Начавшаяся первая мировая война поставила перед эсерами новые сложные вопросы: происхождение и характер войны, каким должно быть отношение к ней социалистов, можно ли в своей тактике быть одновременно патриотом и интернационалистом, каково должно быть отношение к правительству, ставшему во главе борьбы с внешним врагом отечества, допустима ли классовая борьба в период войны и если да, то в какой форме, каким должен быть выход из войны.)
Так как война не только затруднила до чрезвычайности условия деятельности эсеров, но и усугубила в их среде идейные разногласия, выработать общую платформу по отношению к ней, единую программу действий они не смогли. Так, 22 августа 1914 г. в Швейцарии, в местечке Божи, состоялось частное “Заграничное совещание центральных работников п. с.-р. по вопросу о линии поведения в условиях мировой войны”. На совещании присутствовали такие видные деятели партии, как Н. Д. Авксентьев, А. А. Аргунов, Е. Е. Лазарев, М. А. Натансон, И. И. Фондаминский, В. М. Чернов. Уже на этом совещании выявился тот основной спектр мнений и разногласий, который породила война в эсеровской среде в целом. Последовательно интернационалистскую позицию отстаивал на совещании один лишь М. А. Натансон.
Натансон исходил из следующего положения: трудящиеся не имеют отечества; социалисты даже во время войны не должны забывать о том, что интересы правящих классов и интересы народа остаются противоположными и поэтому социалисты не могут становиться на позицию единства нации. Левоцентристской была точка зрения Чернова, который считал, что царское правительство ведет не оборонительную, а завоевательную войну, защищает не народные, а династические интересы, поэтому социалисты не должны оказывать ему никакой поддержки. Они обязаны выступить против войны, восстановить II Интернационал, стать “третьей силой”, которая своим давлением на два империалистических треста, схватившиеся в кровавом поединке, добьется мира без аннексий и контрибуций. Однако ни Натансон, ни тем более Чернов не доходили до ленинской крайности: до лозунгов превращения войны империалистической в войну гражданскую и поражения своего правительства.
Большинство участников совещания оказались оборонцами. Если война возникла, рассуждали они, то социалистам надо защищать родину против иноземного империализма. Вредной для национальной обороны признавалась идея антинародного характера войны. Не отрицая политическую борьбу с правительством и во время войны, они вместе с тем подчеркивали, что эта борьба должна вестись методами, не подрывающими непосредственно национальную оборону.
Участникам августовского совещания не удалось выработать общую платформу. После него разногласия в эсеровской эмиграции усилились. Вследствие того, что в Заграничной делегации ЦК партии представительство интернационалистов и оборонцев оказалось равным, работа этого единственного в то время общепартийного органа была полностью парализована.
Представители интернационалистского течения, левые и лево-центристы М. А. Натансон, Б. Д. Камков, Н. И. Ракитников, В. М. Чернов и др.), первыми приступили к фракционной пропаганде своих взглядов и идейной консолидации своих сторонников. Уже в ноябре 1914 г. они стали издавать в Париже газету “Мысль”, которая распространялась в основном среди узкого круга эмигрантов. Лишь единичные ее экземпляры случайно попадали в Россию.
В первых номерах газеты была опубликована серия “тезисов” — “Война и капитализм”, “Социалистическая оценка войны”, “Война и социалистический "пересмотр"”, и “Положение русского социалиста”, автором которых был Чернов. В тезисах теоретически обосновывалась позиция эсеров-интернационалистов по комплексу вопросов, касавшихся войны, мира, революции и социализма. Происхождение войны Чернов объяснял прежде всего вступлением капитализма в “национально-империалистическую фазу”, на которой он в передовых странах приобрел одностороннее индустриальное развитие. А это, в свою очередь, породило другую ненормальность — односторонний индустриальный, марксистский социализм, который крайне оптимистически оценивал перспективу развития капитализма, недооценивал его отрицательные, разрушительные стороны, связывал полностью судьбу социализма с этой перспективой. Замледелию и деревне марксистский социализм отводил лишь роль придатка торжествующей индустрии. В связи с этим игнорировались те слои трудового населения, которые были вне индустриальной сферы. Марксистский социализм утверждал чисто пролетарскую точку зрения на общественное развитие, проявлял недоверие всякому обобществлению, происходившему не сверху, под руководством капитализма, а снизу, по инициативе самих трудящихся (общинная земельная собственность, кооперация, муниципальное обобществление и т. п.). Этот социализм, считал Чернов, рассматривал капитализм как “друго-врага или вра-го-друга пролетариата”, потому что пролетариат был заинтересован в его процветании, в его развитии.
