Бэконовские призраки в нынешнем мире
В 1620 году лорд Фрэнсис Бэкон, великий английский философ, создал главное сочинение своей жизни-«Новый органон». В нем в удивительно ясной форме он выразил свою концепцию возникновения искаженных форм восприятия действительности.
Искаженные образы реальности, от которых нужно освободиться, прежде чем приступить к познанию истины, Ф. Бэкон называл «призраками» . Он выделил четыре их типа. К первому отнес «призраки рода», порожденные присущей людям верой в истинность предпочтительного и более приятного для них. «Призраки пещеры» связаны с узостью взглядов человека, воспринимающего события как бы из «собственной пещеры». Это искажение свойственно практически всем людям. Третий тип-«призраки рынка (площади)»-основан на тенденции к неправильному, обыденному словоупотреблению и речевым штампам. И, наконец, четвертый тип искажений составили «призраки театра», возникающие благодаря слепой вере в авторитеты и догматической приверженности концепциям.
1620 год сегодня кажется бесконечно далекой эпохой. Но если посмотреть на историю внешней политики за истекшие три с половиной века, то увидим: за плечами многих политических деятелей виднеются силуэты бэконовских «призраков».
В 80-х годах XX века, когда напряженность в международных отношениях несколько ослабела, во многих странах заговорили об «образе врага». Имеется в виду отнюдь не отражение объективных противоречий между государствами, а преднамеренное восприятие оппонента на фоне черно-белого видения мира, отождествление противника с Абсолютным злом (к примеру: «Советский Союз-империя зла»). Между тем «образ врага»-это только частный случай неверного восприятия партнера в международных отношениях.
Существуют две полярные точки зрения: согласно одной, государства проводят внешнюю политику только с учетом своих интересов, а все их акции на мировой арене объясняются сугубо объективными причинами. Согласно второй, государства борются не столько друг с другом, сколько с выдуманными врагами, внешняя угроза отодвигает на второй план внутренние проблемы. Как представляется, целесообразно исходить из промежуточного постулата: очень большое число внешнеполитических акций действительно основывается на неверных представлениях, но эти неверные представления имеют вполне реальные социально-экономические и идеологические корни.
Ф. Энгельс отмечал, что движущие силы истории «ясно или неясно, непосредственно или в идеологической, может быть, даже в фантастической (курсив наш.-Авт.) форме отражаются в виде сознательных побуждений в головах действующих масс и их вождей, так называемых великих людей». Если изучение внешнеполитических представлений имеет дело со всеми формами подобного отражения, то мы в данной статье говорим как раз о «фантастических», искаженных формах понимания действительности и о тех субъективных и объективных факторах, которые связаны с таким восприятием.
На искаженное восприятие политических реалий воздействует информационный поток с его явной неравномерностью: иногда излишеством ненужной информации, иногда отсутствием самой необходимой, иногда содержащей заведомо ложную. Играют роль и психологические особенности восприятия людей, общественно-психологические механизмы, влияющие на восприятие государством или блоком государств событий международной жизни.
Одним из искажений восприятия международных отношений является тенденция расценивать поведение оппонентов на международной арене как более организованное, спланированное, скоординированное, чем это есть на самом деле. Это-проявление внутренней потребности воспринимающего увязать сложные и порой несвязанные между собой детали в единый последовательный образ. Как правило, такая концептуализация событий не только не способствует истинному пониманию ситуации, но, наоборот, уводит довольно далеко в сторону. Вместо анализа мотивов действий оппонента отыскиваются сложные планы, выношенные в «мозговых центрах» противника, все последующие шаги оппонента рассматриваются сквозь призму этих планов. Если противник - другое государство, правительство или группа политических деятелей, то их поведение воспринимается как абсолютно централизованное и консолидированное, а не как относительно независимое поведение деятелей, пытающихся достичь своих собственных целей, которые частично основаны на «национальном интересе». Налицо тенденция оценивать сплоченность среди оппонентов выше реальной.
Другим типичным искажением является пространственно-временное увязывание событий международной жизни воедино в своем восприятии. Если Одновременно и близко в пространстве сочетаются два действия, два события, небезразличных для воспринимающей стороны, f0 они видятся не изолированно, каждое само по себе, не как случайное совпадение, а как звенья одной политической цепочки.
Наиболее критическим для современности является, конечно, вопрос о неадекватном подходе к советско-американским отношениям как отношениям, в значительной степени определяющим будущее планеты.
