Проблема прав человека возникла в ходе развития общества в 17-18-ом веках. Вообще, проблема несвободы чрезвычайно интересна. Если мы возьмем рабовладельческое общество, там несвобода была прямой экономической и административной зависимостью раба от рабовладельца. Но другие права раба не определялись. Свободный человек был свободен постольку, поскольку он не был чужой собственностью. В рабовладельческом обществе не возникали некоторые проблемы. В частности, не было проблемы доступа к информации. А вот проблема собственности была. Люди делились на тех, кто был свободным собственником и собственником рабов. Проблема доступа к информации, контроля над доступом к информации стала актуализироваться с распадом рабовладельческого общества и с ростом движения против тирании римских императоров, которое нашло полную параллель в деятельности христианской церкви, пытавшейся, говоря современным языком, установить социальную справедливость. И на первых же соборах выяснилось, что новая идеология, новое христианское учение требуют защиты христианских идей от их ложного толкования. Уже в 3-м веке был составлен список запрещенных книг, которые, по мнению церковных иерархов, неверно излагали учение Христа, тогда и возникла проблема цензуры, хотя, самого слова "цензура" не существовало тогда.
Церковь, которая осуществляла в это время, безусловно, благородную деятельность, защищая нищих, обездоленных и угнетенных, тем не менее, в своей идеологии, в своей проповеди христианского учения стремилась защитить Библию от искажения, сохранить канонический церковный текст. И, соответственно, она ввела определенные рамки для тех идей, которые позволено было проповедовать. В отличие от античности, где был плюрализм богов, ситуация изменилась. Когда богов было много, проблемы цензуры и доступа к тем или иным текстам не существовало. Когда проявился один общепризнанный Бог, когда христианство стало претендовать на роль господствующей религии (хотя идеи христианства предполагали свободу мысли, она выражена в "Нагорной проповеди", изложенной в 4-ой главе Евангелия от Матфея), тем не менее, в истории христианства, и особенно во втором тысячелетии, очень жесткие меры принимались против тех, кто пытался развивать историю христианства или выступать против тех или иных положений Библии.
Итак, возникает цензура. И церковные структуры, которые создаются в Европе, строятся по иерархическому принципу. Этот принцип можно также назвать вертикальным. Наверху - Папа Римский. На самом низком уровне - приходской священник или кюре. Эта иерархия предполагала наличие подчиненности верующих авторитету и духовной власти Ватикана. Церковь не сразу разделилась на восточную и западную, хотя различия были существенными с самого начала.
Одновременно с этим в Европе возникают монархии. Первые абсолютные монархии возникли во Франции, Испании, Англии. В Германии и в Италии дело было сложней, там было множество разных государств. Духовная цензура опирается на цензуру, которую проводит в жизнь государство, представленное монархами. И здесь происходит некое "разделение труда". Сначала функции цензуры возлагают на церковь, затем на университеты. Последние являются своеобразным посредником и связующим звеном между властью и церковью в осуществлении цензуры.
Дело в том, что первые университеты возникли, если там можно выразиться, на базе церковных, теологических исследовательских центров. Скажем, Сорбонна находилась в храме, и профессора Сорбонны изучали теологию. Поэтому когда французские короли доверили профессорам контроль над священными книгами, они знали, что эти профессора - одновременно верные католики, действующие в рамках церковных институтов.
Цензура была поначалу предназначена для того, чтобы сохранить истинность текстов. Затем она превратилась в средство гонения на инакомыслящих. И здесь люди по своим правам стали делиться на тех, кто имел право осуществлять цензуру (короли и цари, священнослужители) и тех, кто должны были этому повиноваться.
В ходе развития цензуры был создан институт инквизиции. Тогда люди за то, что они имели другую, собственную, точку зрения, подвергались двойному наказанию. Во-первых, уничтожались, сжигались их книги. Во-вторых, на кострах сжигались те, кто обвинялся в ереси. Конечно, если посмотреть исторические материалы об инквизиции, то станет ясно, что сжигали не только за это.
