Реферат по теме
«ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ»
Работу по курсу “Антропология ”
выполнила:
Студентка факультета Социологии
Бухалова Ксения Юрьевна
группа 1093
Содержание:
1.Тема смерти как компонент культуры ______________________________2
2.Смерть: натура и культура ________________________________________2
3. Страх смерти ___________________________________________________2
4. Взаимозависимость жизни и смерти ________________________________4
5. Осознание смерти _______________________________________________5
6. Забвение бытия _________________________________________________5
7. Сознание бытия _________________________________________________6
8. Мифы народов мира о смерти _____________________________________7
9. Смерть как олицетворенный образ _________________________________7
10. Символика смерти ______________________________________________8
11. Смерть - признак отличия человека от богов ________________________8
12. Смерть в славянской мифологии _________________________________10
13. Смерть у славян _______________________________________________10
14. Смерть у эскимосов ____________________________________________12
15. Смерть у древних китайцев _____________________________________14
16. Смерть в Древнем Египте _______________________________________15
17. Смерть у индуистов ____________________________________________16
18. Пять основных этапов в изменении установок
по отношению к смерти ___________________________________________17
19.Представления о смерти и умершем человеке у наших современников_19
20. Заключение __________________________________________________24
21. Список использованной литературы ______________________________26
Тема смерти как компонент культуры
Несомненно, каждый человек как рождается, так и умирает по-своему. Физическое рождение и смерть есть «начало» и «конец», важнейшие в нашей жизни.
Можно сказать, что жизнь есть преломление пространственно — временных «начал» и «концов» в своем динамическом взаимопроникновении и, наконец, преобразованных из энергетически дивергентных (противоположных, расходящихся) в единство животворящих и смертонесущих единиц мироустройства. Само же течение жизни в отдельные моменты отражает свою дуальную, противоречивую сущность. Череда мелких выборов, являющихся так же энергетически заряженными полюсами «начала» и «конца», сменяются выборами важными, которые больше напоминают уже борьбу «жизни» и «смерти». Одним из таких ключевых самовыражений жизни является «любовь».
Смерть: натура и культура
По этому поводу Э. Фромм пишет: «Самосознание, разум и воображение разрушают «гармонию», которая характеризует животное существование. С их появлением человек превратился в аномалию, в причуду вселенной. Оставаясь частью природы, подчиняясь ее физическим законами, не будучи способен изменить их, он, тем не менее, превзошел остальную природу. Он отстранен и в то же время причастен к ней; он бездомен, хотя и прикован к дому, общему со всеми другими созданиями, брошенный в этот мир в случайном месте и в случайное время, он принужден покинуть его тоже случайно. Осознавая себя, он осознает свое бессилие и ограниченность своего существования. Он видит свой собственный конец: смерть. Никогда он не бывает свободен от дихотомии своего существования: он не может лишить себя своего сознания, даже если бы этого очень хотел. Он не может лишить себя своего тела, пока жив, — а его тело заставляет его хотеть жить».
Страх смерти
Кошмар смерти всегда преследовал людей. Он порождал разнохарактерные представления о трагизме жизни. Страх смерти имеет огромное значение во внутреннем опыте человека: он преследует человека как ничто другое, постоянно напоминает о себе неким «подземным грохотом», по выражению И. Ялома, словно дремлющий вулкан. Это темное, беспокоящее присутствие, притаившееся на краю сознания.
Возможно, человек боится не самой смерти. Ф. Монтень упоминает даже «удобства смерти», за которые иной человек готов ухватиться слишком рьяно и преждевременно. «Смерть не имеет образа, говорит байроновский Люцифер, — но все, что носит вид земных существ, поглотит». Конкретного живого человека страшит сам процесс умирания. Поэтому он приходит к самопожеланиям не легкой жизни, а легкой смерти. Стоики говорили, что научиться жить хорошо — значит, научиться умирать хорошо, и наоборот, уметь хорошо умирать значит уметь хорошо жить. Факт смерти обращает человека к факту жизни в координатах начала-конца. Конечность человеческого существования неотвратимо ставит вопрос о смысле земного удела, о предназначенности жизни. Несомненно, проблема смерти относится к числу фундаментальных и наиболее пугающих проблем бытия. Всему на свете приходит конец — это одна из наиболее самоочевидных истин, так же как и то, что мы боимся этого конца, и, тем не менее, должны жить с сознанием его неизбежности и своего страха перед ним.
Даже истово религиозный индивид, убежденный в существовании «рая», испытывает подсознательный страх перед роковой чертой. Ужас перед конечностью человеческого бытия вечен и неустраним. Это глубинный страх среди всех страхов.
На знаменитом кладбище в Южной Калифорнии не дозволено употреблять слово «смерть». Никто не смеет называть мертвецов мертвецами. Это абсолютно исключено, ибо оскверняет обычай. Усопших по традиции называют «возлюбленными». Их тела бальзамируют, натирают благовониями, наряжают в модные одежды. Вечным «спутникам» и «подругам» косметическими средствами придается «здоровый» вид, «приятный» облик, делают радостные улыбки. Видимо это кладбище послужило прототипом «Шелестящего Дола» в рассказе И.Во.
