"Устроил монастырь по своему обещанию"
Девятнадцатого июля 1604 году стрелец С. Карпов привез верхотурскому воеводе Н. Плещееву государеву грамоту. Это был ответ на челобитную черного попа Ионы, в которой он сообщал царю Борису Федоровичу, что дал обет "устроити на Верхотурье монастырь во имя святого чудотворца Николы и святых страстотерпец Бориса и Глеба". Старец уже начал строительство храма из казенного леса, взятого взаймы у воеводы.
В Москве отнеслись благосклонно к инициативе черного попа основать монастырь в далекой сибирской стороне. Грамота, привезенная С.Карповым для Ионы означала государево благословение на дальнейшую деятельность. Уже в следующей челобитной он смело писал, что храм воздвигнул по царскому указу.
Строительство церкви было завершено спустя год. Иона существенно расширил список просьб и в 1605 г. сам отправился с челобитной в Москву. В результате этой поездки Верхотурский Никольский монастырь получил все необходимое для богослужения: церковную утварь, книги, воск, ладан, вино и денежное жалование игумену - 6 рублей и дьячку- 3 рубля. Вместо хлебной руги верхотурским властям предписывалось "устроить [монастырь] пашнею и сенными покосы и всякими угодьи, как им мочно прокормиться".
Впоследствии старцам удалось добиться не только закрепления за монастырем земель, но и выделения жалованья хлебом. С 1651 г. хлебное содержание было назначено всей братии (по 4 четверти ржи и 4 четверти овса).
Вот так и возник на левом берегу реки Туры между острогом и Ямской слободой первый в Сибири мужской монастырь, переживший многие перипетии и просуществовавший почти четыре столетия.
Монастырские насельники
Верхотурский Николаевский монастырь был общежительной обителью. В 1621 г. в нем проживало 6 старцев, в 1651 г. - 12 монахов. В 1700 г. монастырская братия насчитывала 16 человек, а перед введением штатов для монастырей в 1763 г. в Николаевском монастыре было 8 иноков. Во главе монашеской общины стоял настоятель. Монастырь ничего не мог предпринять без его благословения, но он должен был советоваться с собором из лучшей братии. Настоятель отвечал за соблюдение монашеского образа жизни в обители, был в курсе всех хозяйствен ных дел. Сначала Верхотурский монастырь возглавляли игумены, а с 1669 г. - архимандриты.
Хозяйственными делами в монастыре управлял келарь. Он ведал монастырскими вотчинами, денежными и хлебными сборами, всеми доходами и расходами.У келаря были помощники. За монастырскую казну отвечал казначей. Она хранилась в особой келье за монастырской печатью. И ключ от этой кельи был только у казначея. Настоятель и келарь в присутствии нескольких старцев регулярно заслушивали доклад о приходах и расходах монастыря и записывали их в специальную книгу.
В монастырские деревни посылались посельные старцы. Они следили за исправностью работ на монастырской запашке, вели учет крестьянских повинностей в пользу монастыря.
Прием в монастырь был свободный. По существовавшей издавна традиции "никакой прежний образ жизни не препятствовал христианину вступить в монашество". Однако решениями церковных соборов XVI - XVII вв. запрещалось постригать "рабов (холопа) без воли его господина и принимать того, кто не уплатил подати и оставил их на своих родственников". На протяжении всего XVIII в. государственные власти пытались ограничить доступ в монашество путем введения социальных и возрастных ограниче ний. Но в конце концов было разрешено принимать в монашество всех желающих при наличии официальных документов, подтверждавших их освобождение от государственных повинностей и сборов.
Во все времена непременным условием пострига считалась его добровольность. В самой процедуре пострижения было предусмотрено обещание, что в монашество идут не от нужды, и искус - срок проверки обдуманности принятого решения.
Но жизнь вносила свои поправки. По существовавшей на Руси традиции для многих людей монастыри становились последним пристанищем в случае увечья, немощи и в старости. Именно так воспринимали монастыри служилые люди, которым приходилось нести службу в суровом, еще необжитом, сибирском крае, в условиях постоянной военной опасности.
Верхотурским служилым людям нужен был свой монастырь. Поэтому они и поддержали начинание старца Ионы и оказали посиль ную помощь. В монастырь приходили не только военные, но и гулящие люди, крестьяне, овдовевшие церковнослужители. И хотя Стоглавый собор 1551 г. предписал принимать в монастыри "приходящих с верою и страхом Божиим" и без внесения вклада, однако на практике вклад был желательно-обязательным, негласно был установлен и его минимальный размер. Но далеко не все могли вложить необходимую сумму денег или заменить ее имуществом. В таком случае приходилось вклад отрабатывать в монастырском хозяйстве.
Внесение вклада давало право жить в монастыре бельцом - вкладчиком, то есть не принимая постриг. Так, в 1679 г. в Верхотурском монастыре проживало 26 вкладчиков.
В монастырской вотчине
Возвести монастырские постройки и обнести их оградой было только половиной дела. Чтобы обитель могла и дальше существовать в малоосвоенном крае необходимо было иметь свое хозяйство: пашни, покосы, скотный двор и промысловые угодья.
На протяжении всего XVII в. Николаевский монастырь буквально по крупицам собирал вотчину. Поэтому у Никольского монастыря постоянно возникали конфликты с соседями из-за земельных угодий. Монастырские старцы вынуждены были проявлять удивительную изобретательность, чтобы приумножить свои владения. Они брали на оброк запустевшие крестьянские заимки, договаривались о совместном пользовании землей со слободскими крестьянами, покупали и захватывали земельные участки, обменивались с мирянами сенными покосами и другими непахотными угодьями, стремясь сосредоточить свои владения ближе к монастырским деревням.
