Реферат: Организованная преступность

ЗАЩИТА ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ?

Американский экономист Джеймс М. Бьюкенен (лауреат премии имени А. Нобеля за 1986 г.) известен прежде всего как крупнейший специалист в области теории общественного выбора(2). Статья о проблемах организованной преступности не принадлежит к основному направлению его работ, но весьма популярна в научных кругах и часто цитируется в трудах по экономике преступлений и наказаний.

I. Организованная преступность как монопольное предприятие

Монополия в производстве обычных товаров и услуг социально неэффек-тивна, поскольку сокращает предложение. Но “если монополия в предложении “хороших” товаров социально нежелательна, монополия в предложении “пло-хих” товаров может быть социально желательной”. Следовательно, “монополь-ная организация [преступности] социально предпочтительнее конкурентной организации, так как сокращает общий выпуск [преступлений]” (с. 395).

Концентрацию “организованно-преступного предпринимательства” (organi-zed crime`s entrepreneurs) объясняют тем, что в этой деятельности относитель-но высок потенциал прибыли. Предлагаемая автором гипотеза заключается в том, что “такая монополия социально желательна, и это должно быть полно-стью признано правоохранительными ведомствами, которым следует поощрять или, по крайней мере, не затруднять организацию такого [монополизированного] производства” (с. 396).

Автор статьи предлагает простую графическую модель, описывающую взаимосвязь между защитой правопорядка (law enforcement) и преступностью (crime). Эта модель позволяет “обсудить в абстрактном и общем виде социальные преимущества, которые могут быть получены от эффективной монополизации криминальных действий” (с. 396).

II. Модель взаимосвязи преступности и правозащиты

Для моделирования взаимосвязей преступной и правовой деятельности автор использует хорошо известную экономистам кривую реакции (reaction curve), которая применяется в теориях международной торговли, дуополии и общественного выбора.

На рисунке на горизонтальной оси отложены ресурсы, используемые для защиты закона, на вертикальной - ресурсы, используемые для криминальной деятельности. (Предполагается, что масштабы различных видов деятельности определяются именно вложенными в них ресурсами.) Если бы не было преступлений, то обществу не были бы нужны расходы на полицию (точка 0 ). Однако, поскольку наблюдается использование ресурсов для криминальной деятельности, общество (как коллектив граждан) может найти выгодным также инвестировать ресурсы в защиту правопорядка. Защищенная законом деятельность более выгодна, чем частная и независимая деятельность. Поэтому кривая “законодательной реакции” (enforcement response curve) L идет от точки 0 вверх и вправо.

Взаимосвязь между уровнем ресурсов, вкладываемых в преступную и правоохранительную деятельность: кривая L - “законодательная реакция”; кривая С - “криминальная реакция” в условиях конкуренции; Сm - “криминальная реакция” в условиях монополии. (Источник: Buchanan J M. Op. cit. P. 407.)

При построении кривой L предполагалось, что “законодательная реакция” зависит от наблюдаемого уровня криминальных ресурсов. При построении же кривой С - “криминальной реакции” (criminal response) - предполагалось, что криминальные ресурсы зависят от уровня наблюдаемой защиты правопорядка. Эта кривая идет сверху вниз. Если нет полиции, уровень преступной активности будет высок. Чем выше затраты на правоохранительную деятельность, тем менее прибыльны инвестиции в преступную деятельность. При некотором относительно высоком уровне правоохранительной деятельности будет достигнут минимальный уровень преступности, и дальнейшее усиление правовой защиты будет давать малый или нулевой эффект.

Уточняя смысл кривой С , автор указывает, что “для любого наблюдаемого уровня усилий по защите правопорядка уровень инвестиций в преступность будет производным. Это результат частного и независимого поведения многих лиц, потенциальных преступников, и здесь не подразумевается, что их поведение сознательно кем-либо контролируется. Следовательно, мы можем определить кривую С как “конкурентную”, если предполагаем, что вступление в криминальную деятельность открыто и что это производство не находится под цен-трализованным контролем, не картелировано, не монополизировано” (с.397).

