Работа по предмету «Культурные контакты» студента дневного отделения, факультета Культурной антропологии и социологии, Полетаева Владимира Евгеньевича
Министерство культуры Российской Федерации
Санкт-Петербургский Государственный Университет Культуры и Искусств
Санкт-Петербург
2003 г.
German man’s in Russia
The ministry of culture of Russian Federation
The St.-Petersburg State University of Culture and Arts
Work in a subject " Cultural contacts "the student of daytime branch, Faculty Cultural anthropology and sociology, Poletaev Vladimir Evg.
St.-Petersburg
2003y.
Этноним «немец» в России культурно-политологический аспект
Этноним является наглядным внешним выражением этнического самосознания, поскольку, как полагают большинство современных историков и этнографов, говорить о сложении той или иной этнической общности можно только тогда, когда у этой общности появляется самоназвание. Именно самоназвание - эксплицитно выраженное свидетельство возникновения этнического самосознания, сознания принадлежности к одному народу, своей идентичности, роста национального самосознания.
Национальное самосознание не может существовать автономно, без соотнесенности, сравнения "себя" с "другими". В определенном смысле ощущение этнической идентичности есть фиксация различения "мы" - не "они". Поэтому появление самоназвания как показателя сложившегося самосознания этноса всегда предполагает и осознание иноэтничного и инокультурного - "чужого" - окружения. С помощью самоназвания не только выделяется собственный "свой" народ, но и происходит противопоставление его другим народам. Весьма показательно в этом отношении развитие славянской (русской) этнонимики. Поиски начала славянской (русской) этнонимики. Поиски начала славянской истории до VI века приводят ряд авторов к гипотезе об известной этнической "анонимности" ее носителя, поскольку отсутствовало четко фиксированное самоназвание. Как показывают исследования, этноним словене обозначал людей, владеющих словом, членораздельной речью, тогда как экзоэтноним венеты (и производные от него) в собственно славяно-русской фольклорной традиции обозначали далекую чуждую землю, вроде Веденецкой земли в русских былинах.
Для обозначения "чужих" (неславянских) народов у славян наибольшее распространение получили два этникона: чудь, которым еще в Начальной русской летописи именовались неславянские народы, платившие дань Русскому государству, прежде всего финно-угорские народы, и немец/немцы, употреблявшийся для обозначения преимущественно жителей Европы. В. Петрухин и Д. Раевский, подчеркивая исключительное значение этникона немец в русской истории, пишут: «Было бы соблазнительно предположить, опираясь на противопоставление словене — немцы, что самоназвание славян сформировалось до их появления на Дунае в период тесных контактов с готами и другими германцами, продвигавшимися из Повисленья к Северному Причерноморью и на Балканы, на Днепр и тот же Дунай в III веке н.э.: конечно, язык германцев не был в буквальном смысле "немым" для славян, недаром в их древнем общем языке - праславянском - есть много готских заимствований, в том числе относящихся к важнейшим достижениям культуры: хлеб, плуг, меч, шлем и др.» И хотя первое столкновение с германцами в эпоху Великого переселения народов, готского продвижения на юг могло способствовать возникновению этнонима немцы остается неясным, применялся ли он первоначально только к германцам или ко всем «чужим», в этой связи интересно рассмотреть функционирование этнонима немец в историко-культурных и политических процессах, происходивших в России в XVII-XX веках, когда процесс формирования русского национального самосознании можно уже считать завершившимся.
В исследовании национального самосознания, этнической идентичности отчетливо выделяются два достаточно самостоятельных блока, которые часто не дифференцируются исследователями. Речь идет о выделении "этнического образа" и собственно идентификационных характеристик, в большей мере связанных с политико-идеологическими установками и формированием понятия, "национальный интерес/идея".