В 60-80 гг. XVII в. монастырские владения росли в ос новном за счет закладных земель. Основными закладчиками уго дий в монастырь были вогулы. Так, монастырские рыбные промыс лы на реках Сосьве и Юре, Юринском озере возникли как раз на землях ясачных вогул (манси), не сумевших вернуть монастырю денежные долги. Бывали случаи, когда старцы хитростью добивались у должников подписания документов на передачу земельных владе ний монастырю.
Сначала, пока монастырское хозяйство было небольшим, верхотурские старцы сами возделывали пашню и ухаживали за скотом. Им помогали поселившиеся в монастыре вкладчики. Но по мере увеличения монастырских владений малочисленной братии было уже не под силу справиться со всем хозяйством и они ста ли нанимать работников за плату.
Найм срочных работников требовал от монастыря существен ных расходов. Поэтому старцы искали и другие способы привлечения работчих рук в монастырское хозяйство.
По-разному складывались судьбы переселенцев за Уральским хребтом. Кто-то обосновывался в государственных слободах вер хотурской округи, кто-то собирался двигаться дальше на вос ток, а кто-то хотел сначала осмотреться, чтобы сделать пра вильный выбор, а, может быть, и поправить свое материальное положение, не связывая себя обязательствами на длительный срок.
И такую возможность давал монастырь, приглашая в монас тырские половники. Они селились в монастыре по порядной запи си и могли уйти по истечении срока поряда. Они возделывали монастырскую пашню, оставляя себе часть уро жая.
Вплоть до начала 70-х гг. XVII в. половники были главной рабочей силой на монастырской пашне. Но постепенно их значение падало. В переписные книги 1680 г. они уже были внесены как крестьяне.
В пышминской вотчине монастыря было 21 крестьянское хозяйство. А в де ревне Лошкиной на реке Тагиле, второй по величине монастырс кой деревне, насчитывалось 15 дворов крестьян.
Поселяясь за монастырем, крестьяне также как и половники заключали с обителью договор, но его условия были уже другими. Монастырь, крайне заинтересованный в закреплении крестьян в своем хозяйстве, предоставлял им различные льготы. На первые 2-4 года новопосе ленцы освобождались от монастырских повинностей и получали ссуду семенами и земельный надел.
После истечения льготных лет крестьяне должны были выполнять ряд повинностей в пользу монастыря. Главными обязанностями крестьян были уплата хлебного (в размере пятого снопа) или денежного оброка и заготовка сена. Лишь немногие в качестве повинности обрабатывали монастырскую запашку.
Кроме этих повинностей монастырских крестьян привлекати к различным "издельям" в монастыре - строительству хозяйственных и жилых построек, заготовке леса и дров, извозу, рыбной ловле и другим.
Крестьяне были самым постоянным и надежным источником получения доходов в монастырской вотчине. К началу XVIII в. большую часть монастырских хлебных припасов составлял крестьянский хлебный оброк. Поэтому старцы стремились любыми спосо бами помешать уходу крестьян и юридически закрепить их за мо настырем.
С 1719 г. в Верхотурском Николаевском монастыре, как и по всей стране, стали проводиться ревизии - учет не крестьянских дворов, а душ мужского пола. Согласно первой ревизии монастырь владел монастырскими крестьянами в количестве 450 душ мужского пола, а по третьей ревизии 1762 г. у монастыря было 550 душ мужского пола монастырских крестьян.
Монастырское хозяйство
Главным занятием жителей монастырской вотчины было земледелие. В 1624 г. пашней было занято 61,5 десятин монастырской земли. К 1680 г. в результате новых земельных приобретений и заселения монастырской вотчины крестьянами она выросла до 361, 5 десятин. Позже монастырь уже не имел возможности увеличить свои владения, однако к середине XVIII в. монастырская пашня составляла 560 десятин. Это произошло благодаря освоению "лесопорослых" и залежных земель, которых немало числилось за монастырем в конце XVII в. На монастырских полях в основном выращивали овес и рожь, а также ячмень и пшеницу.
Собранный урожай поступал в монастырские житницы. А уже из монастырских амбаров оно выдавалось "на хлеб и квас" старцам, наемным работникам и приезжим, на корм скоту и для посева на монастырскую пашню.
Муку получали на монастырских мельницах. Первая мутовчатая мельница была построена Верхотурским монастырем на реке Калачике сразу же после его основания. В конце XVII в. ее перестроили в колесчатую с двумя жерновами. К этому времени у монастыря было еще четыре мельницы, работавшие весной и летом. Мельницы работали не только "про монастырский обиход", но и приносили денежный доход, обслуживая жителей монастырской вотчины и округи.
Иногда верхотурские старцы вывозили на продажу остатки хлеба от предыдущего урожая. На монастырских огородах выращивались овощи.
В деревне Лошкиной на реке Тагиле и деревне Родничной "дворцы" были небольшие - скотный двор и изба, где жили посельные старцы и вкладчики "для корма скота". Скотоводство было важной составной частью монастырского хозяйства. Оно давало тягловую силу для обработки земли и перевозок, обеспечовало продуктами питания и сырьем.
У Верхотурского Николаевского монастыря было несколько рыбных ловель на реке Сосьве, Юре, Тагиле и Ирбитском озере, около Пышминской заимки. Частью этих ловель монастырь пользовался за денежный оброк. У дальних рыбных промыслов были построены монастырские избушки, где наездом жили работники-рыболовы. Рыба была одним из главных продуктов питания в монастыре. Рыбный промысел приносил и немалый денежный доход. В удачные для рыболовства годы верхотурские старцы могли вывезти на рынок сразу до 210 пудов свежих и соленых щук. Иногда они снаряжали рыбные обозы для продажи в Соль Камскую. В то же время к праздничной монастырской трапезе монахи предпочитали покупать красную рыбу, стерлядь, осетров и икру.
