теперь вернемся к энергии, которая создает этнические системы.

Большая система может создаться и существовать только за счет энергетического импульса, производящего работу (в физическом смысле), благодаря которой система имеет внутреннее развитие и способность сопротивляться окружению. Назовем этот эффект энергии пассионарным толчком и рассмотрим историко-географические условия, облегчающие его активизацию.

Согласно наблюдениям, новые этносы возникают не в монотонных ландшафтах, а на границах ландшафтных регионов и в зонах этнических контактов, где неизбежна интенсивная метисация. Равно благоприятствуют пусковым моментам этногенеза сочетания различных культурных уровней, типов хозяйства, несходных традиций. Общим моментом тут является принцип разнообразия, который можно интерпретировать с наших позиций.

Представим себе этносферу как сочетание нескольких широких плит, соприкасающихся друг с другом. По этой конструкции наносится удар по вертикали. Естественно, наиболее деформируются не плиты, а контакты между ними, а там уже идет цепная реакция, деформирующая сами плиты. Например, Византия и Иран в VI- VII вв. были устойчивыми системами, а пограничная область между ними, заселенная арабами, испытывала их воздействия. Пассионарный толчок перетасовал арабов так, что выделилась группа (консорция) сторонников Мухаммеда. За четыре поколения создался сначала этнос, а потом суперэтнос от Инда и Памира до Луары (732 г.). Система, вначале резистентная, быстро стала терять стойкость. Несмотря на цветущее хозяйство и блестящую образованность, в XI в. Халифат как политическое целое распался, а оборону страны пришлось передоверить иноземным гулямам (турки и зинджи) и реликтовым этносам внутри суперэтноса (дейлемиты, берберы). Сравнительно с Римом, Византией, античным Китаем и Китаем средневековым - это срок короткий, несмотря на благоприятную внешнюю ситуацию - отсутствие сильного и организованного противника. Так за счет чего ослабел этнос арабов завоевателей, раньше, чем политическая система Халифата и задолго до кризиса "мусульманской культуры"? Следовательно, они превращали свою вначале монолитную систему в зону этнического контакта, где резистентность понижается, а лабильность возрастает. Вот поэтому уже в XI в. территория Халифата превратилась в поприще борьбы греков и крестоносцев против туркмен-сельджуков и берберов, а арабы неуклонно отходили на задний план. И во всех аналогичных ситуациях возникает та же коллизия. Значит, это не случайность.

Можно думать, что механизм этих процессов выглядит так: взрыв пассионарности (или флуктуация ее) создает в значительном числе особей, обитающих на охваченной этим взрывом территории, особый нервно-психический настрой, что является поведенческим признаком. Возникший признак связан с повышенной активностью, но характер этой активности определяется местными условиями: ландшафтными, социальными, а также силой самого импульса. Вот почему все этносы оригинальны и неповторимы, хотя процессы этногенеза сходны.

Степени пассионарности

Несомненно, что подавляющее число поступков, совершаемых людьми, диктуется инстинктом самосохранения либо личного, либо видового. Последнее проявляется в стремлении к размножению и воспитанию потомства.

Однако пассионарность имеет обратный вектор, ибо заставляет людей жертвовать собой и своим потомством, которое либо не рождается, либо находится в полном пренебрежении ради иллюзорных вожделений: честолюбия, тщеславия, гордости, алчности, ревности и прочих страстей. Следовательно, мы можем рассматривать пассионарность как антиинстинкт, или инстинкт с обратным знаком.

Как инстинктивные, так и пассионарные импульсы регулируются в эмоциональной сфере. Но ведь психическая деятельность охватывает и сознание. Значит, нам следует отыскать в области сознания такое деление импульсов, которое можно было бы сопоставить с описанным выше. Иными словами, все импульсы должны быть разбиты на два разряда:

а) импульсы, направленные к сохранению жизни

б) импульсы, направленные к принесению жизни в жертву идеалу - далекому прогнозу, часто иллюзорному.

Для удобства отсчета обозначим импульсы "жизнеутверждающие" знаком плюс, а импульсы "жертвенные", естественно, знаком минус. Тогда эти параметры можно развернуть в плоскостную проекцию, похожую на привычную систему Декартовых координат, причем отметим, что положительные не значит "хорошие" или "полезные", а отрицательные - плохие" (ведь в физике катионы и анионы, а в химии - кислоты и щелочи качественных оценок не имеют).

