Введение

Человечество издавна мучило множество вопросов, на которые не так-то просто найти ответ. Ярким примером этому может служить вопрос: Как на земле появились мы – люди? В разные времена на этот вопрос давались различные ответы. Но подкреплённые фактами, научно обоснованные теории стали появляться сравнительно недавно. Одна из них - это теория антропогенеза Чарльза Дарвина. В ней мы находим вывод о том, что человек как биологический вид своими родословными корнями уходит к обезьяноподобным предкам. Однако Дарвин не ответил на вопрос, что именно послужило причиной выделения человека из животного мира. Ответ попытался дать Энгельс: некоторые виды человекообразных обезьян под влиянием природно-климатических условий достаточно резко изменили свой образ жизни. Они перебрались с деревьев на землю. В результате трансформировались функции их передних конечностей. Постепенно они превратились в органы для использования орудий труда и производства необходимых изделий и продуктов. Труд способствовал развитию мозга, появлению сознания и речи.

Так дарвиновская концепция антропогенеза дополнилась марксистской теорией социогенеза, и в философии появилось понятие антропосоциогенеза.

До сих пор не утихают споры о правильности теории эволюции Дарвина, о верности суждений Энгельса, из чего мы можем сделать вывод- данная тема достаточно актуальна и в наши дни, значимость же данной темы сложно преувеличить.

В данной работе мы попытаемся рассмотреть и в меру своих сил исследовать роль трудовой концепции в антропосоциогенезе, исследовать её развитие, рассказать о выдающихся учёных, занимающихся данной проблемой и выяснить, в чём же состоит их вклад в сокровищницу мировых знаний.

Но сначала дадим одну из официальных научных формулировок антропосоциогенеза: антропосоциогенез – это переход от биологической формы движения материи к социально организованной, его содержание – возникновение и становление социальных закономерностей, перестройка и смена движущих сил развития, определявших направление эволюции.

Центральный вопрос антропосоциогенеза – проблема движущих сил и закономерностей. Так как движущие силы эволюции не фиксируются, изучать их можно только в действии, то есть в данный момент на основе экстраполяции. Общая картина антропогенеза реконструируется на основе неполных и в географическом (огромные просторы Азии и Африки остаются неисследованными) и в хронологическом отношении данных, пробелы в которых восполняются более или менее вероятными гипотезами. Дефект информации проистекает из единичности находок в каждом из местонахождений. Индивидуумы очень сильно отличаются друг от друга, и, только опираясь на данные о многих индивидуумах, можно получить групповой портрет локальной группы.

Итак, в чём же состоит цель данной работы?

Цель -исследовать ту роль, которую играет трудовая концепция в антропосоциогенезе.

Задачи:

- изучить влияние теории труда на работы Чарльза. Дарвина, посвященные эволюции.

-рассмотреть появление вышеупомянутой теории в научных работах Карла Маркса и Фридриха Энгельса

-исследовать, насколько это представляется возможным, универсальную эволюционную концепцию.

Объектом изучения является антропосоциогенез, а предметом - различные трудовые концепции антропосоциогенеза.

Глава 1. ВЗГЛЯД УЧЕНЫХ НА РОЛЬ ТРУДА В РАЗВИТИИ АНТРОПОСОЦИОГЕНЕЗА

1.1 Теория Дарвина и антропосоциогенез

теория дарвин человек антропосоциогенез

Большой заслугой Дарвина является установление принципа искусственного отбора, благодаря которому главным образом и происходит под влиянием человека изменение пород животных и растений. Еще более важным было открытие Дарвином фактора естественного отбора, преобразовывающего виды животных и растений в природе, неразрывно связанного с изменчивостью и наследственностью.

Следует отметить, что в позднейших изданиях своего классического сочинения «О происхождении видов путем естественного отбора»[1] Дарвин писал, что видоизменения, приобретенные и постоянно употреблявшиеся в дело в течение многих веков для какой-нибудь полезной цели, должны были, вероятно, прочно укореняться и могли долго передаваться по наследству.

Параллельно с огромной работой над созданием новой теории эволюции Дарвин глубоко задумывается над вопросом о том, как произошел человек.

Проблема антропогенеза была для Дарвина, как для натуралиста, самой высокой и самой интересной, хотя и окруженной предрассудками, как он писал Уоллесу в 1857 г., т.е. всего лишь за два года до выхода в свет своего основного труда по теории эволюции.

Сочинение Дарвина «Происхождение человека и половой отбор» появилось в 1871 г. Оно представляет собой как бы расширенное истолкование единственной, но многознаменательной фразы Дарвина о человеке в его основном труде «О происхождении видов путем естественного отбора» (1859), где напечатано: «Много света будет пролито на происхождение человека и на его историю».

Дарвин не мог бы найти правильного подхода к решению проблемы антропогенеза, если бы на предыдущих этапах истории науки не был уже накоплен достаточный фактический материал. Несколько ранее труда Дарвина вышли в свет капитальные, связанные с этой проблемой книги Томаса Гексли (1825—1895) и Эрнста Геккеля (1935, стр. 85—111, 129—144, 403—404 и 421).

Примерно в то же время появляются труды выдающегося французского анатома и антрополога Поля Брока (1824—1880), касающиеся сравнительной анатомии приматов и антропогенеза.

Некоторые из доказательств естественного происхождения человека Дарвин взял из геологии, воспользовавшись ее свидетельствами из истории Земли и развития жизни на ней. Здесь большое значение имели труды Чарлза Лайеля, который сам, однако, не скоро пришел к признанию глубокой древности человечества. Что касается ископаемых древних людей, то антропологи во времена Дарвина уже располагали некоторыми находками их костных остатков. Таковы были: череп из Гибралтара (1848), черепная крышка из Неандерталя (1856) и нижняя челюсть из Ла Нолетт (1866). Их морфологические особенности свидетельствовали о существовании особой группы древних людей с примитивным типом строения.

Не меньшее значение имели обильные в то время археологические находки каменных орудий, большая древность которых во Франции была доказана археологом Жаком Буше де-Пертом (1788—1858). Эти находки сильно подрывали позиции креационистов, допускавших древность человека на Земле никак не свыше шести-семи тысяч лет.

Другие доказательства Дарвин черпал из сравнительной анатомии и сравнительной физиологии, которые дают возможность понять черты сходства и различия организмов по их форме, строению, функциям и развитию. Наука о зародышевом развитии — эмбриология — доставила ему важнейшие факты, показывающие сходство человека с животными. Прибегал Дарвин и к данным систематики, которая классифицирует все современные и ископаемые организмы по степени их сходства и устанавливает наличие или отсутствие родственных связей между разными их группами. Но это делается возможным с помощью палеонтологии, изучающей ископаемых животных и растений, их распространение и развитие.

