Сущность, содержание и формы вины в уголовном праве
Философские исследования человеческой субъективности, в которых при рассмотрении вины во главу угла ставилась возможность сознательного выбора между добром и злом, позволили современным философам сформулировать следующее понятие этого термина: вина — то, что достойно упрека, внутренняя причина которого заключена в том, что человек предопределен к свободному, ответственному, нравственному самоопределению и поэтому обладает способностью решать справедливо, выступая против несправедливого и избегая того, что запрещено. Побуждение поступить неправильно может овладеть человеком, способным к правильному действию, в том случае, если он не знает запретительных норм или недооценивает их.[2]
Все объявления
ЯндексДирект
Дать объявление
Деревообрабатывающее оборудованиеКрупнейший склад оборудования в Сибири. Большой ассортимент. www.perun-stanki.ru
Продаем станки1К62(710мм), 16К20(1000мм), 163(2800мм), 2Н150(Д-50мм) дёшево, Питер Адрес и телефон · prom-zap.ru
Адрес и телефон · prom-zap.ru
Неоднозначно отношение к вине у психологов и правоведов. Юристы при описании данного феномена очень часто делают ссылки на необходимость наличия психологических познаний для точного определения содержания вины. Однако сама психология не знает данного понятия, считая в свою очередь этот феномен чисто юридической дефиницией.[3] Более того, не только понятие вины, но и понятия умысла и неосторожности не имеют готовых психологических аналогов. Их чисто психологическая характеристика, если бы она понадобилась, представляла бы собой достаточно сложную конструкцию. Используя в качестве базовых такие понятия, как осознанное и целенаправленное поведение, можно определить лишь общие границы преступного поведения, но не отграничить умышленное деяние от неосторожного.[4]
Суммируя обозначенные выше достижения различных отраслей человеческого знания, можно прийти к следующему выводу: вина представляет собой субъективно-объективную категорию, содержание которой составляют два взаимосвязанных, но все же самостоятельных отношения.
Первое — это отношение лица, совершившего какой-либо проступок или правонарушение, к тому, что он совершил. Установление данного отношения обязательно в тех случаях, когда речь идет о совершении преступления умышленно либо по легкомыслию. Однако в случаях совершения преступного деяния по небрежности, в состоянии сильного алкогольного опьянения или в состоянии ограниченной вменяемости, а также в случае совершения большинства административных, дисциплинарных и гражданско-правовых деликтов подобного отношения либо не существует вообще, либо его установление в силу объективных обстоятельств признается невозможным, либо его установления просто не требуется. В этих ситуациях вполне достаточно, чтобы общество в лице его властных структур определило данное деяние виновным, а лицо, его совершившее, подлежащим ответственности.
Поэтому второй составляющей понятия вины выступает отношение общества к данному проступку либо правонарушению и к лицу, его совершившему. В этом отношении содержится оценка неблаговидного поведения сознательного индивида с точки зрения реально существующих в конкретный исторический период и одобряемых большинством членов общества правил поведения. В основу данного отношения общества к нарушителю закладывается должное поведение, т. е. ожидаемая и прогнозируемая реакция лица на ту или иную ситуацию, на те или иные воздействия факторов окружающей среды.
Только подобный двусторонний подход к определению понятия вины позволит правильно понять ее сущность, содержание и формы проявления.