Что касается первого блока исследований (этнический образ), то его формирование связано в первую очередь с проблемой личности, оценочно-эмоциональными рефлексиями индивида. Этнический образ вызывает представление обо всем облике человека и о его поведении. В формулах-описаниях часто подчеркивается внешность образа. Что отражает представление об индивидуальном специфическом поведении, "нраве". Один из превосходных примеров такого стандартизированного этнического образа дает таблица из Венского естественноисторического музея, озаглавленная "Краткое описание находящихся в Европе народов и их свойств". Она была написана неизвестным автором предположительно в XVI веке и опубликована в XVIII веке. В этой таблице свойства различных народов расписаны по 16 рубрикам. Вот как. Например. Выглядит русский человек в представлении ученого венца: "Обычаи - злодейские; разум - никакого; проявления этих свойств - невоздержанные; наука - на греческом языке; одежда — шубы; пороки — коварство; любови — к кулачному бою; болезни — дифтерит; облик страны - наполненная льдами; воинские добродетели - с усилием: богослужение - схизма; пристрастия - к пчелам; времяпрепровождение - сон; сравнение с животными - осел; окончание жизненного пути - в снегу". Возможно, что формирование подобного образа "дикого московита" было связано с теми социально-политическими коллизиями, которые происходили в России на протяжении XVI-XVIII веков; террор опричнины, грубость нравов при Иване Грозном и в период Смуты и пр.
В русской "Описи качеств знатнейших европейских народов", помещенной в знаменитом в свое время "Письмовнике" Н. Курганова (конец XVIII века), напротив, говорится, что немец в поведении прост, ростом высок, в одежде подражателен, и кушаний славен, в нраве ласков, лицом пригож, в писании изряден, в науке знаток, и законе тверд, в предприятии орел, в услуге верен, в браке хозяин, немецкие женщины домовиты”. Подобная комплиментарность, однако, не мешала созданию некоего гротескного образа немца в русской, в первую очередь, в городской культуре. Как показал анализ, проведенный С. Оболенской на материале русской лубочной картинки и кукольного народного театра Петрушки, образ немца в русской народной культуре XVII1-XIX веков - это отнюдь не образ врага, каким он станет позднее, еще до, 1914 года, когда немцы оказались реальными врагами. Образ немца - это, прежде всего образ русского немца, который смешно коверкает русские слова, учен, а не знает самого простого; скуп, но вместе с тем рачительный и аккуратный хозяин; умелый работник и мастер на все руки. В представлениях русских о немцах сквозит добродушный юмор, пока еще спокойное признание факта существования рядом человека иного склада, чем свой, русский, и наивное убеждение, что русский народ обладает якобы чем-то, что выше и учености, и ловкости, и хитрости, и богатства немца.
Итак, этнический образ, имеющий свои закономерности и историю формирования. Служит одной из важнейших составляющих национального самосознания, поскольку оно не может существовать автономно, без соотнесенности, сравнения "себя" с "другими". В определенном смысле ощущение этнической идентичности и есть фиксация различения "мы" - не "они". Действительно, на уровне, как личности, так и общности суждения о свойствах своего народа непременно соотносятся с представлениями о характерных чертах других этнических образований и их членов, причем, как правило, эти представления эмоционально окрашены, имеют оценочную природу. Именно этнические чувства, не до конца осознанные, лежат в основе этнической комплиментарности (образ "мы" и "они" предполагает не только фиксацию различения, но и оценку не "нас" по сравнению с "нами").
Второй блок исследований можно условно обозначить как социально-политический. Я предлагаю опыт прочтения этнонима немец, так сказать, с политологической точки зрения, т.е. через попытку рассмотреть место и роль этого явления в поисках и формировании национальной идентичности, артикулируемую через национальную идею/интерес. Несмотря на дискуссионность самого понятия "национальный интерес" и разнородность его практического формулирования, важно отметить, что подавляющее большинство отечественных ученых и политиков оценивают понятие "национальный интерес" как вполне приемлемое и с политической, и с практической точек зрения.
Особое положение этнонима немец в России научным сообществом и обыденным сознанием воспринимается как четко определенная номинация, маркирующая собой восприятие русским сознанием всякого иностранца, отграничение "русского" и "не русского". Иными словами, этноним немец, можно определить как некий устойчивый гетеростереотип обобщающего характера.