Жители монастырской вотчины занимались различными ремеслами. Выделывали кожи, ткани, холст и сукно, пряли шерсть, шили обувь и одежду, делали свечи. Кузнецы изготовляли топоры, сошники, серпы, косы и "всякую монастырскую мелочную поковку". Часть этих изделий шла на продажу.
Продукция своего хозяйства была главным источником существования монастыря. Большая часть денежных доходов поступала в монастырскую казну от продажи того, что производилось в монастырской вотчине. Уже в 1624 г. на посаде Верхотурья монастырь имел три лавки и платил за них годовой оброк по 30 копеек в государственную казну. Но представителем монастыря выезжали с товаром и на Ирбитскую ярмарку, и в Тобольск. На Ирбите верхотурская обитель имела свое подворье.
Монастырь не был каким-то замкнутым сообществом, изолированным от мира. Сотнями невидимых нитей он был связан с жизнью города и округи.
Указ Екатерины II от 26 февраля 1764 года круто изменил жизнь Николаевской обители. Все монастыри России были разделены на три класса и в них была установлена норма штатных монахов. Верхотурский монастырь стал третьеклассым со штатом 12 иноков. Братии определялось государственное содержание - штатная сумма.
Монастырские земли в результате секуляризации были отписаны на государство, а монастырские крестьяне переведены в ведение коллегии экономии. Теперь все монастырское хозяйство умещалось на 20 десятинах земли - и пашня, и огород, и пастбище, и покосы. Монастырь лишился всех рыбных ловель. Из мельниц осталась только одна на реке Калачике, да и та из-за маловодья бывала в действии чуть больше месяца. Трудные времена наступили для монастырской братии.
Но с воцарением Николая I положение монастырей стало улучшаться. Cогласно императорским указам обители было передано 78 десятин пашни, 37 десятин покосов, 150 десятин леса и озеро Урай.
Немного поправив свое материальное положение Верхотурский Николаевский монастырь обратился в Святейший Синод о переводе его во второклассный монастырь. И в 1853 году было принято решение об определении Верхотурской обители во второй класс, но дополнительное число братии должно было содержаться засчет собственных средств монастыря. Монастырям второго класса полагалось иметь 17 монахов.
На поклон к святым мощам
Поворотным событием в жизни обители стало обретение мощей святого Симеона Чудотворца. 12 сентября 1704 года его останки из села Меркушино были перенесены в монастырскую деревянную церковь во имя Покрова Пресвятые Богородицы. С этого времени ежегодно 12 сентября в монастыре стало совершаться праздничное богослужение в его память. В 1738 г. завершилось строительство каменного Николаевского храма и святые мощи были помещены в новую церковь.
Более 100 лет монастырская братия добивалась официальной канонизации святого. По поручению Синода приезжала одна проверка за другой для освидетельствования мощей. Но лишь в 1825 г. было принято окончательное решение.
Видимо, первые паломники посещали могилу святого Симеона в селе Меркушино еще в 90-ые гг. XVII в. После перенесения мощей с каждым годом все больше людей стало приходить в монастырь, чтобы поклониться преподобному Симеону. В 1824 г. архимандрит Афанасий сообщал епископу Пермскому и Екатеринбургскому: " Для поклонения оным мощам не только из Верхотурского уезда и из других уездов пермской губернии, но и из других губерний империи Российской по временам нарочитое бывает стечение христиан".
В начале ХХ века храмы Верхотурского монастыря посещалодо 60 тысяч прихожан в год. 12 сентября особенно торжественно и многолюдно было в обители в связи с празднованиями памяти святого Симеона Верхотурского. Начиная с 1883 г., в этот день богослужение вели епархиальные архиереи. С 1846 г. после поздней литургии совершался крестный ход вокруг Николаевского храма. Большое количество народа собиралось в монастыре и в дни больших церковных праздников. Иногда перед дне святой Троицы совершался крестный ход от Екатеринбурга до Верхотурья.
С увеличением потока богомольцев из дальних мест встала проблема их размещения в монастыре. В 1855 г. для этих целей был приспособлен братский корпус на юго-восточном углу монастырской ограды. Но этого было недостаточно.
Сначала в 1863-1865 гг. за монастырской оградой была построена деревянная гостиница. А в 1889 и 1892-1894 гг. монастырь на свои средства возвел двухэтажные полукаменную и каменную гостиницы. Останавливаться в них разрешалось не более трех суток. За проживание и обед плата не бралась, но предполагалось, что богомольцы в соответствии со своим состоянием и желанием делали взносы в кружки, установленные на папертях монастырских храмов.
Между 1910 и 1914 гг. в монастыре были также построены деревянный барак на 500-600 постояльцев и дом для почетных посетителей. На пути в монастырь и обратно паломники могли остановиться на ночлег на монастырской заимке "Октай", отведенной монастырю в 1852 г.
На территории монастыря можно было купить свечи, крестики, образки, иконы, духовную литературу. Книжно-иконная лавка находилась рядом со святыми воротами. Здесь продавалась продукция московской Синодальной типографии. По заказу Верхотурского монастыря эта типография печатала "Подробное сказание о жизни и чудесах святого праведного Симеона Верхотурского", посвященные ему акафист и службу. Такие же заказы делались и в типографию Киево-Печерской лавры. Эта литература была самым ходовым товаром в монастырской книжно-иконной лавке. Так, в 1864 г. было продано 2524 книжки о Симеоне Верхотурском на сумму 679 рублей, а в 1883 г. - 2755 брошюр на 1308 рублей.