Сущность вины. Одна из главных задач науки состоит в познании сущности изучаемых явлений, в том, чтобы видимое, выступающее на поверхность жизни природы и общества, свести к внутреннему, действительному качеству исследуемого объекта, к тем закономерностям, которые определяют его возникновение, развитие и функционирование.[5] Сущность — самая абстрактная категория диалектики в том смысле, что она представляет собой высшую степень абстрагирования от конкретного многообразия. Вместе с тем, будучи результатом восхождения от явления к закону, она способствует проникновению мышления в исследуемый объект, определению его важнейших сторон, глубокому и полному отражению его природы.[6]
Отечественное уголовное право в основном стоит на позиции, что центральное место в понятии вины принадлежит психическому отношению человека к совершенному им общественно опасному деянию, выраженному в форме умысла или неосторожности.[7] Так как психика есть субъективное отражение окружающей действительности, а отношение — момент взаимосвязи различных проявлений этой действительности, следовательно, психическое отношение есть не что иное, как субъективное, внутреннее, индивидуально-избирательное отражение взаимосвязи, взаимозависимости и взаимоопределяемости различных сторон существования объективной реальности. В связи с тем, что любое преступление состоит из двух социальных конфликтов, в психике преступника должны получить соответствующее отражение не только возникающие в процессе или результате его деяния отношения с жертвой преступления, но и уголовно-правовые отношения с органами, стоящими на страже прав и законных интересов потерпевшего.
Достаточно интересные данные были получены мною в ходе анкетирования правоприменителей.[8] Так, на вопрос: «Является ли сознательное отношение преступника к совершаемому им деянию и к его последствиям обязательным признаком субъективной стороны преступления?», — 32,9 % респондентов ответили утвердительно для всех без исключения случаев; 57,4 % считают, что сознательное отношение должно присутствовать только в умышленных преступлениях; и лишь 4,3 % ответили отрицательно. Несмотря на это, 51,2 % опрошенных считают вполне допустимым привлечение к уголовной ответственности лица, у которого отсутствует сознательно-волевое отношение к совершенному им деянию.
Практически не вызывает сомнения, что психическое отношение лица к совершаемому преступному деянию как отражение в сознании субъекта основных составляющих возникающего уголовно-правового отношения присутствует во всех без исключения умышленных преступлениях. Отдельные компоненты психического отношения присутствуют при совершении преступления по преступному легкомыслию: когда лицо «предвидит» и «самонадеянно рассчитывает» (ч. 2 ст. 26 УК РФ). Гораздо сложнее решить вопрос о наличии психического отношения при совершении преступления по небрежности. В ч. 3 ст. 26 УК прямо указывается на отсутствие реального психического отношения: лицо не предвидит возможности, а соответственно, и не осознает, и не желает наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия). Законодательная формула «при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть», с точки зрения психологии может быть отнесена лишь к характеристике потенциального психического отношения лица к совершаемому им деянию, повлекшему наступление общественно опасных последствий. В связи с этим, на мой взгляд, заслуживает внимания высказанная в науке точка зрения, согласно которой «тот, кто говорит о потенциальном психическом отношении, безусловно, должен знать, что в этом случае фактически пока он не имеет дела ни с каким отношением. Потенциальная способность ни в коем случае не означает само проявление этой способности».[9]
Законодатель совершенно правильно требует от граждан внимательного и бережного отношения к правам и интересам других граждан, общества и государства. Согласен с позицией тех ученых, которые считают, что «виновен не только тот, кто преднамеренно совершил преступление, но и тот, кто не мобилизовал свое сознание и волю, действовал по первому побуждению, бездумно. Ведь это первое побуждение — его собственное, отражающее его личность».[10] Совершение преступлений по небрежности свидетельствует о том, что личность в своем поведении пренебрегла долгом и возможностью предотвратить опасный результат своих действий (бездействия). Несмотря на то что в момент совершения преступления у субъекта отсутствует психическое отношение к совершаемому деянию, данное лицо, безусловно, виновно в совершении общественно опасного посягательства и должно быть привлечено к уголовной ответственности.
Таким образом, вина как обязательный признак любого преступления не может быть сведена лишь к психическому отношению преступника к его деянию. Кроме психического отношения субъекта вина всегда включает социально-правовую оценку отношения виновного к охраняемым уголовным законом ценностям.[11] Возможно, именно поэтому некоторые ученые, анализирующие сущность вины, с одной стороны, призывали искать ее «в особенностях психического отношения виновно действующего субъекта»,[12] с другой — вычленяли социально-политическую сущность вины, которую определяли как отрицательное отношение субъекта к охраняемым уголовным законом интересам общества, выраженное в совершенном им общественно опасном деянии.[13] Все они считали, что социальная и психическая стороны вины неразделимы и присутствуют во всех без исключения случаях совершения преступного деяния.