Какие подсознательные чувства воплощены в этой традиции? Страх перед смертью? Перед полным физическим уничтожением? А может быть, патологически обостренный интерес к последней тайне? Или желание отыскать символические формы, позволяющие преодолеть ужас неизбежного? Философы, обращаясь к теме смерти, нередко пишут о том, как по-разному переживалась эта тема в различных культурах. В патриархальной, доперсоналистической культуре смерть не воспринималась как ужасное несчастье. В традиционной культуре славянских народов крестьяне знали о цикличности всего бытия. Традиции помогали найти психологическую опору в естественном процессе жизни и смерти. Сельское кладбище было частью общего уклада. Мертвые оставались среди живых.
Современная индустриальная культура разрушила эти вековые установления. Память постепенно, но безжалостно вычеркивает усопшего, в суете повседневных забот его образ тускнеет. В результате ощущение полной и бессмысленной трагедии становится для человека невыносимым.
Несомненно, патриархальная культура приемлет факт смерти откровеннее, органичнее. Возможно, в современном сознании нарушены привычные психологические механизмы, которые служили опорой человеку. Калифорнийское кладбище, — своеобразная эмблема мертвеца, и завет иной — забудь о смерти.
Взаимозависимость жизни и смерти
Но жизнь и смерть взаимозависимы; они существуют одновременно, а не последовательно; смерть, непрерывно проникая в пределы жизни, оказывает огромное воздействие на человеческий опыт и поведение. Отрицание смерти на любом уровне есть отрицание собственной природы, ведущее к большему сужению поля сознания и опыта. Интеграция идеи смерти спасает человека: она действует отнюдь не как приговор, обрекающий на пожизненный ужас или на мрачный пессимизм, а скорее как стимул к переходу на другой, аутентичный уровень существования. Она увеличивает удовольствие от проживания жизни.
Почти каждый человек в течение жизни сталкивается с ситуацией беспощадной, психологически непереносимой, когда защитные механизмы обнаруживают свое действие. Психологи столкнулись со многими явлениями, которые свидетельствуют о бессознательной автоматике поведения в таких условиях. Здесь и особое состояние «зачарованности смертью», навязчивое стремление к образам гибели и разрушения, и потеря чувства собственного «я». Каждый прошедший через опыт катастрофы, пережил кризис личности. Он действовал автоматически, в состоянии полного психического омертвления. И каждый индивид, имевший близкую встречу со смертью испытал на себе ее влияние. Как правило, такая встреча становилась стимулом к радикальному личностному преобразованию.
Встреча со смертью — драматическая трансформация — шанс личностного изменения
Подобную драматическую трансформацию претерпевает Иван Ильич в рассказе Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича». Заболев неизлечимой болезнью, бюрократ и низкая душа, Иван Ильич незадолго до смерти осознает ошеломляющую правду: он плохо умирает, потому что плохо жил.
Осознание смерти
Человек, разумеется, знает о факте неотвратимой смерти. Уже в раннем возрасте ребенка глубоко поглощает вопрос смерти; преодоление мучительного страха уничтожения — фундаментальная задача его развития. Чтобы справиться с этим страхом, человек воздвигает защиты против сознавания смерти, основанные на отрицании и формирующие наш характер; если эти защиты дезадаптивны, они порождают клинические синдромы. Иными словами, психопатология есть результат неэффективных способов трансценденции смерти. Фундаментом здоровой и эффективной личностной стратегии может служить, по мнению философов и психологов экзистенциального направления, сознавание смерти. Многие мыслители приходили к заключению, что смерть — неотъемлемая часть жизни, и, постоянно принимая ее в расчет, мы обогащаем жизнь, а отнюдь не обкрадываем ее. Физическая смерть разрушает человека, но идея смерти спасает его.
М. Хайдеггер, изучая вопрос о том, от чего идея смерти уберегает человека, пришел к заключению: сознание предстоящей личной смерти побуждает к переходу на более высокий модус существования. Он считал, что имеются два фундаментальных модуса существования в мире: 1 — состояние забвения бытия, 2 — состояние сознавания бытия.
Забвение бытия
Забвение бытия означает жизнь в мире вещей, погружение в жизненную рутину. Человек капитулировал перед повседневностью, «снизился», поглотился «пустой болтовней», затерялся в «они».
С другой стороны, сознавать бытие, значит непрерывно сознавать бытие — не только мимолетность бытия, но и ответственность за свое бытие. Лишь в онтологическом модусе сознавания человек соприкасается с собой как творением собственной самости и потому обладает властью изменить себя.
Обычно люди пребывают в первом модусе. Забвение бытия — это повседневный способ существования. М. Хайдеггер называет его «неаутентичным» — в нем мы не сознаем себя творцами собственной жизни и мира, мы «спасаемся бегством», «попадаем в ловушку» и становимся успокоенными; мы избегаем выбора, будучи «унесены в никтовость». Перейдя же во второй модус (сознавания бытия), мы существуем аутентично. Мы становимся полностью осознающими — сознающими себя одновременно как трансцендентное (детерминирующее) Эго и как эмпирическое (детерминированное) Эго; приемлющими свои возможности и ограничения; конфронтирующими с абсолютной свободой и небытием — и испытывающими тревогу перед их лицом.