Не будем вдаваться в крайности и утверждать, как сейчас, между прочим, часто делается, что стоит исправить неверные образы и стереотипы в советско-американских отношениях, и все наладится, две державы установят едва ли не идиллический союз. Между СССР и США существуют объективные разноплановые противоречия, которые всегда будут приводить к острым столкновениям. Однако выправление образа СССР в США и США в СССР-причем отнюдь не только и, может быть, не столько на уровне массового сознания, сколько на уровне руководства и интеллектуальной элиты - действительно снимет критическую напряженность, радикально уменьшит угрозу военного конфликта.
В вопросе, который, к сожалению, продолжает оставаться ключевым в советско-американских отношениях,- вопросе военного противостояния-неверное представление прослеживается весьма отчетливо. Неверно оцениваются как намерения, так и мощь противника-два ключевых фактора в этой области. Наша печать много писала о бытующих в США стереотипах о намерениях, да и мощи СССР в военной области; совершенно правильно при этом разоблачался миф о «советскои угрозе», которым многие американские политики запугивали и продолжают запугивать свой народ и народы других стран.
Однако, как нам кажется, уделялось не слишком много внимания следующему обстоятельству: миф о «советской угрозе» в подавляющем большинстве случаев распространяется и обновляется на всех уровнях-от массового сознания до интеллектуальной элиты и руководства США - вовсе не только из-за злого умысла военно-промышленного комплекса обмануть Америку, с тем чтобы нажиться на военных заказах или в перспективе уничтожить коммунизм военной силой. Имеет место и грандиозное искажение - неверное представление о мотивах и намерениях советской внешней политики. Наделение Советского Союза чертами «империи зла» исходит из ложного представления Америки в целом - как военно-промышленного комплекса, так и «среднего американца» - о нас. Ложные представления эти имеют, разумеется, объективные корни: неприятие социализма Америкой в принципе (вспомним, что в США не нашлось места даже социал-демократии!), исторический опыт противостояния двух миров, нынешние советско-американские противоречия, гонка вооружений, имеющая свою логику, болезненные провалы США на международной арене, неудачные внешнеполитические акции Советского Союза.
На основе несуществующей во многих случаях злонамеренности в антисоветизме Америки у большинства из нас сложился или неверный, или неполный образ Соединенных Штатов. Вместо объективно сложившегося у американцев искаженного восприятия мы зачастую видим заговор, сознательную дезинформацию общественного мнения.
Стереотипы пропаганды играют сложную роль. Разумеется, во многих случаях американские средства массовой информации, что называется, «пускают утку», идя на сознательный обман общественного мнения. Однако базовые стереотипы пропаганды (агрессивность и коварство русских, кромешный тоталитаризм в СССР) воспринимаются даже теми, кто на их базе «выпускает» конкретных «уток» по заказу. В связи с этим уместно вспомнить о «феномене Форрестола». Этот антисоветски настроенный министр обороны США закончил свои дни, выбросившись из окна психиатрической лечебницы с криком «Русские идут!». Классический пример, как «хвост начинает вилять собакой»,- стереотип выходит из-под контроля и начинает повелевать сознанием.
Очевидно, нам стоит пересмотреть свои представления об основах внешнеполитического курса США, отказаться от традиции видеть в нем воплощение злой воли. Почему не предположить - Америка искренне верит, что она обороняется?..
ВАЖЕН ВОПРОС о региональной политике. Соединенные Штаты видят в концепции пролетарского интернационализма только ширму, которую коварные большевики придумали для реализации давней мечты царей о господстве в Евразии. Мы же видим в пристальном внимании Соединенных Штатов к социальному, развитию «третьего мира» желание закабалить развивающиеся страны в духе неоколониализма, цинично прикрываться идеями демократии для обеспечения себе глобального господства.
Обе стороны, таким образом, недооценивают, если угодно, идеализм партнера, его стремление распространить свои понятия о демократии и социально-экономическом строе. Скажем, американской политической культуре свойственно мессианство, зародившееся в Америке .после буржуазно-демократической революции в конце XVIII .века. Поэтому некоторые войны США последних десятилетий, оставаясь, конечно, циничной военно-политической авантюрой, были еще и своего рода кровавым идеализмом в духе тезы о бремени белого человека, предложенной Киплингом.
К счастью, даже тяжелый груз неверных и неполных представлений друг о Друге не привел пока что советско-американские противоречия к роковой черте. Но ведь в истории случалось и самое худшее.