Положительным импульсом сознания будет только безудержный эгоизм, требующий для осуществления себя как цели рассудка и воли. Под рассудком мы условимся понимать способность выбора реакции при условиях, допускающих это, а под волей - способность производить поступки согласно сделанному выбору. Следовательно, из этого разряда исключаются все тактильные и рефлекторные действия особей, равно как и поступки, совершенные по принуждению других людей или достаточно весомых обстоятельств. Но ведь внутреннее давление - императив либо инстинкта, либо морали, либо пассионарности - также детерминирует поведение. Значит, и его надо исключить наряду с давлением этнического поля и традиций. Для "свободных" или "эгоистичных" импульсов остается небольшая, но строго очерченная область, та, где человек несет за свои поступки моральную и юридическую ответственность. Тут мы опять сталкиваемся с невозможностью дать дефиницию, практически ненужную. Коллективный опыт человечества четко отличает вынужденные поступки от преступлений. Убийство при самозащите отличается от убийства с целью грабежа или мести, обольщение - от изнасилования и т.д. В середине прошлого века делались попытки отождествить такие поступки, но это было беспочвенное резонерство. В наше время очевидно, что сколь бы ни была разумна забота человека о себе, она не дает ему основания сознательно нарушать права соседей или коллектива.

"Разумному эгоизму" противостоит группа импульсов с обратным вектором. Она всем хорошо известна, как, впрочем, и пассионарность, но также никогда не выделялась в единый разряд. У всех людей имеется искреннее влечение к истине (стремление составить о предмете адекватное представление), к красоте (тому, что нравится без предвзятости и к справедливости соответствию морали и этике). Это влечение сильно варьируется в силе импульса и всегда ограничивается постоянно действующим "разумным эгоизмом", но в ряде случаев оказывается более мощным и приводит к гибели не менее неуклонно, чем пассионарность. В сфере сознания оно как бы является аналогом пассионарности и, следовательно, имеет тот же знак. Назовем его аттрактивностью (от лат. attractio - влечение).

Природа аттрактивности неясна, но соотношение ее с инстинктивными импульсами самосохранения и с пассионарностью такое же, как в лодке соотношение двигателя (мотора) и руля. Равным образом соотносится с ними "разумный эгоизм" - антипод аттрактивности.

Поэтому мы можем положить выделенные нами разряды импульсов на координаты: подсознание на абсциссу, сознание - на ординату (Схема 1). Тогда мы получим психологическую классификацию, пригодную для решения нашей задачи. Но нужно ли такое сложное построение и для чего?

Соотношение импульсов

В биологической природе инстинктивных импульсов можно не сомневаться. Как желание долго жить, так и тяга к воссозданию себя через потомство - биологический признак, свойственный человеку. Но если так, то его величина (в смысле воздействия на поступки особи) должна быть стабильна. Это значит, что тяга человека к жизни у всех людей - живущих, живших и имеющих жить, в каждом отдельном случае одна и та же. На первый взгляд, это противоречит наблюдаемой действительности.

В самом деле, есть сколько угодно людей, не ценящих жизнь настолько, что они идут добровольно на войну; бывают случаи самоубийства; родители сплошь и рядом бросают детей на произвол судьбы, а иной раз и убивают. И это наряду с дезертирами, уклоняющимися от войны; с теми, кто ради спасения жизни терпит всевозможные оскорбления, унижения и даже рабское состояние; родителями, отдающими жизнь за детей, часто недостойных и неблагодарных. Огромный разброс данных! Кажется, что никакой системы в сумме наблюдаемых явлений нет.

Egoismus

(Ratio + Voluntas)

Passio Instinctus

Attraction

Схема 1. Психологическая классификация на организменном уровне

На той же линии (Схема 1) лежит обратный импульс пассионарности. При алгебраическом сложении он погашает ту или иную часть положительной абсциссы, а иногда даже всю. Величина импульса Р (пассионарного напряжения) может быть меньше импульса инстинкта (величина, которую удобно принять за единицу), равна ему и больше его. Только в последнем случае мы называем человека пассионарием.

При равенстве величин - идеально гармоничная личность. Абсолютно гармоничная личность, причем и работает он хорошо - не за страх, а за совесть, но ничего лишнего он не сделает.

Но есть еще и субпассионарии, у которых пассионарность меньше, чем импульс инстинкта. У них также есть кое-какие пассионарные замыслы. И такие герои мечтают... выиграть, например, у соседа партию в шахматы, это удовлетворяет их тщеславие.

Наличие субпассионариев для этноса так же важно, как и наличие пассионариев, потому что они составляют известную часть этнической системы. Если их становится очень много, то они начинают резко тормозить своих духовных и политических вождей, твердя им: "Что вы, что вы, как бы чего не вышло". С такими людьми совершенно невозможно предпринять какую-нибудь крупную акцию. Об акции агрессивного характера здесь уже и говорить нечего, равно как и оборонительного: эти люди и защищать-то себя не могут.

Впрочем, и субпассионарии разные. Доза пассионарности может быть столь мала, что не погашает даже самых простых инстинктов и рефлексов. Носитель такой пассионарности готов пропить последний рубль, ибо его тянет к алкоголю, и он забывает обо всем.