Сгруппированные Дарвином факты этих наук, а также зоологии, паразитологии, патологии, психологии позволили ему совершенно определенно утверждать, что ближайшими предками людей были ископаемые обезьяны третичного периода, жившие в тропической области Старого Света. Дарвин писал: «Обезьяны разделились потом на две большие ветви: обезьян Старого и Нового Света. От первых же произошел в отдаленный период времени человек, чудо и слава мира».

По Дарвину, древние предки наши — обезьяны — жили стадами на деревьях, имели остроконечные уши, были покрыты шерстью, оба пола имели бороды. Очевидно, это были примитивные низшие обезьяны. Более поздними предками, по Дарвину, были человекообразные обезьяны. Из известных ему ископаемых антропоидов он упоминает дриопитека. В силу изменения природных условий, в частности благодаря поредению лесов на их родине, эти предки наши, древние человекообразные обезьяны, в поисках пищи были вынуждены перейти от жизни на деревьях к жизни на земле в лесостепной местности. Потом они стали обитать и на совсем открытой местности.

Такие резкие перемены не могли не отразиться на типе локомоции: получетвероногая-полудвуногая походка сменилась на двуногую. Это был, понятно, весьма длительный процесс. Очень важным результатом этого процесса являлось освобождение рук от функции опоры, от поддержки тяжести тела при передвижении. Человек мог развиться только из прямоходящего животного, обладавшего свободными руками и высокоразвитым головным мозгом. Усовершенствовавшись дальше, человек занял первенствующее положение среди всех существ. Благодаря выдающимся рассудочным способностям, говорит Дарвин, наши предки смогли начать выделывать орудия и пользоваться членораздельной речью; таким образом, они приобрели могущество над природой.

Все последующее развитие науки подтвердило правильность тезиса Дарвина о происхождении человека от ископаемой человекообразной обезьяны. Но это был только ближайший предок человека. В числе все более и более древних предков оказываются: низшая обезьяна, полуобезьяна, низшее плацентарное млекопитающее, примитивное сумчатое млекопитающее, однопроходное млекопитающее, пресмыкающееся, земноводное, двоякодышащая рыба, ганоидная рыба, примитивное хордовое животное типа ланцетника, общий предок ланцетника и асцидий в виде беспозвоночного. В самом же начале животного мира стоят первые живые существа, которые являются, таким образом, исходным пунктом развития и для человека. Человеческая яйцеклетка некоторым образом напоминает об этой первоначальной ступени филогенетической эволюции.

Во время онтогенетического развития человек как бы повторяет вкратце историю развития своих предков. Дарвин еще в 1844 г. высказал ряд глубоких мыслей о связи между онтогенией и филогенией: в них мы видим предвосхищение так называемого биогенетического закона Мюллера-Геккеля (1940).

Дарвин уделял большое внимание эмбриологическим данным при разборе доказательств происхождения человека от животных и при выяснении человеческой родословной.

Дарвин очень высоко ценил работы А. О. Ковалевского (1840—1901) по эмбриональному развитию оболочников и асцидий, по строению взрослых экземпляров кишечно-жаберных первичнохордовых — баланглоссов с их зачаточной спинной струной (хордой), а также по эмбриональному развитию низшего хордового — ланцетника. Эти исследования пролили яркий свет на проблему происхождения хордовых животных и проблему родственных связей между беспозвоночными и позвоночными животными.

Другой немецкий ученый, известный последователь Дарвина, Эрнст Геккель развил проблему и сформулировал в 1866 г. знаменитый «основной биогенетический закон». По его словам: «Онтогения является краткой и быстрой рекапитуляцией филогении, обусловленной физиологическими функциями наследственности (размножения) и приспособления (питания). Органический индивидуум повторяет в быстром и кратком ходе своего индивидуального развития самые важные из изменений форм, через которые прошли его предки в медленном и длительном ходе их палеонтологического развития согласно законов наследственности и приспособления».

При установлении последних этапов человеческой родословной Дарвин мог основываться лишь на весьма скудных костных остатках ископаемых млекопитающих животных, кончая обезьянами. Все же он достаточно верно установил общие этапы эволюции ближайших предков — полуобезьян и обезьян. Он наметил также основные черты развития прямохождения у человека, а именно у верхнетретичного ископаемого антропоида, послужившего его предшественником.

Рассуждая о причинах возникновения прямой походки, Дарвин полагал, что весьма важное значение имела смена образа питания наших предков, когда они стали чаще посещать землю в поисках пищи. Но, говорит Дарвин, вероятно, были и другие причины, побудившие их сменить древесный образ жизни на наземный и в условиях открытой местности начать передвигаться на двух ногах.

Переход от обезьяны к человеку был, по мнению Дарвина, облегчен прежде всего наличием таких особенностей, как, например, высокоразвитый головной мозг и дифференцированные передние и задние конечности (первые раньше специализировались больше по цеплянию за ветви, хватанию плодов и других предметов; на долю вторых приходилась прежде всего опорная функция). Прямохождение, высокое умственное развитие и общественный инстинкт сильно содействовали, по мнению Дарвина, изобретению орудий, появлению членораздельной речи и способов добывания огня, а все это в ходе дальнейшего развития неизмеримо возвысило человека над прочими животными.

Дарвин считает, что наши предки, спустившись с деревьев на землю в процессе борьбы за существование, должны были начать передвигаться либо на четырех конечностях (как это случилось с предками павианов), либо на двух. Интересно в связи с этим привести мнение Артура Кизса: он допускает у наших предков, живших на деревьях, особый тип локомоции, при котором они становились подошвами стоп на нижние, более толстые и идущие горизонтально ветви деревьев, хватаясь за более высокие ветви руками. Такой способ передвижения мог способствовать превращению наших предков на земле в двуногих животных. По предложению Кизса[2] , подобный тип локомоции по ветвям получил название круриации.

Один лишь человек стал двуногим, пишет Дарвин; и этому он обязан в весьма значительной мере тем, что кисти и стопы обезьян — его предков — дифференцировались в разных направлениях еще при их жизни на деревьях. А прямохождение неизбежно повлекло за собой усиление и ускорение процесса дифференциации конечностей, что и привело к преобразованию полуопорной, полухватательной стопы обезьяны в чисто опорную стопу человека.

Каковы были биологические факторы, способствовавшие превращению обезьяны в человека? Главными факторами здесь, по Дарвину, были естественный отбор, влияние упражнения или неупражнения, половой отбор; к ним присоединялись изменчивость, влияние внешней среды, размножение, наследственность, соотносительные изменения и другие, еще не открытые факторы. Дарвин как биолог смог осветить вопрос о происхождении человека преимущественно с точки зрения биологических закономерностей, причем преувеличил их роль и значение. Правда, он подчеркивал огромное различие между человеком и даже человекообразной обезьяной. Все же он не смог дать четкого представления о процессе антропогенеза, как резко отличном от биологической эволюции обезьян и всех других животных. Трактуя этот процесс как постепенное превращение обезьяны в человека, Дарвин не проводил достаточно резкой границы между древней обезьяной и первым человеком в зависимости от появления древнейших форм труда.