Я был в музее инквизиции в городе Лиме. Там есть объявление, из которого следует, что там, как правило, казнили за прелюбодеяние. В Испании был один и главный инквизитор, который известен тем, что сжег несколько томов книг.
Здесь контроль за изданием Библии вышел за все рамки и границы. Неограниченная власть церковников, в частности, Папы Римского, привела к расцвету того, что мы сейчас называем коррупцией и злоупотреблением. Церковь создала систему морального воспитания всей паствы. Эта система состояла в том, что если кто-то нарушил заповеди, он должен был прийти на исповедь и получить, соответственно, отпущение грехов. Эта была сложная процедура. Она предполагала абсолютную честность и откровенность в разговоре с церковником и отсутствие никаких-либо посторонних влияний. Как вы знаете, в исповедальнях принимающий исповедь отделен от того, кто исповедуется. И, в конце концов, церковь решила от этой процедуры освобождать с помощью индульгенции. То есть за деньги можно было купить отпущение грехов. Эти и другие злоупотребления церкви вызвали протест со стороны людей, сомневающихся в правомочности священнослужителей толковать священные писания.
Так началась Реформация, выдвинувшая тезис о том, что человек имеет право общаться с Богом без посредника - священника. И это во многом послужило началам движения за права человека: за право думать, право иметь свое собственное мнение, отстаивать это мнение, не выступая с атеистических позиций. Эти люди выступали как тираноборцы, требуя, чтобы каждый человек имел право общаться с Богом.
В этом смысле протестантская церковь выступала против инквизиции и против цензуры. И представители этой церкви, люди, высоко ценившие христианские идеалы, вместе с тем стали выступать за свободу слова. В какой-то степени это делали Лютер и некоторые другие вожди Реформации. Во всяком случае они боролись за освобождение от иерархической структуры и от подчинения авторитету власти, против концепции человека - субъекта власти Папы или короля как подданного Папы. Затем эта идея была поддержана философскими концепциями, родившимися в Эпоху Возрождения. Там речь шла о гуманизме, человечности. Соединение этих двух очень разных тенденций борьбы против папской монополии и противостояние - притеснению человека, его гуманистических ценностей - привело к развитию идей прав человека.
Свобода печати была одним из первых таких прав, которое выдвинуто в борьбе против авторитарных тенденций. Собственно, папская власть олицетворяла авторитаризм. Королевская власть - также авторитаризм. Граждане не было гражданами в буквальном смысле этого слова, они были подданными.
Во время английской революции Джон Мильтон в своей знаменитой "Ариопагетике" впервые выдвинул идею свободы печати, идею свободы мысли и ответственности каждого гражданина думать, писать и высказывать свои мысли, иметь свое мнение. Мильтон считал, что любая попытка ограничить это право может привести вновь к усилению такой олигархии, какой была католическая церковь. Мильтон, не возражая против христианской концепции, оставаясь в рамках этой концепции, написал замечательные поэмы, связанные с историей церкви. Например, "Потерянный рай". Тем не менее, он обосновал право свободы печати как право человека. При этом он признавал, что должны быть определенные ограничения, которые он связывал с тем, что нет смысла проповедовать власть того же Папы Римского. В этом смысле выпады Мильтона были направлены против католической церкви. Мало кто знает о том, что какое-то время сам Мильтон был цензором. Но он признал, что цензорская деятельность не может быть полезной: она навязывает человеку чужую волю.
Дальнейшее развитие концепции свободы прав человека связано с деятельностью английских и французских философов - Гоббса, Локка, Монтескье, Руссо, Дидро и других. Они выдвинули ряд важных концепций, изменивших представление о том, каким должен быть мир. Например, была выдвинута концепция гражданского общества, которая тогда еще, может быть, называлась иначе. Разделение властей на административную власть, на власть правительства, законодательную и на судебную было сделано Монтескье. И в рамках этих философских учений выявилось новое понимание концепций человека.