Рассматривая взаимосвязь “законодательной реакции” и “криминальной реакции” в условиях конкуренции, можно заметить, что система стремится к положению стабильного равновесия в точке Z . В этой точке “общественный спрос на инвестиции в правовую защиту хорошо приспособлен к уровню инвестиций в преступность; ...преступное производство находится в равновесии с противостоящими усилиями по правовой защите” (с. 397). Равновесие стабильно, и если внешние силы сдвинут систему из равновесного состояния Z , механизм реакции будет стремиться вернуть систему в новое равновесие.

III. Ожидаемые эффекты преступной монополии

Рассмотрев элементарную модель, автор предлагает усложнить ее и проанализировать последствия замены совершенно конкурентного преступного производства монополизированным производством. При этом он считает необходимым различать два вида преступной деятельности.

“Первый... охватывает те виды деятельности, которые считаются “социально вредными” и включают продажу товаров и услуг, рассматриваемых некоторыми потенциальными покупателями как экономические блага” (с. 398). Типичным примером является проституция. Если нет законодательного запрета, такая деятельность представляет собой обычную куплю-продажу по обоюдному согласию вступающих в контрактные отношения партнеров. Это часто называют “преступлением без жертв” (victimless crimes).

“Второй тип криминальной деятельности не включает такого обоюдного согласия, даже при полном отсутствии законодательного запрета” (с. 398). Примером подобных “преступлений с жертвами” могут быть кражи со взломом (burglary). Здесь наблюдается недобровольная передача благ в отличие от добровольной передачи при деятельности первого типа.

Как показывает экономический анализ, есть три аргумента в защиту моно-полизации (или картелирования) криминального производства(3) первого типа и два аргумента - в защиту второго типа.

Рассмотрим первый тип криминального производства. При конкурентной организации производство будет развиваться, пока затраты - цена выпуска (“заработная плата”) - ниже предельной стоимости продукта (marginal value product - MVP). Условие конкурентного равновесия записывается следую-щим образом:

W = MVP = MPP P,
где W (wage) - “заработная плата”;
MPP (marginal physical product) - предельный физический продукт труда;
Р (price) - цена товара (стоимость выпуска).

Согласно теории ценообразования при замене конкуренции монополией новое условие равновесия принимает следующую форму:

W = MVP = MPP . MR,
где MR (marginal revenue) - предельный доход (с. 398).

Именно предельный доход заменяет цену выпуска как элемент формулы предельной стоимости продукта. Отсюда очевидно, что для монополиста вы-годно сокращать общий выпуск до уровня ниже того, который бы наблюдался при конкуренции. Этот эффект цен выпуска (output-price effect) есть первый из трех аргументов в защиту эффективной монополизации первого типа криминального производства.

Данный эффект не может наблюдаться при втором типе преступной де-ятельности, где нет согласия продавцов и покупателей. Монопольный кон-троль при втором типе (например, в организации квартирных краж) не пред-полагает повышения цен. “Выпуск” здесь зависит только от ценности укра-денного. Потенциальный монополист в этом производстве будет в том же по-ложении, что и участник открытой конкурентной структуры (с. 399).

Другой эффект монополизма - эффект цен затрат (input-price effect) - характерен для обоих типов криминальной деятельности, и он также заставляет монополиста сокращать совокупное предложение до уровня более низкого, чем при открытой конкуренции. Если мы предполагаем, что используемые преступниками ресурсы не специализированы (не дают дифференциальной ренты), то расширение выпуска увеличивает цены затрат. Если монополист (точнее, монопсонист) не может использовать дискриминацию по отношению к владельцам специализированных ресурсов, он будет интенсивно сокращать совокупные затраты ресурсов (и совокупный выпуск) до уровня, ниже наблюдаемого при конкурентной организации.