А если пассионарное напряжение выше инстинктивного? Тогда точка, обозначающая психологический статус особи, сместится на отрицательную ветвь абсциссы. Здесь будут находиться конкистадоры и землепроходцы, поэты и ересиархи и, наконец, инициативные фигуры вроде Цезаря и Наполеона. Как правило, их очень немного, но их энергия позволяет им развивать бешеную деятельность, фиксируемую везде, где есть историческая литература - письменная или устная. Сравнительное изучение кучности событий дает первое приближение определения величины пассионарного напряжения.

Ту же последовательность мы наблюдаем в сознательных импульсах, отложенных на ординате. "Разумный эгоизм", т.е. принцип "все для меня", имеет в лимите стабильную величину. Но он умеряется аттрактивностью, которая либо меньше единицы (за которую мы принимаем импульс себялюбия), либо равна ей, либо больше ее. В последнем случае мы наблюдаем жертвенных ученых, художников, бросающих карьеру ради искусства, правдолюбцев, отстаивающих справедливость с риском для жизни, короче говоря - тип Дон Кихота в разных концентрациях. Значит, реальное поведение особи, которое мы имеем возможность наблюдать, складывается из двух постоянных положительных величин (инстинктивность и "разумный эгоизм") и двух переменных отрицательных (пассионарность и аттрактивность). Следовательно, только последние определяют наблюдаемое в действительности разнообразие поведенческих категорий.

Этногенез

Понятие этногенеза

Этногенез - это процесс отбора, идущего до равновесного состояния - гомеостаза, в котором находится большинство этносов биосферы. Процесс этот, если он не обрывается внезапно извне, идет 1200-1400 лет (от пассионарного толчка до гомеостаза), т.е. 60-70 поколений.

Мутационная природа пассионарного толчка явственно следует из того, что пассионарные популяции появляются на поверхности Земли не произвольно, а одновременно в отдаленных друг от друга местах, которые располагаются в каждом таком эксцессе на территории, имеющей контуры протяженной узкой полоски и геометрию геодезической линии, или натянутой нитки на глобусе, лежащей в плоскости, проходящей через центр Земли. Это говорит, в свою очередь, о том, что центрально-симметричные поля Земли определяют геометрию пассионарного толчка. Таким полем, скорее всего, может быть электромагнитное поле, а, следовательно, причиной мутации должен быть внешний энергетический источник, с излучением которого это поле взаимодействует.

Началом этногенеза является формирование на определённой территории устойчивой и способной к расширению популяции с отличным от окружающих стереотипом поведения. Для такого события необходимо совпадение следующих условий:

·

·

·

Образование нового этноса происходит в полиэтнической среде и на границе ландшафтов, где системные связи неустойчивы. На первом этапе образования этноса происходит выделение из популяции пассионарие-мутантов, образующих системы, связанные общностью судьбы ее членов - консорции. Консорции появляются на протяжении всей жизни этноса: они возникают и исчезают в течение жизни ее членов. Но если консорция одновременно становится конвиксией - системой людей, связанных общностью жизни, то стереотип поведения, выработанный ею, может превратиться в субэтнос - подсистему этноса, противопоставляющую себя как целостность этносу, внутри которого она возникла. Если субэтносу удается навязать свой стереотип поведения другим субэтносам, он превращается в этнос и даже суперэтнос, если ему удается установить системные отношения с соседними этносами из общей этноландшафтной зоны.

Так произошло с консорцией жителей г. Мекки в начале VII века, искренно поверивших Мухаммеду и сбежавших со своими семьями в Медину. В Медине после расправы над неверными, конвиксия превратилась в субэтнос арабов-мусульман, который после подчинения всей Аравии превратился в арабо-мусульманский этнос, а после успешных войн с Византией, разгрома Персии, подчинения Средней Азии, Северной Африки, Испании и Закавказья - в мусульманский суперэтнос. Общим признаком этноса является стереотип поведения или, набор стереотипов поведения. Это означает, что в сходных ситуациях члены одного этноса ведут себя сходным образом в пределах известного набора стереотипов (условных рефлексов). Таким образом принадлежность к данному этносу определяется не генотипом, а воспитанием, хотя генотип и определяет фенотип. Вот почему новый этнос может возникнуть на базе различных расовых и этнических компонентов. Как, например, французами считаются баски (гасконцы), провансальцы, кельты (бретонцы), бургунды, нормандцы и канадские французы с индейской примесью.

Фазы этногенеза

Стереотип поведения - функция переменная и меняется в соответствии с фазой этногенеза, которая, в свою очередь, является функцией пассионарного напряжения.

