Процесс объединения русских земель вокруг Москвы привел в конце XV века к образованию единого Русского государства. Преодоление феодальной раздробленности дало возможность русским сбросить монголо-татарское иго и возродить независимое государство. Монгольская власть потерпела крушение, Золотая Орда распалась. В XVI веке Россия пережила экономический расцвет и добилась крупных внешнеполитических успехов. В правление Ивана Грозного русские войска сокрушили Казанское и Астраханское хамства и укрепились в Нижнем Поволжье. Ермак с казаками разгромил хана Кучума в Зауралье и положил начало присоединению Сибири к России. В ходе кровопролитной Ливонской войны Русское государство заняло ряд морских портов в Прибалтике и основало “нарвское мореплавание” , связавшее страну с Западной Европой по кратчайшим морским путям. Но война за Балтику кончилась поражением. Россия утратила все завоевания в Ливонии.
В начале XVII века Русское государство вступило в полосу экономического упадка, внутренних раздоров и военных неудач. Настало Смутное время, ввергшее народ в пучину бедствий. Государство пережило национальную катастрофу. Оно стояло на грани распада. Внутренний конфликт подорвал силы огромной державы. Враги захватили крупнейшие пограничные крепости страны — Смоленск и Новгород, а затем заняли Москву. Бедствия породили широкое народное движение. В лихую годину проявились лучшие черты русского народа — его стойкость, мужество, беззаветная преданность Родине, готовность ради нее жертвовать жизнью. В час смертельной опасности народные массы встали на защиту Родины и отстояли ее независимость. В событиях начала XVII в. Участвовали все сословия, и каждое выдвинуло своих вождей. Из среды боярства вышли такие яркие фигуры, как Федор-Филарет Романов и Михаил Скопин-Шуйский. Дворяпство дало стране Дмитрия Пожарского и Прокоиия Ляпунова, вольные казаки — Ивана Болотникова и Ивана Заруцкого, посадские люди — Кузьму Минина, духовенство — патриарха Гермогена и целую плеяду самозванцев.
Бедствия Смутного времени потрясли ум и душу русских людей. Современники винили во всем проклятых самозванцев, посыпавшихся на страну как из мешка. В самозванцах видели польских ставленников, орудие иноземного вмешательства. Но то была лишь полуправда. Почву для самозванства подготовили не соседи Россия, а глубокий внутренний недуг, поразивший русское общество.
В правление Бориса Годунова дворянство добилось отмены Юрьева дня. Испокон веку русский крестьянин, уплатив рубль “пожилого” (пошлина за “выход” ) , мог покинуть своего землевладельца в последние дни осени и по первому сапному пути отправиться на новые земли в поисках лучшей доли. Осенний Юрьев день был для земледельца светом в окошке. В конце XVI века па крестьянские переходы был наложен запрет, или, как тогда говорили, “заповедь” (отсюда—“заповедные лета” ) . Поначалу ни помещики, ни крестьяне не предвидели, к каким последствиям приведет отмена выхода в Юрьев день. Все думали, что введение заповедных лет — мера временная. Крестьян тешили надеждой, что им надо подождать совсем недолго — до “государевых выходных лет” , — и их жизнь потечет по старому руслу. Но шли годы, и крестьяне начинали понимать, что их жестоко обманули. Тогда-то в русских деревнях и родилась полная горечи поговорка: “Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!” Столкновение интересов феодального государства и дворянства, с одной стороны, закрепощенных крестьян, тяглых посадских людей, холопов и других групп зависимых людей — с другой, явилось источником социального кризиса, породившего Смуту.
Коллизии гражданской войны затронули не только низы, но и верхи русского общества. От времен феодальной раздробленности Россия унаследовала могущественную аристократию, представительным органом которой была Боярская дума. Московские государи принуждены были делить власть со своими боярами. Опираясь на опричнину и дворян, Иван IV попытался избавиться от опеки Боярской думы и ввести самодержавную систему управления. Могущество знати было поколеблено, но не сломлено опричниной. Знать ждала своего часа. Этот час пришел, едва настало Смутное время.
Дробление древних боярских вотчин сопровождалось увеличением численности феодального сословия и одновременно резким ухудшением материального положения его низших слоев. Подле знати, владевшей крупными земельными богатствами, появился слой измельчавших землевладельцем — детей боярских. Кризис феодального сословия был преодолен благодаря созданию на рубеже XV—XVI веков поместной системы. Ее развитие открыло мелким служилым людям путь к земельному обогащению, а способствовало формированию дворянства, значительно усилившего свои позиции в XVI веке. Крупные фонды вотчинных земель сохранились в Центре, тогда как поместье получило наибольшее распространение в Новгороде, на южных и западных окраинах государства.
К началу XVII века поместье подверглось такому же дроблению, как и боярские вотчины в XV веке. Численность феодалов вновь увеличилась, тогда как фонды поместных земель остались прежними. На этот раз кризис приобрел более глубокий характер. Низшие и наиболее многочисленные прослойки поместного дворянства оказались затронуты процессом социальной деградации. Оскудевшие помещики не могли более служить в конных полках (“конно, людно и оружно” ) и переходили в разряд детей боярских—пищальников. Многие из таких пищальников не имели крепостных крестьян, а часто и холопов, сами обрабатывали землю, т.е. фактически вызывали из феодального сословия. Не случайно главными очагами гражданской войны на первом ее этапе стала Рязанская и Путивльская “украины” , где процесс дробления поместья протекал весьма интенсивно. Во вновь присоединенных южных уездах (Елец, Белгород, Валуй и др.) власти спешили организовать поместную систему, чтобы создать себе опору в лице степных помещиков. Наряду с безземельными детьми боярскими поместья в “диком поле” получали казаки, крестьянские дети и прочие разночинцы. На юге не было ни возделанных под пашню земель, ни крепостных крестьян. Новые помещики принуждены были сами “раздирать” ковыльную степь. В ряде уездов их привлекали к отбыванию барщины на государевой десятинной пашне. Как и многие рязанские дети боярские большинство южных помещиков служили пищальниками в местных гарнизонах. Кризис феодального сословия стал одним из главных факторов гражданской войны в России. Но значение его до сих пор недостаточно изучено. Вторжение самозванца, принявшего имя младшего сына Грозного — Дмитрия, положило начало новому этапу в развитии Смуты. Истории самозванства посвящена обширная литература. Первоначально все внимание историков было сосредоточено на вопросе о том, кто скрывался под личиной Лжедмитрия I. Большинство историков придерживалось мнения, что имя сыта Грозного принял беглый чудовский монах Григорий Отрепьев. Но самый крупный знаток Смутного времени С. Ф. Платонов пришел к заключению, что вопрос о личности самозванца не поддается решению. Подводя итог своим наблюдениям, историк с некоторой грустью писал: “Нельзя считать, что самозванец был Отрепьев, но нельзя также утверждать, что Отрепьев им не мог быть: истина от нас пока скрыта” . Столь же осторожной была точка зрения В. О. Ключевского. Как отметил этот историк, личность неведомого самозванца остается загадочной, несмотря на все усилия ученых разгадать ее; трудно сказать, был ли то Отрепьев или кто другой, хотя последнее менее вероятно. Анализируя ход Смуты, В. О. Ключевский с полным основанием утверждал, что важна была не личность самозванца, а роль, им сыгранная, и исторические условия, которые сообщили самозванческой интриге страшную разрушительную силу.