Третий аргумент в пользу монополизации также относится к обоим типам криминальной деятельности. Речь идет о способности потенциального моно-полиста вести себя по отношению к защитникам правопорядка так, что результат монополизированного преступного бизнеса отличается от результата конкурентного бизнеса. Когда кривая L стремится к вертикали, показывая, что “законодательная реакция” перестает откликаться на изменение уровня инвестиций в преступность, монопольная ситуация идентична конкурентной. Однако при иных конфигурациях “стратегическое поведение монополиста с учетом ожидаемой “правоохранительной реакции” будет порождать более низкий уровень преступности, чем тот, который предсказан для конкурентной организации” (с. 400). Этот эффект автор называет “интернализацией внешних эффектов” (internalization of externality).

Для выделения этого эффекта предположим, что “выпуск” в криминальном производстве происходит в условиях полной конкуренции и затраты осуществляются при постоянных ценах предложения (т. е. производители являются ценополучателями на рынках затрат и выпуска). Следовательно, средние издержки вступления в преступный бизнес будут расти с расширением производства.

Рост издержек будет прямо зависеть от формы кривой L , т. е. от реакции общества на общий уровень преступности. “Этот эффект заключается в росте средних издержек на единицу криминального выпуска или... в снижении предельной (и средней) производительности затрат на преступление. Кривая предложения в криминальном производстве наклонится вниз, несмотря на нашу предпосылку о неизменности цен затрат” (с. 401). Индивидуальные фирмы при конкурентной организации производства не учитывают этого влияния роста производства на средние издержки.

Именно в существовании этой вызванной защитой правопорядка экстернальной неэкономичности заключен третий аргумент в защиту монополизации. “Замена конкуренции монополией влияет на интернализацию неэкономичности. Монополист может учитывать взаимосвязь среднего производственного выпуска и ожидаемой “законодательной реакции”, и он может регулировать весь производственный выпуск таким образом, чтобы [получаемая им] прибыль была выше, чем при конкуренции” (с. 401).

Оба эффекта - вызванный ценой (price-induced) и вызванный защитой правопорядка (enforcement-induced) - действуют в одном направлении и обеспечивают рациональному монополисту удобную возможность укреплять доходы путем сокращения выпуска до уровня ниже конкурентного. “При любом заданном уровне защиты правопорядка мы можем, следовательно, предсказать, что монопольный выпуск будет опускаться ниже конкурентного” (с. 401).

На рисунке монопольный выпуск (как функция от усилий по защите порядка) показан кривой Сm , которая лежит ниже кривой С . Состояние равновесия при монопольном контроле над криминальным производством показано точкой Zm . Положение Zm , несомненно, предпочтительнее для общества, чем положение Z . Уровень преступности ниже, и это должно оцениваться положительно. Более того, при Zm совокупные усилия на защиту порядка ниже, чем при Z . Ресурсы, отвлекаемые ранее на правоохранительную деятельность, теперь могут быть высвобождены для производства других товаров и услуг.

IV. Возможные возражения против криминальных монополий

После перечисления аргументов “за” монополизацию криминального производства Дж. Бьюкенен переходит к анализу аргументов “против”. “Сущест-вуют ли эффекты монополизации, - формулирует он проблему, - которые социально нежелательны и которые были в нашем анализе оставлены в тени, без внимания?” (с. 402).

Сначала автор рассматривает “распределительный” контраргумент. Первое возражение таково: монополизация преступной деятельности создает условия для получения от преступлений гораздо более высокой прибыли, чем в конкурентных условиях, что вредно для общества. Следует, однако, заметить, что эта высокая прибыль возможна только благодаря сокращению общей криминальной деятельности до уровня ниже конкурентного. Кроме того, монополизация создает эффект перемещения части средств из криминальной деятельности в некриминальную.