В зависимости от величины пассионарного напряжения в жизни этноса Л.Н.Гумилёв выделяет следующие фазы:

1. Инкубационный период, к концу которого из пассионарной популяции выделяются новые этносы. Длительность этого периода 150-160 лет, т.е. 7-8 поколений. (0 – 150 лет)

2. Фаза подъема, связанная с политическим оформлением этноса, усложнением его структуры увеличение числа субэтносов). Стереотип поведения этой фазы определяется императивом "Будь тем, кем ты должен быть", что связано с утверждением права на жизнь нового этноса среди своих соседей. (150–450 лет)

3. Акматическая фаза, в которой плотность пассионариев увеличивается настолько, что они начинают мешать друг другу и устойчивости этноса; избыток их выплескивается за пределы ареала этноса или производит аннигиляцию внутри себя. Господствующий императив: "Будь самим собой". (450–600 лет)

4. Фаза надлома, связанная с ростом частоты субпассионарного признака. "Мы устали от великих" - императив этой фазы, самой болезненной в этногенезе, начинающейся с демографического взрыва и кончающейся демографическим спадом. (600–750 лет)

5. Инерционная фаза - фаза постепенного снижения пассионарного напряжения, позволяющая этносу стабилизироваться после надлома. Пассионарии перестают мешать друг другу, и тогда расцветает культура, ибо становится возможным накопление культурных ценностей, очень часто уничтожаемых в огне предыдущих "горячих" фаз. Императив поведения - "Будь таким, как я". (750–1000 лет)

6. Устойчивость этноса неожиданно теряется, когда пассионариев становится настолько мало, что системные связи, поддерживаемые их энергией, ослабевают и обрываются. Субпассионарии получают недолгое преобладание в этносе, диктуя свой императив: " Будь таким, как мы". Наступает фаза обскурации, которую не всякому этносу удается пережить. (1000–1150 лет)

7. А если это все-таки случается, то этнос возвращается к первоначальному энергетическому уровню. Эта фаза гомеостаза, в которой изолированный этнос может существовать сколь угодно долго. Остаются только гармоничные особи, нашедшие равновесие с вмещающим и кормящим их ландшафтом, который на предыдущих двух фазах безжалостно разрушался субпассионариями. императив гемеостаза - "Будь самим собой доволен". (1150 лет – неопределённо долго)

Последовательность фаз и их длительность нестолько закономерны для известных и закончившихся процессов этногенеза, что их знание может послужить универсальным методом датировки и реконструкции процессов, оставивших после себя слабый след в истории. А в совокупности с детальным знанием механизма этногенеза, этот метод становится чутким инструментом в руках исследователя этнокультуры, позволяя из множества вариантов и гипотез исключать заведомо невозможные с точки зрения этногенеза.

География пассионарных толчков

По известным пассионарным толчкам можно определить их ширину на поверхности Земли. Так, пассионарный толчок, создавший современный Западноевропейский суперэтнос, имел место в середине VIII века. Пассионарные популяции образовались на узкой полосе, протянувшейся от Южной Норвегии, через Северное море мимо Англии и Дании, Северную Германию, Иль-де-Франс, Астурию и Лузитанию. В IX веке образовались первые этносы: норвежцы, выбросившие из своих фьордов свирепых викингов, которые всю фазу подъема до XI века бороздили Балтийское и Средиземное моря, грабя побережья и устраивая там свои королевства: в Дании, Англии, Ирландии, Нормандии, Гренландии и Ньюфаундленде, где их скинули пассионарные еще в то время эскимосы, и в Сицилии. После верденской клятвы заявили о своем существовании французы и немцы (843 г.), произведя этнический раздел Священной Римской империи германской нации. Немцы (саксонцы) начали свой более чем тысячелетний Drang nach Osten, французы покончили с остатками империи Карла Великого. Испанцы из Астурии начали Реконкисту. И все они вместе всю акматическую фазу высылали избытки своих пассионариев в крестовые походы (1096-1270). Однако, существенно, что процессы этногенеза в Англии, Дании, Италии и Швеции начались только после того, как там побывали и оставили свое потомство, соответственно норвежские викинги (Англия, Дания, Швеция, Сицилия), французские феодалы (Англия и Италия), немецкие рыцари (Италия, Чехия, Пруссия). То есть произошло явление пассионарного дрейфа, доказывающее, что пассионарный признак переносится половым путем и передается по наследству. Таким образом, этногенез, вне зоны пассионарного толчка может начаться лишь в результате миграций уже пассионарных этносов. То, что пассионарный толчок не задел ни Южную Швецию, ни Англию, ни Данию позволяет нам рассчитать его ширину. Она, оказывается, не превышает 200 километров. К такому же выводу можно придти, рассмотрев пассионарный толчок VII века до н.э. Линия его проходит через Южную Галлию (кельты - галлы), центр Аппенинского полуострова, где появились римляне, самниты, латины, через Грецию от Эпира до Эвбеи, Малую Азию (Эфес, Милет - эллины), Киликию (киликийские пираты), Мидию, Персиду, Бенгалию (Магадхи, Нанды, Маурьи). Зная подробное расселение италийских племен, у которых начался процесс этногенеза, а также географию тех греческих городов, которые выплеснули своих пассионариев во вторую греческую колонизацию, можно также установить ширину пассионарного толчка, которая не превышает опять-таки 200 км. Это справедливо и для всех остальных толчков.