Советские историки сосредоточили внимание на изучении закрепощения крестьян как главной предпосылке Первой крестьянской войны и анализе массовых выступлений низов за “доброго царя” . Вопрос о личности самозванцев, воплощавших идею “доброго царя” , отступил в тень. Лозунг “хорошего царя” , по замечанию И. И. Смирнова, представлял собой своеобразную крестьянскую утопию. Самозванство, как подчеркивает К. В. Чистою, явилось одной из специфических и устойчивых форм антифеодального движения в России в XVII веке. Закрепощение крестьян и ухудшение их положения в конце XVI века, резкие формы борьбы Ивана Грозного с боярством, политика церкви, окружившей престол ореолом святости, — вот некоторые факторы, благоприятствовавшие широкому распространению в народе легенды о пришествии царя-избавителя. “В истории легенды о Дмитрии, — пишет К. В. Чистов, — вероятно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что угличский царевич был сыном Ивана Грозного и мог мыслиться как “природный” продолжатель его борьбы с боярами, ослабевшей в годы царствования Федора” .
Династия Ивана Калиты, внука Александра Невского, правила Московским государством в течение почти трехсот лет. Основы ее могущества были заложены в то время, когда над Русью тяготело проклятие татарского ига. При Иване III в коице XV века Россия наконец освободилась от господства иноземных завоевателей. Иван Грозоный, внук Ивана III, довершил разгром татарских ханств, образовавшихся на развалинах. Золотой Орды. Рухнули Казанское и Астраханское ханства. Земли в низовьях Волги, на которых чужеземные завоеватели некогда основали столицу Золотой Орды, оказались навсегда и бесповоротно включены в состав единого Русского государства. Вслед за этим Россия нанесла сокрушительный удар Крымской орде, положив конец разорительным набегам крымцев на Москву. В Ливонской войне Иван IV не добился успеха. Но поражение не могло уничтожить популярность, приобретенную им в годы “казанского взятия” .
В народной памяти Иван IV остался грозным, по справедливым государем. То, что царь пролил немало крови своих подданных, ничего не меняло. Обездоленные низы винили во всех бедах “лихих” бояр и приказных чиновников - своих притеснителей, но не православного государя, стоявшего на недоступной взору высоте. Государь сам казнил изменшиков-бояр, всенародно объявлял их вины и даже обращался к народу за одобрением своих действий. Помимо того Иван IV не раз жестоко наказывал приказных судей, уличенных во взятках и мошенничестве. В глазах народа Иван IV был не только представителем законной династии Ивана Калиты, но и последним царем, при котором масса народа — феодальнозависимые крестьяне — пользовались правом выхода в Юрьев день.
Бедствия, обрушившиеся на страну при Годунове в начале ХYII века, придали особую прелесть воспоминаниям о благоденствии России при “хорошем” царе Иване Васильевиче. Чем мрачнее становилось время, чем меньше оставалось надежд, тем пышнее расцветали всевозможные утопии.
Иван IV был последним потомком Калиты, имевшим многочисленную семью. Его первая жена, Анастасия Романова, родила трех сыновей — Дмитрия, Ивана, Федора I нескольких дочерей. Вторая царица, Мария Темрюковна, родила сына Василия, последняя жена, Мария Нагая, — сына Дмитрия. Все дочери Грозного, как и царевич Василий, умерли в младенческом возрасте. Оба Дмитрия — первенец царя и его младший сын — погибли из-за несчастной случайности. Царевич Иван Иванович, достигший двадцатисемилетнего возраста и объявленный наследником престола, умер от нервного потрясения, претерпев жестокие побои от отца. Единственный внук Грозного появился на свет мертворожденным, и в этом случае виновником несчастья оказался царь, подверженный страшным припадкам ярости. Род Грозного был обречен на исчезновение. Причиной послужило не только несчастное стечение обстоятельств, но и факторы природного характера. Браки внутри одного и того же круга знатных семей имели отрицательные биологические последствия. Уже в середине XVI века стали явственно видны признаки вырождения царствующей династии. Брат Ивана IV Юрий Васильевич, глухонемой от рождения, умер без потомства. Сын Грозного царь Федор Иванович был слабоумным и хилым и тоже не оставил детей. Младший сын царя Ивана Дмитрий страдал эпилепсией. Шансы на то, что царевич доживет до зрелых лет и оставит наследника, были невелики. Но как первенцу Грозного — Дмитрию-старшему, так и его младшему сыну Дмитрию суждена была нечаянная и преждевременная смерть.
Царевич Дмитрий-старший родился тотчас после взятия Казани. Благочестивый отец, поклявшийся в случае победы совершить паломничество в Кириллов монастырь на Белоозере, взял в путешествие новорожденного младенца. Родня царевича - бояре Романовы сопровождали богомольца, и в дни путешествия бдительно следили за неукоснительным соблюдением церемониала, подчеркивавшего их высокое положение при дворе. Где бы ни появлялась нянька с царевичем на руках, ее неизменно поддерживали под руки двое бояр Романовых. Царская семья путешествовала на богомолье в стругах. Боярам случилось однажды вступить вместе с кормилицей на шаткие сходни струга. Все тут же упали в воду. Для взрослых купание в реке не причинило вреда. Младенец же Дмитрий захлебнулся, и откачать его так и не удалось. В честь первенца Иван IV назвал именем Дмитрий младшего сына. Умирая, царь передал трон любимому сыну Федору, а Дмитрию выделил удельное княжество со столицей в Угличе. Федор отпустил младшего брата на удел “с великой честью” , “по царскому достоянию” . В проводах участвовали бояре, двести дворян и несколько стрелецких приказов. Царице было назначено содержание, приличествовавшее ее сану. Но никакие почести не смогли смягчить унижение вдовствующей царицы. Удаление Нагих из столицы за неделю до коронации Федора имело символическое значение. Власти не пожелали, чтобы вдова-царица и ее сын присутствовали на коронации в качестве ближайших родственников царя.
Прошло несколько лет, и Борис Годунов, управлявший государством от имени недееспособного Федора, прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского. Дьяк был наделен самыми широкими полномочиями. Фактически царевич Дмитрий и его мать царица Мария Нагая лишились почти всех прерогатив, которыми они обладали в качестве удельных владык. Битяговский контролировал все доходы, поступавшие в удельную казну.
Дмитрий-младший погиб в Угличе 15 мая 1591 года. Согласно официальной версии, он нечаянно нанес себе рану, которая оказалась смертельной. Комиссия боярина Шуйского, расследовавшая дело по свежим следам, пришла именно к такому заключению. “Обыск” (следственное дело) Шуйского сохранился до наших дней. Но вид неловко разрезанных и склеенных листов давно вызывал подозрения у историков. По слухам, царевич Дмитрий был злодейски зарезан людьми, подосланными Борисом Годуновым. Версия насильственной смерти Дмитрия получила официальное признание при царе Василии Шуйском и при Романовых. Она оказана огромное влияние на историографию. Это влияние сказывается и по сей день.
Смерть Дмитрия Угличского сопровождалась бурными событиями. В Угличе произошло народное восстание. Подстрекаемые царицей Марией и Михаилом Нагим угличане разгромили Приказную избу, убили государева дьяка Битяговского, его сына и др. Четыре дня спустя в Углич прибыла следственная комиссия. Она допросила сто сорок свидетелей. Протоколы допросов, а также заключение комиссии о причинах смерти Дмитрия сохранились до наших дней. Однако существует мнение, что основная часть угличских материалом дошла до нас в виде беловой копии, составители которой то ли ограничились простой перепиской имевшихся в их распоряжении черновых документов, то ли произвели из них некую выборку, а возможно, и подвергли редактированию. Тщательное палеографическое исследование текста “обыска” , проведенное сначала В. К. Клеймом, а затем А. П. Богдановым, в значительной мере рассеивает подозрения насчет сознательной фальсификации следственных материалов в момент составления их беловой копии. Основной материал переписан семью разными почерками. Входившие в комиссию подьячие провели обычную работу по подготовке следственных материалов к судопроизводству. В подавляющем большинство случаев показания свидетелей-угличан отличались краткостью, и подьячие, записав их, тут же предлагали грамотным свидетелям приложить руку. По крайней мере двадцать свидетелей подписали па обороте свои “речи” . Их подписи строго индивидуализированы и отражают разную степень грамотности, довольно точно соответствовавшую их общественному положению и роду занятий. В следственную комиссию вошли очень авторитетные лица, придерживавшиеся разной политической ориентации. Скорее всего, по инициативе Боярской думы руководить расследованием поручили боярину Василию Шуйскому, едва ли не самому умному и изворотливому противнику Годунова, незадолго до этого вернувшемуся из ссылки. Его помощником стал окольничий А. П. Клешнин. Он поддерживал дружбу с правителем, хотя и доводился зятем Григорию Нагому, состоявшему при царице Марии в Угличе. Вся практическая организация следствия лежала на главе Поместного приказа думном дьяке Е. Вылузгине и его подьячих. По прошествии времени следователь В. Шуйский не раз менял свои показания относительно событий в Угличе, но комиссия в целом своих выводов не пересматривала.