Однако в некоторых случаях вина представляет собой в чистом виде опосредованное (через правоохранительные органы и действующее уголовное законодательство) или непосредственное (имеются в виду преступления, имеющие большой общественный резонанс) отношение общества к общественно опасному деянию и к лицу, его совершившему. Субъекта признают виновным при наличии лишь возможности, а не реального отражения в его сознании и психике того, что он совершил. Более того, государство через уголовный закон (ч. 3 ст. 26 УК) говорит не просто о возможности, но и о долге субъекта предвидеть общественно опасный характер последствий совершенного им деяния.
Следовательно, лицо в момент совершения преступления может иметь психическое отношение к совершаемому, а может и не иметь его. Что же касается отношения общества к этому деянию, подразумевающего в первую очередь моральную и правовую оценку общественно опасных действий (бездействия) и общественно опасных последствий, то эта составляющая вины присутствует всегда. Значит, именно это отношение, которое согласно участвующим в нем сторонам является общественным отношением, и составляет сущностную основу вины.
Содержание вины. В отечественной уголовно-правовой литературе при анализе содержания вины общепризнанным является выделение двух основных компонентов: интеллектуального и волевого. Причем, одни авторы данные составляющие именуют «моменты»,[14] другие — «элементы»,[15] третьи — «признаки» и даже «факторы».[16] Взяв за основу философское понимание содержания как определенным образом упорядоченную совокупность элементов и процессов, образующих предмет или явление, считаю более правильным вести речь об интеллектуальном и волевом содержании вины, составляющими которого в свою очередь являются элементы и процессы их взаимосвязи.
Подобная позиция позволяет говорить о двух психических элементах интеллектуального содержания вины: сознании и предвидении.
Сущность и особенности сознания как побудителя и регулятора деятельности состоят в том, что оно есть соотнесение лица с объективной реальностью в процессе предметной деятельности человека. Применительно к конкретному акту поведения сознание представляет собой мысленное (интеллектуальное) соотнесение побудительных факторов с целью действия, самими актами деятельности, их социальной и правовой значимостью и теми последствиями, которые наступили или могли наступить как результат этой деятельности. Но соотнесение лица с объективной реальностью в процессе деятельности есть не только выделение его из окружающей среды, не только отражение мира в определенных образах, но и отношение (желание, переживание, внутреннее стремление к чему-то) лица к действительности.[17]
При конструировании уголовно-правовых норм о видах умышленной вины (ч. 2 и ч. 3 ст. 25 УК) законодатель использует термин «осознание». Несмотря на терминологическое сходство данного термина с термином «сознание», между этими понятиями существуют определенные отличия. Если сознание подразумевает знание о внешнем и внутреннем мире, о самом себе, то осознание предполагает обязательное формирование собственного ценностного отношения к тем или иным явлениям или событиям, возникающего на фоне устоявшихся идеалов и признаваемых субъектом норм поведения. Субъект осознает предметы и явления окружающего мира не только сами по себе, их структуру, свойства и взаимосвязи, но и определяет значимость, ценность данных предметов и явлений для себя или для других людей. Таким образом, оценка выступает моментом взаимодействия познающего субъекта и объекта, акт осознания ценности предметов, явлений, событий, их свойств и отношений. Оценка отражает объект в его бытии для субъекта и предполагает сравнение объектов познания с ранее сложившимися нормами, идеалами, представлениями о желаемом и должном, которые выполняют в процессе оценки функцию основания, критерия, ценностного эквивалента.[18]
Несмотря на бесспорность позиции о необходимости привлечения к ответственности лишь лиц, действующих сознательно, в теории отечественного уголовного права долгое время большие разногласия вызывал и вызывает до сих пор вопрос о предмете сознания преступника. Так, А. Н. Трайнин указывал, что «осуждение поведения лица немыслимо, если в психике этого лица не было сознания общественной опасности своего поведения, это сознание является одним из признаков вины как элемента состава и как основания уголовной ответственности».[19] Б. С. Маньковский пришел к выводу, что «исходя из сущности виновности, следует признать, что сознание противоправности является одним из моментов понятия вины».[20] А. И. Рарог считает, что «предметом сознания как элемента умысла является: 1) общественная опасность деяния, т. е. характеристика (хотя бы в общих чертах) объекта преступления, фактическое содержание и социальные свойства всех составных элементов действия или бездействия; 2) противоправность совершаемого деяния, т. е. его противоречие советскому социалистическому правопорядку».[21] Такой же позиции придерживается А. И. Марцев: «Осознание общественной опасности своего деяния предполагает осознание противоправности (запрещенности) деяния, поскольку противоправность выступает юридическим выражением общественной опасности».[22] Уголовный закон (ст. 25, 26 и 28 УК) попытался решить данные разногласия путем прямого указания на необходимость сознавать общественно опасный характер действий либо общественно опасный характер неизбежных или возможных последствий.