В Англии в 1688 году, где был осуществлен великий компромисс, "славная революция", права человека уважались. Но люди до сих пор в Англии не являются гражданами, они - подданные ее Величества. Они очень свободны, но не абсолютно свободны, поскольку они должны признавать хотя бы формально авторитет Королевы. Как вы знаете, нынешняя правящая лейбористская партия считает нужным устранить институт королевства. Но он так удобно вросся во властную машину, что стал своего рода гарантией против возможности возникновения каких-то неконституционных образований, диктатуры, к примеру.
Монарх является верховной властью, освящает конституционный строй и его защищает. У нас иногда даже по телевидению говорят, что России нужен монарх, и тогда все будет в порядке. Но журналисты не учитывают того, что монархия прежде всего предполагает развитую демократическую систему: избранный парламент, правительство, подотчетное парламенту, и независимый суд, что в Англии существует. Хотя формально все это не доведено до конца.
Наиболее последовательно эти вопросы были решены в Соединенных Штатах Америки и во Франции. Во Франции во время Французской революции в 1789 году была принята Декларация прав человека и гражданина. Конечно, права гражданина были сформулированы раньше, скажем, Томасом Пейном, английским философом, и другими. Но в правительственный документ права человека как в Декларации вошли во Французскую Конституцию. Революция 1789 года обернулась массой издержек. Об этом совершенно справедливо пишут и говорят. Но любая страна, которая стремится быть демократической, принимает свою декларацию прав человека и гражданина.
Такая декларация была принята и в России. Она является частью нашей Конституции. В этой декларации право свободы печати относится к личным правам человека и гражданина, так как с этой точки зрения оно было чрезвычайно важным.
Несколько позже в США были приняты поправки к Конституции. Первая из них гласила, что Конгресс не может вмешиваться в деятельность церкви и печати, не может издавать законы, регулирующие религию, печать и мнение гражданина. Из этого проистекали два очень важных для Америки вывода. Первый: религиозная веротерпимость, отсутствие государственной религии и свобода религиозных движений, религия - вне компетенции государства. Религия не просто отделена, она - вне государства. Так же, как и печать. В этом смысле свобода печати стала важнейшим постулатом американской демократии и американского государственного развития. Поэтому там с точки зрения Конституции свобода имеет абсолютный характер. И если возникают ограничения свободы печати, они возникают в виде экономических моментов. Дело в том, что печать, как и церковь, не может действовать вне определенных экономических трансакций. Нужно содержать здания церкви, вести какую-то хозяйственную деятельность. Все газеты должны продавать свои экземпляры, покупать бумагу, краски. Другими словами, эти институты являются не только институтами веры, религии или институтами печати, но и хозяйствующими субъектами. И в этом смысле их деятельность регулируется экономическим законодательством, позволяющим принимать со стороны государства какие-то меры и к церкви, и, может быть, к печати. Но эти акции не могут касаться содержания печати. В этом смысле американская концепция свободы печати в принципе предполагает свободу содержания мнений. И это очень важно понимать. Потому что когда мы говорим о свободе печати, мы часто берем ее очень широко, как экономическую свободу, свободу предпринимательства. Все это имеет место. Но главное - свобода мысли, свобода мнений, которая не может быть запрещена законом.
В этом смысле американская Конституция определяет важнейшую часть свободы печати. По американским законам за содержание судить журналиста нельзя. За клевету, вмешательство в личную жизнь, другие проступки, выходящие за рамки законной журналистской деятельности, - можно. Но не за точку зрения, не за мнение.
Новый шаг в концепции свободы печати был сделан французами, которые в той же декларации, о которой я говорил, ввели понятие "злоупотребление свободой печати". И это впервые привело к созданию законодательства о печати. Дальнейшее развитие печати во Франции, к сожалению, было малоперспективным. Сначала по свободе печати во Франции прошлась якобинская диктатура. Потом термидорианцы сделали многое для уничтожения свободы печати. И, наконец, Наполеон Бонапарт, придя к власти, сначала как первый консул, а затем как император, практически отменил эту Декларацию прав человека и гражданина и ввел очень строгую и жесткую цензуру, впервые приравняв "перо к штыку", как у нас раньше говорили. Он говорил, что несколько журналистов равны полку или корпусу. Он видел в журналистике средство управления мнениями, людьми. Он рассматривал печать как инструмент власти. И Франции пришлось пройти через длительный процесс борьбы за свободу печати.