В этой же лавке можно было купить иконы по цене от 4 копеек до 5 рублей, что было по средствам и бедным богомольцам. Причем спрос на иконы постоянно возрастал. Так, в 1864 г. было продано 1591 икона на сумму 522 рубля, а в 1883 г. 9702 иконы на сумму 1024 рублей. Эти возрастающие потребности удовлетворялись в основном за счет дешевых литографических икон.
Благодаря всевозрастающей популярности культа Симеона Верхотурского, увеличивающемуся потоку прихожан у монастыря появились значительные денежные средства. Это уже были не рубли, алтыны и копейки, хранившиеся в отдельной келье, а казначейские билеты, вклады, помещенные под процент в Екатеринбургскую контору Государственного банка и Сибирский банк.
С начала ХIX в. на свои средства монастырь вел с размахом каменное строительство. Спустя 100 лет по свидетельству современников Верхотурский Николаевский монастырь "поражал красотой, богатством и роскошью", а уездный город Верхотурье выглядел, как "какой-то посад при Николаевском монастыре".
Библиотека и школа
Первые книги появились в монастыре в 1605 году. Шесть печатных и две рукописных книг для церковного богослужения были привезены игуменом Ионой из Москвы вместе с другими царскими дарами. Монахи бережно хранили государев подарок. Книги поднослялись, менялись переплеты, однако со временем от частого использования они приходили в ветхость. И в начале XVII века эти книги были заменены на новые.
В 1726 году монастырская библиотека состояла уже из 67 книг. Было среди них и 12 рукописей. К концу XVIII века в описях монастырского имущества уже отмечалось 95 томов, в том числе 8 рукописных. А в начале XIX века моанстырское книжное собрание насчитывало уже 3500 экземпляров. Как и в любой монастырской библиотеке преобладала богослужебная литература, в тоже время имелись и книги священного писания, духовно-нравственного содержания, сочинения отцов церкви.
Гордостью монастыря являлись напрестольные Евангелия в дорогих окладах, хранившиеся в алтаре церкви. В начале ХХ ве ка в монастыре хранилось Евангелие в серебрянном окладе, по даренное боярином Ф.А. Лопухиным в 1690 г. Еще одно Евангелие было вложено в монастырь екатеринбургским купцом Сусловым в конце XVIII в. Заметным событием в монастыре была покупка в начале 80-х гг. XVIII в. напрестольного Евангелия в "сребропозлащенном" окладе, весившее 1 пуд 10 фунтов стоимостью 1300 рублей.
***
В 1702 г. тобольским митрополитом был назначен деятельный и энергичный Филофей Лещинский. Его особой заботой было духовное просвещение нерусского населения края. По инициативе Филофея в монатырях начали создаваться школы для русских и иногородцев.
Опираясь на поддержку Петра I и сибирского губернатора М.П.Гагарина, Филофей начал активную миссионерскую деятельность, составной частью которой было обучение инородцев.
В 1716 г. архимандрит Верхотурского монастыря Сильвестр получил распоряжение "из новокрещенных набирать ребят и их учить грамоте..., в Верхотурском уезде, где найдутся ребята, годные к учению, брати и учити их прилежно, а буде возможно и в Тобольск отсылать в дом архиерейский с вернымиездоками ко учению".
В конце 50-х гг. XVIII в. тобольский митрополит Павел Конюскевич распорядился открыть при монастырях, в том числе и Верхотурском, "латинские" школы, чтобы разгрузить первые классы Тобольской семинарии. В этих школах обучались только дети священников "славянороссийской грамоте и латинскому диалекту". В 1779 г. "латинские" школы были переименованы в "русские". В этом же году было проведено освидетельствование учеников, обучавшихся в "русской" школе при Верхотурском монастыре. В распоряжении предписывалось детей, "ненужных для занятий в ней, определять в канцелярские служители".
В 1825 г. в Верхотурском монастыре было создано приходское духовное училище. Вскоре под училище были отданы две большие комнаты в нижнем этаже нового каменного братского корпуса. оно имело четыре класса, поступавшие должны были уметь читать, писать, знать четыре действия арифметики, молитвы и заповеди. В 1888 г. училище было преобразовано в церковно-приходскую школу с ремесленными классами. В 1903-1905 гг. для нее было построено специальное училищное здание. В монастырской школе обучались мальчики в сновном из бедных семей. Они получали от монастыря стол, квартиру, одежду и обувь. В 1912 г. школу посещало 117 учеников.
"Старицам для прибежища"
В 1621 г., проезжая через Верхотурье в Тобольск, первый архиепископ Сибирский и Тобольский Киприан распорядился построить "за острогом церковь во имя Покрова Пресвятыя Богородицы, а десяти старицам для прибежища велел поставить одну келью". Так было положено начало Верхотурскому Покровскому женскому монастырю.
Согласно царским указам монахини Покровской обители получали хлебное и денежное жалованье. Но оно было в два раза меньше, чем у старцев Николаевского монастыря. Итак, на протяжении XVII-XVIII вв. покровские старицы жили в основном за счет государевой руги, подаяний, весьма скромных вкладов и собственного труда на огороде и рукоделия.