Составленный следственной комиссией “обыск” сохранил не одну, а по крайней мере две версии гибели царевича Дмитрия. Версия насильственной смерти всплыла в первый день дознания. Наиболее энергично ее отстаивал дядя царицы Марии Михаил Нагой. Он же назвал убийц Дмитрия: сына Битяговского — Данилу, его племянника — Никиту Качалова и др. Однако Михаил не смог привести никаких фактов в подтверждение своих обвинений. Его версия рассыпалась в прах, едва заговорили другие свидетели. Когда позвонили в колокол, показала вдова Битягойского, “муж мой Михаиле и сын мой в те поры ели у себя на подворьишке, а у него ел священник... Богдан” . Поп Богдан был духовником Григория Нагого и изо всех сил выгораживал царицу и ее братьев, утверждая, что те не причастны к убийству дьяка, погубленного посадскими людьми. Хотя показания попа откровенностью не отличались, он простодушно подтвердил перед Шуйским, что обедал за одним столом с Битяговским и его сыном, когда в городе ударили в набат. Таким образом, в минуту смерти царевича его “убийцы” мирно обедали у себя в доме вдалеке от места преступления. Они имели стопроцентное алиби. Преступниками их считали только сбитые с толку люди.
Показания свидетелей позволяют выяснить еще один любопытный факт: Михаил Нагой не был очевидцем происшествия. Он прискакал во дворец “пьян на коне” , “мертв пьян” , после того как ударили в колокол. Протрезвев, Михаил осознал, что ему придется держать ответ за убийство дьяка, представлявшего в Угличе особу царя. В ночь перед приездом Шуйского он велел преданным людям разыскать несколько ножей и палицу и подложить их на трупы Битяговских, сброшенные в ров городской стены. Комиссия, расследовавшая дело по свежим следам, без труда разоблачила этот подлог. Городовой приказчик Углича Русин Раков показал, что он взял у посадских людей в Торговом ряду два ножа и принес их к Нагому, а тот велел слуге зарезать курицу и вымазать ее кровью оружие. Михаил Нагой был изобличен, несмотря на запирательство. На очной ставке с Раковым слуга Нагого, резавший курицу в чулане, подтвердил показания приказчика. Михаила Нагого окончательно выдал брат Григорий, рассказавший, как он доставал из-под замка “ногайский нож” и как изготовлены были другие “улики” .
Версия нечаянного самоубийства Дмитрия исходила от непосредственных очевидцев происшествия. В полдень 15 мая царевич под наблюдением взрослых гулял с ребятами на заднем дворе и играл ножичком в тычку. При тем находились боярыня Волохова, кормилица Армна Гучкова, ее сын Баженко, молочный брат царевича, постелиница Марья Колобова, ее сын Петрушка и еще два жильца (придворные служители, отобранные свиту царевича из числа его сверстников) . Шуйский придавал показаниям мальчиков исключительное значение и допрашивал их с особой тщательностью. Прежде всего он выяснил, “кто в те поры за царевичем были” . Жильцы отвечали, что “были за царевичем в те поры только они, четыре человеки, да кормилица, да постелница” . На заданный “в лоб” вопрос, “были ли в те поры за царевичем Осип Волохов и Данило Битяговский” , они дали отрицательный ответ. Мальчики прекрасно знали людей, о которых их спрашивали (сын дьяка был их сверстником, Волохов и Качалов служили жильцами в свите царевича и были постоянными товарищами их игр) . Они кратко, точно и живо рассказали о том, что произошло на их глазах: “... играл-де царевич в тычку ножиком с ними на заднем дворе, и пришла на него болезнь — падучей недуг — и набросился на нож” .
Может быть, мальчики сочинили историю о болезни царевича в угоду Шуйскому? Такое предположение убедительно опровергается показаниями взрослых свидетелей.
Трое видных служителей царицына двора — подключники Ларионов, Иванов и Гнидин — показали следующее: когда царица села обедать, они стояли “в верху за поставцом, ажно, деи, бежит в верх жилец Петрушка Колобов, а говорит: тешился, деи, царевич с нами на дворе в тычку ножом и пришла, деи, на него немочь падучая... да в ту пору, как ево било, покололся ножом сам и оттого умер” , итак, Петрушка Колобов сообщил комиссии то же самое, что и дворовым служителям через несколько минут после гибели Дмитрия.
Показания Петрушки Колобова и его товарищей подтвердили Марья Колобова, мамка Волохова и кормилица Тучкова. Свидетельство кормилицы отличалось удивительной искренностью. В присутствии царицы и Шуйского она назвала себя виновницей несчастья: “... она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная... и он ножом покололся...” ” .
Спустя некоторое время нашелся восьмой очевидец гибели царевича. Приказной царицы Протопопов на допросе показал, что услышал о смерти Дмитрия от ключника Толубеева. Ключник, в свою очередь, сослался на стряпчего Юдина. Всем троим тотчас устроили очную ставку. В результате выяснилось, что в полдень 15 мая Юдин стоял в верхних покоях “у поставца” и от нечего делать смотрел в окно, выходившее на задний двор. По словам Юдина, царевич играл в тычку и. накололся на нож, а “он (Юдин) ... в те поры стоял у постав-ца, а то видел” . Юдин знал, что Нагие толковали об убийстве, и благоразумно решил уклониться от дачи показаний следственной комиссии. Если бы его не вызвали на допрос, он так ничего бы и не сказал.
Версия нечаянной гибели царевича содержит два момента, каждый из которых поддается всесторонней проверке. Во-первых, болезнь Дмитрия, которую свидетели называли “черным недугом” , “падучей: болезнью” , “немочью падучею” . Судя по описаниям припадков и их периодичности, царевич страдал эпилепсией. Как утверждали свидетели, “презже тово... па нем (царевиче) была ж та болезнь по месяцем беспрестанно” . Сильпый припадок случился с Дмитрием примерно за месяц до его кончины. Перед “великим днем” , показала мамкаВолохова, царевич во время приступа “объел руки Андрееве дочке Нагова, едва у него... отнели” . Андрей Нагой подтвердил это, сказав, что Дмитрий “ныне в великое говенье у дочери его руки переел” , а прежде “руки едал” и у него, и у жильцов, и у постельниц: царевича:” как станут держать, и он в те поры ест в нецывенье за что нопадетца” . О том же говорила и вдова Битяговкого: “Многажды бывало, как ево (Дмитрия) станет бити тот недуг и станут ево держати Ондрей Нагой и кормилица и боярони, и он... им руки кусал или, за что ухватил зубом, то объест” .
Последний приступ эпилепсии у царевича длился несколько дней. Он начался во вторник. На третий день царевичу “маленько стало полехче” , и мать взяла его к обедне, а потом отпустила на двор погулять. В субботу Дмитрий второй раз вышел на прогулку, и тут у него внезапно возобновился приступ.