Однако в судебно-следственной практике дело обстоит далеко не так гладко. Проблема состоит не только в том, что дать понятие термина «общественная опасность» затрудняются даже многие сотрудники правоохранительных органов, не говоря уже о лицах, не обладающих специальными познаниями в области юриспруденции. В ходе анкетирования мною правоприменителей было установлено, что большинство следователей (56,6%) считают, что даже при совершении умышленного преступления виновное лицо далеко не во всех случаях реально осознает общественную опасность своих действий. Более того, многие лица, совершающие преступления, не только не осознают общественной опасности своих деяний, но, наоборот, уверены в общественной полезности своего поведения. Примером подобных преступлений могут выступить и самоуправство (ст. 330 УК), и так называемое убийство из сострадания или по просьбе потерпевшего (ч. 1 ст. 105 УК).
Наиболее эффективным видится следующий путь решения данной проблемы. Принимая во внимание, что любое преступление по своей социальной сути представляет собой конфликт интересов (преступника и жертвы, преступника и государства), считаю вполне допустимым со стороны государства и общества требование о сознании того, что деяние лица, нарушающего уголовно-правовой запрет, вступает в конфликт с чьим-то интересом. Причем совсем не обязательно, чтобы данное лицо осознавало, что посягает на охраняемый законом интерес. Достаточно сознания лицом того, что подвергнувшемуся преступному воздействию интересу может быть причинен какой-либо ущерб. Для того чтобы это положение получило законодательное закрепление, совсем не обязательно в тексте закона использовать термин «конфликт интересов», вполне достаточно будет заменить в ст. 25 УК слово «опасность» на слово «значимость»,[23] которое в самом общем смысле и означает непосредственное затрагивание тех или иных интересов членов социума. Такой подход позволит сделать требования уголовного законодательства более доступными для лиц, не обладающих специальными юридическими познаниями, а также облегчить работу правоприменителей по установлению и доказыванию субъективной стороны состава преступления.
Закрепление предвидения в качестве содержательного элемента различных форм вины актуализирует потребность в четком уяснении всех качественных и количественных характеристик данного понятия, его значения для определения объема ответственности виновного лица. Сам термин «предвидение» означает одну из форм познания, выступающего в качестве прогнозирования тех или иных явлений и процессов. Основываясь на обобщении теоретических и экспериментальных данных, на учете закономерностей и связей явлений, предвидение выступает в качестве распространения познанного на область непознанного.[24]
Так как предвидение во всех своих разновидностях является психическим отражением будущего, следует согласиться с мнением тех ученых, которые достаточно аргументированно утверждают, что «опережающее отражение всегда вероятностно по своему характеру, что обусловливается как стохастической природой окружающего материального мира, так и ограниченными возможностями прогностического аппарата живых систем».[25] Считаю, что не совсем правильно акцентировать в уголовном законе (ч. 2 ст. 25 УК) внимание на предвидении неизбежности наступления тех или иных последствий, которая в свою очередь должна исключать любые вероятностные отклонения. Если уголовный закон будет требовать установления отражения в сознании преступника убеждения в неизбежности наступления результата, это приведет к безнаказанности многих преступников, которые всегда могут сослаться на то, что результаты их действий не представлялись им неизбежными и что они осознавали лишь вероятность наступления преступных последствий. Для констатации умышленной вины считаю достаточным, чтобы лицо предвидело возможность наступления преступного результата.