Сознание бытия
Каждая культура вырабатывает свою систему ценностей, в которой переосмысливаются вопросы бытия и небытия. Она творит также определенный комплекс мифологем, с помощью которых обеспечивается психологическое равновесие индивидов. Человек пытается, опираясь на существующую в данной культуре мифологию, сформировать более конкретное представление о том, что делает возможной полноценную жизнь перед фактом неизбежной гибели. Человек ищет способы уйти от тления, увековечить себя, постоянно ощущая присутствие смерти. Человек знает, что он смертный, смерть не однажды приходит к нему, образ неотвратимой судьбы многократно давит на психику, но реальный опыт он получает только в момент кончины. В результате даже в сознании одного человека система образов, поддерживающих земное существование, постоянно перестраивается. Выживание человека предполагает, что в его психике закрепляются символические образы, которые позволяют наполнить человеческую жизнь смыслом. Это равновесие приходится все время поддерживать и подкреплять. Такая потребность присуща не только отдельному человеку. Культура в целом может войти в состояние разлада и сумятицы, разрушить присущее ей гармонично-философское восприятие жизни и смерти. Когда возникает опасность для отдельного человека или целого народа, образы символического бессмертия становятся более четко выраженными, обостренными, интенсивными. Неотвратимые и непоправимые обстоятельства, определенный «экстремальный» опыт «вытряхивает», «вырывает» человека из повседневного модуса существования в состояние сознавания бытия. В качестве такого опыта смерть превосходит все остальное. По М. Хайдегеру, смерть есть условие, дающее нам возможность жить аутентичной жизнью. Ту же мысль выразил св. Августин: «Только перед лицом смерти настоящему рождается человек».
Восприятие смерти разными народами, в разных
культурах, философских и религиозных системах
Мифы народов мира о смерти
Мифы о происхождении смерти встречаются почти у всех народов. Эти мифы весьма разнообразны, но почти повсюду подчинены общим законам мифологического мышления. Во-первых, это «объяснение от противного»: люди умирают потому, что раньше не умирали или умирали, но возрождались, а затем почему-либо утратили эту способность. Во-вторых, действует идея «прецедента»: некий человек когда-то умер, и с той поры люди умирают. Третья идея — это идея наказания: смерть рассматривается как кара за проступок, ошибку, неповиновение. При всем разнообразии мифов о происхождении смерти в них чаще всего повторяются мотивы: месяц (луна), змея, ложная весть, спор, наказание.
Отрицательная аналогия с месяцем (луной), постоянно умирающим и возрождающимся, встречается у народов архаических культур. Аналогия со змеей основана на том, что змеи ежегодно линяют, сбрасывая кожу, и как бы омолаживаются. Этот мотив повторяется, например, во многих мифах народов Океании: люди когда-то тоже умели сбрасывать кожу и омолаживаться, но утратили это умение и умирают.
Мотив ложной вести
Широко распространён, особенно у народов Африки, мотив ложной вести. Верховное существо (бог) посылает вестника-животное сказать людям, что они будут умирать и оживать, но вестник (по забывчивости или по злому умыслу) сообщает, что люди будут умирать окончательно (вариант: эту дурную весть приносит вестник, обогнавший первого). В мифологиях народов Африки известен и другой мотив: люди умирают, так как проспали обещанное им бессмертие. Здесь и аналогия: сон — смерть. У индейцев Америки распространён миф, согласно которому люди умирают потому, что сделаны из непрочного материала: глины, прутьев, травы. У индейцев пуэбло смерть — это возвращение в прародину. У индейцев известны также мифы, оправдывающие необходимость смерти (не допустить перенаселения земли и сделать жизнь более разнообразной и привлекательной).
Смерть как олицетворенный образ
В мифологических представлениях народов, стоявших на сравнительно низких ступенях развития, смерть обычно не олицетворяется, а в более развитых мифологиях смерть нередко фигурирует как олицетворённый образ — дух или божество смерти. Правда, в «чистом» виде этот персонаж выступает редко: в большинстве мифологий «бог смерти» не вычленяется из сложных мифологических образов, олицетворяющих всё злое, вредное, опасное, безобразное. Наиболее «чистые» мифологические олицетворения смерти встречаются у майя и ацтеков. Со смертью иногда ассоциируется образ старухи — хозяйки преисподней (например, скандинавская Хелъ). В греческой мифологии смерть олицетворена в образе Танатоса («Смерть»), принадлежащего старшему, доолимпийскому поколению богов. Танатос пребывает в аиде, рядом со своим собратом Гипнозом («Сон»), но вылетает оттуда, чтобы исторгнуть душу у жертвы и напиться её крови.