Во-вторых, согласно версии о самоубийстве, царевич в момент приступа забавлялся с ножичком. Свидетели описал забаву подробнейшим образом: царевич “играл через черту ножом” , “тыкал ножом” , “ходил по двору, тешился сваею) (остроконечный нож..) в кольцо” . Правила игры были несложными: в очерченный па земле круг игравшие поочередно втыкали нож, который следовало взять за острие лезвием вверх и метнуть так ловко, чтобы он, описав в воздухе круг, воткнулся в землю торчком. Следовательно, когда с царевичем случился припадок, в руках у него был остроконечный нож. Жильцы, стоявшие подле Дмитрия, показали, что он “набросился на нож” . Василиса Волохова описала случившееся еще точнее: “... бросило его о землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло” . Остальные очевидцы утверждали, что царевич напоролся па нож, “бьючися” или “летячи” на землю. Таким образом, все очевидцы гибели Дмитрия единодушно утверждали, что эпилептик уколол себя в горло, и расходились только в одном: в какой именно момент царевич уколол себя ножом -- при падении или во время конвульсий на земле. Могла ли небольшая рана повлечь за собой гибель ребенка? На шее непосредственно под кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. При повреждении одного из этих сосудов смертельный исход неизбежен. Прокол яремной вены влечет за собой почти мгновенную смерть, при кровотечении из сонной артерии агония может затянуться.
После смерти Дмитрия Нагие сознательно распространили слух о том, что царевича зарезали подосланные Годуновым люди. Правитель Борис Годунов использовал первый же подходящий случай, чтобы предать Нагих суду. таким случаем явился пожар Москвы. Обвинив Нагих в поджоге столицы, власти заточили Михаила Нагого и его братьев в тюрьму, а вдову Грозного насильно постригли и отправили “в место пусто” — на Белоозеро. В момент смерти Дмитрия никто из современников не подозревал о том, что десять лет спустя “убиенному младенцу” суждено будет стать героем народной утопии.
Выбор имени первого на Руси “доброго царя” — героя легенды — был во многих отношениях случайным. Даже среди столичного народа очень немногие видели младшего сына Грозного. В небольшом городе Угличе его знали лучше. Но там очень многим было известно, что царевич унаследовал от отца его жестокость. Дикие забавы Дмитрия приводили в смущение современников. Восьмилетний мальчик приказывал товарищам игр лепить снежные фигуры, называл их именами первых бояр в государстве, а затем рубил им головы или четвертовал. Дворянские писатели осуждали подобные “детские глумления” . Однако в народе жестокость по отношению к “лихим” боярам воспринималась совсем иначе. Дмитрий обещал стать таким же хорошим царем, как и его отец. Подверженные суевериям современники считали, что больные эпилепсией (“черным недугом” ) одержимы нечистой силой. Царевич Дмитрий страдал жестокой эпилепсией. Но это не помешало развитию легенды о добром царевиче. Борис Годунов запретил поминать имя Дмитрия в молитвах о здравии членов царской семьи на том основании, что царевич, рожденный в шестом браке, был, по тогдашним представлениям незаконнорожденным. Но в годы Смуты об этом забыли.
Смерть Дмитрия вызвала многочисленные толки в народы. Но в Москве правил законный царь, и династический допрос никого не занимал. Но едва царь Федор умер и династия Калиты пресеклась, имя Дмитрия вновь появилось на устах.
В период короткого междуцарствия после смерти Федора литовские лазутчики подслушали в Смоленске и записали молву, в которой можно было угадать все последующие события Смутного времени. Толки были на редкость противоречивыми. Одни говорили, будто в Смоленске были подобраны письма от Дмитрия, известившие жителей, (то “он уже сделался великим князем” на Москве. Другие толковали, что появился не царевич, а самозванец, во всем очень похожий на покойного князя Дмитрия” . Борис будто бы хотел выдать самозванца за истинного царевича, чтобы добиться его избрания па трон, если не захотят избрать его самого.
Молва, подслушанная в Смоленске, носила недостоверный характер. Боярин Нагой, говоря о смерти Дмитрия, будто бы сослался на мнение своего соседа “астраханского тиуна” (слуги) Михаила Битяговского. “Тиуна” вызвали в Москву и четвертовали после того, как он под пыткой признался, будто сам убил Дмитрия.
Лазутчики записали, скорее всего, толки простонародья, имевшего самые смутные представления о том, что происходило в столичных верхах. Низы охотно верили слухам, порочившим правителя Бориса Годунова проникнутым живым сочувствием к Романовым. Может быть, их распускали сами Романовы или близкие к ним люди? Ответить на этот вопрос трудно. В народных толках о младшем сыне Грозного невозможно уловить никаких похвал в его адрес. О том, что царевич жив, говорили как бы мимоходом, без упоминаний о его достоинствах, законных правах и пр. Куда подробнее обсуждали вторую версию, согласно которой “Дмитрий” был самозванцем и пешкой в политической игре правителя.
Итак, борьба за обладание троном и вызванные ею политические страсти, а не крестьянская утопическая идея о “добром царе” оживили тень Дмитрия. После избрания Бориса на трон молва о самозванном царевиче смолкла. Зато слух о спасении истинного Дмитрия — доброго царя” — в народе получил самое широкое распространение. Служилый француз Я. Маржарет, прибывший в Москву в 1600 году, отметил в своих записках: “Прослышав в 1600 году молву, что некоторые считают Дмитрия Ивановича живым, он (Борис) с тех пор целые дни только и делал, что пытал и мучил по этому поводу” . Оживление толков о Дмитрии едва ли следует связывать с заговором Романовых. Эти бояре пытались заполучить корону в качестве ближайших родственников последнего законного царя Федора. Появление “законного” наследника могло помешать осуществлению их планов. Совершенно очевидно, что в 1600 году у Романовых было столь же мало оснований готовить самозванца Дмитрия, как у Бориса Годунова в 1598 году.
Если бы слухи о царевиче распространял тот или иной боярский круг, покончить с ними для Годунова было бы нетрудно. Трагизм положения заключался в том, что молва о спасении младшего сына Грозного проникла в народную толпу, и потому никакие гонения не могли искоренить ее. Народные толки и ожидания создали почву для появления самозванца. В свою очередь, деятельность самозванца оказала огромное воздействие на дальнейшее развитие народных утопий.
Самозванец объявился в пределах Речи Посполитой в 1602—1603 годах. Им немедленно заинтересовался Посольский приказ. Не позднее августа 1603 года Борис обратился к первому покровителю самозванца князю Острожскому с требованием выдать “вора” . Но “вор” уже переселился в имение Адама Вишневецкого.
Неверно мнение, будто Годунов назвал самозванца первым попавшимся именем. Разоблачению предшествовало самое тщательное расследование, после которого в Москве объявили, что имя царевича принял беглый чернец Чудова монастыря Гришка, в миру - Юрий Отрепьев.
Московским властям нетрудно было установить историю беглого чудовского монаха. В Галиче жила вдова Варвара Отрепьева, мать Григория, а родной дядя Смирной Отрепьев служил в Москве как выборный дворянин. Смирной преуспел при новой династии и выслужил чин стрелецкого головы. Накануне бегства племянника он был “голова у стрельцов” . Как только в ходе следствия всплыло имя Отрепьева, царь Борис вызвал Смирного к себе. Власти использовали показания Смирного и прочей родни Отрепьева и в ходе тайного расследования, и при публичных обличениях “вора” . Как значилось в Разрядных книгах, Борис посылал в Литву “в гонцех на обличенье тому вору ростриге дядю ево родного галеченина Смирного Отрепьева” . Современник Отрепьева троицкий монах Авраамий Палицын определенно знал, что Гришку обличали его мать, родные брат и дядя и, наконец, “. род его галичане вси” . Московские власти сконцентрировали внимание на двух моментах биографии Отрепьева: его насильственном пострижении и соборном осуждении “вора” в московский период его жизни. Но в их объяснениях по этим пунктам были серьезные неувязки. Одна версия излагалась в дипломатических наказах, адресованных польскому двору. В них значилось буквально следующее: Юшка Отрепьев “як был в миру, и он по своему злодейству отца своего не слухал, впал в ересь, и воровал, крал, играл в зернью, и бражничал, и бегал от отца многажда, и заворовался, постригсе у черницы..,” .