В связи с этим нелишне будет напомнить этимологию и историю развития значения слова. По М. Фасмеру, древнерусское ньмьць - "человек, говорящий неясно, непонятно": "иностранец", ньмьчинъ, "немец-любой иностранец". В этом значении слово встречается в древнерусских документах, по крайней мере, уже с XII века. Интересно, что этнонимом "ньмьчинъ" обозначались не просто германоязычные народы - немцы, шведы, датчане, но всякие иноземцы западноевропейского происхождения. Так, по свидетельству С. Максимова, в новгородских летописях норвежцы назывались каинскими немцами. В Актах археографической экспедиции, в документе 1588 года содержится следующее любопытное определение этнонима немец: "Английские, барабрнские, венецкие, галанские, датские, каянские, курляндские, прусские, свейские, французские, шкоцкие, щранские немцы". А в XVII веке русские люди полагали, что "Италия - страна латинска, близ Рима, а живут в ней мудрии немци".
Все это является не просто общеизвестными фактами, но формируется, как представляется, на уровне национального стереотипа, коллективного бессознательного, если пользоваться терминологией К. Юнга. Таким образом, можно говорить, что этноним немец сыграл куда более значительную роль в генезисе русского национального самосознания, чем просто формирование этнического гетеростереотипа и ощущения этнической идентичности посредством фиксации различения "мы" - не "они". Думается, данный этноним послужил одним из основных критериев в становлении и генезисе политической культуры России, ее государственных и национальных интересов.
Становление этих важнейших исторических реалий, связанных с этнонимом немец, особенно интенсивно происходило в конце XVII- начале XVIII века и было связано с реформаторской деятельностью Петра I. Противоречивость его личности, оценок и суждений о его деятельности отразилась, в частности, и на судьбе этнонима немец. Именно Петр I с его "европеизацией" патриархальной России и стал той базовой личностью, в результате деятельности которой начинают формироваться новая политическая и иная культура, а также новые государственные интересы.
Отправной точкой в исследовании этих явлений может служить цикл преданий, возникший в конце XVII - начале XVIII века. Это легенды о "подменном царе" и "царе-антихристе", широко распространенные на территории всей Российской Империи, особенно среди низших сословий - крестьянства и казачества. Материалы, собранные К. Чистовым по печатным источникам, в своей совокупности охватывают территорию от Севера до Дона и Украины, от Пскова до Сибири и годы от 1700 до 1722, т.е. почти до смерти Петра.
Образ Петра в русском фольклоре весьма противоречив. С одной стороны, Петр -это некий "царь-мужик", великий полководец, лишенный сословных предрассудков. «Он борется, как равный, с драгунами, делит с мужиками и солдатами их пищу и ночлег у костра, учит мужиков делать лапти, заставляет бояр трудиться вместе со всеми, благодарит разбойника Сидорку за порядок на реке Вороне и даже будто бы высказывает одобрение деятельности Степана Разина. С другой стороны, народная традиция объявляла Петра не "природным", а подменным царем, хранила рассказ о его намерении извести царевича Алексея, осуждала его расправу с царицей Евдокией и его отношения с Мартой Скавронской - будущей Екатериной 1, противопоставил ему легенду об "истинном" царевиче Алексее и даже объявила его антихристом».
Легенда о Петре - "подменном царе" привлекала внимание многих историков (С. Соловьев, В. Ключевский, П. Мельников, Г. Есипов, Н. Голикова и др.) и некоторых фольклористов (П. Бессонов, Н. Барсов, М. Мельц, К. Чистов и др.). Однако в предложенном аспекте эта легенда практически не рассматривалась, за исключением труда Н. Голиковой, где были затронуты правовой и политический аспекты развития этой легенды.
Коротко суть легенды сводится к тому, что Петр - не настоящий царь, не "природный" сын Алексея Михайловича, а, немец, сын какой-то немки из немецкой слободы. Так, например, в 1700 году на допросе крепостные ванеевских вотчин И. Стрешнева утверждали: "Государь не царского колена, немецкой породы, а великого государя скрыли немцы у мамок в малых летех, а вместо него подменили нова. Немцы лукавы, лик под лик подводят". Позже рассказывалось о том, что царица Наталья Кирилловна перед смертью сказала Петру: "Ты не сын мой замененный".