Вполне естественно, что отражение в сознании лица, совершающего преступление, степени вероятности наступления неблагоприятных последствий может быть различным, и данное обстоятельство должно обязательно учитываться судом при дифференциации и индивидуализации ответственности лиц, виновных в совершении умышленных преступлений. Однако включение термина «степень вероятности» в законодательные формулы различных разновидностей умысла считаю нецелесообразным из-за условности и оценочного характера ее границ.
Что касается самого характера возможных последствий, охватываемых сознанием лица, совершающего преступление, т. е. предмета предвидения, то и в этом вопросе (как и при определении предмета сознания при совершении преступного деяния) стою на позиции необходимости исключения из законодательного определения такого оценочного признака, как «общественная опасность». Предметом предвидения при совершении умышленных преступлений должна выступать не «общественная опасность последствий», а «возможность причинения вреда чьим-либо интересам».[26] Подобный подход позволит избавить правоприменителей от необходимости установления того, что ни они, ни тем более лица, совершающие преступления, далеко не всегда могут понять и оценить,[27] а также максимально конкретизировать юридические элементы интеллектуального содержания умысла. Кроме того, замена слова «последствия» на термин «причинение вреда» призвана положить конец многолетним теоретическим спорам о возможности предвидения общественно опасных последствий в преступлениях с формальным составом, которые в свою очередь не требуют для признания их оконченными наступления каких-либо последствий. Юридическое содержание термина «причинение вреда» распространяется не только на преступный результат, но и на пути его достижения, т. е. на преступные действия или бездействие, поэтому, благодаря предлагаемому уточнению предмета предвидения, в преступлениях с формальным составом предвидение также станет бесспорным элементом умышленной вины.
В уголовно-правовой литературе считается аксиомой, что момент воли характерен для всех форм и видов вины. Применительно к умыслу это выражается в формулах: лицо желало наступления общественно опасных последствий или не желало их наступления, но допускало; применительно к неосторожности — лицо самонадеянно рассчитывало на предотвращение или не предвидело возможности наступления вредных последствий, но могло и должно было их предвидеть.[28]
Гегель отмечал: «Деяние может быть вменено лишь как вина воли...».[29] Исходя из этого закономерно предположение, что проявленная в нарушающем уголовно-правовой запрет деянии воля (например, стремление убить, украсть и т. д.) должна быть упречной (имеется в виду возможность упрека со стороны властных структур государства), тогда совершенное деяние наказуемо. Но в некоторых ситуациях воля (например, стремление пресечь правонарушение или спасти чью-то жизнь и т. д.) может быть безупречной и, соответственно, совершенное деяние не должно влечь уголовной ответственности. Однако это далеко не так, и зачастую лица, преследующие благие цели и проявляющие в совершенном деянии безупречную волю, не только заслуживают морального осуждения со стороны общества, но и привлекаются к уголовной ответственности.
С учетом рассмотренного выше интеллектуального содержания вины ее волевое содержание должно состоять в следующем: при прямом умысле преступная воля проявляет себя в желании вступить в конфликт с чьим-либо интересом и стремлении причинить вред его владельцу; при косвенном — в нежелании или сознательном допущении возможности причинения этого вреда, а равно в безразличном к нему отношении. Причем нежелание также следует рассматривать в качестве проявления преступной воли, так как нежелание одного, как правило, означает осознанное стремление к чему-либо другому. Что касается безразличного отношения, то и здесь, на мой взгляд, имеет место волевой момент. Например, при совершении выстрела в толпу виновный, не стремясь причинить вред здоровью нескольких потерпевших и относясь к этим последствиям как к побочным, в то же время совершает волевое действие, и воля в данной ситуации, безусловно, заслуживает упрека со стороны общества.