Война поставила на карту судьбы капитализма в крупнейших европейских государствах, а следовательно, и судьбу пролетариата этих стран, и поэтому он не мог остаться безучастным к войне. Зависимость роста благосостояния пролетариата от роста капитализма стала главной причиной “массового националистического грехопадения социализма”. Однобокий индустриализм современного национально-капиталистического развития, втянувший в войну европейские государства, увлек за собой, по мнению Чернова, и представителей однобокого индустриального социализма, вызвал в последнем кризис и деморализацию. Условия преодоления кризиса ведущему теоретику эсеров виделись только в очищении марксистского социализма от глубоко проникших в него негативных влияний “односторонне-индустриалисткой и национально-империалистической фазы капиталистического развития”.
К числу таких негативных влияний относилась и идеализация марксистами пролетариата. “Националистическое грехопадение целого ряда социалистических партий,— писала эсеровская “Мысль”,— не вина отдельных вождей”, истоки его — в слабых сторонах самого пролетариата. Такого пролетариата, каким рисует его марксистский социализм” в реальной действительности не существует. Есть не один международный пролетариат, спаянный классовой солидарностью, независимый от различий расы, нации, пола, территории, государства, квалификации и уровня жизни, проникнутый непримиримою враждою к существующему строю и ко всем силам гнета и эксплуатации, а много пролетариатов, с рядом частных противоречий в интересах между ними и вместе с тем с определенной относительной солидарностью с господствующими слоями. В итоге делалось заключение, что социалисты не должны делать себе кумира ни из одного трудящегося класса, в том числе пролетариата, а социалистическая партия не может отождествляться с пролетарской партией. Прекратить войну, добиться мира без аннексий и контрибуций, подчеркивал Чернов, можно только объединенными усилиями трудящихся. Отсюда обязанностью каждого социалиста и каждой социалистической партии является объединение разрозненных войной социалистических сил.
Руководствуясь этими соображениями, В. М. Чернов и М. А. Натансон участвовали в международных конференциях социалистов-интернационалистов — в Циммервальдской в сентябре 1915 р. и в Кинтальской в апреле 1916 г. Вспоминая о Циммервальдской десятилетие спустя, В. М. Чернов отмечал, что его участники преследовали разные цели. Одни (себя Чернов относил к этой группе) рассматривали его как средство прекратить летаргический сон всего интернационального социализма, растолкать и разбудить его; другие (Ленин и его сторонники) — как средство порвать с ним и основать более узкий, “сектантский Интернационал”. Под манифестом Циммервальдской конференции поставил подпись только Натансон (М. Бобров). Чернов после того, как были отклонены его поправки к манифесту в духе эсеровского взгляда на войну и социализм, отказался подписать этот документ.
Эсеры-эмигранты, разделявшие оборонческую позицию, издавали в 1915—1916 гг. свои газеты — “За рубежом” и “Новости”. Тенденция к новой комбинации освободительных сил, вызванная войной, выразительно проявилась в политике этого эсеровского течения. В то же время” когда происходила Циммервальдская конференция, они организовали в Женеве совещание с русскими социал-демократами-оборонцами. В “Манифесте” этого совещания заявлялось, что “к свободе... нельзя прийти иначе, как идя по пути национальной самообороны”. Призыв к защите своего отечества оборонцы обосновывали разными доводами. Они считали, что победа Германии над Россией, во-первых, превратит последнюю в колонию, что затруднит развитие ее производительных сил, а следовательно, и рост сознательности трудящихся, а это в конечном счете отодвинет срок окончательной гибели царизма. Во-вторых, поражение России тяжелее всего скажеться на положении трудящихся, ибо необходимость выплаты контрибуции вызовет увеличение налогов. На основании этих посылок оборонцы делали вывод, что жизненные экономические интересы народа требуют от социалистов деятельного участия в обороне страны.