Дарвин старался привлечь моменты социального характера для объяснения эволюции человека. Очень много места уделял он, например, анализу вопроса о влиянии общественных привычек человека на развитие нравственного чувства, чувства долга и многих других отличительных качеств человека. Однако Дарвин, оставаясь в плену буржуазных представлений о развитии общества, не смог правильно учесть влияние социальных факторов и был далек от трудовой теории антропогенеза. Заметные недостатки разрешения Дарвином проблемы антропогенеза нисколько не снижают того огромного значения, которое имеют обе его классические книги, посвященные проблеме происхождения человека.

Дарвин рисует в общих чертах чрезвычайно длинную родословную человека, последним звеном которой были ископаемые высокоразвитые человекообразные обезьяны конца третичного периода. Ознакомление с современными их сородичами; позволяет оживить в наших представлениях ископаемых обезьян, судить об их строении и биологических особенностях, об их образе жизни, передвижении, питании. Таким путем легче узнать, какими были ближайшие предки человека. Одновременно можно найти и ответ на вопрос, почему начало человечеству дал только один вид человекообразных обезьян, а сотни видов других обезьян не могли превратиться в людей.

1.2 Трудовая деятельность как решающий фактор гомонизации

В I томе "Капитала", где Маркс дает изложение всей теории труда, он противопоставляет труд в его развитой форме, изучаемой в "Капитале", труду в его древнейших, первоначальных формах: "Мы не будем рассматривать здесь первых животнообразных инстинктивных форм труда. Состояние общества, когда рабочий выступает на товарном рынке как продавец своей собственной рабочей силы, и то его уходящее вглубь первобытных времен состояние, когда человеческий труд еще не освободился от своей примитивной, инстинктивной формы, разделено огромным интервалом. Мы предполагаем (в "Капитале") труд в такой форме, в которой он составляет исключительное достояние человека". Дальше следует знаменитое противопоставление пчелы и архитектора.

В этом классическом анализе труда речь идет, по сути, о том же, что и у Ленина. В.И. Ленин писал: "В действительности "зоологический индивидуализм" обуздала не идея бога, обуздало его и первобытное стадо и первобытная коммуна". Понятие "инстинктивный" относится именно к "первобытному" времени, понятие "животно-образный" аналогично ленинскому слову "стадо"[3] . Труд в своей "примитивной, инстинктивной форме", по точному смыслу слов Маркса, не составляет "исключительного достояния человека", не дает еще принципиального отличия предков человека от животного, поэтому он и назван "животнообразным". Этот инстинктивный, первобытный, животнообразный труд в принципе еще столь же отличен от сознательного, целенаправленного труда архитектора, как и труд пчелы.

По мнению же идеалистов, сначала возникает творческий разум, мышление как отличие человека от животного; затем мысль воплощается в труде, в орудиях труда как своих материальных выражениях. А раз так, идеалист согласен, чтобы все остальное в истории человечества объяснялось развитием орудий труда.

Древнейшие орудия труда в таком случае оказываются "свидетельствами", "проявлениями" того, что их создатель был существом мыслящим. Отсюда ясно, что признание древнейших форм труда "животнообразными", "инстинктивными" диктуется логикой материализма: только в этом случае тезис о том, что "труд создал самого человека", имеет материалистический характер, да и вообще, как выше сказано, логичен.

Ленин не потому говорил об "инстинктивном человеке" и "первобытном стаде", что он излагал на основе тех или иных археологических данных какую-то догадку, гипотезу, которую, скажем, новейшее изучение оседлости или праворукости существа шелльской эпохи может опровергнуть (как думают некоторые ученые), а потому, что иначе с точки зрения материалистического мировоззрения и не может быть - иначе от него пришлось бы отказаться.

Итак, спор идет не о частностях. Либо человек начал с того, что "изобрел" свои орудия труда, "наблюдая" природу, "открыв" некоторые ее свойства, создав сначала в своем мышлении, идеально то, что потом, хотя бы и крайне неуклюже, стала воплощать материально его рука. Либо его труд носил сначала животнообразный, инстинктивный характер, оставаясь, долгое время не более как предпосылкой, возможностью труда в человеческом смысле, пока накопление изменений в этой деятельности и преобразование самого субъекта труда не привело к новому качеству - второй сигнальной системе, обществу, человеческому разуму. Цитированный выше раздел о процессе труда Маркс начинает с определения труда в чисто естественном, материальном плане: веществу природы человек сам противостоит как сила природы, труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, "обмен веществ" между ними. Для того чтобы присвоить вещество природы в пригодной для себя форме, человек приводит в движение принадлежащие его телу естественные силы, т.е. тоже вещество природы. Таков и логический и исторический исходный пункт. Только в ходе этого материального воздействия на внешнюю природу предок человека постепенно меняет и свою собственную природу: в последней сначала еще только "дремлет" потенциальная возможность превращения его в существо какого-то нового качества, отличное от остальной природы; но рано или поздно игра естественных сил, говорит Маркс, подчиняется власти специально человеческой, т.е. общественным закономерностям, и труд становится сознательным трудом. В таком контексте Маркс и отмечает, что не будет в данной работе рассматривать "первых животнообразных инстинктивных форм труда", а берет его уже в такой форме, "в которой он составляет исключительное достояние человека". Для этой формы характерно подчинение воли работника той или иной сознательной цели как закону. Эта целенаправленная воля необходима тем более, чем менее труд увлекает сам по себе, т.е. чем менее он схож с животнообразным трудом - игрой естественных сил.

В дальнейшем, высказывалось также мнение, будто сам факт искусственного изготовления орудий уже говорит о некотором уровне "сознательного планирования" предком человека своей деятельности, так как он должен был "отвлекаться" от непосредственного воздействия предметов, от непосредственной цели - добывания пищи - и устремлять свои усилия на создание того, что только впоследствии должно послужить средством ее обеспечения. Однако такая степень "отвлечения" доступна и любому виду животных, изготовляющих указанные зародышевые формы орудий, строящих гнезда, создающих запасы и т.д. У них только иногда наблюдается своеобразная утеря связи этой инстинктивной деятельности с конечной целью: например, бобры подчас валят гораздо больше деревьев, чем им нужно, и оставляют их на месте. Можно думать, что этим объясняются и известные археологам скопления тысяч заготовленных, но, видимо, не использованных нижнепалеолитических каменных орудий (например, стоянка Эт-Табун).