Символика смерти
Аллегорические изображения смерти как окончательной действительности часто намеренно пугающие. Религиозный символизм изменяет образ смерти, предлагая возможность ее восприятия как неотъемлемой стадии существования личности, во время которой происходит вознесение к бессмертию. Символика страха и надежды иногда проявляется одновременно. В искусстве наиболее распространено изображение смерти в виде скелета-всадника, закутанного в плащ с капюшоном, вооруженного косой, иди трезубцем, или мечом, или луком и стрелами. Иногда смерть держит в руках песочные часы, символизирующие отмеренное время жизни. Боги загробного мира, которым подчиняется смерть, использовали этого ужасающего помощника, чтобы доставлять души в свои владения. Однако сами они необязательно имели пугающее обличье. Друиды полагали, что бог смерти был также и создателем жизни. Символы смерти включают скелет, могилу, череп, фигуру, укутанную в черный плащ. В западной традиции со смертью ассоциируется черный цвет, в восточной — белый. Смерть изображали также и в виде бьющей в барабан или танцующей фигуры. Более приятным символом была женщина в черной накидке или мусульманский Исрафил — ангел Судного дня. Корабли или лодки часто изображают средства передвижения, на которых души перевозятся в загробный мир. Цветы смерти — мак и нарцисс; деревья смерти — кипарис и плакучая ива.
Смерть - признак отличия человека от богов
В мифологических представлениях античного мира смерть — важнейший признак, отличающий людей от бессмертных богов (концепция героя, то есть человека, совершающего великие подвиги и всё же лишённого божественного бессмертия). В греческую мифологию проникла, однако, из восточных мифологических систем идея страдающего и умирающего бога, но умирающего лишь временно, ибо за смертью следует его воскресение (мифологическое олицетворение земледельческого процесса).
Восточные умирающие и воскресающие боги (Осирис, Адонис, Аттис) оказали влияние на аналогичные греческие образы. В скандинавской мифологии смерть богов проецируется эсхатологически в будущее. В библейском мифе о «грехопадении» первых людей Бог наказывает прародителей и всё их потомство, лишая их и рая, и бессмертия.
В христианской мифологии идея «первородного греха» и Божьего наказания как причины того, что люди умирают, дополнена и уравновешена верой в добровольную смерть Христа как «искупительную жертву», которая освободила всё человечество от первородного греха («смертию смерть попрал»).
С религиозно-мифологическими представлениями о смерти связаны развитие понятий о душе, загробном мире, многие религиозно-магические обряды (погребальный культ, культ предков и др.).
В народных верованиях и обрядах европейских народов имеется туманный образ смерти, олицетворяемой как старуха или как скелет с косой. Карнавальное обрядовое чучело, которое сжигается на масляницу, иногда тоже называется «смерть», хотя образ этот более сложный. Характерно, что у славянских народов чучело смерти делается чаще в женском обличье, а у германских — в мужском (в славянских языках слово «смерть» женского рода, а в немецком «Tod» — мужского); соответственно и исполнителями обряда у славянских народов были чаще девушки, а у немцев — парни.
Смерть в славянской мифологии
В славянской мифологии смерть — одно из главных понятий мифологической картины мира, противопоставленное понятию жизни; момент перехода человека из «этого» мира на тот свет, в потусторонний мир, граница между ними и одновременно — основное содержание и характеристика того света. Смерть неизбежна, предопределена судьбой, но время и обстоятельства своей смерти человеку знать не дано. Люди, однако, стремились угадать срок своей смерти с помощью разных примет. Смерть предвещают многие сны: выпадение зуба, белые одежды, белый конь, дом без окон, яйцо, встреча с умершим родственником и другие; необычайные или редкие явления: собака долго воет, курица поет петухом, птица бьется в окно, крот роет под домом, кукушка «вещает», ворона каркает, стены или пол в доме трещат, звезды падают с неба и т.п. Иногда люди пытались предотвратить смерть, избежать ее, обмануть или отсрочить.
Кончина, момент «расставания души с телом» требует, по народным представлениям, специального обрядового оформления, без которого переход души в иной мир затруднен или невозможен, и она обрекается на вечное скитание.
Во время кончины появляется, приходит за душой какое-то мифическое лицо — Смерть, Бог, архангел Михаил, святой. По восточнославянским верованиям, ангел и черт в момент агонии борются за душу умирающего, и кто из них победит, тот и берет душу. Считается, что легко умирают праведники, а тяжелой смертью наказываются грешники, колдуны, которые не могут умереть, пока не передадут свое знание. К обязательным элементам обряда при кончине относятся: прощание умирающего с близкими, исповедь, зажжение свечи, «карауление» души. Строго соблюдается тишина, запрещается плакать и причитать, чтобы не спугнуть, не сбить с пути душу. Самым большим наказанием считается смерть без покаяния и без свечи: покойник будет блуждать во тьме и т.п. Свечу, освященную на Сретение, в Страстной четверг или на Крещение, дают в руку умирающему или ставят в изголовье чашку с зерном или мукой.