По другой версии не немцы подменили царевича, а сама Наталья Кирилловна. Эта редакция легенды впервые появляется в 1701 году в делах Преображенского приказа. По свидетельству С. Максимова, изучавшего документы, связанные с сибирской ссылкой, в 1712 году в Нарыме бывший стряпчий из дворцовых волостей Т. Копытов, сосланный еще при Федоре Алексеевиче, рассказывал колодникам, что "нынешний царь не печется о народе, а печется о немцах, потому что и сам ихней породы, а не царского корня". Настоящий же наследник царской крови - царевна, которую из боязни гнева Алексея Михайловича по поводу того, что наследник не мужского пола, царица Наталья спрятала в немецкой слободе, обменяв ее на немецкого мальчика. Вот как говорила об этом же крепостная помещица Кикина на допросе в Преображенском приказе (1718): "Государь не русской породы и не царя Алексея Михайловича сын; взят во младенчестве из немецкой слободы у иноземца по обмену. Царица-де родила царевну, и вместо царевны взяли ево, государя, и царевну отдали вместо ево".
Иногда о происхождении Петра говорилось еще определеннее: он сын Лефорта. "Лефортовский" вариант легенды одновременно объяснял и особое расположение Петра к Францу Лефорту, назначение его адмиралом, "сыновнее" следование за его санями при триумфальном въезде и Москву в 1697 году. Назначение Лефорта главой "Великого посольства" 1697-1699 годов и другие факты, говорившие об исключительном его значении в эти годы.
Во второй редакции легенды основным мотивом повествования является сюжет о том, что Петр был подменен за морем. Так, костромской помещик Василий Аристон. Привлеченный за "непристойные слова", говорил: "Это-де нам, какой царь, он-де не царь, взят с Кокуя (т.е. из немецкой слободы). А наш-де царь в немецком государстве". Иногда место пребывания плененного царя детализировалось: Петр в Риге "закладен в стене", "царь в немцах в бочку закован да в море пущен. "государь в неволе в Стекольном" (Стокгольме) и т.п..
Третья редакция легенды ближе всего стоит к легенде о Петре-антихристе, столь распространенной в старообрядческих кругах XVII - начала XX века. Наиболее полно эта редакция легенды представлена старообрядческим "Сказанием о Петре истинном и Петре ложном", известном в пересказе П. Баснина. Суть состоит в том, что истинный Петр скрывается в старообрядческой молельне, а на престоле сидит подменный царь-антихрист. В отличие от цикла легенд, в которых Петр выступает воплощением антихриста, здесь развивается мотив о подмене. Причем решающую роль в событиях, наряду с боярами, играют немцы: "Лефортово войско", "немецкая стража".
Итак, легенды о "подменном царе", связанные с именем и деятельностью Петра, имели три редакции и несколько их разновидностей.
Можно констатировать, что во всех трех редакциях легенды о "подменном царе" Петре особую роль играет этноним немец, которым обозначают не только собственно немцев, но и шведов, латышей, литовцев. Объяснение этому факту можно найти в "психологическом" и морально-нравственном портрете народов, обозначенных этнонимом "немец".
"Немцы" и вместе с ними "подменный царь"'(= немец), как следует из слов допрашиваемых в Преображенском приказе, - "вор, клятвопреступник", "лукавы, лик под лик подводят", т.е. в известном смысле обладают свойствами оборотней, способных менять не только и не столько облик человека, сколько его внутреннюю сущность. Именно благодаря этому оборотничеству "подменный царь" и нарушает все вековые традиции русского народа. Он заставляет носить немецкое платье, брить бороды, употреблять нерусскую еду, нс соблюдает посты, уничтожает русских людей и пр. Действительно, для русского человека XVII - начала XV11I вика все эти нововведения были "немы". Например, ему ничего не говорил немецкий камзол, тогда как русский традиционный костюм, помимо чисто утилитарной функции, имел огромное социокультурное значение, поскольку знаково и символически маркировал космо-природное пространство этноса (вышивка, покрой, состав комплекта и пр.).