Важнейшим признаком, отличающим орудия человека от орудий животных, служит факт развития, изменения орудий у человека при неизменности его как биологического вида. Те виды животных, которые изготовляют или употребляют какое-либо орудие, срощены с ним, как улитка с раковиной; у общественного же человека-неоантропа возникновение все новых орудий, а тем самым и все новых приемов труда не связано ни с какими анатомо-морфологическими изменениями или возникновением новых наследственных инстинктов (безусловных рефлексов). Антрополог Я. Я. Рогинский убедительно показал, что этот признак налицо только с появлением человека современного типа - Homo sapiens; изменения, происходившие в палеолите до кроманьонца, говорит он, "в целом были неразрывно связаны с ходом формирования самого человека, с процессом человеческой эволюции, все же последующие изменения в истории общества никакого отношения к биологическим закономерностям не имели", т.е. не требовали перестройки анатомии и физиологии человека.

Безграничная изменчивость средств труда при полной неизменности вида со времени оформления Homo sapiens - свидетельство решающего качественного скачка, возникновения общества. Пассивное приспособление к природе сменяется активным воздействием на нее, господством над ней в смысле создания все новых источников питания и средств существования.

Итак, орудия животных неизменно присущи данному виду, а орудия человека имеют историю, развиваются. Однако и эту истину можно довести до логического абсурда, если понятие неизменности орудий у животных берется безотносительно.

Некоторые авторы под предлогом возражений против понятия "инстинктивный труд" предлагают оторвать условные рефлексы от безусловных (инстинктов) и трактовать условнорефлекторную деятельность как самодовлеющую, психическую, духовную. Принять эту позицию значило бы далеко уйти от учения И.П. Павлова.

Если слишком трудно укладывается в сознание археологов и антропологов понятие "инстинктивный труд" применительно к деятельности археоантропов и палеоантропов, если оно наталкивается на укоренившиеся привычки мышления и словоупотребления, то лучше уж отказаться от второго слова в этом выражении, чем от первого.

В.П. Поршнев считает, что, может быть, применительно к тем временам следует брать слова "труд", "орудия" в кавычках. Этим мы выражали бы существенное отличие от собственно человеческого труда и от его орудий. Может быть, применение кавычек - недостаточно эффективное средство и нужны просто какие-то другие термины. Вероятно, если найдется другое слово для обозначения оббитых камней троглодитид, их изготовления и употребления, то суть не очень пострадала бы. Но вот если отказаться от слова "инстинктивный" - пострадала бы именно самая суть дела.

Обыденный "здравый смысл" - плохой советчик, когда дело идет о доисторических временах. Все ему кажется "очень просто": археоантропы и палеоантропы - это люди с той же сущностью, с теми же потребностями, что и мы, только находящиеся, так сказать, в положении робинзонов - голые, почти безоружные, ничего не умеющие. "Первый англичанин" (как называли "пильтдаунского человека") терпит бедствие, но как всякий джентльмен он при первой возможности постарается затопить камин, съесть бифштекс. Откуда взялись у него, однако, потребности согреваться или есть жареное мясо, отличающие его от животных? Все "очень просто": эти и другие потребности как раз и отличали его от обезьян, а средства для их удовлетворения ему понемногу подсказал его ум, который открыл эти средства в изготовлении орудий, в действиях коллективом и т.д.

Маркс показал, что, в конечном счете, производство предшествует "потребностям", так как предопределяет конкретную форму потребления: "Голод есть голод, однако голод, который утоляется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо с помощью рук, ногтей и зубов. Не только предмет потребления, но также и способ потребления создается, таким образом, производством, не только объективно, но также и субъективно. Производство, таким образом, создает потребителя". Производство создает потребление, создавая определенный способ потребления и его притягательную силу, т.е. "потребность". Ничего этого нет ни у обезьян, ни у троглодитид в доисторическую эпоху первобытной дикости, по отношению к которой мы вправе говорить лишь о потреблении в физиологическом смысле, но не о потребностях в психологическом смысле, ибо оно не имеет той субъективной "притягательной силы", "цели", которая, по нашим обычным представлениям, предшествует производству. Маркс ярко подчеркивает противоположность этих состояний: "Когда потребление выходит из своей первоначальной природной грубости и непосредственности, - а длительное пребывание его на этой ступени само было бы результатом закосневшего в природной грубости производства, - то оно само, как побуждение, опосредствуется предметом" (т.е. становится "потребностью").

Таким образом, совершенно неверно исходить из "потребностей" археоантропов и палеоантропов и видеть в их орудиях или кострищах сознательные средства, пусть несовершенные, для удовлетворения этих потребностей. Это столь же неверно, как выражения "собака захотела", "собака подумала" и т.п., за употребление которых И. П. Павлов "штрафовал" сотрудников своих лабораторий. Ученым, исследующим ранний палеолит, неплохо бы ввести такое же правило. Сказанное находится в полном соответствии с тем, что Энгельс рассматривает весь этот огромный период в сотни тысяч лет как дообщественный. Общество возникло, по его мнению, только вместе с "готовым человеком".

1.3 Трудовая теория антропосоциогенеза Ф. Энгельса

В таком случае глубоко материалистические положения Энгельса "труд создал самого человека", "труд начинается с изготовления орудий" приобретают совершенно иной смысл, ибо к ним неявно добавляют: а труд всегда отличается от инстинктивной деятельности пчелы и любого животного тем, что он предваряется в антропогенезе разумом, абстрактным мышлением. Энгельс отмечал, что стадо обезьян или коз, съев наличный корм, вынуждено или вымирать, или начать биологически перестраиваться. "Это "хищническое хозяйство" животных играет важную роль в процессе постепенного изменения видов, так как оно заставляет их приспособляться к новым, необычным для них родам пищи...". Постоянное развитие средств, в том числе орудий труда, - условие, объясняющее неизменность вида Homo sapiens, так как оно сняло действие закона естественного отбора, законов биологической эволюции. Только с того времени, когда орудия изменяются, а вид стабилизируется, можно говорить о производстве в собственном смысле - об общественном производстве.

В работе "Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека", Энгельс различал три ступени в процессе этого превращения:

1) сначала появляется примитивный труд,

2) в результате долгого развития труда появляется речь,

3) в результате нового долгого развития труда и вместе с ним речи появляется общество.

Только эта третья ступень служит, по Энгельсу, моментом "окончательного отделения человека от обезьяны". Выражение "обезьяна" в этом контексте в свете современных представлений можно передать более общим термином "животное".

О возникновении общества, общественных отношений как новой формы движения материи авторами разных сочинений об антропогенезе сказано до крайности мало и неопределенно. Первым поставил вопрос о дообщественном характере по крайней мере эпохи нижнего палеолита, следуя мысли Энгельса, еще в 1934 г. советский автор М. П. Жаков.

Так, согласно историческому материализму, в процессе труда изменилась сама природа человека; создав же человека, создав общество, труд тем самым изменил и свою природу.