Смерть у славян
Чтобы облегчить агонию, древние славяне совершали разного рода магические действия: перекладывали умирающего на пол или на солому, клали его вдоль матицы, к двери, за печь, переносили в овин, переворачивали ногами в изголовье; вынимали из-под головы подушку1, клали под голову житную или гороховую солому, веник, моток нестираной пряжи или полотна; укрывали белым или черным платком, пасхальной скатертью, свадебной одеждой. Чтобы «пропустить душу», расстегивали одежду, отворяли окна, двери, сундуки, снимали печную заслонку. В случае особенно тяжелой агонии (колдуна, знахаря, грешника) просверливали дыры в потолке или в стене, вбивали в потолок вилы или кол, поднимали балку-матицу, разбирали потолок и крышу, печь; звонили в колокол; обливали, кропили и поили водой — «святой», «немой» (принесенной в молчании), дождевой с крыши или из дорожной колеи, водой с колокола, с каменного креста или иконы; поили отваром, настоем из трав, из зелени свадебного венка и т. п. Окуривали ладаном, травами, дымом от оставшихся на берде ниток. Старались не говорить об умирающем, считая, что чем меньше людей знает о нем, тем легче ему умереть. Согласно верованию, в момент кончины гаснет или падает с неба звезда. Кончина понимается как «второе рождение», а сопровождающий ее обряд во многом сходен с обрядом родов. Совершаемый над умершим погребальный обряд (обмывание, облачение, отпевание, оплакивание, погребение, поминание, траур) не только обеспечивал беспрепятственный переход души из области жизни в область смерти, но и защищал живых от последствий соприкосновения со смертью (ср. такие действия, как закрывание глаз, завешивание зеркала, ночное бдение при покойнике и т. п.). Нарушение или неполнота обряда грозили, по народным представлениям, «возвращением» покойника, превращением его в вампира.
Несмотря на опасность, момент смерти мог считаться благоприятным для некоторых хозяйственных дел. Предметам, использованным в погребальном обряде (платку, которым подвязывали покойнику челюсть; шнурку, которым были завязаны его ноги; иголке, которой шили саван и подушку; полотну, на котором опускали гроб в могилу), часто приписывалась магическая и целебная сила.
Олицетворенная смерть перешла из мифологии в сказочный фольклор: во многих сказках рассказывается, как солдат (варианты — кузнец, мужик) перехитрил смерть (посадив ее в мешок).
Смерть у эскимосов
Религия у эскимосов сформировалась в условиях суровой Арктики. Когда жизнь и смерть отделены друг от друга хрупкой перегородкой, естественно, приходится бороться за свое существование. Чувствуя себя в полной власти капризной стихии, эскимос создал мрачную, фаталистическую религию, столь же грозную и безжалостную, как ледяные поля. Сила природы на Севере безгранична, а жизнь человека не значит буквально ничего.
Подобно другим первобытным народам, эскимосы верят, что у человека не одна, а несколько душ, временно связанных с телом. Обобщив множество вариантов, можно сказать, что человек обладает тремя разновидностями душ. «Свободная душа» — это бессмертный дух, который при жизни человека служит источником силы, а после его смерти переселяется в иной мир. Но может возвращаться в виде призрака, принося несчастья живым. «Душа жизни» — это то, что оживляет тело и умирает вместе с ним. «Душа имени» — соединяет душу с силой и составляет жизненную силу. Болезнь эскимосы объясняют потерей души. Смерть и болезнь отличаются друг от друга не столько качественно, сколько количественно.
С этими представлениями тесно связан страх перед блуждающими душами умерших. Эскимосы считают, что мертвецы продолжают жить, ведь их можно увидеть во сне. Они опасны, ведь все неприятности, которые выпадают на долю живых, чем-то вызваны. Могущество мертвых не ограничено пространством и временем. Чтобы не прогневить их, остается только выполнять их наказы.
Живые боятся заходить в дом умершего, смерть считается заразной, они выбрасывают его вещи. Больного нередко оставляют умирать в одиночестве.
Сначала устраивают похороны, потом, иногда намного позже наступает смерть. В крайнем случае, не грех положить в гроб еще живым.
Мир у эскимосов населен духами, злыми силами, которые могут пристать к любому человеку или предмету. Все эскимосы носят амулеты: человеческую пуповину или зубы, кости и шерсть животных. Религия эскимосов — это вечная молитва страха.
Совсем иначе оценивается смерть в тех культурах, где осознается ценность, суверенность и уникальность личности. Здесь хрупкость земного бытия воспринимается трагически, пронизывает все человеческую субъективность. Однако, на Востоке, где личность не воспринималась как некая обособленность и персоналистская идея отсутствовала, тем не менее, фиксируется глубокая медитация, предельное духовное сосредоточение на проблеме смерти.
Как правило, взгляды на смерть тесно связаны с религиозными воззрениями. Нельзя, например, представить себе воззрения на смерть античного политеиста, индуиста, мусульманина, христианина, не выяснив предварительно, что представляют собой их верования.
Некоторые древние религии допускали, что между земным и посмертным существованием нет никакой разницы. Однако и эта общая констатация имела все-таки оттенки.
Смерть у древних китайцев
В древнекитайском сознании, например, факт смерти оценивался как нечто, не имеющее глубокого бытийного значения. Иначе говоря, если человек умер, никакой трагедии в этом нет. Он все равно остается среди живых, но уже как усопший. Здесь так же, как и там. Мертвый уходит от живых условно, в каком-то ограниченном смысле. Он нас не покидает. Мир плотно заселен «живыми мертвецами». Они перешли в другое состояние, но не ушли в другой мир. Вот почему в этой культуре символика смерти носила земной характер. За императором Китая повсюду следовал гроб, который считался атрибутом его земного существования. Заблаговременная подготовка могилы для престарелых родителей считалась актом заботы и милосердия. Покинув часть земного мира, усопший отправлялся к другим людям, которые умерли раньше, но все же никуда не исчезали. Отсюда культ предков, который весьма характерен для этой культуры.