Трагическим примером влияния «призраков» нужно считать события кануна второй мировой войны. В той или иной степени все великие державы оказались тогда в плену ложных или неполных представлений.
США, Англия и Франция видели главных врагов не в германском нацизме и его итальянском и японском союзниках, а в Советском Союзе; западные демократии предпочли антифашистскому сотрудничеству с СССР умиротворение агрессора, с тем чтобы направить его на Восток. Советский Союз, в свою очередь, в канун войны имел неполное представление о намерениях и мощи гитлеровского рейха. Германия же, совершенно верно просчитывая расстановку сил в Европе на текущий момент и имея в общем адекватные образы своих сегодняшних партнеров, а завтрашних противников, строила совершенно фантастический образ потребного будущего всех европейских стран. Планы завоевания мирового господства, обреченные в любую эпоху, были еще более абсурдны в 30-х годах.
'Разумеется, эти ложные и неполные представления проистекали из объективных причин, но именно они выступали как сознательные побуждения, и преуменьшать их роль нет оснований. В каком-то смысле - а история одновременно существует в нескольких измерениях- вторая мировая война вообще была продуктом искаженного внешнеполитического восприятия.
И в последние годы ложные или неполные представления неоднократно приводили к военным конфликтам. Так, Соединенные Штаты ввязались в бесперспективную индокитайскую войну, имея ложные представления о социально-экономической ситуации в Индокитае, роли СССР и КНР в регионе, наконец, о «цивилизаторской» миссии Америки во всемирном масштабе. Перед военным конфликтом в Южной Атлантике Аргентина имела явно неполное представление о мощи и намерениях Великобритании.
КАКИМ ЖЕ ОБРАЗОМ можно охарактеризовать закономерности стихийных искаженных представлений? Складывающиеся стихийно-под влиянием объективных исторических, экономических, идеологических факторов,-они не являются прерогативой одной эпохи, одного государства, одного социально-экономического строя. Их роль в международных отношениях настолько велика, что они могут полностью заслонять реальность: призма человеческого восприятия внешнего мира в таких случаях действует с огромным коэффициентом преломления. Искаженные представления могут приводить не только к напряженности и трагическому непониманию партнерами друг друга, но и к военным конфликтам и даже войнам, как таковым. Вторая мировая война должна была неизбежно начаться в ситуации, когда в мире существовали на конфронтационных основах две социально-экономические системы, но она не приняла бы такого масштаба, если бы объективные причины не были подкреплены колоссальными по своим искажениям ложными представлениями. Войны же меньшего масштаба могут вспыхивать подчас главным образом «благодаря» искаженным или неполным представлениям.
Среди характерных черт искаженных представлений наиболее опасным, на наш взгляд, является представление о злонамеренности всех действий оппонента. В то же время действия, эти, не будучи справедливыми по сути, являются объективным следствием его внешнеполитических представлений, выражающих, на его взгляд, национальные интересы. Но и в этом ряду можно выделить сверхмисперцепцию: случай, когда злонамеренностью считают такие поступки оппонента, которые отражают его искаженные представления о наших искаженных представлениях. Такая двойная мисперцепция приводит к блокированию сотрудничества, а то и к конфликтам.
Как нам представляется, черты двойной мисперцепции можно видеть и в советско-американских отношениях. В самом простом виде это выражается в ситуации, когда декларация «мы будем готовы нанести первый ядерный удар, потому что они готовы нанести ядерный удар» выражает, по сути, формулу «мы готовы нанести первый ядерный удар, потому что мЪ1 думаем, что они нанесут первый ядерный удар потому, что они думают, что мы нанесем первый ядерный удар».
Появившись на свет, искаженные представления настолько живучи, что, как правило, требуется исторический катаклизм в макро- или микромасштабах, чтобы уничтожить или хотя бы скорректировать их.
Надо отметить также, что «образ врага» не стоит отождествлять с искаженными представлениями вообще. Ложные представления могут развиваться и в сторону позитива: отношение Сталина к Германии в 1939-1941 годах, отношение Чемберлена и Даладье к той же Германии в 1937-1939 годах.
Преувеличенное, отчасти фантастичное союзническое чувство, не отражающее сути отношений, приводит при столкновении с реальностью к тому шоку, который вызвал, например, в Советском Союзе разлад «братских» отношений с КНР в начале 60-х годов.