Итак, до возникновения общества прошли сотни тысяч лет, в течение которых доисторический предок человека трудился, но труд его еще носил животнообразный характер. Это был долгий путь от "примитивной организации стада обезьян, берущих палки", до состояния "людей, объединенных в клановые (т.е. в родовые, наидревнейшие) общества...".

Энгельс пишет, что от начала труда прошел огромный период, "прежде чем первый камень при помощи человеческой руки был превращен в нож". При этом он имел в виду данные этнографов о живущих на земле народах, пользующихся еще каменными ножами, что явствует и из упоминания им в других местах о "каменных ножах" у огнеземельцев и их употреблении в обрядах у других народов. Он подчеркивал этим примером, что даже самые примитивные орудия современного человека бесконечно далеки от тех, какими пользовался его обезьяноподобный предок.

Как не понять, что сопоставление, данное Энгельсом, имеет целью показать именно тот результат, к которому привел человека труд, а вовсе не исходный пункт этого процесса. В исходном пункте - обезьянья рука, выполняющая примитивнейший труд, в результате - человеческая рука, вооруженная каменным ножом и другими, все более усложняющимися орудиями, как и возможностью создавать творения скульптуры, музыки и т.д.

Маркс подчеркивал, что производство и употребление орудий являются специфическим достоянием человека, но при этом считал нужным оговорить, что, хотя в несоизмеримой степени и с иным качественным значением, некоторые виды животных все же создают и употребляют орудия. То же отмечал Энгельс: "И животные в более узком смысле слова имеют орудия, но лишь в виде (правильнее перевести - в качестве.) членов своего тела: муравей, пчела, бобр...". Роль орудий у животных, правда, не идет ни в какое сравнение с их значением и развитием у человека. Если, однако, мы не хотим, чтобы за словами "труд создал самого человека" могло укрываться представление об идеях, творческой мысли человека, проявившихся в возникновении труда, в изобретении орудий, мы должны всячески подчеркнуть эти замечания Маркса и Энгельса о том, что, хотя и в зародышевой форме, в узком смысле орудия и труд были у животных до возникновения человека. Что значит: животные имеют орудия лишь в качестве членов своего тела? Энгельс не случайно назвал пчелу, а не жука, бобра, а не зайца, вообще он писал не просто о животных, а о некоторых видах. Известно также, что о животнообразном труде пчелы писал Маркс, указывая не на ее жало, а на ее восковые ячейки. Не представляет труда объяснить, почему Энгельс выбрал именно муравьев, пчел и бобров: об их сооружениях много написано. Эти виды создают искусственные, т.е. предварительно обработанные, комплексы предметов, помещаемые между ними и средой (муравейники, соты, гидротехнические сооружения). Данные виды пользуются этими искусственными изделиями как раз в качестве членов своего тела, т.е. это "экзосоматические органы". Изготовление и употребление их является инстинктом данного вида. Это сложный наследственный безусловный рефлекс. Список видов, имеющих орудия, хотя число таких видов в общем весьма невелико, конечно, не исчерпывается тремя наиболее популярными примерами, приведенными Энгельсом.

Глава 2. РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА И ЕГО РОЛЬ В РАЗВИТИИ ОБЩЕСТВА

2.1 Роль разделения труда в развитии общества

Особый интерес представляет выяснение переходного процесса, когда складываются особенные, характерные только для людей связи их совместного развития. Где грань, отделяющая по-настоящему человеческое от еще недостаточно человеческого?

Когда начинают преобладать социальные связи в собственном смысле слова? Что является критерием выделения и определения социальности?

Ответить на эти вопросы достаточно полно еще никому не удавалось, и прежде всего потому, что фактические свидетельства искомого процесса в значительной мере зависят от наших предположений, мысленных экспериментов, надежности косвенных данных и научно-теоретических схем.

На первый взгляд нет ничего, по-видимому, легче, чем определить роль разделения труда. Разве действия его не известны всем и каждому? Так как оно увеличивает производительную силу и ловкость работника, то оно — необходимое условие материального и интеллектуального развития общества; оно - источник цивилизации. С другой стороны, так как цивилизации охотно приписывают абсолютное значение, то не думают даже искать другой функции для разделения труда.

Что оно действительно дает этот результат — этого невозможно и пытаться оспаривать. Но если бы оно не имело другого и не служило бы для чего-нибудь другого, то не было бы никакого основания приписывать ему моральный характер.

Действительно, услуги, оказываемые им таким образом, почти вполне чужды моральной жизни, или, по крайней мере, имеют к ней весьма косвенные и отдаленные отношения. В настоящий момент совсем не доказано, что цивилизация - нравственная вещь. Конечно, было бы несколько легкомысленно заключать, что цивилизация безнравственна, но можно, по-крайней мере, быть уверенными, что если она имеет на моральную жизнь положительное, благотворное влияние, то это влияние довольно слабо. Особенно это верно для экономической деятельности, постоянно сопровождающей цивилизацию. Она не только не служит прогрессу нравственности, и помогает преступлениям и самоубийствам, которые особенно многочисленны именно в больших промышленных центрах...

Наиболее поразительное действие разделения труда не в том, что оно увеличивает продуктивность разделенных функций, но в том, что оно их делает солидарными. Роль его во всех случаях не просто в том, чтобы улучшать или украшать существование общества, но в том, чтобы сделать возможными общества, которые без него не существовали бы. Однако, предоставим слово Фридриху Энгельсу:

“Наверное протекли сотни тысяч лет, - в истории Земли имеющие не большее значение, чем секунда в жизни человека *, - прежде чем из стада лазящих по деревьям обезьян возникло человеческое общество. Но все же оно, наконец, появилось. И в чем же опять мы находим характерный признак человеческого общества, отличающий его от стада обезьян? В труде. Стадо обезьян довольствовалось тем, что дочиста поедало пищу, имевшуюся в его районе, размеры которого определялись географическими условиями или степенью сопротивления соседних стад... Как только все области, способные доставлять корм, были заняты, увеличение обезьяньего населения стало невозможным; в лучшем случае это население могло численно оставаться на одном и том же уровне…

Не подлежит сомнению, что это хищническое хозяйство сильно способствовало превращению наших предков в людей. У той породы обезьян, которая далеко превосходила все остальные смышленостью и приспособляемостью, это хищническое хозяйство должно было привести к тому, что в пищу стали употреблять все большее и большее количество новых растений, а из этих растений все большее количество съедобных частей, одним словом, к тому, что пища становилась все более разнообразной, следствием чего было проникновение в организм все более разнообразных веществ, создававших химические условия для превращения этих обезьян в людей. Но все это еще не было трудом в собственном смысле слова. Труд начинается с изготовления орудий. А что представляют собой наиболее древние орудия, которые мы находим, - наиболее древние, судя до найденным предметам, оставшимся нам в наследство от доисторических людей, и но образу жизни наиболее ранних исторических народов, а также и наиболее примитивных современных дикарей? Эти орудия представляют собой орудия охоты и рыболовства; первые являются одновременно и оружием.