В 1782 г. Покровский женский монастырь был упразднен. Но есть сведения, что инокини не покинули Верхотурье, а продолжали жить общиной. В 1853 г. обитель была восстановлена в виде богадельни, а в 1895 г. преобразована в женскую общину. Определением Святейшего Синода от 17(30) октября 1907 года она была возведена на степень монастыря. В 1915 г. в монастыре жили 8 монахинь и 187 послушниц. Ведению Покровского монастыря подчинялось Бобровское женское общежитие, основанное в 1890 г. В монастырском храме во имя Покрова Пресвятой Богородицы находились две местночтимые иконы Божией матери: Скоропослушница и Иверская.
В XIX - начале ХХ вв. монастырь не имел содержания от казны, а получал средства к существованию от процентов с капитала, завещенного обители настоятелем Верхотурского Николаевского монастыря Григорием (25 тысяч рублей), от рукоделий и хлебопашества на монастырских землях (150 десятин). После установления советской власти монастырь был закрыт на долгие годы и вновь возобновлен лишь в 1991 г. В 1995 году в обители было 17 насельниц.
Второе рождение
После бурных событий 1917-1920 гг. - революций и гражданской войны новая власть начала борьбу с церковью. Монастыри были объявлены оплотами реакции и чуждой идеологии, началось их закрытие, разграбление святынь, аресты духовенства. В храмах устраивались склады, клубы, музеи, заводские цеха и даже колонии для преступников.Такая же участь постигла и Верхотурский Николаевский монастырь.
В 1920 г. последний архимандрит Верхотурского монастыря Ксенофонт (в миру Константин Петрович Медведев) был арестован и отправлен на исправительные работы в Свердловск за сотрудничество с белой армией Колчака. Однако, в верхотурском монастыре религиозная община продолжала действовать. Спустя некоторое время Ксенофонту удалось вернуться в обитель, но не надолго. В 1925 г. он вновь был арестован и обвинен по статье 72 УК СССР за распространение антисоветской литературы. Ксенофонта приговорили к двум годам лишения свободы и к трем годам лишения права проживания в Уральской области как социально опасного элемента. Эти годы он провел в Казани. Как и многие тысячи священнослужителей, Ксенофонт попал в "жернова" советской системы и его дальнейшая судьба была предопределена. В 1932 г. вновь последовал арест, обвинение в антисоветской деятельности и приговор- 5 лет лагерей. Видимо, вернуться из этого заключения последнему верхотурскому архимандриту уже не удалось. Он был реабилитирован посмертно в 1989 г.
После ареста Ксенофонта в 1925 г. Верхотурский монастырь как культовый центр был закрыт. Но монахам удалось организовать скит на заимке Октай. Однако, в 1928 г. власти добрались и до него - последнее прибежище иноков было разгромлено.
В 1920 г. были опечатаны властями мощи святого Симеона Верхотурского. Однако в конце 20-х гг. началась новая волна борьбы с религией. Как сообщалось в докладной записке Уралкома ВПК(б) 1929 г., в Верхотурье стало возобновляться паломничество и "духовенство повело агитационную работу за снятие печати с мощей, чтобы верующие могли лицезреть останки праведника".
В мае 1929 г. было проведено изьятие мощей, и они были переданы в Тагильский музей "для использования в антирелигиозной работе". Спустя некоторое время мощи святого праведного Симеона оказались в запасниках областного краеведческого музея и были возвращены церкви только во время празднования 1000-летия крещения Руси. В 1992г. мощи вернулись в Николаевский монастырь.
В годы советской власти в монастыре размещалась колония для несовершеннолетних преступников. В 1990 г. Верхотурский Николаевский монастырь был возрожден к духовной жизни. Священоархимандритом и настоятелем монастыря является правящий архиерей Екатеринбургской и Верхотурской епархии Русской православной церкви. Наместник- игумен Тихон проявляет большое радение о восстановлении всего комплекса монастыря. Под его руководством за короткий срок восстановлены надвратная и Преображенская церковь, капитально перестроенные в советское время, отремонтированы братский корпус, гостиница для паломников, настоятельский дом, начаты работы по восстановлению Крестовоздвиженского собора.
Важнейшим событием 1994 г. стало прославление по благословлению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II местночтимых подвижников веры и благочестия: преподобного Арефы Верхотурского и блаженных Иоана и Косьмы Верхотурских, честные мощи которых покоятся в Свято-Николаевском мужском монастыре.
Св. Симеон Верхотурский - реальный человек: жизнь, житийная легенда, почитание
К началу XX столетия св. праведный Симеон Верхотурский чудотворец стал одним из самых почитаемых на Руси святых.
Среди многих десятков тысяч паломников к его мощам, помимо урало-западносибирского региона, были широко представлены жители европейского Севера, Поволжья и даже западных губерний Российской империи.
Гроб с нетленными останками Симеона вышел из земли у Михайло-Архангельской церкви в селе Меркушино Верхотурского уезда в 1692 году. Сразу же начались чудеса исцеления от мощей. В следующем году над могилой установлена деревянная надгробница в виде сруба ("голбчика"). В декабре 1695 года мощи дважды освидетельствовались митрополитом Сибирским и Тобольским Игнатием (Римским-Корсаковым). Его "Повесть известная и свидетельствованная о проявлении честных мощей и отчасти сказание о чудесах святаго и праведнаго Симеона новаго сибирскаго чудотворца" является наиболее ранним и, по сути, единственным источником сведений о жизни Симеона.