“Второе возможное возражение базируется на предполагаемой взаимозависимости различных типов криминальной деятельности” (с. 403). Автор, однако, исходит из допущения, что отдельные криминальные производства независимы друг от друга. Если предполагается, что потенциальные преступники образуют обособленную от общества группу лиц, не конкурирующих друг с другом, то монополизация одних сфер преступной деятельности может усилить предложение ресурсов, идущих в неорганизованную преступную деятельность. Но в конце концов монополизация будет расширяться во всех видах криминального бизнеса. “При полной монополизации, или эффективном картелировании, распределение ресурсов между отдельными видами криминальной деятельности не может быть эквивалентно (в смысле пропорций) тому, которое господствовало бы в условиях конкуренции. Преступные синдикаты, эффективно контролирующие все виды криминальной деятельности, будут уравнивать предельные доходы от своих ресурсов по всем видам деятельности, но эти доходы будут включать “покупательский излишек”, не захватываемый при эффективной конкуренции” (с. 402). Смешение разных видов преступной деятельности (например, “переквалификация” вора-взломщика в грабителя банков) возможно как при конкуренции, так и при монополизации. Однако при монопольной организации преступной деятельности оно будет меньшим (исключая особые обстоятельства).

Третье возможное возражение кажется автору наиболее серьезным. Ранее предполагалось, что затраты ресурсов трансформируются в криминальный выпуск товаров и услуг с одинаковой эффективностью как при конкурентной, так и при монополистической организации. На это можно возразить, что (по крайней мере, при некоторых обстоятельствах) монополизированное, или картелированное, преступное производство более эффективно, чем конкурентное; для данного выпуска монополия может тратить меньше ресурсов. В таком случае нельзя быть уверенным, что кривая монопольной реакции будет лежать ниже кривой конкурентной реакции. Но даже если мы принимаем эту гипотезу, преимущества (с точки зрения общества) конкурентной организации вовсе не ясны. Пусть, например, для одинакового выпуска конкурентная организация преступного бизнеса использует ресурсы в х дол., а монополия только х / 2 дол. Социальный вред от преступности одинаков в обоих случаях. Но при монополии ресурсы величиной х / 2 дол. свободны для производства полезных товаров, в то время как при конкуренции их производство невозможно, поскольку для этого нет свободных ресурсов (с. 403).

Не стоит интерпретировать исследование Дж. Бьюкенена так, будто его единственный вывод в том, что правительство должно идти на сговор с преступными синдикатами, приспосабливаться к организованной преступности. “Я хотел бы подчеркнуть, - пишет автор, - что в моем анализе нет ничего, что подразумевало бы эту точку зрения” (с. 403). Проделанное им исследование “лишь наводит на мысль, что могут быть выгоды от монопольной организации преступности”. Автор только предлагает, чтобы “правительства выбрали пассивную роль, наблюдая попытки предпринимателей сократить эффективную конкуренцию в криминальном производстве. Практически это предложение сводится к предостережению против... “крестовых походов” на организованную преступность, проводимых за счет снижения правоохранительных усилий, нацеленных против обычной, конкурентной преступности” (с. 404).

Дж. Бьюкенен указывает, что он вовсе не предлагает “приспосабливаться” к существующим или потенциальным криминальным синдикатам. Если же это произойдет, то решением системы на рисунке должна быть не точка Zm , а область ниже и левее этой точки, соответствующая более низкому криминальному выпуску и более низким правоохранительным усилиям; “выгоды от торговли” (gains from trade) между монопольным синдикатом и обществом могут смещать рыночное равновесие именно в этом направлении. Против этого предложения могут быть выдвинуты возражения. Прежде всего, даже если можно идентифицировать лиц, которые потенциально могли бы контролировать криминальную деятельность, и заключить с ними сделку, правительственная организация, ведущая борьбу с преступностью, может решить, что ставшее объектом торга решение лежит вне кривой L . Это может вызвать желание политиков разорвать соглашение. Если же правоохранительные организации смогут действовать сплоченно, не зависеть от политического давления, остается вопрос: если преступный синдикат может быть идентифицирован, зачем вообще нужна “торговля”? Общество предпочитает сокращать преступную деятельность до нуля с параллельным сокращением мер по защите правопорядка. “Функция законодательного регулирования (кривая L ) основана на подразумевающемся предположении, что существует технологический предел производства услуг полиции. Этот предел исключает полную идентификацию организованной преступности, даже если известны существование и эффективность этой [преступной] монополии. Пассивное молчаливое согласие полиции с существованием преступного синдиката совершенно отлично от активных переговоров с его лидерами” (с. 404 - 405).