Свобода печати сохранялась в Англии и во Франции, испытывая трудности, связанные с экономическими аспектами. И постепенно в Англии, Франции и Германии, где шла борьба за свободу печати, были приняты законы, которые определяли некоторые параметры свободы печати. Во Франции после падения Наполеона III, после франко-прусской войны, после поражения парижской Коммуны и создания Третьей республики появилось новое законодательство о печати. Оно ввело определенную процедуру выяснения нарушений свободы печати со стороны газет, редакций и журналистов. И тогда был выработан важный инструмент осуществления свободы печати и пресечения злоупотреблений свободой печати. Речь шла о том, что такие злоупотребления должны наказываться, но санкции должны накладываться судом присяжных. В дальнейшем демократические законы о свободе печати, провозглашавшие принцип свободы печати, оставляли место для борьбы против клеветы, вмешательства в личную жизнь, расизма, национальной розни, призывов к свержению конституционного строя, порнографии. Все это имеется в наборе тех поступков, которые во Франции называются "преступлениями печати". Но эти "преступления печати", если хотите, ограничивают возможность свободной печати. Только при регулировании в этих рамках она, свобода печати, может быть реальным правом человека.
В наше время остаются примерно те же параметры, определяющие свободу печати. Печать не является единственным инструментом выражения мнения, точки зрения и информации. Сегодня существуют различные средства массовой информации: газеты, журналы, радио, телевидение, кабельное вещание. Наконец, есть средства массовой информации в Интернете, к которым сегодня имеют доступ очень многие. Поэтому право на свободу печати приобретает более широкий характер. Но оно остается фундаментальным право человека, поскольку человек может осуществлять свою деятельность только в рамках осознанного понимания того, что происходит в мире. Осознанное понимание возможно только при наличии реальной свободы печати и свободы мысли.
Скажем, у нас в России существует Закон "О средствах массовой информации". Мне кажется, что это очень прогрессивный закон. Он имеет только один недостаток: он был принят в условиях, когда не определился социальный уклад России. И тогда проблема собственника и собственности не воспринималось серьезно. Когда мы рассматривали проблемы печати, мы делали это в отрыве от проблемы собственности. Сегодня в условиях развивающегося института собственности на все виды деятельности и на все виды предприятий и предпринимательства этот закон выглядит несколько архаичным. В этом законе отношения граждан и средств массовой информации определяются через посредство учредителя. То есть каждый гражданин может выступить как учредитель газеты, журнала, радио, - телевизионной станции, информационного агентства. Пользуясь законом о свободе печати, газету может создать и предприятие. В данном случае сочетаются две очень важных свободы: свобода печати и свобода предпринимательства. Если говорить о том, чего достигла Россия за 10 лет рынка, и какие достижения имеются у российской демократии, то это - два самых главных достижения: свобода печати, мысли, мнений и свобода предпринимательской деятельности.
Даже студент может создать свое СМИ. На факультете журналистики МГУ был студент, который еще со студенческой скамьи издавал газету "Футбол". Она теперь издается, по-моему, как журнал. Другой студент создал рекламное агентство. Вот эта свобода деятельности очень важна.
В Законе "О СМИ" предпринимательская сторона свободы печати не отражена. Там сказано, что учредитель учреждает, главный редактор - редактирует, журналисты - пишут. Кстати, журналисты имеют право не слушать главного редактора или издателя. О владельце же в Законе ничего не говорится.
Все было спокойно, пока не появились владельцы. А владельцы появились, как только началась экономическая реформа и стал развиваться рынок.