Благодаря совместной деятельности руки, органов речи и мозга не только у каждого в отдельности, но также и в обществе, люди приобрели способность выполнять всё более сложные операции, ставить себе всё более высокие цели и достигать их. Самый труд становился от поколения к поколению более разнообразным, более совершенным, более многосторонним. К охоте и скотоводству прибавилось земледелие, затем прядение и ткачество, обработка металлов, гончарное ремесло, судоходство. Наряду с торговлей и ремеслами появились, наконец, искусство и наука; из племен развились нации и государства. Развились право и политика, а вместе с ними фантастическое отражение человеческого бытия в человеческой голове - религия. Перед всеми этими образованиями, которые выступали прежде всего как продукты головы и казались чем-то господствующим над человеческими обществами, более скромные произведения работающей руки отступили на задний план, тем более, что планирующая работу голова уже на очень ранней ступени развития общества (например, уже в простой семье) имела возможность заставить не свои, а чужие руки выполнять намеченную ею работу. Всю заслугу быстрого развития цивилизации стали приписывать голове, развитию и деятельности мозга. Люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того чтобы объяснять их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются), и этим путем с течением времени возникло то идеалистическое мировоззрение, которое овладело умами в особенности со времени гибели античного мира. Оно и теперь владеет умами в такой мере, что даже наиболее материалистически настроенные естествоиспытатели из школы Дарвина не могут еще составить себе ясного представления о происхождении человека, так как, в силу указанного идеологического влияния, они не видят той роли, которую играл при этом труд.”[4]

2.2 Обобщающий и прогностический обзор антропосоциогенеза

Человек соединяет в себе тварь и творца, он разрушает в себе тварь, чтобы спасти творца.

Ф.Ницше

Человеческая история представляет собой прогрессивно ускоряющийся процесс и вне этого понята быть не может. В конечном итоге обобщающего исследования этой проблемы возникает вопрос: надлежит ли вписать динамику человеческой истории в более пространный ряд - в возможный закон ускорения истории Вселенной? В третичном и четвертичном геологических периодах развитие биосферы достигает максимальной ускоренности. Сейчас ускорение продолжается благодаря тому, что в мире появилась новая, более высокая форма движения материи. Те или иные процессы иссякают, кончают свой цикл предельного ускорения, но тем временем другие уже набирают более высокие темпы. Внутри любой периодизации (палеоантропологической, археологической, социальной) наблюдается ускорение, предыдущие периоды всегда длительнее последующих. Периодизация мотивируется качественными переломами в ходе развития. Попытки определить начало человеческой истории (основного качественного перелома) могут быть двоякого характера. Либо в центр внимания берется константный признак, навсегда отличающий человека от животного (внешнее определение), либо возникновение свойства прогрессивно изменяется (внутреннее определение). Тогда началом истории во внутреннем смысле будет считаться момент, с которого человеческая история стала двигаться быстрее истории окружающей природной среды. Итак, понятие «начало истории» зависит от того сделаем ли мы акцент на неизменном в истории или на изменчивости. Второй вариант заставляет думать также о проблеме конечности и бесконечности процесса. Эта проблема – не вопрос о существовании или исчезновении людей. Речь может идти только о конечности тех явлений, преодоление которых составляло исторический прогресс рода Homo Sapiens.

Неживая, косная материя в ходе своего развития приводит к появлению живой материи. Конкретные причины появления жизни не входят в задачу данной работы, но общие законы одинаковы для всех этапов – усложнение и ускорение организации материи, как следствие уменьшения энтропии. Развитие живых форм проходило под действием направленной мутации и естественного отбора. Этап возникновения – самый длительный, он начался примерно 4,5 млрд. лет назад.

С появлением человека и общества эволюция жизни перестает играть решающую роль (иметь значение), и на первый план встает эволюция разума, как более высшей формы движения материи.

Предпосылки становления человеческого разума появились примерно 5 млн. лет назад, когда развитие жизни привело к появлению австралопитековых и существовали такие экологические условия, под воздействием которых приспособление австралопитековых пошло по пути применения природных предметов в качестве дополнительных органов и усложнения поведения.. Орудийная деятельность как необходимое условие жизни питекантропов, зарождение мышления и речи, применение огня, можно считать признаками появления нового фактора определяющего развитие – ноосферы . Пока еще в самых примитивных формах, но ее дальнейшее усложнение в прогрессивных и перспективных ветвях гоминид стало необратимым. Новой движущей силой становится групповой биосоциальный отбор, который определяется тем, насколько эффективно коллектив формирующихся людей сможет приспособить к своей жизни окружающую среду. Эта новая форма борьбы за существование постепенно снижает действие старых движущих сил – мутаций и естественного отбора. Приобретенные приспособления теперь могут в рамках ноосферы передаваться от поколения к поколению. Но уровень этих приспособлений и формы их передачи были настолько примитивны, что монотонное существование архантропов без какого-либо значительного воздействия на природную среду длилось еще более 1,5 млн. лет. Около 200 тыс. лет назад сформировались неандертальцы или палеоантропы. Этот период характеризуется зачатками членораздельной речи, религиозных представлений и искусства, усложнением форм загонной охоты. С этого времени в сфере движущих сил можно отметить не только воздействие природной среды и ноосферы на становящихся людей, но и ответное воздействие разумной деятельности на природную среду. Теоретически такое воздействие существовало с появлением орудийной деятельности, но с эпохи палеоантропов воздействие на природу настолько расширилось территориально и усложнилось внутренне, что его объем можно считать качественно отличающимся от жизнедеятельности животных. В дальнейшем это привело к изменениям в экологии биосферы.

Около 35 тыс. лет назад сформировался человек современного вида, он уже обладает потенциально простейшим абстрактным мышлением, общество развилось до первобытной родовой общины, жизнь которой полностью подчинена установленным обычаям и традициям, внедрение любых инноваций затруднено и длительно. С этого времени можно говорить о появлении сферы общественного сознания (другое название – коллективный мозг). Эта сфера управляет социальным развитием общества и индивидуальным сознанием каждого его члена. Человек не может еще целенаправленно влиять на эту сферу и полностью зависит от ее влияния. Л.Леви-Брюль на основе этого феномена обосновал теорию «коллективных представлений», а З.Фрейд теорию «коллективного бессознательного». Безусловно, и на предшествующих стадиях формирования человека существовало определенное информационное поле, включающее в себя весь накопленный опыт и реализацию этого опыта, отраженную в поведении. Но лишь с окончательным формированием человеческого мозга, когда главными факторами развития стали социальные закономерности (то есть в конечном итоге уровень сознания), только с этого момента можно говорить о новой сфере определяющей движущие силы. Пока еще каждое сообщество людей обладает своим «коллективным мозгом», но по мере формирования этносов и увеличения размеров сообществ общественное сознание уменьшает свою дискретность, коллективные представления различных сообществ сливаются.