Нетрудно установить, с чьих слов был составлен этот убийственный отзыв о Юрии Отрепьеве. Незадолго до посылки наказа в Польшу в Москву вернулся Смирной Отрепьев, ездивший за рубеж по заданию Посольского приказа для свидания с Григорием-Юрием. С его слов, очевидно, и была составлена назидательная новелла о беспутном дворянском сынке.
Юшка отверг сначала родительский авторитет, а потом авторитет самого бога. После пострижения он “отступил. от бога, впал в ересь и в чорнокнижье, и призывал духов нечистых и отреченья от бога у него выняли” . Узнав об этих преступлениях, патриарх осудил его на пожизненное заключение в тюрьму.
Посольский приказ фальсифицировал биографию Отрепьева в двух самых важных пунктах. Цели фальсификации предельно ясны. Посольскому приказу важно было представить Отрепьева как одиночку, за спиной которого не было никаких серьезных сил., а заодно изобразить его изобличенным преступником, чтобы иметь основание потребовать от поляков выдачи “вора” .
С дружеским венским двором царь поддерживал куда более доверительные отношения, чем с польским. Поэтому в письме к императору Борис позволил себе некоторую откровенность по поводу Отрепьева. Русский оригинал послания Бориса австрийскому императору 1604 года хранится в Венском архиве и до сих пор не опубликован.
Приведем здесь полностью разъяснения царя по поводу личности Отрепьева. До своего пострижения, утверждал Борис, Юшка “был в холопях у дворянина нашего у Михаила Романова и, будучи у него, учал воровати, и Михаил за его воровство велел его збити з двора, и тот страдник учал пуще прежнего воровать, и за то его воровство хотели его повесить, и он от тое смертные казни сбежал, постригся в дальних монастырях, а назвали его в чернецех Григорием” .
Почему царь Борис решился связать имя Отрепьева с именем Романовых? Быть может, он желал скомпрометировать своих противников? По почему Годунов не назвал имя старших братьев — знаменитых бояр Федора и Александра Никитичей Романовых, а указал на младшего брата Михаила, которого мало кто знал даже в России и который двумя годами ранее умер в царской тюрьме? В венском наказе видно то же настойчивое стремление, что и в польском. Царские дипломаты старались рассеять подозрения относительно возможной поддержки самозванца влиятельными боярами. От поляков вовсе скрыли, что Отрепьев служил Романову. Австрийцев убеждали в том, что Романов не был пособником “вора” , а напротив, изгнал его за воровские проделки.
Внутри страны появление самозванца долго замалчивалось. Толки о ном пресекались беспощадным образом. Наконец Лжедмитрий вторгся в проделы страны, и молчать стало невозможно. Тогда с обличением Отрепьева выступила церковь.
Жизнеописание Отрепьева, составленное в патриаршей канцелярии, поразительно отличалось от версии Посольского приказа. Враг оказался гораздо опаснее, чем думали в Москве: самозванец терпел поражение в открытом бою, но посланная против него многочисленная армия не могла изгнать его из пределов страны. Попытки представить Отрепьева юным негодяем, которого пьянство и воровство довели до монастыря, никого больше не могли убедить. Дипломатическая ложь рушилась сама собой. Патриаршие дьяки принуждены были более строго следовать фактам. Патриарх Иов известил паству о том, что Отрепьев “жил у Романовых во дворе и заворовался, спасаясь от смертные казни, постригся в чернецы и был по многим монастырям” , позже служил у него, патриарха, “а после того сбежал в Литву с товарищами своими, с чюдовскими черницы” . Власти не настаивали на первоначальной версии, будто Отрепьева постригли из-за его безобразного поведения и восстания против родительской власти. Юшка заворовался, живя на дворе у Романовых. Как видно, патриарх умышленно не называл имени окольничего Михаила: он хотел бросить тень разом и на старших Романовых! Но подобные побуждения имели все же второстепенное значение. Царские опалы, казалось бы, навсегда покончили с могуществом Романовых: старший из братьев принял монашество и сидел под стражей в глухом монастыре, трое других погибли в ссылке. Никто не предвидел, что один из уцелевших сыновей Никитичей взойдет со временем на трон.
Посольский приказ старался скрыть от иноземцев определенную связь между пострижением Отрепьева и службой его опальным Романовым. Но уже в разъяснениях патриарха можно уловить намек на такую связь.
После смерти Годунова и гибели Лжедмитрия I царь Василий Шуйский произвел новое дознание по поводу самозванца. Его следователи имели одно важное преимущество перед Борисовыми, они видели самозванца наяву. Новый царь опубликовал результаты расследования с большими подробностями, чем Борис. Его разъяснения при польском дворе отличались сдержанностью. Любые неточности могли быть легко опровергнуты в Кракове. Между тем самый вопрос о самозванце приобрел теперь государственное значение.
В инструкциях дипломатам Посольский приказ больше не скрывал факта службы Отрепьева у Романовых. На этот раз царские дьяки сообщили полякам даже больше, чем Патриаршая канцелярия. Юшка, писали они, “был в холопах у бояр у Микитиных детей Романовича и у князя Бориса Черкаскова и, заворовався, постригся в чернцы...” . Точности ради дьяки должны были указать, что Отрепьев служил окольничему Михаилу и не имел отношения к Филарету и другим Никитичам, в то время вернувшимся в Москву. Заявления насчет связи самозванца со всей романовской семьей имели политическую подоплеку. Едва приверженцы Шуйского выкрикнули на площади имя нового царя, как в боярской среде возник заговор. К нему примкнули Никитичи, не оставившие надежды занять трон. Тогда на их голову посыпались удары. Филарет Романов, которого нарекли в патриархи, лишился сана. Царская немилость обрушилась и на ближайших родственников Филарета — князей Камских.
В царских наказах Отрепьев назван боярским холопом. Можно ли верить этому?. Юрий Отрепьев поступи на службу к Михаилу Романову как добровольный слуга. Однако царское уложение о холопах 1597 года предписывало всем господам в принудительном порядке составить кабальные грамоты на всех добровольных “холопов” , прослуживших у них не менее полугода. Боярин Черкасский стоял в боярской иерархии значительно выше молодого окольничего Михаила Романова. Поэтому Юрий Отрепьев имел причины для перехода во двор к Черкасскому. Там он, возможно, и дал на себя кабальную запись.
Поздние летописи предпочитали умалчивать о службе Отрепьева у Романовых и их родни. В царствование Романовых было небезопасно или, во всяком случае, не прилично вспоминать этот факт из биографии вора и богоотступника. Поэтому история пострижения Юрия Отрепьева получила совершенно превратное истолкование в поздних летописных сочинениях. Автор “Иного сказания” сочинил романтическую сказку о том, как четырнадцатилетний Юшка случайно повстречал в Москве безвестного вятского игумена Трифона и под влиянием душеспасительной беседы с ним принял схиму. 0тзвук подлинных событий находим в одном компилятивном сказании, автор которого изложил причины пострижения Юрия следующим образом. Царь Борис послал в заточение и на смерть великих бояр Федора Никитича Романова и Бориса Камбулатовича Черкасского. Юшка часто приходил в дом к Черкасскому и был у него в чести “и тоя ради вины па него царь Борис негодова, той же лукав сын вскоре избежав от царя, утаився во един монастырь и пострижеся...” . Автор сказания усердно пытался смягчить неприятные для повой династии факты. 0н умалчивает о том, что Юшка служил Михаилу Никитичу Романову и его шурину Черкасскому. Юшка будто бы лишь захаживал на двор к боярину Борису Черкасскому и от него “честь приобретал” . Как бы то ни было, но в намеках сказания все же проглядывается истина. Юшка не затерялся среди многочисленной холопской дворни, а сделал карьеру при дворе боярина Черкасско вошел у него “в честь” . При боярских дворах дети боярские такого ранга и происхождения служили обычно дворецкими, конюшими, воеводами в боярских городах.