Геометрия геодезической линии такова, что, зная две ее точки, остальные можно определить однозначно. Поэтому, если мы знаем хотя бы две этногенные области для двух этносов одного и того же пассионарного толчка, то, однозначно, определится линия, на которой располагается этногенетическая область третьего этноса, появившегося одновременно с первыми двумя в интересующем нас ареале.

Сам пассионарный толчок, который был описан как эмпирическое обобщение, объясняющее колебания этносферы, явно неземного происхождения. Уже то, что оси зон толчков располагаются на поверхности планеты, как линии, концы которых ограничены кривизной планеты, а перпендикуляры к ним проходят через центр Земли, указывает на зависимость оси толчка от магнитного поля планеты. Предположение, что эти энергетические удары по Земле идут не от Солнца, а из рассеянной энергии галактики, нашло уточнение. Американский астроном Джон Эдди обнаружил, что деятельность Солнца варьирует настолько, что даже 11 летний цикл активности солнечных пятен не прослеживается на основе этих выводов Джон Эдди составил график солнечной активности за 5 тыс. лет. И оказалось, что все датированные пассионарные толчки хронологически совпадают с минимумами солнечной активности либо с периодами её спада. Это уже закономерность, позволяющая интерпретировать явление. При уменьшении солнечной активности защитные свойства ионосферы снижаются, и отдельные кванты или пучки излучения могут достигнуть земной поверхности. А жесткое излучение, как известно, вызывает мутации

Зоны пассионарных толчков — это узкие полосы шириной около 300 км при широтном направлении к несколько больше при меридианальном, примерно на 0,5 окружности планеты. Они похожи на геодезические линии. Возникают толчки редко — два или три за тысячу лет, и почти никогда не проходят по одному и тому же месту. Геодезическая линия, на не плоской поверхности, — аналог прямой на плоскости — соединяет кратчайшим путем две избранные точки. То есть по отношению к земному шару это отрезок “дуги большого круга” (картографический термин, определяющий линию пересечения поверхности земного шара и секущей плоскости, проходящей через его центр)

Удар жестким излучением из космоса, согласно теории пассионарности, вызывает микромутации, в результате которых количество пассионариев увеличивается и они выводят популяцию из состояния равновесия со средой. Весь процесс “этногенеза” — процесс колебания доли особей всех трех категорий в составе общей численности популяции, до восстановления балансировочного режима пребывания популяции в среде, не изменяющегося со сменой поколений.

Биологическая причина этногенеза

Внутренней причиной этногенеза по Л.Н.Гумилеву является исключительно микромутация, которая отражается на генетически обусловленной совокупной матрице потенциальных возможностей и предрасположенностей. Если обратиться к работе Г.Климова “Протоколы советских мудрецов” (Издательство “Глобус”, Сан-Франциско, 1981 г.), посвященной роли биологического вырождения в истории культуры, то оказывается, что списки “пассионариев” и вырожденцев, оставивших свой след в культуре, науке, политике, а сверх того пословицу — “природа отдыхает на детях гениев”, — поскольку их потомство было неплодно, нежизнеспособно или дегенеративно, совпадают. Изрядная часть “пассионариев”, согласно данным Г.Климова, имела склонность к половым извращениям, нервным и психическим расстройствам. То есть они были “пассионарны” просто потому, что не могли физически или психически жить нормальной жизнью общества, т.е. семейной жизнью. Также Г.Климов приводит статистику об особой предрасположенности евреев к нервно-психическим расстройствам, основой коего является вырождение, что опять же вполне согласуется с неувядающей пассионарностью “богоизбранного народа” и ролью членовредительства (обрезания) в нарушении развития нервной системы. То есть изрядная часть “пассионариев” принадлежит к категории, характеризуемой пословицей: сила есть — ума не надо.