Около 12 тыс. лет назад в наиболее благоприятных экологических условиях, имея достаточно накопленного опыта, человек переходит к производящему хозяйству. В течение нескольких тысячелетий это дало возможность повысить уровень жизни, увеличить продолжительность жизни, а, следовательно, увеличить численность человечества. Увеличение численности требовало расширения и усовершенствования хозяйства, а достижение этого приводило в свою очередь к новому росту численности. Эти процессы говорят о том, что человечество начало влиять на ноосферу. Оно стало не только пассивным объектом, но и активным субъектом ноосферы, так как появилась возможность сознательно, целенаправленно и планомерно расширять сферу разума, осваивая недоступные ранее ресурсы природы. С переходом к производящей экономике окончательно завершилось становление человечества, и начался новый этап развития, характеризующийся разложением первобытно-общинного строя и усложнением социальных институтов.

Около 4 тыс. лет назад возникают первые протогосударства, появляются зачатки цивилизации. Это значит, что в обществе существует особая прослойка обслуживающая религиозные культы и способная влиять на общественное сознание. До этого первобытные шаманы и колдуны были полностью подчинены существующим обычаям, религиозные реформы были невозможны. С формированием государства политические деятели также могут влиять на общественное сознание, устанавливая новые законы или регулируя культурные контексты в ходе внешней политики. Наконец сферы общественного сознания расширяются за счет распространения письменности. Через письменность человек получил новую возможность влиять на коллективный мозг. Причем письменность постепенно становится основным и универсальным способом этого влияния.

Дальнейший рост численности привел к увеличению культурных контактов и расширению знаний и опыта в целом. Эти процессы значительно ускорили развитие человечества. В сфере общественного сознания появляется такой феномен как наука, а в ноосфере – техника. Вначале развитие знаний стимулировалось социально-экономическим уровнем общества, затем научные достижения сами стали влиять на социально-экономическое развитие и определять политические процессы. В XX веке произошел качественный скачок – научно-техническая революция. В сфере движущих сил она породила новое противоречие – это глубокий разрыв, существующий в настоящее время между стремительным прогрессом технологии и отсталым мировоззрением и психологией находящимися чуть ли не на уровне присваивающего хозяйства (брать у природы все, что возможно, не заботясь о последствиях). Но решить это противоречие путем ограничения каких-то технологий невозможно и бессмысленно. Все общественные движения и государственные программы, направленные на это, не достигнут своей цели. Сущность прогресса – увеличение возможностей разума, если смотреть глубже – уменьшение энтропии. Не торможение прогресса решит проблему, а наоборот - его дальнейшее ускорение.

Научно-технический прогресс породил угрозу экологической и ядерной катастрофы. Он же должен привести либо к уничтожению этой угрозы, либо к преодолению последствий катастрофы, если она произойдет. Решение данной задачи возможно только при условии объединения усилий человечества в рамках единой земной цивилизации, где интересы отдельных территорий и социальных институтов будут подчинены общему интересу землян. Необходимым условием и одновременно следствием достижения этой цели станет изменение природы самого человека.

Научно-технический прогресс, стремясь к предельному ускорению, сам становится движущей силой развития не только человечества, но и всей природы. Этот процесс окончательно завершится, когда будут полностью освоены ресурсы Земли и заселены все ее пространства (океаны, пустыни, полюса практически только начинают осваиваться), человек научится регулировать климат и все процессы в биосфере, начнет использовать для своих нужд ресурсы космоса. Разум сможет полностью освободиться от зависимости от природной среды, в том числе и от собственной биологической природы. Учитывая современные темпы прогресса, можно предполагать, что этот этап начнется уже в XXI веке.

Человек с течением времени сам будет в состоянии направленно регулировать генетические процессы в своих популяциях. Сначала он избавится от всех болезней и станет более здоровым и сильным физически, усовершенствовав свою физиологию. Наконец будет возможно настолько увеличить продолжительность жизни, так усилить выживаемость организма в самых неблагоприятных условиях, что вечный враг человека – смерть, будет побежден. Это означает не бессмертие, но добровольный выбор времени смерти, когда исчерпаны все психические ресурсы организма, а не физические, как раньше. Как только познания достигнут необходимого уровня, человек будет готов вступить в третью фазу эволюции, контролируя свой генотип и сделавшись совершенным организмом. Окончательно исчезнет зависимость социальной природы разума от его биологической основы. Возможно, что человеческий организм полностью или частично утратит гуманоидную природу (независимо от того в какой степени сохранится внешний облик человека). Возможно также, что все эти изменения будут касаться не всего человечества, а только некоей новой выделившийся популяции, генетически перешедшей на новый этап антропосоциогенеза вследствие пробуждения новых возможностей мозга. Соответственно изменится психика и сознание нового человека. Как именно они изменятся еще рано, да и неуместно предполагать. Можно будет говорить о человеке нового вида, подходящее название – Человек Космический. Возможно, что эта новая популяция некоторое время будет совместно сосуществовать вместе с человеком прежнего вида, подобно тому, как некоторое время сосуществовали некоторые популяции палеоантропов и неоантропов, а затем новый человек начнёт строить новое общество в новых экологических нишах, не занятых старым человечеством.

Итак, научно-технический прогресс как следствие социогенеза и одновременно его движущая сила должен (во всяком случае, может) привести к изменению биологической природы человека, то есть социальное накопило факторы для изменения биологического. С этой точки зрения вся история человечества является антропосоциогенезом.

Завершение антропосоциогенеза будет означать (если следовать принятой логике развития) наступление этапа Мирового Разума, когда будет достигнут уровень познания всех законов природы, станет возможным свободно использовать пространство и энергию в своих интересах. Следствием этого станет обладание такими энергетическими ресурсами, что перед разумом реально встанет проблема изменения законов мироздания. Разум станет всемогущим и вездесущим творцом. Дальнейшее развитие, требующее изменения законов природы, так как прежние законы уже полностью использованы, может сделать неизбежным создание новой Вселенной. Именно к этому моменту и будет достигнута максимальная негаэнтропия. В наши дни среди некоторых футуристов, философов и астрофизиков обсуждается вопрос о расширении Вселенной как о результате деятельности суперцивилизации, о существовании такой суперцивилизации до эпохи начального взрыва Вселенной.

Создание нового мира и будет тем исполнением и одновременно изначальной причиной, целью, ради которого происходило возникновение жизни, становление разума, развитие цивилизации, преодоление разумом своей биологической основы и освобождение от власти природы.