После ареста Романовых и Черкасского их слуга Юрий Отрепьев, не желая разделить участь своих господ, постригся в монахи и взял имя Григорий. За пострижением последовали скитания по монастырям. Этот период жизни чернеца Григория Отрепьева стал предметом всевозможных легенд. Поздние летописи противоречат друг другу, едва только начинают перечислять обители, в которых побывал новоиспеченный монах. Современники не знали толком, где постригся Юшка Отрепьев. Автор “Нового летописца” , близкий к Филарету Романову, откровенно признается, что Юшка “во младости пострижеся на Москве, не вем где” . И даже Посольский приказ, расследовавший дело по свежим следам, не мог добиться истины. При Шуйском установили только, что постригал Юшку “с Вятки игумен Трифон” . Обряд был совершен, как видно, в спешке на каком-нибудь монастырском подворье.
Посольский приказ был лучше всего осведомлен о столичном периоде жизни Григория. Имея под рукой множество свидетелей, приказ смог установить срок пребывания чернеца в кремлевском Чудове монастыре. Отепьев, значилось и посольской справке, был “в Чюдове мошастыре в дияконех з год” . Это известие следует принять единственной достоверной хропологической вехой ранней биографии Отрепьева.
Если теперь обратиться к сказаниям современников, то увидим, какие любопытные метаморфозы претерпевали в них сведения о чудовском периоде жизни Отрепьева. Один из летописцев сообщал, будто Гришка “пребываша и безмолствоваше в Чудове года два” . Те же данные приводит поздняя “история о первом патриархе Ионе” , оставленпая после 1652 года. Троицкий монах Авраам Палицын считал, что чернец Григорий два лета стоял на клиросе в Чудовском монастыре, а потом служил во дворе у патриарха более года. Тенденция приведенных свидетельств очевидна. Летописцы продлили срок пребывания Отрепьева в столичном монастыре с одного года до двух лет. Аналогичным образом современники описывали “житие” монаха Григория в провинциальных обителях. По свидетельству “Нового летописца” , чернец Отрепьев жил год в Спасо-Ефимьеве монастыре и еще “двенадесять недель” в соседнем монастыре на Куксе. По словам другого летописца, Григорий прибыл “во обитель Живоначальные Троицы на Железный Борок, ко Иякову святому и в том монастыре постризается, и пребыша ту три лета” . Летописец ошибся, назвав монастырь на Железном Борку Троицким. На самом деле то был монастырь Иоанна Предтечи. Ошибка выдает малую осведомленность автора летописи.
Пребывание в провинциальных монастырях явилось в действительности лишь кратким эпизодом в жизни Григория Отрепьева. В посольской справке, составленной при Василии Шуйском, сообщалось без особых подробностей о том, что “был он Гришка в черницах в Суздале в Спасском в Ефимьеве монастыре и в Галиче у Иоанна Предтечи и по иным монастырем...” . Но в справке не сказано, сколько времени провел Отрепьев в провинциальных монастырях. Заполнить этот пробел помогает осведомленный современник — автор “Повести 1626 года” . Он категорически утверждает, что до водворения в столичном монастыре Григорий носил рясу очень недолго. “По мало же времяни пострижения своего изыде той чернец во царствующий град Москву и тамо доиде пречистые обители архистратига Михаила” . Если верно то, что пишет названный автор, значит, Отрепьев, не жительствовал в провинциальных монастырях, а бегал по ним.
Приведенные факты позволяют установить главнейшие даты в жизни 0трельева. Чудовский монах отправился в Литву в феврале 1602 года, после того как пробыл год в Чудове монастыре. Следовательно, он обосновался в Чудове в начале 1601 года. Если верно, что Отрепьев прибыл в Москву “по мало времени” (вскоре) после своего пострижения, значит, он постригся в конце 1600 года. Именно в это время Борис Годунов разгромил заговор бояр Ромашовых и Черкасоких. Приведенные факты полностью подтверждают версию, согласно которой Отрепьев принужден был уйти в монастырь в связи с гонениями на Ромаловых ноябре 1600 года. В то время Отрепьеву было примерно двадцать лет. По понятиям XVI века молодые люди достигали совершеннолетия и поступали на службу в пятнадцать лет. Это значит, что до своего пострижения Григорий успел прослужить на боярских подворьях около пяти лет.
РОЖДЕНИЕ ИНТРИГИ
По образному выражению В. О. Ключевского, Лжедмитрий “был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве” . Царь Борис считал причиной всех бед боярскую интригу. По свидетельству царского телохранителя К. Буссоза, при первых же известиях об успехах самозванца Годунов сказал в лицо боярам, что это их рук дело и задумано оно, чтобы свергнуть его.
Известный исследователь Смуты С. Ф. Платонов возлагал ответственность на бояр Романовых и Черкасских. “... Подготовку самозванца, - писал он, - можно приписывать тем боярским домам, во дворах которых служивал Григорий Отрепьев” . Но это не более чем гипотеза. Отсутствуют какие бы то ни было данные о непосредственном участии Романовых в подготовке Лжедмитрия. И все же следует иметь в виду, что именно на службе у Романовых и Черкасских сформировались политические взгляды Юрия Отрепьева. Под влиянием Никитичей и их родни Юшка увидел в Борисе узурпатора и проникся ненавистью к “незаконной” династии Годуновых.
Множество признаков указывает на то, что самозванческая интрига родилась не на подворье Романовых, а в стенах Чудова монастыря. В то время Отрепьев уже лишился покровительства могущественных бояр и мог рассчитывать только на свои силы. Авторы сказаний и повестей о Смутном времени утверждали, что именно в Чудове монастыре инок Григорий “начал в сердце своем помышляти, како бы ему достигнути царскова престола” , и сам сатана “обещал ему царствующий град поручи” . Составитель “Нового летописца” имел возможность беседовать с м. онахпми Чудова монастыря, хорошо знавшими черного дьякона Отрепьева. С их слов он записал следующее: “Ото многих же чудовских старцев слышав, яко (чернец Григорий.) смехотворно глаголаше старцев, яко „царь буду на Москве” .
Кремлевский Чудов монастырь, расположенный под окнами царских теремов и правительственных учреждений, давно оказался в водовороте политических страстей. Благочестивый царь Иван IV желчно бранил чудовских старцев за то, что они только по одежде иноки, а творят все, как миряне. Близость к высшим властям наложила особый отпечаток на жизнь чудовской братии. Как и в верхах, здесь царил раскол. Среди чудовской братии можно было встретить и знать и мелких дворян. Были среди них добровольные иноки. Но большинство надело монашеский клобук поневоле, потерпев катастрофу па житейском поприще. Вступив на порог Чудова монастыря, чернец Григорий вскоре же попал в компанию Варлаама Яцкого и Михаила Повадьина, которые в недавнем прошлом владели мелкими поместьями и несли службу как дети боярские. Как и Отрепьев, они принадлежали к числу противников выборной земской династии Годуновых.
Монахи, знавшие Отрепьева, рассказывали, будто в Чудове “окаянный Гришка многих людей вопрошаше о убиении царевича Дмитрия и проведаша накрепко” . Однако можно догадаться, что Отрепьев знал об угличских событиях не только со слов чудовских монахов. В Угличе жили его близкие родственники.
Учитывая традиционную систему мышления, господствовавшую в средние века, трудно представить, чтобы чернец, принятый в столичный монастырь “ради бедности и сиротства” , дерзнул сам по себе выступить с претензиями на царскую корону. Скорее всего, он действовал по подсказке людей, остававшихся в тени.