Искаженные представления об оппоненте в международных отношениях отнюдь не неизбежно приводят к тому, что он также начинает искаженно воспринимать тебя. Хотя взаимные ложные представления друг о друге-частое явление, но это не правило. Взаимное искаженное восприятие становится неизбежным, как правило, в случае многолетней конфронтации.
ПОМИМО чисто стихийных причин искаженного восприятия международной реальности существует немало отработанных годами и даже столетиями механизмов специального создания ложных образов с помощью пропаганды, объектом которой являются широкие социальные слои, или манипуляций-направленного действия на изменение конкретного личного восприятия у кого-то, в крайнем случае у ограниченной группы лиц.
Целенаправленное искажение становится возможным, скажем, в процессе согласия: лицо принимает оказываемое на него влияние, поскольку надеется на благоприятную реакцию со стороны другого лица или группы, которые ему далеко не безразличны. При этом оно может сначала не до конца верить сообщаемой информации, но потребность в доброжелательном отношении перевешивает, и оно изменяет свои взгляды на события и уже иначе воспринимает действительность.
Такого опыта предостаточно у нас самих. Сколько раз, бывало, в поддержку своих внутренних и внешних акций ссылались на выступления американского сенатора или английского лорда. У тех и в уме-то нет поддержать нашу позицию по-настоящему, но этого в данном случае и не требуется. Достаточно несколько их приличных фраз, чтобы вывернуть дело таким образом, что «здравомыслящие политики за рубежом одобряют очередную советскую историческую инициативу».
Другим личностным механизмом, облегчающим целенаправленное искажение восприятия, является идентификация себя с кем лично или с группой лиц. Весьма характерным примером является насаждение желаемых образов и стереотипов восприятия различным слоям населения той или иной программы президентов США. Если президент пользуется популярностью, как Ф. Рузвельт, Дж. Кеннеди, Р. Рейган, то многим почитателям совсем не сложно было под воздействием средств пропаганды не только принимать текущую точку зрения Президента как свою собственную, но и изменять ее время от времени вслед за президентом. Аналогичные явления имели место в Китае эпохи Мао, когда внешнеполитическая ориентация страны дважды радикально менялась.
Интернализация возникает, когда человек под влиянием средств пропаганды начинает видеть реальность совсем иначе, чем раньше, потому что новый образ куда более созвучен его внутренней системе ценностных ориентаций, чем прежний. Такое «встраивание» нового образа в свой внутренний мир является психологически комфортным для человека, поскольку это прекращает переживаемый им конфликт от несоответствия внутренней системы ценностей и видения реальности. Это делает новые образы весьма прочными и устойчивыми к другим целена. правленным воздействиям.
В истории есть немало примеров, когда ближайшее окружение политического лидера преднамеренно влияло на его восприятие внешнеполитической реальности ради собственных интересов. Для успеха этого мероприятия вовсе не обязательно, чтобы политический лидер был безвольным или же излишне податливым человеком. Доверие к своему окружению, пытающемуся навязать ему искаженный образ, убедительность его аргументации, частота и интенсивность информационных сообщений-все это создает необходимые условия для усвоения «нужного» образа.
ЛЮБОЙ КРИЗИС сталкивает все феномены общественной жизни с реальностью. То же происходит и с внешнеполитическими представлениями. Призма, через которую общество смотрит на внешний мир, в период кризиса подвергается давлению внешних сил; она может либо расколоться, исчезнуть, либо начать фокусировать в себе внешний мир с большей силой.
Конец «странной войны», бросок германских войск через Бельгию, прорыв «линии Мажино», оккупация Северной Франции и разгром английского экспедиционного корпуса у Дюнкерка означали крах представлений западных демократий о нацистской Германии; одновременно это означало усиление искаженных восприятий у нацистов, которые все более утверждались в истинности своего идеала потребного будущего Европы. Однако рано или поздно для всякого искаженного образа находится кризис, способный его разрушить, как во время «опиумной войны» 1840-1842 годов английские пушки разрушили представления китайцев о себе как носителях высших форм цивилизации, которые могут не принимать прочие державы всерьез. История развития карибского кризиса также была своего рода историей преодоления ложных представлений о партнерах, союзниках-да заодно и о собственной роли в мире.
Впрочем, история карибского кризиса подтверждает, что полностью сломать искаженный образ чрезвычайно трудно: его призма, как правило, только поворачивается, корректируя степень искажения.