Митрополит писал, что его информатором был 70-летний старик по имени Афанасий, который вышел из толпы народа, собравшегося у надгробницы во время первого посещения владыкою села Меркушина, и сообщил ему сведения о Симеоне. Это оброчный меркушинский крестьянин Афанасий Тимофеев сын Чашегоров. В 1695 году ему действительно было около семидесяти. (Заметим специально: во всем, что касается поддающихся проверке описаний местности, упоминаний конкретных людей, дат и тому подобного. "Повесть" Игнатия отличается высокой точностью и конкретностью.) Имени покойного, сообщил Чашегоров, "невозможно памятовать"(не помнит), но помнит, что покойный "христолюбец", прилежный к Богу и часто ходивший в церковь, был болен "чревом" и первым похоронен рядом с новопостроенным храмом у ранее существовавших с южной стороны трапезной дверей в трапезную.
Одно из преданий о св. Симеоне Верхотурском гласит, что он был инициатором и активным участником постройки храма в Меркушино. Это хорошо объясняет почетное для мирянина место погребения Симеона. А Михайло-Архангельская церковь, несомненно, принадлежала к числу обычных для Сибири середины XVII века, созданных по инициативе "мира" храмов, которые предписывалось строить "собою и попа призвать, а попу дать государевы земли, ... и дьячку, и пономарю, ... а о антиминсе бить челом в Тобольск архиепископу".
О жизни покойного праведника Афанасий сообщил следующее: "Человек той в сибирскую страну с Руси пришелец, дворянскаго рода рождением. Жительствоваша у нас в странничестве". Известный историк Сибири С.В.Бахрушин в свое время о св. Симеоне Верхотурском мельком заметил, что тот воплотил в себе "тип гулящего человека, каких много забредало в Сибирь через Верхотурские ворота". Само название этой категории населения указывает на возможность перемещений ("гулянья"). Гулящие беспрепятственно могли передвигаться и выбирать занятия по своему собственному усмотрению.
Специальное исследование положения и жизни гулящих людей, преимущественно на материалах Верхотурского уезда, предпринято А.А. Преображенским в книге "Урал и Западная Сибирь в конце XVI -начале XVIII века"(М.,1972).Он пишет, что до того, как стать земледельцами, горожанами или служилыми, осесть в каком-нибудь поселении и обзавестись семьей, многие новоприходцы были "гулящими людьми". Юридически гулящих людей рассматривали как вольных, незакрепощенных, оказавшихся за пределами своего сословия. Перед судом гулящий человек выступал как равноправная, дееспособная сторона. Прежнее общественное положение гулящих людей могло быть разным. В основном гулящие люди, попадавшие на восточные окраины России, были выходцами из крестьянских общин и посадов русского Севера (Поморья). Наиболее часто в документах встречается указание, что гулящий на родине был крестьянским или посадским сыном. Источники проводят различие между гулящими и ушедшими на новые места крестьянами, особенно если последние имели семьи.
Гулящий чаще всего был одиноким, холостым человеком. В отличие от него крестьянина, поселившегося или готовящегося поселиться на пашню и привезшего с собой семью, называли "семейщиком". Гулящий мог быть "прописан" в данной местности многие годы, но не являлся членом общины. Более того, он мог стать обладателем земельного участка на относительно продолжительный срок, но и это не превращало его в крестьянина. Не изменяло статуса гулящего и наличие собственного двора.
Государственная власть свои отношения с гулящими регулировала довольно просто. В Сибири с гулящих людей взимали два вида налогов - явчую (от слова "являться") головщину и годовой оброк. Если гулящие люди шли через заставы Верхотурского уезда (Лялинский караул и др.), они платили явчую по 3 деньги (1,5 коп.) с человека (головы). Годовой оброк с гулящего обычно составлял четверть рубля (25 коп., или полполтины, или 8 алтын 2 деньги). В самом Верхотурье собирали несколько больше: 10 алтын (30 коп.). 116
Гулящие люди могли иногда достигать высокого материального достатка, приторговывая или прирабатывая каким-либо мастерством. Поэтому граница между гулящими и так называемыми промышленными, торговыми людьми, имевшими более высокий статус и платившими вдвое большую ставку явчей головщины и годового оброка, была довольно зыбкой. Промышленный человек мог тоже жить "гулящим бытом, переходя", что означало холостяцкое и бездворное существование. Но чаще всего уделом гулящих была тяжелая черная работа, не требовавшая определенной квалификации.
Поэтому источники часто отождествляют гулящего человека с наемным ярыжкой (здесь есть тонкость, подчеркивает А. А. Преображенский: пока гулящий не определился к кому-нибудь в работники, он остается гулящим; ярыжкой его делала взятая на себя работа). Годовой оброк с гулящих взыскивали независимо от их занятости на какой-либо работе. Помимо того, в первой половине XVII века они вносили "рублевую" пошлину в размере 5% уговорной платы за работу. В Верхотурском уезде в 1620-е годы велись специальные книги, в которых регистрировались "наймы" ярыжных. Гулящий в XVII столетии стал постоянной, привычной фигурой любого уральского уезда.
Повторим еще раз один из важнейших выводов А. А. Преображенского из его очерка о гулящих: "Нельзя во всех случаях рассматривать гулящего как некое перекати-поле... Временность пребывания гулящих на той или иной территории весьма относительна. Формируется слой почти постоянного населения из гулящих, остающихся вне крестьянских и посадских общин. Они размещаются не только в городах, но и в сельских местностях".
Как раз к этой категории гулящих и принадлежал поселившийся в Меркушине Симеон Верхотурский. Занятием его, по словам старожила села Афанасия Чашегорова, было шитье шуб из овчины, т.е. он был портным. (В источниках XVII в. упоминаются шубы и бараньи кафтаны.)
Новый этап в формировании житийной биографии св. Симеона связан с появлением "Выписки из имеющихся в Верхотурском Николаевском монастыре Пермской епархии записей и других документов о святом и праведном Симеоне Верхотурском чудотворце, которого нетленные мощи почивают в оном монастыре". Она была создана, вероятно, в 1846 году, когда был осуществлен перенос мощей св. Симеона из медной в новую, серебряную, раку.