В Польше Отрепьев наивно рассказал, как некий монах узнал в нем царского сына по осанке и “героическому нраву” . Безыскусность рассказа служит известной порукой его достоверности. Современники записали слухи о том, что монах, подучивший Отрепьева, бежал с ним в Литву и оставался там при нем.
Московские власти уже при Борисе объявили, что у “вора” Гришки Отрепьева “в совете” с самого начала были двое сообщников -Варлаам и Михаил (в других источниках _Мисаил) Повадьин. Из двух названных монахов Михаил был, кажется, ближе к Отрепьеву. Они вместе жительствовали в Чудовом монастыре, оба числились крылощапами. Вместо решили отправиться за рубеж. Варлаам, по его собственным словам, лишь присоединился к ним.
Наибольшую осведомленность по поводу Михаила проявил автор “Сказания” . Он один знал полное мирское имя Михаила —- Михаил Трофимович Повадьин, сын боярский из Серпейскп. Автор “Сказания” неколькими меткими штрихами рисует характер Михаила. Когда Отрепьев позвал его в севернрые украинские города, Михаил обрадовался, так как был “прост сой в разуме, не утвержден” . Сказанное рассеивает миф, будто интригу мог затеять Мичаил. Чу-довский чернец оказался первым простаком, поверившим в Отрепьева и испытавшим на себе его гипнотическое влияние.
Варлаам был человеком совсем иного склада, чем Михаил. Его искусно составленный “Извет” свидетельствует об изощренном уме. Варлаам Яцкий, по его собственным словам, постригся “в немощи” . Отсюда можно заключить, что он был много старше двадцатилетнего Отрепьева.
Несколько помещиков Яцких служили в Коломенском уезде, как и отец Юрия Отрепьева. Вообще члены этой семьи не отличались благонравным поведением. В коломенской десятке, где записан был Богдан Отрепьев, против имени двух Яцких значилась помета: “бегают в разбое” .
Обстоятельства пострижения Варлаама Яцкого неизвестны. Во всяком случае, постригся он не в Москве, а в провинции. Как и другие монахи, Варлаам немало исходил дорог, прежде чем осел в столице. Бродячие монахи были повсюду желанными гостями, поскольку от них люди узнавали всякого рода новости, слухи и пр. Будучи человеком острого ума, Варлайм, по-видимому, первым оценил значение толков о чудесном спасении законного наследника Дмитрия, захвативших страну.
Бродячее духовенство не случайно стало средой, и которой окончательно сформировалась самозванческая интрига. Монахи знали настроения народа и в то же время были вхожи в боярские дома. В своей челобитной Варлаам рассказывал, что познакомился с Михаилом в доме Ивана Ивановича Шуйского. В “Извете” царю Василию Шуйскому Варлаам по понятным причинам назвал лишь имя опального князя Ивана Шуйского, Кем были другие покровители Варлаама? Кто из них инспирировал интригу? Ответить на все эти вопросы невозможно. Ясно, что враждебная Борису знать готова была испробовать любые средства, чтобы покончить с выборной земской династией, Чернецы оказались подходящим орудием в их руках. Борис Годунов был опытным и прозорливым политиком и его догадки насчет подлинных инициаторов интриги имели под собой достаточно оснований.
Кремлевские монахи и недовольные царем бояре не предвидели последствий дела, которое они сами же и затеяли. Когда появление “Дмитрия” вызвало повсеместные восстания черни, они отшатнулись от него и постарались доказать свою преданность Борису. Рассказ Варлаама о том, что он впервые увидел Отрепьева на улице накануне отъезда в Литву и последний назвался царевичем только в Брачиие у Вишневецкого, звучит как неловкая ложь. “Извет” Варлаама проникнут страхом, ожиданием суровой расправы, а это как нельзя лучше подтверждает предположение, что именно Варлаам подсказал Отрепьеву его роль.
Слухи о чудесно спасшемся сыне Грозного захлестнули страну, и инициаторы авантюры рассчитывали использовать народную утопию в затеянной игре. Но они были столь далеки от народа, что их планы потерпели крушение при первых же попытках практического осуществления.
Когда Отрепьев пытался открыть свое “царское” имя сотоварищам по Чудову монастырю, те отвечали откровенными издевательствами — “они же ему нлеваху и на ймех претворяху” . В Москве претендент на трон не нашел ни сторонников, ни сильных покровителей. Отъезд его из столицы носил, по-видимому, вынужденный характер. Григория гнал из Москвы воцарившийся там голод, а также и страх разоблачения.
В своей челобитной Варлаам Яцкий старался убедить власти, будто он предпринял первую попытку изловить “вора” Отрепьева уже в Киево-Печорском монастыре. Но его рассказ не выдерживает критики. В книгах московского Разрядного приказа можно найти сведения о том, что в Киево-Печерском монастыре Отрепьев пытался открыть монахам свое “царское” имя, но потерпел такую же неудачу, как и в московском Чудовом монастыре. Чернец будто прикинулся больным и на духу признался печерскому игимену, что он царский сын, “а ходит бутто и ыскусс, “с пострижеп, избогагочи, укрывался от царя Бориса...” . Печерский игумен указал Отрепьеву и его спутникам на дверь.
В Киеве Отрепьев провел три недели в начале 1602 года. Будучи изгнанным из Печерского монастыря, бродячие монахи весной 1602 года отправились в острог “до князя Василия Острожского” . Князь Острожкский, подобно властям православного Печерского монастыря, не преследовал самозванца, по велел выгнать его за ворота. С момента бегства Отрепьева из Чудова монастыря его жизнь представляла собой цепь унизительных неудач. Самозванец далеко не сразу приноровился к избранной им роли. Оказавшись в непривычном для него кругу польской аристократии, он часто терялся, казался слишком неповоротливым, при любом его движении “обнаруживалась тотчас вся его неловкость” .
Изгнанный из Острога самозванец нашел прибежище в Гоще. Лжедмитрий не любил вспоминать о времени, проведенном в Остроге и Гоще. В беседе с Адамом Вишневецким он упомянул кратко и неопределенно, будто бежал к Острожскому и Хойскому и “молча там находился” . Совсем иначе излагали дело иезуиты, заинтересовавшиеся делом “царевича” . По их словам, “царевич” обращался за помощью к Острожскому-отцу, но тот якобы велел гайдукам вытолкать самозванца за ворота замка.
Два года спустя Острожский попытался уверить Годунова, а заодно и собственное правительство в том, что он ничего не знает о претенденте па царский трон. Сын Острожского Янунг был более откровенным в своих “объяснениях” с королем. В письме от 2 марта 1604 года он писал, что несколько лот знал москвитянина, который называет себя наследственным владетелем Московской земли: сначала он жил в монастыре отца в Дермане, затем у ариан — представителей одной из христианских сект, обосновавшейся в Польше. Письмо Януша Острожского не оставляет сомнения в том, что уже в Остроге и Дермане Отрепьев называл себя московским царевичем. Самозванцу надо было порвать нити с прошлым, и поэтому он решил расстаться с двумя своими сообщниками, выступившими главными свидетелями в пользу его “царского” происхождения. Побег в Гощу к арианам объяснялся также тем, что Отрепьев изверился в возможности получить помощь от православных магнатов и православного духовенства Украины.
Покинув сотоварищей, Отрепьев, по словам Варлаама, скинул с себя иноческое платье и “учинился” мирянином. То был опрометчивый шаг. Монах-расстрига тотчас лишился куска хлеба. Иезуиты, интересовавшиеся первыми шагами самозванца в Литве, утверждали, что расстриженный дьякон, оказавшись в Гоще, принужден был на первых порах прислуживать на кухне у пана Габриэля Хойского.