Смерть в Древнем Египте
Не разделяли земной и потусторонний мир и египтяне. Но они, скорее, подчеркивали сходство загробного мира с подлунным: там так же, как здесь. Смерть считалась прелюдией к загробному бытию. Египтяне возлагали надежды на нетленность того человека, власть которого была нерушимой при жизни. Телесность, по их представлениям, оставалась неизменной. Культ мертвых составлял важнейшую характеристику египетской культуры. Искусство бальзамировования и мумифицирования, строительство грандиозных гробниц, увековечение памяти ушедших — все служило одной цели, обеспечить символическое бессмертие. Еще в эпоху Древнего Царства (XXIX—XIX вв. до н.э.) египтяне полагали, что души умерших соединяются со звездами. Каждую ночь душа усопшего вновь поселяется в теле, покидая ради этого звезду.
В истории человечества две культуры обнаружили особенно странный интерес к смерти и процессу умирания: культура египтян и тибетцев, разделявших глубокую веру в то, что сознание продолжает жить после физической смерти. Они предлагали тщательно разработанные ритуалы, позволяющее как можно легче перейти в новое состояние, вычерчивали сложные схемы, которые отображали странствия души. Египетская «Книга Мертвых» — коллекция молитв, магических звучаний и мифологических историй, которые относятся к смерти и загробной жизни.
Итак, в древнекитайской и древнегреческой культурах жизнь и смерть уравнены между собой. Здесь нет и намека на то, что жизнь — это благо, а смерть — зло. Оба мира равноценны, хотя и разделены некой чертой.
Смерть у индуистов
Иначе оценивается эта проблема в религиозном сознании индуистов. Согласно индуизму все существа в мире берут свое начало в Брахмане, безличном абсолютном духовном начале, из которого возникает мир. Брахман лежит в основе всего существующего. Все, в конечном счете, должно вернуться к нему. Поэтому смерть — лишь переход от низшей ступени к высшей, продолжающийся до тех пор, пока дух не достигнет, наконец, такой степени чистоты и совершенства, чтобы войти в мировую душу, к чему стремится все существующее на земле. Из учения о переселении душ следуют строгие предписания о покаянии. Куда бы ни обратил свой взор вечно трепещущий индус, и на этом и на том свете его ожидает суровая кара. Всякое живое существо жаждет освобождения. Для приверженца индуизма его не существует. В принципе индус может стать брамином, но это не определяет в последней степени его последующую карму. Жизнь для него бесконечное паломничество, полное горьких разочарований, ужасных страданий, непосильных обязанностей, без одобряющей надежды на то, что «вечно движущееся колесо» когда-нибудь остановится, без одухотворяющей силы любви, без благородной поддержки и сострадания. Даже смерть не гарантирует избавления от мучений. Итак, в индуистском мироощущении земной и загробной мир разделены, но предпочтение отдается смерти.
Пять основных этапов в изменении установок
по отношению к смерти:
Неизбежность смерти — «все умрем»
Французский историк Ф. Арьес [16] намечает пять главных этапов в медленном изменении установок по отношении к смерти. Первый этап — это состояние «прирученной смерти». Это стабильное состояние в широких слоях народа, начиная с архаических времен вплоть до XIX в., обозначается выражением «все умрем». Люди относились к смерти как обыденному явлению, которое не внушало им особых страхов. Человек органично включен в природу, и между мертвыми и живыми существует гармония. Поэтому «прирученную смерть» принимали в качестве естественной неизбежности. Так относился к смерти рыцарь Роланд, и русский крестьянин из повести Л.Н. Толстого. В прежние времена смерть не осознавали в качестве личной драмы и вообще не воспринимали как индивидуальный по преимуществу акт. В ритуалах, окружавших кончину индивида, выражалась солидарность с семьей и обществом. Эти ритуалы были составной частью общей стратегии человека в отношении к природе. В трауре А. Геннеп усматривал лишь совокупность запретов и приемов, свидетельствующих об изоляции от общества тех, кого смерть как реальная, материальная данность ввела в сакральное, «нечистое», состояние [17]. Человек обычно заблаговременно чувствовал приближение конца и готовился к нему. Умирающий — главное лицо в церемониале, который сопровождал и оформлял его уход из мира живых [18].
Индивидуализация смерти
Второй этап эволюции отношении к смерти, Ф. Арьес назвал «смерть своя». Начиная с идеи Страшного суда, выработанной интеллектуальной элитой в период между XI—XII вв. Сцены загробного суда изображаются на западных порталах соборов, а затем представление о суде над родом человеческом сменяется новым представлением — о суде индивидуальном, который происходит в момент кончины человека. Заупокойная месса и погребальные обряды становятся важным средством спасения.
Смерть в координатах времени
Третий этап эволюции восприятия смерти, «смерть далекая и близкая» характеризуется крахом механизмов защиты от природы. И к сексу и к смерти возвращается их дикая и неукрощенная сущность.