То же можно сказать и об одном из наиболее болезненных для русского человека "немецких" новшеств - брадобритии. Ношение бороды и усов было не только символом патриархальной Руси, но и являлось отражением мировоззренческих установок русского народа. Известно, какое значение придавалось волосам в традиционной культуре: они служили средоточием магической силы человека и рода. Отсюда, например, важное значение обряда скручивания в русской свадьбе, т.е. одевание молодухой женского головного убора, который полностью скрывал ее волосы, дабы "не навредить" роду мужа. Не случайно, в русской традиционной культуре высшей формой ритуального "бесчинства" являлось хождение женщины простоволосой, т.е. с непокрытыми и распущенными волосами (обряды опахивания во время эпизоотии, женские беседки и пр.). Примечательно, что в заговорах "девка-простоволоска" наряду с "бабой-самокруткой", ставятся в один ряд с "колдуном с колдуницей", что автоматически уравнивает эти персонажи в статусе "чужого". Таким образом, "простоволосость" женщин, столь рельефно проступающая в "немецком" платье, равно как и отсутствие бороды и усов у мужчин, ставили под удар благополучие всего русского народа.
Необходимо отметить, что особое значение родства прослеживается на всех уровнях этнонимов. Примером тому может служить разграничение в дореволюционной России на государственном уровне этнических русских и других народов терминами "инородец", т.е. "иного рода, но свой. Российский", и "иностранец/иностранный" - "иноземный, чужеземный, принадлежащий другой стране, земле, государству; заграничный, заморский, не свой, чужой, неродной". Представление об особенности рода/породы и его детализации в этнониме сохранилось до наших дней не только на высоком — государственном — уровне, но и среди простого народа. Так, например, в д. Осиново Виноградовского района Архангельской области до сих пор существуют две семьи с особым прозвищем форки. Причем этот микроэтноним носят не все представители этих семей, но только те, у кого рыжие волосы и веснушки (особенно ценятся веснушки на спине как знак того, что солнце любит этого человека и он будет счастливым). «Когда форок родится, большую гулянку устраивают. Говорят: "Это наша порода!". А другие дети, не рыжие - это просто родственники, а рыжие - это особое родство.
Одним из ключевых понятий идентичности в России всегда был конфессиональный фактор, что, в частности, выразилось в семантическом тождестве понятий "русский" - "православный", окончательно закрепившемся созданием русского национального варианта восточной ветви христианства ("обрусения христианского вероучения и церкви", по Б. Грекову). Это национальное своеобразие становления христианства на Руси проявилось в ходе никоновских реформ, показавших возможность многообразия в рамках, казалось бы, единой православной веры.
Собор 1666 года не просто манифестировал разделение русской церкви на два лагеря, но, по сути дела, предсказал зарождение будущих ключевых ориентиров идентификации русского народа, во многом определивших позднейшее становление государственных национальных интересов. В самых общих чертах эти точки номинируются этнонимами немец (= бусурманин)/никонианин и "русский" (=- православный)/старообрядец. Это изначальная модель не раз подвергалась семантическим (и иным) трансформациям, но ее исходный смысл в целом остался неизменным.
Чтобы пояснить эту мысль, я вернусь к XVI веку, когда в мире ясно определяется цивилизационный разлом между западной (христианской) и восточной (исламской) цивилизациями. Именно в этот период Россия, пребывавшая 500 лет (с принятия христианства) цивилизационной окраиной как Передней Азии, так и "коренной" Европы, вступает в новую стадию идентичности: Москва создает эсхатологический миф последнего Третьего Рима. Однако эта идеология, строившаяся первоначально по принципу сакральной вертикали и призванная служить возрастанию духовной жизни нации, впоследствии утрачивает свои эсхатологические и апокалиптичсскис компоненты, которые постепенно заменяются компонентами национально-религиозного мессианства (Россия - хранительница "истинного" христианства, православия). Иными словами. идея "Москва -Третий Рим" трансформируется в теорию "официального хилиазма", обслуживавшую в первую очередь не идею вселенской церкви, а национально-замкнутый процесс (национализация православной церкви и всей средневековой политико-правовой культуры Руси).