К сожалению, рынок в силу ряда причин имеет в России своеобразную конфигурацию. Можно сказать, что у нас рыночная экономика, а можно считать, что у нас нет рыночной экономики. Все зависит от того, как к этому подойти. Если смотреть на проблему с точки зрения невмешательства государства в рыночную сферу (это и предполагает рыночную экономику), то у нас рыночной экономики нет. Как недавно справедливо сказал Григорий Явлинский, наше Правительство все время вмешивается в экономическую сферу, что чуждо для демократических стран, где эта сфера отдана бизнесу, предпринимательству, общественным организациям и не является государственной. Даже если государство национализирует предприятия, они продолжают действовать как самостоятельные экономические институты.
Поскольку в нашем Законе о печати это не было оговорено, до сих пор в развитии российской свободной прессы существуют большие трудности в отношениях владельца и СМИ. Эти отношения законом практически никак не регулируются. И в данном случае главный редактор не может заставить журналиста писать то, что не хочет журналист писать, или то, что противоречит его совести. По Закону журналист имеет право отказаться от своей подписи, а также отказаться выполнять задание, противоречащее его убеждениям. Аналогичного положения в отношении владельца в законе нет. Если давление главного редактора журналист может опротестовать через суд, то давление владельца он опротестовать не может. Таким образом, если журналист в какой-то степени автономен по отношению к главному редактору, никакой автономии по отношению к владельцу он не имеет. Видимо, для истинной свободы слова было бы важным положение о праве журналиста быть хотя бы относительно зависимым от владельца, иметь право сохранять свою точку зрения.
В принципе, в большинстве стран Западной Европы и в Соединенных Штатах Америки не принято владельцам приказывать писать то, что нравится главному редактору. Они могут подбирать соответствующим образом редакцию. Но в силу сегодняшнего уровня развития СМИ, когда важнейшими элементами газеты, журнала, радио- и телевизионной станции являются наличие добросовестной, объективной и значимой информации, с одной стороны, и, с другой стороны, реклама, позволяющая существовать газете, существует внешняя и достаточно полная независимость журналиста. Если вы хотите, чтобы Вашу газету читали, вы должны иметь хороших журналистов. Если вы имеете хороших журналистов, они имеют свою точку зрения и свое мнение, и вы должны прислушиваться к этому. Если вы откажетесь от услуг талантливого журналиста, вас будут меньше читать, у вас будет меньше тираж, и вам не будут давать рекламу. Это саморегулирование печати в рамках нормально функционирующей рыночной экономики обеспечивает относительную свободу журналисту и известную зависимость издателя от наличия талантливых журналистов. Конечно, это означает, что в условиях острой конкуренции не каждый журналист одинаково независим. Я очень хорошо знаю американского писателя Курта Воннегута. Он рассказывал о том, как получил возможность быть независимым писателем. Он говорил, что писал ради денег и ради признания, славы. А ведь уже добившись признания, может писать все, что хочет, издатель хочет публиковать материалы данного журналиста или писателя. Ему это выгодно, и он вынужден с этим мириться.
Существует много параметров, когда издатели, явно оппозиционно настроенные по отношению к господствующему строю, правительству, тем не менее очень известны. Возьмем Габриэля Маркеса. Конечно, его идеи противоречат идеям латиноамериканских диктаторов. Но, тем не менее, его издают, это выгодно, это приносит прибыль, деньги. В данном случае рыночный механизм работает в пользу автора. Тем более, что это очень сложный и противоречивый механизм.
Я это говорю, чтобы подчеркнуть, что в России в условиях отсутствия нормального рынка невозможно создать такую газету, которая бы зависела от мастерства журналиста, потому что рынок рекламы очень ограничен. За счет рекламы пока еще живут бесплатные рекламные газеты и небольшое число низкокачественных развлекательных газет.
Серьезная газета не может собрать такую рекламу, которая обеспечивала бы ей безбедное существование. Поэтому газеты существуют за счет подачек, называемых на птичьем языке "спонсорством". Вы хорошо знаете, что бывают разные спонсоры. Спонсором у нас называют кого угодно. Могут назвать молодого человека, оказывающего поддержку девушке. Могут назвать спонсором Березовского или Гусинского, поскольку они вкладывают деньги в издание, явно приносящее убытки. "Сегодня" - неплохая газета. Но она не может стать рентабельной из-за отсутствия рекламы. Может быть, она не умеет должным образом привлечь рекламу, которая бы интересовала ее читателей.