* Интернализация - процесс перенесения новых внешних взглядов, норм, ценностей в свой внутренний мир, «встраивание» их в свою систему и оперирование ими уже как собственными.
Не случайно в психологии прочно занял свое место термин «кризисное поведение». В момент практически любого кризиса, а особенно международного, когда на карту поставлено слишком многое, поведение политического лидера настолько деформировано стрессом, бессонницей, страхом и т. п., что понятие психологической нормы к нему применимо с большим трудом. Поэтому участники сильных стрессовых событий очень часто абсолютно по-разному и далеко от реальности описывали их впоследствии.
Однако к каким же неверным внешнеполитическим решениям можно прийти, руководствуясь такими ошибочными образами? Конечно, при влиянии стресса на восприятие существенную роль играют возрастные, половые различия политических лидеров, личностные особенности. Тем не менее живущий по «законам кризисного поведения» политический лидер подчиняет этим общим для всех законам свое восприятие реальности международных событий.
В ситуации кризиса под воздействием стресса у политических лидеров возникает изначальная тенденция строить доминирующий в сознании образ-концепцию и ассимилировать в него все происходящее. Часто, хотя и не всегда, этот доминирующий образ уже хорошо знаком политическому лидеру. В этом случае любой факт, любая информация ассимилируются в этот образ. Если же они противоречат ему-попросту отвергаются как ложные или не принимаются во внимание. Вспомнить хотя бы идею Дж. Картера о высадке вертолетного десанта с целью освобождения американских дипломатов-заложников в Иране. Образ такой блиц-операции оказался доминирующим, и все отговоры не возымели действия.
Более сложным вариантом того же механизма является переход к мышлению историческими категориями, возникающий в результате неверного восприятия идентичности причин исторической и текущей ситуации и следствий, соответственно, тоже.
Когда же политический лидер начинает ощущать неопределенность ситуации, в которой он должен принимать внешнеполитическое решение, под влиянием стресса возникают два вида защитных информационных процессов: «гипербдительность» и «защитное избегание». «Гипербдительность» сродни панике, но обладает дополнительным важным свойством - параноидной подозрительностью ко всему происходящему в стане противника. Под этим углом зрения воспринимается любое его действие. При «защитном избегании» политический лидер просто не воспринимает негативные последствия избираемой альтернативы, не видит потенциальные потерн, уподобляясь страусу, зарывающему голову в песок. Страх и неуверенность в международном кризисе часто сопровождаются «выдаванием желаемого за действительное» при восприятии реальности.
ПОСЛЕ ТОГО, что было сказано выше о том губительном воздействии, которое искаженные представления оказывают на международные отношения, странным, наверное, покажется утверждение, что искаженное восприятие иногда может оказаться полезным, так сказать, «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман».
Нет сомнений в том, что искаженные представления в стратегическом плане могут привести только к трагическим ошибкам и даже национальным катастрофам. Что же касается искаженного восприятия на ближайшую перспективу, то здесь дело обстоит сложнее.
Скажем, искажения могут оказываться полезными не только для какого-то класса, но и для государства в целом, если рассматривать государство как единый организм, каковым оно и является всегда, за исключением острых периодов классовой борьбы. Ложные представления, связанные с образами враждебного внешнего мира, сплачивают общество, позволяют сконцентрировать физические и психические силы населения. Несомненно, что для Соединенных Штатов как монолитного государственного образования, не знающего с 30-х годов острых форм классовой борьбы, восприятие обществом в целом Советского Союза как врага, стоящего «на пороге Америки», является своего рода фактором сплочения.
Другое дело, что в национальных интересах-в интересах свободного развития нации в исторической перспективе-ложные представления никогда не могут оказаться благом.
В национальных интересах на краткосрочную перспективу положительный эффект могут дать неполные представления (как известно, отличающиеся от ложных). Когда в развивающихся странах империалистические державы рассматриваются с юношеским максимализмом проснувшейся нации в гипертрофированном враждебном ореоле, это не только неизбежно, но на первых порах даже и полезно, так как сплачивает народ и оправдывает лишения первых послереволюционных лет. Участники революционного движения в Латинской Америке, например, во многих случаях не отдают себе отчета в том, что не все «гринго» враги. Само американское руководство находится в плену ложных представлений, рисуя, с одной стороны, невероятный образ потребного будущего стран Латинской Америки, исходя при этом из американского мессианства, а с другой-искаженно воспринимая социальные и идеологические процессы, происходящие к югу от Рио-Гранде. Весьма сложно хотя бы свести сандинистскую революцию к манифестации марксизма в Центральной Америке, а ведь именно это постулируется Соединенными Штатами.