Если рассматривать человека как информационную систему, то генетический аппарат — только один из её уровней организации. Причем это уровень наиболее хорошо защищен по отношению к искажению информации по сравнению со структурами головного мозга, обеспечивающими мышление, включая взаимодействие долговременной памяти, подсознания, сознания и т.п. Известно, что вспышки аварийности на автомобильном транспорте, в промышленности, хорошо отслеживают солнечную активность и обусловленные ею изменения состояния физических полей Земли. Вспышки аварийности — непосредственное следствие ошибочности мышления, нарушений нервной деятельности операторов всех этих технических средств. До мутации при этом дело не доходит, а когда восстанавливается обычное состояние физических полей Земли, то высшая нервная деятельность протекает нормально и ошибок возникает гораздо меньше, чем в период вспышек аварийности. Кроме того, существуют бионегативные зоны, динамика и активность которых не изучена должным образом, но которые также способны вызывать нарушения высшей нервной деятельности.

Это означает, что прежде, чем в популяции возникнут генетические изменения, в ней уже произойдет какое-то помрачение умов, следствием чего будет тезис: “Так жить нельзя”, хотя до этого многие поколения жили в этно-ландшафтном равновесии и никаких возражений, проявляющихся в деятельности, против прежнего образа жизни не имели. Применительно к виду

Причем в этой системе наиболее мягким, податливым звеном, обладающим наименьшим запасом устойчивости, является культура, т.е. социальная сфера, а не биологическая. Но именно это звено закрывает от исследователя “объективный” принцип “неопределенности” в этнологии. выдуманный Л.Н.Гумилевым безо всяких к тому оснований в Объективной реальности.

Мутагенный фактор также может вывести систему из балансировочного режима, но генетический аппарат довольно хорошо защищен системами восстановления генетической информации по сравнению с культурой и высшей нервной деятельностью. Поэтому помрачения умов, на достаточно длительный срок деформирующие культуру, более вероятны, на наш взгляд, в качестве непосредственной внутренней причины “этногенеза”, чем деформация под воздействием мутагенных факторов совокупной матрицы статистических характеристик генетически обусловленных возможностей и предрасположенностей.

Внешним фактором, вызывающим изменение мыслительной деятельности (как индивидуальной, так и коллективной на уровне биополевого обмена), могут быть ритмы солнечной активности, влияющие на состояние физических полей планеты и характер её взаимодействия с Космосом; может быть вмешательство иного разума, о чем говорят мифы и религии; завершение цикла реинкарнаций, когда в популяцию возвращаются души, уже прошедшие этот путь развития некогда раньше — именно они и говорят: “Так жить нельзя!”

После этого импульса система выходит из балансировочного режима и со временем переходит в некий иной балансировочный режим, если цикл не прервется воздействием извне. В этом переходном режиме, который Л.Н.Гумилев называет «этногенез”, элементы системы — культура, совокупная матрица и среда обитания — оказывают давление друг на друга и изменяются по сравнению с прежним состоянием к моменту вступления в новый балансировочный режим.

Способность людей воспринимать энергию из внешней среды, аккумулировать её и возвращать в среду, природную и социальную, в ходе их деятельности различна. Одни еле-еле сводят энергетический баланс, и на активную деятельность в обществе их энергии не хватает; другие очень энергичны. Кроме того, в течение жизни энергетические возможности человека изменяются. И это изменение обусловлено не только генетической программой развития организма, но и социальными факторами. Физически здорового, энергичного человека можно убить морально, лишив его привычных ему жизненных целей, сообразно которым он использует свой энергетический потенциал, если он не сможет найти новых целей приложения своей энергии. Примером является “смерть” Николая I, сломленного поражением в крымской войне, которое произошло вопреки тому, что он все свое царствование уделял особенное внимание поддержанию военной мощи России на суше и на море на высочайшем, по его понятиям, уровне.

Поэтому то, что Л.Н.Гумилев назвал “пассионарность”, — явление более сложное, чем биологический признак, передаваемый генетически из поколения в поколение.

Пока популяция пребывает в состоянии этно-ландшафтного равновесия, все люди со сколь угодно различной энергетикой находят в социальной организации популяции сферу для приложения своей энергии. Когда тезис “так жить нельзя” разваливает прежнюю социальную организацию, то в этом социальном хаосе плещет неорганизованная энергия, что разрушительно и для среды обитания, и для прежней культуры, и для прежнего состояния статистических характеристик совокупной матрицы генетически обусловленных возможностей и предрасположенностей (последнее протекает обычно в форме резни).