Именно "Выписка" легла в основу Жития св. Симеона Верхотурского, впервые изданного в 1856 году. Впоследствии оно многократно переиздавалось.
Существенно новыми в отношении жизни Симеона и "Выписке", по сравнению с "Повестью" митрополита Игнатия, являются лишь два момента: продолжительность земного жития праведника и то, что, помимо портного ремесла, он занимался ловлей рыбы.
Но и в первом, и во втором случае, как прямо указывает неизвестный составитель "Выписки", эти сведения основаны на местных преданиях о святом.
Впрочем, предания тоже могут служить источниками о жизни Симеона Верхотурского. С одной стороны, они являются исключительно устойчивыми. Предания (былички) о Симеоне, записанные в рукописной "Летописи Меркушинской церкви" еще в середине XIX века, в практически неизменном виде фиксировались участниками фольклорных экспедиций УрГУ и историко-этнографических экспедиций НИИ русской культуры УрГУ в Верхотурском районе в конце 1960-х - начале 1990-х годов.
В этих преданиях с высокой точностью отразились реалии XVII столетия. Ограничимся лишь двумя примерами. Иконография образа св. Симеона Верхотурского, когда он на иконах изображался на берегу Туры с удочками, при этом иногда у заграждения (еза) на реке, сложилась, несомненно, на основе преданий и задолго до их записи. Этот ез существовал, судя по документам, примерно с 1620-х годов! А в 1991 году один из информантов историко-этнографической экспедиции (А.Д. Дружинин из деревни Злыгостево), рассказав предание о св. Симеоне, в конце беседы назвал его "вольношляющимся" и "богу племянником". То есть, во-первых, "гулящим" по терминологии XVII века, второе определение буквально повторяет часть традиционной формулы, по которой власти тогда приглашали новых поселенцев в Сибирь: "нетяглых охочих людей: от отцов-детей, от братьев-братьев, от дядьев-племянников".
Учитывая, что со времени смерти Симеона до выхода гроба с мощами из земли и начала исцелений от них прошло, по наиболее распространенной версии, всего около 50 лет, можно предполагать, что людская память сохранила подлинное имя святого - Семен. Описанные в "Повести" митрополита Игнатия обстоятельства установления имени праведника тоже, вроде бы, подтверждают это предположение. Конечно, в соответствии с правилами агиографического (житийного) жанра они представлены в виде чудесных видений в снах.
Надо сказать, что сибирский владыка Игнатий являлся, говоря современным языком, высококвалифицированным экспертом по канонизации, и прекрасно понимал важность установления возможно более точных деталей и обстоятельств жизни, необходимых для прославления святого, включая имя. Еще в бытность уставщиком Соловецкого монастыря, в 1677-1678 годах, он принимал участие в работе следственной комиссии по "досмотру" Жития Анны Кашинской.
Комиссия установила многие "несогласия и неприличия" с летописными известиями, в результате канонизация Анны, осуществленная при царе Алексее Михайловиче, была фактически аннулирована, а ее имя исключено из святцев. (Вторично Анна Кашинская канонизирована в 1990 году). По-видимому, Игнатий имел также отношение к составлению Жития Иоакима патриарха, умершего в 1690 году, и попытке его канонизации.
Не попытаться ли найти имя будущего Симеона Верхотурского в документах? По самым ранним сохранившимся дозорным книгам Верхотурского уезда (1624 г.), составленным М. Тюхиным, в деревне "Меркушовой" было три двора посадских людей из Верхотурья, а в расположенной напротив на другом, правом берегу Туры "деревне на камени Меркуши Федотова" - еще четыре: три двора пашенных крестьян и двор живущего здесь верхотурского пушкаря. В пределах уезда это поселение по числу жителей, за исключением Верхотурья, уступало лишь вновь заселяемой пашенной Невьянской слободе. Концентрация в Меркушине и окрест населения, причем не только крестьянского (рядом - еще две деревни верхотурских посадских), была вызвана тем, что здесь находилась пристань, откуда отправлялись суда в Сибирь, и здесь же они строились. В 1624 и 1625 годах "к полой воде под государев хлеб" жители Меркушиной и соседних деревень получили в качестве подрядчиков деньги за постройку лодей, дощаников и струга. Для строительства, снаряжения и обслуживания судов, так же как обслуживания сотен ежегодно отплывавших в Сибирь служилых, гулящих и промышленных людей требовалось немало и рабочей силы, и мастеров. Так что выбор св. Симеоном Верхотурским места, где он поселился, обусловлен вовсе не бегством от мирской суеты. Последний сюжет, кстати, попал в житийную легенду поздно, в XIX веке, когда Меркушино утратило былое транспортное значение. В XVII столетии в этом бойком месте гулящий имел больше возможностей прокормиться.
Совсем не случайно "Книги, что взято государеву отроку з гулящих людей и с наемных ярыжек на нынешний на [7]134 год вниз по Туре реке" зафиксировали непосредственно "в Меркушине деревне" целых 13 человек гулящих. Сведения относятся к лету 1626 года, когда суда в Сибирь давно уже ушли.
Следовательно, в книге отмечены гулящие, которые или задержались на время в Подгородной волости Верхотурского уезда, или, как мы увидим, фактически осели в Меркушине.