Несмотря на то что законодатель при описании признаков преступного легкомыслия и преступной небрежности (ст. 26 УК) не акцентирует внимание правоприменителей на установлении волевого отношения виновного лица к совершаемому деянию, это абсолютно не означает, что в данных проявлениях преступного поведения отсутствует волевой компонент. Воля, как уже было отмечено выше, присутствует практически по всех человеческих поступках: и осознанных, и неосознанных. Однако далеко не все стремления и желания лица, совершающего противоправное деяние, можно определять как проявления упречной, а следовательно, и преступной воли. Например, при совершении таких преступлений, как уничтожение или повреждение имущества путем неосторожного обращения с огнем или иными источниками повышенной опасности (ч. 2 ст. 168 УК), нарушение правил безопасности на объектах атомной энергетики (ч. 1 ст. 215 УК) или на взрывоопасных объектах (ч. 1 ст. 217 УК), — виновный зачастую направляет свою волю на достижение общественно полезной цели — стремится к максимальному эффекту при минимальных физических и материальных затратах. Несмотря на отсутствие в подобных деяниях упречной воли, в целом они признаются преступными. Заслуживающими уголовного наказания признаются и такие деяния, которые становятся преступными лишь в связи с наступившими последствиями (ст. 118, 216, 218, 219, 224 и др. УК). При их совершении у виновных также отсутствуют преступные желания и стремления. Возможно, именно поэтому законодатель не требует от правоприменителей устанавливать волевое содержание вины в случаях совершения преступления по неосторожности.
Таким образом, волевое содержание умышленной вины, во-первых, не может рассматриваться в отрыве от ее интеллектуального содержания; во-вторых, состоит в стремлении вступить в конфликт с чьим-либо интересом путем причинения вреда его обладателю либо в нежелании или безразличном отношении к возможности причинения такого вреда. Волевое содержание преступного легкомыслия не связано с его интеллектуальным содержанием и не заслуживает упрека со стороны правоохранительных органов и общества в целом. Не является упречным и волевое содержание преступной небрежности.
Формы вины. Содержание и форма в каждом явлении представляют собой неразрывное единство. Не существует таких явлений, которые имели бы содержание, но не имели бы формы или, наоборот, имели бы форму, но не имели бы содержания. Однако их единство следует отличать от соответствия между ними, которое имеет место далеко не во всех случаях.[30]
Применительно к вине форма традиционно определяется соотношением психических элементов (сознания и воли), образующих содержание вины, конкретным наполнением этих элементов. Форма вины указывает на способ интеллектуального и волевого взаимодействия субъекта с объективными обстоятельствами, составляющими юридическую характеристику деяния.[31] В связи с этим нельзя недооценивать юридическое значение формы вины, которое является весьма многообразным. Во-первых, форма вины выступает субъективной границей, отделяющей преступное поведение от непреступного. Во-вторых, форма вины способна влиять на квалификацию преступления. Она позволяет принимать правильные решения в случаях конкуренции составов с одинаковыми признаками объективной стороны. В-третьих, форма вины является основанием дифференциации уголовной ответственности и наказания, а также способна влиять на определение режимов отбывания наказания, сроки условно-досрочного освобождения от его дальнейшего отбывания (ст. 79 УК), признание рецидива опасным или особо опасным (ст. 18 УК). Кроме того, форма вины в соответствии со ст. 15 УК выступает одним из критериев деления преступлений на различные категории.
Наука уголовного права занимается вопросами вины уже несколько столетий. К настоящему времени сформировался определенный стереотип восприятия ее форм, согласно которому вину лица в совершении преступления следует подразделять на умышленную и неосторожную. Сами термины «dolus» (умысел) и «culpa» (неосторожность) имеют иностранное происхождение и были введены в оборот еще римским правом,[32] но настолько гармонично вошли в нормативную и бытовую лексику россиян, что необходимость их закрепления в уголовном законодательстве в качестве самостоятельных форм вины практически не вызывает сомнений. Сомнения и соответствующие трудности в восприятии вызывают, с одной стороны, то интеллектуально-волевое содержание, которым наполнены данные формы, с другой — критерии их разграничения.