Потеря близкого и любимого человека
Четвертый этап многовековой эволюции в переживании смерти — «смерть твоя». Комплекс трагических эмоций, вызываемый уходом из жизни любимого человека, супруга или супруги, ребенка, родителей, родственников, на взгляд Ф. Арьеса, новое явление, связанное с укреплением эмоциональных уз внутри нукленарной семьи. С ослаблением веры в загробные кары меняется отношение к смерти; ее ждут как момента воссоединения с любимым существом, ранее ушедшим из жизни. Кончина близкого человека представляется более тягостной утратой, нежели собственная смерть. Романтизм способствует превращению страха смерти в чувство прекрасного.
Технологизация смерти
В ХХ веке развивается страх перед смертью и самим ее упоминанием. «Смерть перевернутая» — пятая стадия развития восприятия и переживания смерти европейцами и североамериканцами. Подобно тому, как несколько поколений тому назад в обществе считалось неприличным говорить о сексе, так после снятия с половой сферы всех табу эти запреты и заговор молчания перенесены на смерть. Тенденция к вытеснению ее из коллективного сознания, постепенно нарастая, достигли апогея в наше время, когда по утверждению Ф. Арьеса и некоторых социологов, общество ведет себя так, как будто вообще никто не умирает и смерть индивида не пробивает никакой бреши в структуре общества. В наиболее индустриализованных странах Запада кончина человека обставлена так, что она становится делом одних только врачей и предпринимателей, занятых похоронным бизнесом. Похороны проходят проще и короче, кремация становится нормой, а траур и длительное оплакивание покойника воспринимается как душевное заболевание.
Представления о смерти и умершем человеке у наших современников
Представление о смерти у современного российского человека по данным наших исследований ассоциируется и метафорически выражается в следующих образах, отнесенных к той или иной стадии по Ф. Арьесу:
Неизбежность смерти — «все умрем» — отношение к смерти как неизбежному прекращению существования, тому, что регулярно происходит в природе:
• таяние айсберга;
• увядание цветка;
• увядающие цветы;
• рыбка, выброшенная из океана на берег;
• конец всех проблем;
• выжженная прерия;
• отсутствие желания что-либо делать;
• точка в предложении;
• депо;
• узелок на конце нити;
• отдых после тяжелой работы;
• конец полета.
Индивидуализация смерти
— отношение к смерти, как явлению, постигшему конкретного индивида, с которым что-то происходит и которому еще что-то предстоит:
• другие будут подводить итоги за тебя;
• безумие и пустота души;
• тайна с множеством разгадок;
• танцы на небесах;
• переход в другую реальность;
• женщина, которая всех принимает, и к которой все рано или поздно приходят;
• возвращение на землю после прыжка;
• начало другой жизни;
• атомный взрыв всей реальности человека.
Смерть в координатах времени
— отношение к смерти в ракурсе конца — вечности или отрицание ее, что выражается в описании смерти как таинственного, непостижимого явления:
• уход в бесконечность;
• результат бесконечности;
• черта, отделяющая от нас вечность;
• медленное вхождение в темный коридор;
• последний оргазм жизни;
• бездонная точка в бездне;
• конец одного из этапов бесконечности;
• финиш на беговой дорожке;
• последний довод всему;
• черный квадрат Малевича;
• черная дыра в мироздании, трансфер;
• миф реальности;
• черная дыра, попадешь, — не вернешься;
• черная пустота;
• млечный путь;
• безмолвная тишина.
Потеря близкого и любимого человека- отношение, выражающее скорбь:
• кто-то вышел из комнаты и выключил за собой свет.
Технологизация смерти — отношение к смерти в технических терминах:
• конец кассеты;
• исчезновение картинки с экрана компьютера;
• прервавшаяся пленка кинофильма;
• часы ломаются и восстановлению не подлежат.
Таким образом, по нашим данным не подтверждается точка зрения, что представления о смерти тотально технологизируются у современного человека, скорее в полученных ассоциативно-метафорических образах обнаруживается, что смерть, по мнению наших современников, «взрывает» хронотопы бытия. А может, мы еще только на пути к технологизации смерти, к выведению ее на пути рыночной экономики. По приведенным данным смерть проявляется в сознании соотечественников как неизбежное, субъективное и таинственно-конечное.
Не менее информативен образ умершего человека в сознании современного человека. Для выяснения этого был предложен реп-тест (техника репертуарных решеток), ролевыми элементами которого были следующие:
1. я;
2. любимый учитель;
3. человек, последовательно реализующий в жизнь свои принципы;
4. непосредственный начальник;
5. человек, под руководством которого вы не хотели бы работать;
6. сотрудник, с помощью которого вы можете успешно развивать свое дело;
7. неудачник;
8. человек, которому вы нравитесь;
9. человек, имеющий увлечение на всю жизнь чем-то одним;
10. очень строгий человек;
11. человек — душа общества;
12. высоко нравственный человек;
13. счастливый человек;
14. человек, на котором семья держится;
15. энциклопедически образованный человек;
16. человек, мышление которого не сковано общепринятыми нормами;
17. человек, который вас отвергает;
18. умерший человек.