Вместе с тем авторы “Манифеста” заверяли, что их позиция не означает внутреннего мира, примирения на время войны с правительством и буржуазией. Не исключалась и такая возможность, что свержение самодержавия явится предварительным условием и залогом победоносной войны для России. Но в данном случае надо быть “мудрым, как змий”, не поддаваться благородному негодованию против угнетателей, помнить, что всякое революционное вспышкопускательство в тылу армии равняется измене. Прежде чем прибегать к стачке, необходимо подумать о том, каковы будут ее последствия, военно-технические, политические и нравственные, не повредит ли она делу обороны страны. Лучшим приложением сил для социалиста называлось деятельное участие во всех общественных организациях, работавших на нужды войны,— военно-промышленных комитетах, земских и городских учреждениях, органах сельского самоуправления, кооперациях и т. п. Чем прочнее социалисты утвердятся в таких организациях, говорилось в “Манифесте”, тем легче им будет вести борьбу “за избавление России от ее внутреннего врага”. Сторонники “Манифеста” в России призывались к сближению между собой “для дружного служения народу в час переживаемой им смертельной опасности”. Рупором оборонческого блока эсеров и социал-демократов была еженедельная газета “Призыв”, издававшаяся в Париже с октября 1915 по март 1917 г.
Война еще более усугубила кризисное состояние партии эсеров. Почти полностью были прерваны связи с эмиграцией, где находились большинство идеологов и лидеров партии, и до чрезвычайности были затруднены связи между организациями внутри страны. В первые же дни войны были закрыты российские легальные эсеровские печатные органы, выполнявшие в какой-то мере роль идейного и политического общепартийного объединяющего начала. В итоге каждой мало-мальски сохранившейся организации и многим членам партии, оказавшимся вследствие кризиса вне партийных структур, приходилось самостоятельно решать сложнейшие вопросы, вставшие перед российскими социалистами в результате войны.
Среди российских эсеров, как и среди эмигрантов, выявились те же те.ч-едия — оборонческое, социал-патриотическое и интернационалистское. При этом оборонческие взгляды и настроения, особенно в первые месяцы войны, были преобладающими. Это было связано главным образом с тем, что народ, в своей основной массе, оценивал войну как войну оборонительную, рассуждая так, что, мол, “ничего не поделаешь, надо воевать”. Характерным было и то, что социал-оборончество в целом не перерастало в социал-шовинизм. Его представители не разделяли полностью идею “классового мира”, не были сторонниками продолжения войны до победного конца с целью империалистического передела мира и порабощения других народов. Для них главным в войне было отстоять независимость своего отечества и закончить кровавую бойню народов, заключив справедливый мир, без аннексий и контрибуций.
По мере того как в ходе войны выявлялась неспособность самодержавия обеспечить эффективную оборону страны, предотвратить хозяйственную разруху и финансовый крах, более решительной становилась позиция социал-оборончества. В июле 1915 г. в Петрограде состоялось нелегальное совещание народников (эсеров, энесов и трудовиков). Его участники заявили, что их организации стремятся к скорейшему воссозданию международной солидарности социалистов в целях прекращения войны. Вместе с тем они подчеркнули, что до того, как это будет достигнуто, участие социалистов в обороне страны является неизбежным. Признавалось также, что социалисты должны добиваться от своих правительств отказа от завоевательных целей войны, от принудительного присоединения захваченных земель. Отметив, что самодержавие оказалось неспособным защитить страну и довело ее до полного расстройства, участники совещания считали, что “наступил момент для борьбы за решительное изменение системы государственного управления”. Лозунгами этой борьбы должны были стать: амнистия всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, осуществление гражданских и политических свобод, немедленное уравнение перед законом всех граждан без различия национальности и вероисповедания, демократизация государственного строя сверху донизу, полная свобода профессиональных, кооперативных и других трудовых организаций, справедливое распределение налогов между всеми классами населения. В отношении Государственной думы говорилось, что она бессильна вывести страну из кризиса, но до созыва “истинного народного представительства” ее трибуной надо пользоваться в целях организации народных сил. Выразительницей принятых на июльском совещании решений с трибуны Государственной думы должна была стать Трудовая группа, лидером которой был А. Ф. Керенский — инициатор и главная фигура на этом совещании.