Действующее уголовное законодательство устанавливает две формы вины: умысел и неосторожность. Согласно ст. 25 УК преступление признается совершенным умышленно, если лицо, его совершившее, осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления либо сознательно допускало наступление этих последствий, либо относилось к ним безразлично. Преступлением, совершенным по неосторожности, в соответствии со ст. 26 УК, признается деяние, при котором лицо, его совершившее, предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своего действия или бездействия, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение либо не предвидело возможности наступления таких последствий, хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предвидеть. Данные законодательные формулировки, к сожалению, не позволяют провести четкую границу между формами вины, что, соответственно, вызывает у правоприменителей определенные трудности. Особенно сложно на практике разграничить косвенный умысел и преступное легкомыслие, так как в них присутствуют сходные элементы интеллектуально-волевого содержания вины.
Вина всегда представляет собой единство формы и содержания. В отечественной теории «совершенно основательно подчеркивается это единство, поскольку содержание вины немыслимо вне определенной формы, а в свою очередь форма не имеет никакой цены, если она не есть форма содержания».[33]
Мною выше обозначено собственное видение содержания вины, а потому считаю возможным предложить и свое видение форм вины и критериев их разграничения.
Первой и основной формой вины, на мой взгляд, выступает сознательно-волевая или умышленная вина, содержание которой составляют сознательные и волевые элементы. В зависимости от соотношения этих цементов можно данную форму вины разделить натри вида: прямой умысел, косвенный умысел и легкомыслие.
1. Содержание прямого умысла должно включать: 1) осознание общественной значимости (конфликтности с чьим-либо интересом) совершаемого действия (бездействия); 2) предвидение возможности причинения какого-либо вреда; 3) желание причинить этот вред. Данную разновидность умышленной вины можно с уверенностью назвать наиболее опасной для правопорядка, что должно, по моему мнению, получить соответствующее отражение при определении меры ответственности виновного лица и характера применяемых к нему тягот и лишений.
2. Содержание косвенного умысла должно включать: 1) осознание общественной значимости совершаемого действия (бездействия); 2) предвидение возможности причинения какого-либо вреда; 3) нежелание, но сознательное допущение данного вреда либо безразличное к нему отношение. Этот вид умышленной вины также характеризуется упречным сознанием и упречной волей, однако по сравнению с прямым умыслом является менее опасным для общества.
3. Содержание легкомыслия должно включать: 1) осознание общественной значимости совершаемого действия (бездействия); 2) предвидение возможности причинения какого-либо вреда; 3) стремление предотвратить причинение вреда. В отличие от предыдущих легкомыслие характеризуется упречным сознанием, но безупречной (непреступной) волей, что обязательно должно быть учтено при определении меры ответственности виновного лица.
Второй формой вины видится вина презюмируемая или неосторожная, которая отличается от умышленной вины отсутствием у лица, совершающего преступление, упречного с точки зрения общества и государства реального сознательно-волевого отношения к совершаемому, и наличием презюмируемой обязанности вести себя в определенных (специально обозначенных в статьях Особенной части УК) ситуациях соответствующим образом. Именно эта обязанность вести себя должным образом и составляет содержание неосторожной вины, и соответственно нарушение данной обязанности влечет возможность упрека и привлечения виновного лица к уголовной ответственности.
В заключение отмечу следующее. Проведенный анализ сущности, содержания и форм вины как социально-правового явления позволяет сформулировать ее уголовно-правовое понятие: вина — это сознательно-волевое или презюмируемое государством упречное отношение лица к совершаемому им деянию. Данное определение не только отражает сущностную основу вины в виде упрека, но и охватывает различные формы вины, наполненные соответствующим содержанием. Более того, это определение призвано стать действенным механизмом реализации закрепленного в законе принципа виновного вменения.