Выявленные конкретные конструкты относительно умершего человека расположены между полюсами (по убыванию):
таинственный — понятный;
чужой — близкий;
сложный — простой;
хороший — плохой.
Наиболее интересным представляется выяснение совпадения конструктов относительно умершего человека и другого человека из ролевого списка. Всего было проанализировано 47 репертуарных решеток. Больше всего совпадений оказалось:
Умерший человек — человек, которому вы нравитесь (34 раза);
Умерший человек — я. (31 раз);
Умерший человек — человек, на котором семья держится (23 раза);
Умерший человек — очень строгий человек (21 раз);
Умерший человек — высоко нравственный человек (19 раз); и др.
Итак, умерший — это, чаще всего тот, кому мы нравились, или похожий на нас, близкий. Далее обнаруживается, что это человек, на котором семья держится. Возможно, это вообще кто-то из родственников, чья смерть сказалась на жизни семьи. Это человек-идеал семейной системы — и строгий, и высоко нравственный.
Таким образом, с помощью техники репертуарных решеток выявляется отношение к смерти как опять-таки таинственному, субъективному, и, кроме того, как потере значимого (задевающего образ Я) близкого человека.
Заключение
Осмысление смерти имеет огромные философские, духовные истоки и традиции. С истолкованием феномена смерти связаны разносторонние бытийные проблемы.
Современная культура, судя по всему, стоит на пороге грандиозных открытий, связанных с тайнами бытия и смерти. Огромный этнографический, философский, естественнонаучный материал, который накоплен учёными, позволяет значительно расширить рамки обсуждения темы.
Космологические обобщения и рациональная мысль имеют тенденцию либо обесценивать, либо концептуализировать смерть – умалять её метафизическое значение, сводить абсолютную трагедию к явлению относительному, тотальное уничтожение – к частичному, тайну – к проблеме, вопиющий факт – к закономерности. Поэтому существуют два очевидных и противоречащих друг другу факта. С одной стороны, перед нами тайна метаэмпирического, то есть бесконечного масштаба, или, точнее, вообще внемасштабная; c другой - событие, знакомое по опыту, случающееся иногда непосредственно на наших глазах. Смерть – это бездна, которая внезапно разверзается на пути неостановимой жизни, живущий вдруг, как по волшебству делается невидимкой – в одно мгновение, будто провалившись сквозь землю, уходит в небытие.
Смерть – точка касания к метаэмпирической тайне и естественного феномена; феномен летального исхода относится к компетенции науки, а сверхъестественная тайна смерти апеллирует к религии. Человек, то принимает в расчёт лишь закон природы, игнорируя тайну, то преклоняет колени перед тайной, пренебрегая феноменом.
И вместе с тем смерть становится последним прибежищем, остовом, стержневой осью человеческого бытия. На этом настаивает Мартин Хайдеггер.
Смерть, действительно, есть последний и самый радикальный способ самоидентификации. Обращённость к смерти, экзистирование за пределы наличного бытия даёт возможность человеку спроектировать свою самость, исключив помехи повседневной размытости. Выдвижение в Ничто помогает сосредоточиться на самом себе, сгруппироваться в своём противостоянии жизненному потоку и, одновременно, в участии в нём. Всё это помогает сформулировать ряд основных итогов обсуждения темы.
Во-первых, это идущее от Хайдеггера различение онтологического и онтического аспектов смерти, позволяющее коррелировать интуиции непостижимого настоящего собственной смерти и репрезентации прошлого смерти другого.
Во-вторых, это знание и принятие неизбежности, осознание позитивности и придание суверенности собственной смерти, что является предельным витальным основанием самоидентификации личности, выступает ориентирующим и проектирующим началом человеческой жизни, придаёт жизни человека образ смысловой завершённости.
В-третьих, концептуально смерть должна быть ухвачена дважды: как образ реального телесно-вещественного прекращения жизни в пространственно временной единице настоящего, и как образ бестелесного события – аффекта, распределённого в пространственно-временном континууме прошлых и будущих состояний жизни.
Человек не может войти в смерть достойно и гармонично, если он не подготовлен к этому, если он не знает пути к смерти, если он скован страхом и трепетом. Философия, наука и религия с древних времен и по наши дни до сих пор не могут уверовать и успокоить его.
Список использованной литературы
Калиновский П. Переход. М., 1997.
Тайна смерти: Сборник статей / Под ред. М. Ошуркова. М., 1991.
Гуревич П.С. Антология страха. М., 1998.
Тейлор Э.Б. Первобытная культура. М., 1989.
Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М., 1999. С. 39—40.
Там же.
Карандашев П. Жизнь без страха смерти. М., 1999.
Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М., 1993.
Рязанцев С. Танатология — наука о смерти. М., 1991.
Мифы народов мира: Энциклопедия в 2-х томах / Гл. ред. С.А. Токарев. М., 1994. С. 456—457.
Тресиддер Д. Словарь символов. М., 2001.
Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 358—360.
Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии. М., 1989.
Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992.
Геннеп А., ван. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. М, 1999.
Еремина В.И. Ритуал и фольклор. Л., 1991.
А так же некоторые интернет ресурсы.
|