Таким образом, попытка построить новую русскую сакральную вертикаль, которая служила бы стержнем идентичности, была обречена в первую очередь за счет снижения духовного потенциала идеи "Москва - Третий Рим". Она закрепила успехи государственного строительства, а не духовное совершенствование молодой нации, чья религиозность была поделена между христианскими и до (вне) христианскими представлениями ("дневной" - духовной и "ночной" - душевной культурой, по Г. Флоровскому). Эволюция идеи "Москва - Третий Рим" в пользу духовной (официальной), "дневной" культуры поставила последнюю точку в поисках русской идентичности n;i пороге Нового времени. И в этих поисках, а точнее, "похоронах" старой идентичности не последнюю роль сыграл раскол русской церкви.
Великий раскол поставил под сомнение сам факт того, что Русь (= Третий Рим) - истинно православное царство. Постановлением Собора 1966/1667 года Русь в одночасье оказалась хранительницей не истинного православия, функции которою она приняла на себя, провозгласив национально-мессианскую идеологию "Москва - Третий Рим", а только лишь грубых богослужебных ошибок. Тем самым была окончательно разрушена сакральня вертикаль, которая конституировала цивилизациопиую идентичность Руси на пороге Нового времени. В результате Русь снова оказалась перед необходимостью поиска новой вертикали. В условиях сращения церкви и государства эти поиски затянулись почти на два столетия.
Петр I вводит новый закон "русскости", заменяя принцип "русский - православный" на "русский = имперский служащий" или, иными словами, заменяет принцип родства по крови/роду социополитическим критерием. Россия вступает в эпоху имперской идентичности, в которой религии отводится уже не ключевое место. Начиная с Петра 1. вce русские самодержцы отличались поразительной веротерпимостью и достаточно индифферентным отношением к вопросам веры. Не случайно именно Петр I, а не Алексей Михайлович, при котором, собственно, и происходит раскол, становится воплощением Антихриста. Можно сказать, что новый канон идентичности, удачно введенный Петром, оказался столь же "нем" для определенной части русского народа, как и "немецкое" платье, досуг, еда и пр. Этой частью (и немалой) стали старообрядцы - "ревнители древнего благочестия". Именно они оказались той оппозицией, которая не просто сохранила старые обряды, но и душевную ("ночную") культуру старорусской идентичности. Никонианство же, напротив, вполне отвечало новым требованиям политико-правовой культуры (секуляризация).
Таким образом, культурно-политологические аспекты бытования этнонима немец в России связаны не столько со становлением этнического образа собственно немецкого народа, сколько с поисками национальной идентичности русского этноса через создание национальной идеи. В этих поисках этноним немец воспринимался русским политическим и обыденным сознанием не как экзоэтноним, а, скорее, в значении "немой" (= иной) и "не мой" (= чужой) и тем самым служил для создания внешних ориентиров русской национальной идентичности.
Становление и развитие социокультурных и образовательных связей России и Германии: эпоха Петра I
Становление и развитие социокультурных и образовательных связей России и Германии: эпоха Петра
I
.
Немцы в России – русские в Германии – это история двух народов, которая часто несла с собой страдания, но также имела и длительные периоды сближения, тесного культурного и общественного обмена. А в эпоху Петра I наиболее зримо представлены интегративные связи между Россией и Германией. Они обусловили формирование в этих странах совершенно уникальных социокультурных ситуаций. Россия, в силу некоторых особенностей собственного развития, была к концу XVII – началу XVIII в., ещё достаточно устойчивым, по сравнению с Западной Европой, феодальным государством. Однако идеи Просвещения проникают и в эту страну. Пожалуй, никогда в истории взаимоотношений двух этих народов не наблюдалось столь тесного сотрудничества, как в эпоху Просвещения. Этот факт убедительно свидетельствует о том, что интерес русского и немецкого народов друг к другу имеет духовную, культурно-просветительскую основу, которая оказалась прочнее и продолжительнее, чем самые трагические страницы их истории. Прежде всего, в эпоху Просвещения, развитию которой способствовал общественный климат великой европейской державы, созданный в империи Петра Великого, была заложена основа для плодотворных духовных связей России и Германии.