Петроградское совещание призвало всех народников к объединению на выработанной им платформе. Этот призыв был встречен сочувственно не только в России, но и за границей. Оборонческий “Призыв” приветствовал идею защиты страны, а черновская газета “Жизнь” — стремление к восстановлению международной солидарности социалистов в целях прекращения войны, признание необходимости борьбы за решительное изменение государственного управления Россией. Однако каких-либо практических результатов этот призыв к объединению не имел. Идейная и тактическая разноголосица, организационная раздробленность сохранялись среди эсеров и после совещания. Оборонческие взгляды и настроения в 1915—1916 гг. выражали в Петербурге легальные журналы “Народная мысль”, в котором сотрудничали П. А. Сорокин, Н. Д. Кондратьев, А. А. Гизетги и ряд других эсеровских публицистов; “Ежемесячный журнал”, издававшийся В. С. Миролюбовым; журнал “Северные записки”.
Характерная для рабочих-эсеров крайняя неустойчивость и даже противоречивость во взглядах выразительно проявилась в их позиции на выборах в Петербурге рабочей группы Военно-промышленного комитета и на заседаниях этой группы. На первых выборах рабочие-эсеры блокировались с большевиками и способствовали победе их резолюции об отказе рабочих участвовать в ВПК; а на повторных выборах они голосовали уже за участие в нем, обусловив это тем, что рабочие, избранные в ВПК, должны добиваться созыва рабочего съезда или создания Совета рабочих депутатов. Большой разнобой имелся и в выступлениях эсеровских представителей на заседаниях рабочей группы ВПК: в одних из них критиковалось пораженчество большевиков; в других — содержались призывы к обороне и коалиции с буржуазией, выступавшей против царизма; в третьих — выражалась солидарность с циммервальдским манифестом.
Идеи левых эсеров-интернационалистов в начале войны не пользовались сколь-нибудь заметным влиянием, но по мере ухудшения внешнего и внутреннего положения страны, нарастания политического кризиса, они находили все больше своих сторонников. Так, в январе 1916 г. Петроградский комитет партии эсеров выработал тезисы, в которых говорилось, что “главной задачей дня является организация трудящихся классов для революционного переворота, ибо только при захвате ими власти ликвидация войны и всех ее последствий будет проведена в интересах трудовой демократии”. К этим тезисам присоединились петроградский студенческий комитет партии эсеров, петроградская инициативная издательская комиссия и провинциальная инициативная группа.
Война губительно сказалась на организационной структуре партии эсеров. По свидетельству В. М. Зензинова, за все годы войны “почти нигде не существовало организаций партии эсеров, все попытки в этом направлении пресекались в самом начале и серьезного характера не имели”. Чиновник Министерства внутренних дел, ревизовавший в декабре 1915 г. московское охранное отделение, отмечал, что в Москве сведений об эсеровских комитетах и кружках не имеется. В провинции заявляли о себе эсеровские организации в Ярославле, Харькове и Иркутске, но слабо и кратковременно. В целом же Департамент полиции не преувеличивал, констатируя в конце 1916 г.: “Что касается партии социалистов-революционеров... таковой в России не существует”. Однако констатация эта справедлива лишь в отношении факта развала организационной структуры партии эсеров, идеи же их продолжали сохранять силу и значение.
При подготовке данной работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru
|