В этой книге сбора оброка с гулящих и ярыжных в Подгородной волости за 1626 год "в Меркушине деревне" записан некий Семейка (Семен) Пинежанин, заплативший 20-алтынный оброк! В августе 1624 года в самом Верхотурье "взято з гулящево с Семейки Пеняженина пять алтын"(15 коп. - половина оброка за год, так как он недавно пришел?). А 5 сентября там же, в "Книге сбора указного оброка с гулящих людей", на новый 1624/25 год, куда записывались гулящие, бывшие в оброке и предшествующем году, отмечено: "Взято з гулящих ярыжек Семейки Пинежанина, да с Пронки да Васки Макарьевых оброку тридцать алтын (по 30 коп. с человека), да с племянника их Ларки взято десять алтын". Отметим, что все они названы "гулящими ярыжками". Возможно, это артель портных. Этнографические данные и исследования по социально-экономической истории России VXII века свидетельствуют о том, что осенью портные объединялись в группы и отправлялись по деревням искать заказы. Они имели учеников, каковым в данном случае мог выступать племянник Макарьевых.
Похоже, что приведенные документы зафиксировали момент появления в Верхотурском уезде будущего праведника, если, конечно, он и есть. Семейка Пинежанин. Итак, Семен пришел в Верхотурье в 1624 году. И в 1624 - 1625 годах он находился в уезде, а год спустя был отмечен как постоянно обосновавшийся в Меркушине и платящий высокий оброк, выше даже чем обычный сбор с "прохожего" промышленного человека. Для сравнения: такой же оброк в 20 алтын с человека платили в начале 1620-х годов бобыли (жители, владевшие только дворами).
Портному, к тому же специализирующемуся на шитье шуб, пребывание в Меркушине обеспечивало возможность получения заказов от многочисленного проезжего служилого, торгового, промышленного и гулящего люда, местных и окрестных крестьян, посадских, служилых и т.д.
На протяжении XVII века, и особенно в первой половине столетия, в числе гулящих преобладали выходцы из поморских уездов. Струя выходцев из центральных и поволжских уездов, по словам А. А. Преображенского, "еле теплится, не поднимается выше 1%...". Но в Поморье практически не было "служилых людей по отечеству" - детей боярских, или, как их стали называть позднее, дворян. Как тогда быть с преданием о дворянском происхождении св. Симеона Верхотурского? Объяснения здесь могут быть следующими.
Одно кроется в особенностях традиционного, средневекового сознания. "Сила традиции обретала особую мощь... гарантией почтенности была прежде всего древность рода... - в результате, замечает французский исследователь Ж. Ле Гофф, - благородное происхождение приписывалось многим святым, на самом деле его не имевшим".
Другое объяснение проистекает из особенностей социально-экономического развития Пинеги. Эта территория исторически входила в состав Двинской земли, потом - Двинского уезда. Только с 1614 года Пинегой стало управлять особое Кеврольское воеводство. Уже в XIV - XV веках концентрация земельной собственности привела здесь к выделению из волостных крестьянских миров "двинских бояр". После присоединения Подвинья в конце XV века к Москве их земли были конфискованы. Затем, в XVI веке, подобные же процессы обусловили возникновение в среде крестьян-общинников Двинской земли ряда крупных владений так называемых "своеземцев", применяющих труд зависимых крестьян. Казна так и не санкционировала превращение части двинских черных (государственных) земель в феодальную собственность местных владельцев. Но Семейка Пинежанин вполне мог быть потомком или двинских бояр, или своеземцев - этих своеобразных северных "крестьянских дворян". А память о мнимом или действительном благородном происхождении в крестьянской среде сохранялась очень долго. Примеров можно привести десятки. Так, один из потомков верхотурских детей боярских Албычевых и в 1838 году в официальных документах (с крестьян брались подписки об объявлении им "высочайшей воли" императора Николая I) гордо подписывался за своих неграмотных односельчан из Камышловского уезда: "Сын боярской Андрей Албычев", хотя его предки утратили этот статус и превратились в обычных государственных крестьян еще в первой половине XVIII века.
Таким образом, предание о дворянском происхождении мер кушинского праведника вполне объяснимо и могло иметь как фантастические, так и реальные основания.
Предположение о тождественности меркушинского гулящего первой половины ХУ11 века Семейки Пинежанина и св. Симеона Верхотурского может подтвердиться, может остаться только гипотезой. В любом случае житийная легенда о праведнике, воплощенная в скупых строчках "Повести" митрополита Игнатия и многочисленных преданиях о нем, демонстрирует высокую степень соответствия урало-сибирским реалиям XVII столетия, народной жизни дореволюционной России. Характерно, что в преданиях (быличках) о св. Симеоне праведность его трактуется скорее не в религиозном, а в нравственно-бытовом смысле: достаточно вспомнить повествования о том, как он уходил из домов заказчиков, чуть-чуть не закончив работу, не желая получать плату за нее; как он вернулся в Ирбит за 100 верст, чтобы отдать по забывчивости унесенную хозяйскую иголку, и т.п.
Эта узнаваемость, демократизм образа бродячего портного во многом обусловили широкую популярность св. Симеона Верхотурского у крестьянства, мещанства, купечества и близких к ним социальных слоев. На Урале всегда немало было проезжего, прохожего и прихожего люда. С конца XIX столетия добавились новые факторы: переселенческое движение, появление железных дорог, а с 1914 года, с началом войны, - эвакуация населения из западных губерний России.
Этим, видимо, во многом объясняется настоящий взрыв почитания святого, возникший в начале ХХ столетия: 50 тыс. паломников ежегодно в конце XIX века и 90 - 120 тыс. в годы первой мировой войны. Несомненно, что люди, оставившие насиженные места по своей и не по своей воле, в чем-то ассоциировали себя со странником XVII века, гулящим человеком Симеоном Верхотурским.
|