Социальная причина этногенеза

Хотя Л.Н.Гумилев особо не вдается в анализ социальных процессов, но он обращает внимание на то, что в первые фазы этногенеза после “пассионарного толчка” переход в “высшие” социальные группы — т.е. “элиту”, сферу управления, возможен и определяется, прежде всего, личными качествами. В терминах социологии это означает, что контрастность разделения общества в толпо-”элитаризме” не носит устойчивого при смене поколений характера. После хаоса первых фаз этногенеза восстановление управления обществом сопровождается обретением устойчивости социальными структурами, что ведет к толпо - «элитаризму”, при господстве в обществе психологии вседозволенности и соглашательства с вседозволенностью более сильных в каких-то качествах. Культурная замкнутость популяции, именуемой Л.Н.Гумилевым “этнос”, обретает не только внешнюю границу, характерную для первых фаз этногенеза, но и внутреннюю границу между “элитой” и “толпой”. “Этнос” распадается на два “субэтноса”, если пользоваться терминологией Л.Н.Гумилева. И возникает “субэтнический” антагонизм: сначала взаимная социальная негативная предубежденность, потом социальная напряженность и, в конце концов, классовая борьба в её открытой форме. Причина же в том, что один “субэтнос” вкалывает на другой, продуктообмен между ними носит неравноправный характер, и это длится беспросветно, инфернально для одного из них. При этом “элита” со временем начинает беситься с жиру, а “толпа” плюет на все и сворачивает производство до минимума. Думают единицы — их никто не слышит, а потому идет деградация культуры, вырождение на биологическом уровне, стимулируемое культурой поощрения разврата, вследствие чего и растет разрыв в “образованности” между “толпой” и “элитой” и в обществе накапливается разнородный люмпен.

О том, что “пассионарность” связана не только с энергетикой, но, прежде всего с организацией (т.е. информацией), говорит и измерение “пассионарного напряжения” Л.Н.Гумилевым в единицах, характеризующих составляющие (орты) вектора целей.

Весь цикл этногенеза — колебательный процесс изменения статистических характеристик индивидуальных целей на первых приоритетах общесоциального вектора целей. Основной объем поведенческой информации человек черпает все же из культуры, которая генетически не передается, хотя восприятие культуры и происходит в соответствии с генетически обусловленными индивидуальными матрицами потенциальных возможностей и предрасположенностей. Но наполнение матрицы происходит все же в культурной среде, т.е. информационной среде социального уровня организации, формирующей все внегенетические стереотипы человека. Многое человек получает и на этом уровне в обход контроля его сознания, но здесь действуют уже статистические закономерности восприятия информации из общества индивидом, а не генетическая предопределенность информационного состояния индивида после объединения половых клеток родителей. Статистические же закономерности процессов социального и биологического уровней организации определяются по отношению к эталонным частотам времени на обоих уровнях организации системы. На биологическом уровне эталонная частота определяется на основе срока вступления в жизнь новых поколений — 20 — 25 лет (примерно два цикла солнечной активности). При этом у человека нет синфазности (синхронности) вступления в жизнь поколений в разных генеалогических линиях популяции, как, например, у большинства птиц, или еще более ярко у лососей. По этой причине эта частота не бросается в глаза, хотя она существует и проявляется в подъемах и спадах рождаемости, следующих за крупными социальными потрясениями на протяжении нескольких поколений. На социальном уровне организации, как уже ранее отмечалось, на протяжении истории произошла смена эталонных процессов, являвшихся основой общественного производства, частоты которых определяли социальное время. Одним из социальных процессов является обновление прикладной фактологии знания. В глобальном историческом процессе частота обновления прикладной фактологии выросла, и периодичность обновления прикладной фактологии знания в общественном объединении труда изменилась с нескольких столетий (во времена цивилизаций древности) до 5 — 10 лет в ведущих отраслях настоящее время. Таким образом, информационное состояние популяции на уровне социальной организации примерно со второй половины XX века стало обновляться несколько раз за время жизни одного поколения; на биологическом же уровне оно по-прежнему, естественно, обновляется при смене поколений. Это отличие носит качественный характер по отношению к “этносистемам”, рассмотренным Л.Н.Гумилевым, и экстраполяция его выводов на современность не обоснована (сам он ограничивается в рассмотрении временем до начала XIX в., о чем популяризаторы-вульгаризаторы забывают или умышленно умалчивают). После того, как частота обновления прикладной фактологии, превысив частоту вступления в жизнь новых поколений, и частоту смены активных взрослых поколений (50 лет), стала эталонной частотой социального времени, изменились и статистические закономерности восприятия информации из общества отдельным индивидом.

В целом же из теории “пассионарности” можно сделать прежний вывод: толпо - «элитарная” социальная организация общества не позволяет человечеству подняться из животного состояния. Природа сбрасывает “этнос” в фауну, после того как он порождает очередную тупиковую культуру толпо-”элитарной” организации общества. Будет ли завершающая фаза этногенеза названа катастрофой культуры, или гомеостазом, в котором идет вырождение и смерть от голода по причине лени, — суть от этого не меняется: человечность надежно закрыта от толпо - «элитаризма” и лежащего в его основе скотства.

Заключение

Этнология, основы которой заложены в монографии Л.Н.Гумилёва "Этногенез и биосфера Земли", - наука молодая, но уже достаточно совершенная и объемная, и потому, изложение ее даже основных принципов может выглядеть несколько иллюстративно. С полной аргументацией можно ознакомиться только в работах Л.Н.Гумилёва.