[1] Кандидат юрид. наук, доцент Омской академии МВД РФ.
[2] Философский энциклопедический словарь. М., 1997. С. 68.
[3] Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. С. 27-28.
[4] Там же. С. 28.
[5] Явич Л. С. Сущность, содержание и форма в праве // Методологические проблемы советской юридической науки. М., 1980. С. 38.
[6] Кириллов В. И. Логика познания сущности. М., 1980. С. 153.
[7] См., напр.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: Общая часть / Под ред. Ю. И. Скуратова и В. М. Лебедева. М., 1996. С. 47; Уголовное право Российской Федерации: (Общая часть): Учебник/ Под ред. А. И. Марцева. Омск, 1998. С. 145, и др.
[8] В ходе исследования было опрошено 350 сотрудников правоохранительных органов.
[9] Хорнабуджели Б. В. Психологическая сторона вины. Тбилиси, 1981. С. 82.
[10] Зелинский А. Ф. Осознаваемое и неосознаваемое в преступном поведении. Харьков, 1986. С. 69.
[11] Флетчер Дж., Наумов А. В. Основные концепции современного уголовного права. М., 1998. С. 244.
[12] Дагель П. С. Проблемы вины в советском уголовном праве. Владивосток, 1968. С. 51.
[13] Там же. С. 54; Рарог А. И. Общая теория вины в уголовном праве. М., 1980. С. 21.
[14] См., напр.: Назаренко Г. В. Вина в уголовном праве. Орел, 1996. С. 51; Рарог А. И. Общая теория вины в уголовном праве. С. 12; Утевский Б. С. Вина в советском уголовном праве. М., 1950. С. 137.
[15] Флетчер Дж., Наумов А. В. Основные концепции современного уголовного права. С. 243.
[16] Филановский И, Г. Социально-психологическое отношение субъекта к преступлению. Л., 1970. С. 127.
[17] Мясищев В. Н. Личность и неврозы. Л., 1960. С. 109.
[18] Батурина Г. И. Ценностный аспект сознания// Сознание и диалектика познавательной деятельности: Межвуз. сб. научн. тр. Иваново, 1984. С. 116.
[19] Трайнин А. Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1951. С. 126.
[20] Маньковский Б. С. Проблема ответственности в уголовном праве. М.; Л., 1949. С. 111.
[21] Рарог А. И. Общая теория вины в уголовном праве. С. 31—32.
[22] Марцев А, И. Общие вопросы учения о преступлении. Омск, 2000. С. 39.
[23] Одним из аргументов является заслуживающая внимания позиция В. А. Якушина, который вполне обоснованно считает, что «осознание социальной и правовой значимости совершаемого деяния есть тот признак, который должен быть положен в основу отграничения преступления от иных волевых действий. Ибо именно он является тем признаком, который выражает субъективный аспект сущности преступного деяния» (Якушин В. А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение. Казань, 1988. С. 18).
[24] Философский энциклопедический словарь. С. 361.
[25] Гендин А. М. Предвидение и цель в развитии общества (философско-социологические аспекты социального прогнозирования). Красноярск, 1970. С. 36.
[26] Еще Чезаре Беккариа пришел к выводу, что «настоящим мерилом преступлений является вред, причиненный ими обществу» (Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1995. С. 91).
[27] Речь идет об отмеченных выше оценочности, расплывчатости и сложности правильного восприятия такого термина, как «общественная опасность».
[28] Лунеев В. В. Субъективное вменение. М., 2000. С. 21.
[29] Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 161-162.
[30] Фурман А. Е. Материалистическая диалектика (основные категории и законы). М., 1969. С. 69.
[31] Рарог А. И. Общая теория вины в уголовном праве. С. 13.
[32] Флетчер Дж., Наумов А. В. Основные концепции современного уголовного права. С. 284.
[33] Тихонов К. Ф. Субъективная сторона преступления. Саратов, 1967. С. 81—82.
|