Это обстоятельство заставляет редакции искать дополнительные доходы у спонсоров. Это могут быть богатые люди, владельцы каких-то крупных корпораций. Это обеспечивает СМИ зависимость от спонсоров, и лишает свободную прессу возможности свободно говорить. Но предприятие, которое было бы заинтересовано вас напечатать, отсутствует.
Другой спонсор - государство. Оно может снижать налоги, оказывать различные услуги. В результате наша пресса оказывается между двух жерновов: частного и государственного. Вот они прессу, телевидение и радио под себя и подминают. И это, конечно, при наличии свободы слова. Ведь каждый из нас может выйти на улицу и говорить все, что угодно - мнения не запрещены, за них не повезут на Лубянку, куда-то еще. Говорите, что хотите. Я много раз рассказывал о том, как в 1957 году, во время фестиваля молодежи, к нам пришли американские студенты и сказали: "Пойдем на Красную Площадь. Мы недавно перед Белым Домом кричали "Эйзенхауэр - дурак!" Пойдемте кричать "Хрущев - дурак!" Наши ответили: "Во-первых, Хрущев - не дурак. А во-вторых, пойдемте кричать "Эйзенхауэр - дурак!"
Это было нехорошо и неудобно. Сейчас вы можете кричать что угодно: "Путин - дурак, преступник, убийца!" За это в тюрьму не сажают и в милицию не забирают, может быть, даже фамилий не записывают.
В этом смысле свобода слова, свобода мнений существует. Но нет экономической основы для реализации этой свободы полностью. Эта основа должна существовать в средствах массовой информации. И главным ограничителем является неразвитость, деформированность нашего рынка. По существу, в цивилизованном, демократическом обществе права и свободы человека обеспечиваются тем, что ограничивается возможность владельца давить на журналиста, ограничивается или пресекается полностью возможность государства давить на журналиста. И журналист получает право выполнять свою главную функцию - информировать общество, быть общественным санитаром общества, выступать в качестве того института, который называют "четвертой властью", властью общественности.
Здесь у нас существует еще одна трудность. Она связана с нашей историей и с нашим российским менталитетом. Речь идет о том, что для осуществления прав человека очень важно понимать особенность гражданского поведения. У нас же нет даже такого слова, которым мы могли друг к другу обращаться, чтобы оно не было связано с какими-то формальностями. Или я должен сказать "госпожа", "господин" или "товарищ", хотя мой оппонент совсем мне не товарищ. Слово "гражданин" ассоциируется исключительно с деятельностью милиции и системы исправительных учреждений. Там говорят "гражданин начальник". Там люди себя чувствуют гражданами. И даже это отражает какие-то особенности нашего менталитета.
В то же время гражданское общество при разделении всех функций предполагает помимо всего прочего особую роль суда и суда присяжных, в частности, при решении важных вопросов и наличие гражданских институтов, выходящих за рамки государственных институтов. Это особенно важно в СМИ. Выдвигается новая концепция общественной службы, когда телевидение, к примеру, не является собственностью владельцев, не является собственностью в прямом смысле государства, финансируется за счет абонентской платы и отражает точку зрения всех граждан.
Для того чтобы это было под контролем, создается общественный совет - общественный институт из уважаемых людей. Не министров, депутатов, сенаторов, президентов, а просто уважаемых граждан, чьи авторитет и честность общепризаны. И они, объединившись, представляют это честное мнение публики. Такие институты у нас в России не приживаются. У нас очень сильна государственная концепции, и государство представляет интересы всех. Но так ли это на самом деле?