Но не смотря на многие факты, она состоит, главным образом, из гипотез и не может объяснить некоторые основополагающие принципы. Например:

1. Район пассионарного взрыва совершает спиралевидный маневр в пространстве. Этот маневр складывается из суточного вращения Земли и ее орбитального движения вокруг Солнца. Получается, что некое космическое изучение должно прицельно бить по маневрирующей цели, не задевая другие районы Земли. Современной астрономии такой «прицел» неизвестен. Кроме того, современная медицина не знает никаких излучений, повышающих уровень пассионарности.

2. Период в несколько тысячелетий никак не согласуется с исторической реальностью. Всего несколько десятилетий назад, в сталинскую эпоху, в России был очень высокий уровень пассионарности, сейчас он почти на нуле.

Также совсем фантастическим кажутся таинственные космические силы, которые являются запускающим фактором. Их легко заменить обычными земными сценариями:

Военный сценарий. Имеется ряд государств, соперничающих между собою. Ими руководят правители с различным уровнем способностей. Этот уровень подвержен случайным флуктуациям. И вот в одном из государств появляется более талантливый и удачливый правитель. Он расширяет свою страну за счет соседей. Чем больше подданных, тем больше армия. Чем больше армия, тем проще завоевывать новые земли. Для поднятия пассионарной энергии внедряется идеология, как правило, весьма примитивная: престижно быть крутым воином и захватывать богатую добычу. Когда много захватили, появляется желание пожить в свое удовольствие в праздности и роскоши. Можно заняться культурой и наукой или хотя бы просто послушать музыкантов и мудрецов. А стоит расслабиться, и новые завоеватели не заставят себя ждать. Так погиб древний Рим и многие другие державы.

Идеологический сценарий. Во все времена были пророки, идеологи, теоретики. Как правило, массы оказывались глухими к их проповедям. И вот один из них создавал толковое учение, отвечающее чаяниям людей, воспламеняющее сердца миллионов. И миллионы пассионариев претворяют его в жизнь. Так возникло христианство, так родился марксизм.

Оба сценария могут быть реализованы одновременно, как, например, возник ислам.

ПАТРИОТИЗМ НАЦ ШОВИНИ

Патриотизм — любовь к Родине, нормальное, естественное отношение человека к своему отечеству (как к самому себе). Существуют разные фор

мы патриотизма: любовь к малой Родине и любовь к большой Родине.

Национализм — гипертрофированный патриотизм, патриотизм, сопровождаемый ксенофобией, чувством неприятия или даже ненависти к другим нациям-этносам.

Шовинизм — крайний национализм, выражающийся в представлении о превосходстве своей нации над всеми другими.

О так называемой «русской идее». В последнее время у нас много говорят о русской идее, о необходимости иметь такую идею. Я лично против идеи “русской идеи”

Во-первых. Идея “русской идеи” — это всё та же негодная попытка монополизировать сознание российского об

щества, навязать ему какое-то одно понимание национального духа, один вариант национального самоосознания.

Вспомним, автор “русской идеи” В.С. Соловьев, полагал, что она заключается в сознании триединства церкви, государства и общества. “Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы, — писал он, — вот в чем русская идея” . Сколько претенциозности в этом высказывании! Так запросто он говорит за всех русских, уверенный в своей правоте. Мало этого, он хочет, чтобы весь мир жил в соответствии с этим сознанием. Тут тебе и мессианизм не хуже католического и империализм почище британского.

Во-вторых. Это не просто попытка монополизировать какое-то одно понимание национального самосознания, а вообще никуда не годная попытка свести всё бесконечное многообразие проявлений русского духа к одной мысли-идее. Ведь мысль-идея, как правило, выражается в немногих словах, в одном

или нескольких предложениях. Представляете, гигантское духовное богатство такой большой нации, как русская, сводится к какой-то одной мысли-идее, к нескольким словам!

Нация не является целостностью, подобно организму. Она есть целокупность, статистический ансамбль людей, живущих в одном государстве, говорящих на одном языке, имеющих одну культуру. Единство нации держится не на какой-то умственной рефлексии, не на каких-то словах, произнесенных одним из национальных авторитетов, а на сложном взаимодействии-общении людей, живущих в одном государстве и говорящих на одном языке.

В-третьих, представление нации в виде идеи есть попытка заставить людей следовать этому представлению (раз идея, то, значит, ее надо реализовать, осуществить, воплотить, ради нее можно идти на смерть или убивать). Русская идея, раз принятая в одной формулировке, становится — как идея коммунизма или фашизма — императивом-регулятивом поведения, подчиняющим себе всех говорящих на русском языке. Это самый настоящий русский нацизм.