Необходимо еще раз оговориться: на далекую перспективу ложные и неполные представления одинаково опасны. Одни социальные слои злоупотребляют доверчивостью других. Государство развивает имперский комплекс. Национальные интересы трансформируются поистине фантастическим образом, как произошло, например, в случае с Ираном и Ираком.
Было бы крупной ошибкой видеть за архивраждебным отношением Хомейни и всего иранского руководства к внешнему миру желание обмануть массы, с тем чтобы удержаться у власти: экспансионизм и агрессивность, присущие в наши дни исламскому фундаментализму, характерны как для сознания подростков, погибающих в «живых волнах» на ирано-иракском фронте, так и для идеологов-шиитов. Чем это чревато для национальных интересов иранского народа, пояснять не нужно.
Встреча с реальностью подчас оказывается столь жестокой как для политических лидеров и правительств, так и для населения стран в целом, что порой вызывает настоящее психическое потрясение. Американцы столь долго и безоговорочно верили в мощь и авторитет США в мире, что провал во Вьетнаме породил у них тяжелейший комплекс неполноценности - «вьетнамский синдром», которым Америка болела более десятка лет. Так что, если рассматривать глобальное значение искаженных образов в международной жизни отдельных личностей и народов в целом, то их негативная роль прослеживается вполне четко.
СУЩЕСТВУЕТ ли механизм «прозрения»? Что дал нам исторически опыт? Как избежать превращения одного искаженного образа в другой как превратить призму в простое стекло с минимальной - хотя и неизбежной! - степенью искажения?
К сожалению, на сегодняшний день ответ не слишком утешителен. Все грандиозные искаженные образы прошлого рушились в моменты кризисов. Начало второй мировой войны разрушило неверные представления о роли СССР и Германии в мире у западных держав. Карибский кризис, положивший начало попыткам изменить систему искаженных представлений о ядерном мире и обязательствах держав, которые играют в нем главные роли, едва не привел к ядерной войне.
Нелегко дается нам сегодня отход от неполных, а то и ложных представлений об Афганистане.
Следовательно, вывод один: полагаться на то, что история «сама» исправит искаженные представления, как она это делала прежде, в сегодняшнем мире более чем рискованно.
Следовательно, стихии прозрения надо противопоставить сознательные действия на научной основе, благо, что такая основа постепенно вырисовывается.
Случается так, что новые события столь сильно задевают эмоциональный настрой населения, что имеющиеся искаженные образы тускнеют, теряют свою четкость и ясность, а у носителей этих образов возникают сомнения в их адекватности и стремление получить новую информацию, более верно отражающую ситуацию. Лучшим тому примером нашего времени может служить советская перестройка. Сколько она уже сломала стереотипов, развеяла заблуждений за рубежом! Но, разумеется, возможна и реконверсия, возрождение стереотипов, если перестройка собьется с темпа, забуксует, если не будет углубляться процесс демократизации, гласности в Советском государстве.
Новое мышление как средство перестройки внешней политики во взаимозависимом и целостном мире требует отсечения ложных представлений: без этого невозможен не только безъядерный мир, но и простое поддержание нормальных межгосударственных отношений.
Преодоление ложных и неполных представлений, следовательно, является практической задачей; как к практической задаче к ней надо и подходить. Необходимо широкое обсуждение-как специалистами, так и всеми людьми, чувствующими свою причастность к внешней политике, в духе народной дипломатии,- реальных методов сначала выявления ложных и неполных представлений, а затем и постепенного их преодоления на самых взрывоопасных участках. Не было бы тогда Афганистана. Не было бы «СС-20». Не было бы других просчетов, которые сейчас приходится выправлять с таким трудом, издержками-и материальными, и моральными.
Лорду Бэкону даже в кошмарном сне не могло привидеться, что делом рук его «призраков» может стать такая мировая трагедия, как ядерная война. А сегодняшний мир уже не вправе платить войнами- большими или малыми-за преодоление ложных представлений стран друг о друге. Международные отношения, внешняя политика должны стать осознанными, должны, пользуясь прекрасной, но до сих пор остававшейся нереализованной формулой, совершить скачок из царства необходимости в царство свободы.
Список литературы
1. Е. Егорова, К. Плешаков. Бэконовские призраки в нынешнем мире.
|