И здесь право человека, мне так кажется, может нарушаться. Говорят, что государственное телевидение объективно. И здесь важно понять, что подразумевается под государством. Есть несколько концепций государства. Наиболее популярная идея государства была изложена королем Франции Людовиком XIY. Он просто и честно сказал: "Государство - это я!" И если бы телевидение принадлежало бы…
Это государство представляет и Президент, и Правительство, и депутаты, и суд. Но, кроме того, в государство входят и все граждане - это гражданское общество. Но мне кажется, что реально права человека вообще и право человека на свободу в частности могут осуществляться только с развитием гражданского общества. У нас, к сожалению, гражданское общество находится в самой зачаточной стадии развития. Ему мешает довольно грубое давление государства, беспардонное вмешательство капитала. Еще одно препятствие - беспомощность граждан, которые не решаются осуществлять свои права и готовы терпеть все что угодно, но не решаются даже выйти на улицу, чтобы выразить свой протест. Кстати, в первой поправке к американской Конституции наряду с утверждением, что Конгресс не имеет права вмешиваться в дела печати и принимать законы, регулирующие церковные дела, есть еще один пункт - свобода манифестаций, позволяющих гражданам высказывать мнение не через печать и церковь, а прямо. Это так называемая "прямая демократия". И свобода печати предполагает наличие этой свободной демократии.
Кстати, наша судебная власть бывает различной. Конечно, есть у нее за последнее время большие достижения, к которым я, прежде всего, отношу два дела наших правозащитников экологии - Никитина и Пасько. Они были оправданы, хотя им предъявлялись очень суровые обвинения. Но не всегда суд действует так последовательно. У нас пока нет суда присяжных, он не получает развития, поэтому мы не доверяем гражданам решать важнейшие дела. В случае присяжных суд выносит решение не потому, что позвонили по телефону и сказали, что на скамье подсудимых - негодяй, и ему нужно дать хороший срок. В данном случае присяжные сидят отдельно, они не общаются с внешним миром и принимают решения по совести.
И я думаю, что помимо общепризнанных прав человека должно быть право на собственное мнение, право иметь совесть. И это очень важно. И тогда, будем мы или нет совестливыми людьми, будем ли отстаивать свою точку зрения, держать слово и защищать его, зависит судьба наших прав человека. Права есть. Они записаны в Конституции, но их трудно осуществлять. Для того, чтобы их осуществлять, надо иметь волю, совесть и достаточные силы, чтобы опираться на эту совесть. Ситуация, конечно, сложная. Гражданское общество не вырастет за одну неделю или за десять лет. Это требует огромного времени.
Вам, наверное, известна такая фраза. Почему в Англии газоны такие зеленые и приятные? А они говорят, что они их выращивают 300 лет. 300 лет существует свобода печати в Англии. Она установилась самым неожиданным образом, чисто по-английски. В Англии был закон о лицензировании прессы. Это означало, что каждая газета или журнал, или другое издание должны были получать разрешение. И вот нужно было продлить этот закон. Палата боялась это сделать - закон не продлили. Так в Англии появилась свободная печать. Так Англия разрешала свободу печати. И более 300 лет свобода печати в Англии существует, поэтому она такая "зеленая" и уверенная.
В США свобода печати существует 200 лет. У нас - 10 лет. Конечно, путь не большой, и тут есть какие-то естественные законы. Предлагают, скажем, ввести лицензирование на деятельность газет. Это нарушает принципы свободы печати. Есть определенные стандарты, к которым надо привыкнуть. Прежде всего, мы должны привыкнуть к тому, что мы свободные люди, что у нас есть права, и мы можем и должны этими правами пользоваться. Это самая трудная проблема, которую нужно решить в России, не просто иметь права, не носить их в кармане, а пользоваться правами. А мы ими часто не пользуемся. Я думаю, что это один из главных моментов, мешающий нам быть полностью свободными. При том, что юридически мы свободны, экономически - совсем, может быть, не свободны. Но все же правами мы не пользуемся. Я хотел бы, чтобы поправки к Конституции, связанные с лицензированием, не были приняты, и чтобы журналисты могли иметь право оставаться честными людьми. Но они это тоже должны хотеть.
Список литературы
Засурский Ясен Николаевич, профессор, декан факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова. Свобода слова как одно из фундаментальных прав человека.
|