Но предположим, что преступников-монополистов идентифицировать все же удалось: при равновесии в Zm стало возможным установить лидеров местного преступного синдиката. Следует ли в данном случае арестовывать этих людей и уничтожать преступную монополию? Разрушение существующей группы, контролирующей преступность, освободит поток насилия, конкурентное приспособление приведет к новому равновесию в точке Z . Следовательно, “попытки разрушить даже те преступные монополии, чьи лидеры точно установлены, должны осуществляться с осторожностью” (с. 405).

V. Криминальный своекорыстный интерес как социальное “благо”

Мыслители XVIII в. (Б. Мандевиль, Д. Юм, А. Смит) открыли, что своекорыстные интересы (self-interest) человека при соответствующих общественных институтах могут служить социальным целям. Условия, способствующие развитию рыночной конкуренции: обеспечение свободного вступления в любой бизнес и выхода из него, запрещение ограничений производства, например, соглашений продавцов о повышении цен, контроля над производством одним лицом (фирмой) или небольшим числом лиц (фирм), - все это является “общественными товарами” (public goods), и их обеспечение гарантируется инвестициями правительственных ресурсов. Конкуренция, безусловно, заслуживает положительной оценки, если речь идет о производстве обычных, “полезных” товаров и услуг.

Иначе обстоит дело, когда мы изучаем деятельность, которая недвусмысленно является “вредной” в социальном смысле. Аргументы А. Смита приме-нимы в этом случае с точностью до наоборот. Если своекорыстный интерес заключается в производстве “вредных” товаров и услуг, то его следует направлять в социально желательное русло, создавая благоприятные возможности для сдерживания торговли. Свобода вхождения в бизнес (отличительная черта эффективной конкуренции) здесь становится негативной социальной ценностью, и конкуренцию следует скорее ослаблять, чем укреплять. При этом парадоксальным образом интересы общества совпадают с интересами преступных организаций, претендующих на монополию в нелегальном бизнесе. Лидеры “Коза Ностра” не произносят публичных речей о том, что они хотели бы добиться сокращения преступности, но объективно это в их интересах.

Отсюда следует, заключает свой анализ Дж. Бьюкенен, что “институциональные структуры следует изменять, используя их как инструмент для достижения социальных целей, в данном случае для сокращения уровня преступности одновременно со снижением затрат на правоохранительную деятельность”

Список литературы

Составлено по: Buchanan J.M . A Defence of Organized Crime? // The Economics of Crime. Cambr., Mass., 1980. P. 395 - 410. Интересно отметить, что первоначально (в 1973 г. в сборнике “The Economics of Crime and Punishment”) эта статья была опубликована под более выразительным названием “В защиту организованной преступности” (“In Defence of Organized Crime”).

(2)См., например: Нобелевские лауреаты по экономике: Биобиблиографический словарь. 1969 - 1992. М., 1994. С. 156 - 162; Мильчакова Н. Игра по правилам: “общественный договор” Джеймса Бьюкенена // Вопр. экономики. 1994. № 6. С. 114 - 121; Кокорев В. Концепции конституционного выбора: между мечтаниями Платона и анархо-синдикализмом // Вопр. экономики. 1997. № 7.