Гоща был центром секты ариан. По словам Януша Острожского, самозванец пристал к сектантам и стал отправлять арианские обряды, чем снискал их благосклонность. В Гоще Отрепьев получил возможность брать уроки в арианской школе. По словам Варлаама, расстриженного дьякона учили “по-латынски и по-польски” . Одним из учителей Отрепьева был русский монах Матвей Твердохлеб, известный проповедник арианства.
По свидетельству польских иезуитов, гощинские ариане снискали расположение “царевича” и даже “хотели совершенно обратить его в свою ересь, а потом, смотря по успеху, распространить ее и во всем Московском государстве” . Те же иезуиты, не раз беседовавшие с Отрепьевым на богословские темы, признали, что сектантам удалось отчасти заразить его ядом неверия. Отрепьев жил у еретиков в Гоще до марта — апреля 1603 года, а “после Велика дни из Гощи пропал” . Имеются данные о том, что самозванец ездил в Запорожье и был с честью принят в отряде запорожского старшины Герасима Евангелика. Прозвище старшины указывает на принадлежность его к гощинской секте. Если приведенные данные достоверны, то отсюда следует, что ариане помогли Отрепьеву наладить связи с их запорожскими единомышленниками. Когда начался московский поход, в авангарде армии Лжедмитрия I шел небольшой отряд казаков во главе с арианином Яном Бучинским. Этот последний стал ближайшим другом и советником самозванца до его последних дней.
Поддержка ариан упрочила материальное благополучие Отрепьева, пошатнувшееся после разрыва с православным духовенством, но нанесла его репутации огромный ущерб. Самозванец не предвидел всех последствий своего шага. В глазах русских людей “хороший царь” не мог исповедовать никакой иной религии, кроме православия. Московские власти, заслышав о переходе Отрепьева в арианскую веру, навеки заклеймили его как еретика.
После отъезда из Запорожской сечи ничто не мешало Отрепьеву вернуться в Гощу и продолжать обучение в арианских школах. Однако самозванец должен был уразуметь, что он не имеет никаких шансов занять царский троп, будучи еретиком. Столкнувшись в первый раз с необходимостью уладить свои отношения с православным духовенством, “царевич” решил искать покровительства у Адама Вишневецкого, ревностного сторонника православия. “Новый летописец” подробно рассказывает, как Отрепьев прикинулся тяжелобольным в имении Вишневецкого и на исповеди открыл священнику свое “царское” происхождение. История “болезни” самозванца, впрочем, слишком легендарна. В отчете Вишневецкого королю никаких намеков на этот эпизод нет.
Вишневецкий признал “царевича” не потому, что поверил его бессвязным и наивным басням. В затеянной игре у князя Адама были свои цели. Вишневецкие враждовали с московским царем из-за земель. Приняв самозванца, князь Адам получил возможность оказать давление на русское правительство.
В конце XVI века отец Адама князь Александр завладел обширными украинскими землями по реке Суде в Заднепровье. Сейм закрепил за князем Александром его новые приобретения на правах собственности. Занятие территории, издавна тяготевшей к Чернигову, привело к пограничным столкновениям. Вишневецкие отстроили городок Лубны, а затем поставили слободу на Прилуцком городище. Адам Вишневецкий унаследовал от отца вместе с новоостроенными городками вражду с царем. Дело закончилось тем, что Борис в 1603 году велел сжечь спорные укрепления Прилуки и Снетино. Люди Вишневецкого оказали сопротивление. С обеих сторон были убитые и раненые.
Вооруженные стычки во владениях Вишневецкого могли привести к более широкому военному столкновению. Надежда на это и привела Отрельенв в Брачин. Самозванец рассчитывал, что Вишневецкий поможет ему втянуть в военные действия против России татар и запорожских казаков.
Борис Годунов обещал князю Адаму щедрую награду за выдачу “вора” . Получив отказ, царь готов был прибегнуть к силе. Опасаясь итого, Вишневецкий увез Отрепьева подальше от границы, в Вишневец, где тот “летовал и зимовал” .
В имении Адама Вишневецкого Отрепьев добился прочного успеха. Магнат велел оказывать московскому “царевичу” полагавшиеся ому по чину почести. По свидетельству Варлаама, он “учинил его (Гришку.) на колесницах и на конех и людно” . Князь Адам имел репутацию авантюриста, бражника и безумца, но он был известен и как защитник православия. Признание со стороны Вишневецкого имело для Отрепьева неоценимое значение. Покровительство князя Адама сулило самозванцу большие выгоды, поскольку эта семья состояла в дальнем родстве с Иваном Грозным. После того как Вишневецкий признал безродного проходимца “своим” по родству с угасшей царской династией, самозванческая интрига вступила в новую фазу своего развития.
Дальнейшие события достаточно широко освещены в исторической литературе, но упомяну о них вкратце.
Царствование Бориса не имело успеха в народе. К тому же в начале XVII века на Россию обрушились неслыханные стихийные бедствия, вызвавшие массовое разорение деревни. Как следствие, в 1602 - 1603 годах Россия переживала неслыханный голод. Голодная смерть косила население по всей стране. Правительство Годунова не жалело средств на борьбу с голодом, но повторный неурожай свел на нет все усилия. Крестьянская политика Годунова также потерпела неудачу, главным образом из-за сопротивления дворянства в отношении уступок крепостным. Таким образом, знать оценила меры царя, но это привело к тому, что популярность династии Годуновых среди мелкого дворянства стала падать. Это обстоятельство немало способствовало успеху самозванца. Успехи казацкой вольницы вызывали глубокую тревогу в московских верхах ; пока тихий Дон служил прибежищем для беглых, крепостной режим в центре не мог восторжествовать окончательно. Борис прекрасно понимал это, и его политика в отношении окраины отличалась решительностью и беспощадностью.
И как раз это обстоятельство помогло Опрепьеву поднять авторитет в глазах донских народов. 13 октября 1604 года войско самозванца перешло границу. Весть о появлении “доброго царя” летела впереди “Дмитрия” . Дальнейшие события развивались приблизительно также, как позже они развивались во время восстания Пугачева: при появлении самозванца под стенами Монастырьевского острога в городе началось восстание, и “взбунтовавшиеся жители связали воеводу и открыли ворота вору” . Как позже выяснилось к острогу вышел передовой отряд казаков под предводительством атамана Белешко, в то время, как армия “Дмитрия” под предводительством Мнишека выбиралась из леса и болот. Далее последовала сдача Чернигова и Путивля - главного центра Северной Украины. Таким образом, вторжение самозванца явилось началом народного восстания, при поддержке которого Лжедмитрий практически беспрепятственно подошел к Москве. Меры, предпринятые Годуновым были бессильны, даже несмотря на превосходство в военной силе.
Из всего вышеизложенного можно сделать вывод: Лжедмитрий взошел на трон, благодаря умелому использованию создавшегося в России положения, а также благодаря тому, что в этом были заинтересованы как влиятельные польские магнаты, так и русские бояре, преследовавшие свои цели. В любом случае Отрепьев был лишь пешкой в чужой игре. Это показало его недолгое правление. Произошло столкновение политических и религиозных интересов Польши с Русскими боярами и духовенством. Свержение “Дмитрия” послужило началом к изгнанию польских войск.
Если просмотреть историю, то можно увидеть похожие причины появления самозванцев: тот же Лжедмитрий II или Пугачев (если рассматривать понятие “самозванец” объективно) .
Список литературы:
- Ключевский В. О. 'Курс лекций по русской истории', собр. сочинений, Москва, 1979. (Том №3)
- Корецкий В. И. 'Формирование крепостного права и первая крестьянская война', Москва, 1992. (второе издание)
- Скрынников Р. Г. 'Самозванцы в России в начале XVII века. ', Новосибирск, изд. “Наука” ., 1989. (основной источник)
- Скрынников Р. Г. 'Социально-политическая борьба в русском государстве в начале XVII века', Ленинград, 1985.
- Татищев В. Н. 'История российская', Москва, 1986. (Том №7)
|