Заключение

Форма разделенной во времени и пространстве деятельности «входит» в психику человека именно через соединения идеализированных образов социальной организации с реальным, т.е. слитым с непосредственным бытием индивида, образом его действия. Способность индивида оперировать этой формой снижает значение непосредственно подражания, чувства стадности, стереотипа совместной — плечом к плечу — деятельности. Социальность, заданная смыслом разделения деятельности, начинает противоречить прямой коллективности, примитивной «стадности», просто соединяющей индивидов и их силы. Она задает перспективу роста силам индивида, предоставляя в его распоряжение развернутые во времени и свернутые в формы орудий образы возможных действий: он может их присоединить к своим силам, сделать способами реализации, превратить их в свои способности. И наоборот, он может, исходя из них, как из задачи, преобразовать их в новые комбинации сил и природного материала, использовать лишь как средства. Так или иначе, здесь проявляется не зависимость людей от логики вещей, а зависимость используемых людьми вещей от логики организации людей, от разделения процесса деятельности на обособленные, но взаимообусловленные линии его осуществления.

Известна диалектическая формула о совпадении в изменении обстоятельств и самоизменении людей, характерном для переходных исторических состояний. Если воспользоваться ею, можно сказать: становление совместно-разделенной деятельности людей как процесса, организующего их социальную связь, должно быть понятно именно в качестве такого совпадения.

В этом понимании следует акцентировать пояснение понятий «обстоятельства» и «самоизменение» людей, ибо они выступают совсем не в тех функциях, которые им, как правило, приписывает и обыденное, и научное мышление.

Обстоятельствами в данном случае оказывается сложное переплетение экологических и собственно биологических зависимостей, в которые включена человеческая коллективность. Это — ее связи с другими, подобными ей организациями, «привязанность» ее к определенной территории, наличие растительности, численность животных, годных для охоты, особенности их поведения.

Иначе говоря, речь идет не о логике вещей с ее линейными зависимостями, а о сложном переплетении «природных» логик, своеобразных и изменчивых, о динамичном комплексе, к которому должен адаптироваться человеческий коллектив. Адаптироваться, в данном случае, — значит: выработать организацию с нежесткими связями элементов, способными принимать формы, соответствующие внешним изменениям, но сохраняющими внутреннюю организацию жизни и деятельности людей.

Усложняющиеся совместно-разделенные структуры деятельности, судя по всему, сыграли роль надорганизменных факторов человеческой эволюции, обеспечили преимущества в условиях внутривидового отбора сообществам с более гибкими и развитыми системами организации согласованного поведения. В процессе «конкурирования» этих систем стала повышаться роль социальных и собственно индивидных комбинаций сил и действий как внебиологических органов социальной эволюции. Опредмечивание этих «органов» в вещественных средствах и орудиях деятельности закрепляло их в устойчивых формах, делало возможным их сохранение. Иными словами, архаические общества строились по «биотехнологическому» принципу. Природные ритмы задавали общую канву совместной деятельности людей. Но для реализации деятельности чисто биологических средств людям недоставало. Этот разрыв условий и средств деятельности был ликвидирован созданием новых организационных форм разделения и умножения деятельности, соответствующих навыков и способностей индивидов, их закреплением в определенных орудиях. В этом ряду средств предметно-орудийная техника была, судя по всему, звеном, не играющим решающей роли: главное усиление человеческого сообщества шло по линии кооперации индивидной энергии и умений, по линии организации.

Кроме того, следует учитывать, что в предметность человеческой деятельности включались и растения, и животные: формы их бытия во многом определяли и схемы деятельности людей, и большинство их коллективных представлений.

Вопреки вульгарно истолкованным трудовым теориям происхождения общества, пытавшимся доказывать, что манипуляции с предметными орудиями порождали сознание и мышление людей, нужно определить значение орудийной техники как следствие развития социальных организаций, как одно из средств осуществления деятельности людей.

Поскольку орудийная техника была включена в деятельность людей, связанную с природными ритмами и схемами социальной организации, постольку орудия деятельности реально существовали и представлялись в качестве элементов природных и социальных связей, поэтому на них и переносились качества растений, животных, самого человека.

Простота архаических орудий человека была обусловлена не примитивностью его жизни, а необходимостью разделения сложных природных и социальных связей, в которых он существовал, которые должен был использовать для своего сохранения и самоутверждения.

Содержание

Введение

Глава 1. Роль труда в развитии антропосоциогенеза – теории выдающихся ученых

1.1 Теория Дарвина и антропосоциогенез

1.2 О значении трудовой деятельности как решающий фактор гомонизации

1.3 Трудовая теория антропосоциогенеза Ф. Энгельса

Глава 2. Разделение труда и его роль в развитии общества

2.1 Роль разделения труда в развитии общества

2.2 Обобщающий и прогностический обзор антропосоциогенеза

Заключение

Список литературы

Список литературы

1. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М., 1989

2. Генкин Б. М. Экономика и социология труда: учебник для ВУЗов. – 4-е издание, перераб. и доп. / Б. М. Генкин. – М.: НОРМА, 2002. – 416 с.

3. Урсул А.Д. Отражение и информация. М., 1973.

4. Ефимов Ю. И. Философские проблемы антропосоциогенеза. – М.: Философия, 1981. – 360 с.

5. Кивз А. Принципы эволюции. – М.: Наука, 1986. – 516 с.

6. Шкловский И.С. Вселенная, жизнь, разум. М., 1980.

7. Алексеев В.П., Першиц А.И. История первобытного общества. М., 1990.

8. Мировая экономика и международные отношения. – 1997. - №10. – с. 85.

9. ОНС. – 1993. - №4.- с. 82.

10. Дарвин Ч. О происхождении видов путем естественного отбора. – М.: Наука, 1998. – 456 с.

11. ОНС. – 2005. - №1. – с. 69.

12. Бодякин В. И. Куда идешь человек? Информационный подход: основы эволюциологии / В. И. Бодякин. – М.: Леном, 1998. – 385 с.

13. Семенов Ю. И. Предпосылки становления человеческого общества: общие вопросы и проблемы антропогенеза. – М.: Просвещение, 1993. – 346 с.

14. Чумаков А. Н. Глобализация. Контуры целостного мира. – М.: Академия, 2004. – 284 с.

15. Ефимов Ю.И. Философские проблемы теории антропосоциогенеза. М., 1981.

16. Яковец Ю. В. История цивилизаций: учебное пособие для студентов ВУЗов гуманитарного профиля / Ю. В. Яковец. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: ВЛАДОС, 1997. – 352 с.

[4] Фридрих Энгельс

РОЛЬ ТРУДА В ПРОЦЕССЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ ОБЕЗЬЯНЫ В ЧЕЛОВЕКА