Эпоха Просвещения начиналась в России примерно в то же время, что и в странах Западной Европы, начиналась в революционных преобразованиях и военных победах Петра Великого. Просвещение было и движущей силой, и целью петровской «революции сверху». Радикальные петровские преобразования существенно изменили внешнюю и внутреннюю политику государства, формы общественной жизни и частного быта. Российская империя стала великой европейской державой.
Потребность Петра I изменить строй и уклад страны нашел благоприятную почву и отклик в Германии. На примере связей. Которые начинают устанавливаться в тот далекий период, мы можем увидеть первые шаги к сближению двух стран или, говоря современным языком, к интеграции России со странами Западной Европы, для которой Петр I выступает как яркая фигура просвещенного монарха. Он становиться своеобразным символом эпохи Просвещения и для следующих поколений просветителей олицетворяет собою образ монарха, который, обладая властью и просвещенным умом, может значительно продвинуть вперёд развитие целой страны.
В западноевропейских странах Петр I находил специалистов в разных областях науки и культуры, умелых мастеров, которых приглашал в Россию, предоставляя им возможность плодотворно работать. И это была одна из ведущих движущих сил процесса модернизации России, особенно на первых её этапах. Ещё в 1702 г. в странах Западной Европы был распространен манифест Петра I, приглашавший в Россию на выгодных условиях иностранцев. Среди приглашенных были ученые, полководцы, инженеры, врачи, педагоги, артисты, мореплаватели.
Особый статус среди зарубежных ученых занимали специалисты из германских государств, разделенных религиозными, экономическими и историческими особенностями. Они внесли в развитие и формирование русской провинциальной среды дух интеллектуальной атмосферы европейского просвещения, европейской культуры, способствовали распространению среди русского народа передовых естественнонаучных и гуманитарных знаний, внедрению в исследовательскую практику научных методов познания мира, становлению прогрессивных течений в науке и культуре России.
Своеобразие немецко-русских отношений уже на начальных этапах сотрудничества двух стран определялось тем, что значительно больше немцев прибывало в Россию, чем русских в Германию. При этом группы приезжающих существенно отличались друг от друга: в Германии знали, главным образом, русских солдат, студентов и купцов, и большей частью приезжавших на короткое время. В России, напротив, многие немцы оставались надолго, большинство – навсегда. Это были ученые, педагоги, врачи, архитекторы, ремесленники.
В историческом аспекте развития культурно-просветительских связей содружество российской и немецкой науки в XVIII в. представляет собой одну из самых ярких страниц в становлении международной научно-образовательной мысли. Немецкими специалистами была проведена огромная работа по распространению передовых общественно-политических идей. Немецкие ученые способствовали организации новых учебных заведений, занимались практической деятельностью в государственных и частных учебных заведениях, воспитывали и обучали российское юношество на дому, участвовали в написании учебников и осуществляли переводы лучших немецких педагогических трудов и учебных пособий для школы, содействовали развитию программы обучения российских студентов в немецких университетах.
Первая половина XVIII в. стала вехой внедрения и распространения новых передовых идей в развитии науки и просвещения в России. Немецкая книга, появившаяся как самостоятельное явление только в петровское время, является в этот период одним из основных критериев развития процесса взаимовлияния национальных культур. Сюда можно причислить оригинальные сочинения немецких авторов, как переводные, так и изданные на территории России в первой половине XVIII в. Мы имеем в виду немецких авторов, для которых немецкий язык являлся родным, большая часть которых были выходцами из немецкоязычных стран Европы. Были среди них и авторы, считавшие своей родиной Немецкую слободу в Москве. Из общего числа изданной в то время литературы 27,4% (541 наименование) составили немецкие публикации. Ведущее место в выпуске немецкой книги принадлежало типографии Императорской Академии наук в С.-Петербурге, а также частному издательству Фрейлиха в Риге.
Большое внимание уделялось вопросам развития и формирования молодежи, ее моральному, психологическому становлению. По указанию Петра I коллективом его сподвижников, возглавляемым Гавриилом Бужинским, было издано руководство по правилам поведения и этикету «Юности честное зеркало, или Показания к житейскому обхождению». Являясь, по сути, первым светским учебником, книга выдержала 9 изданий (с 1717 по 1767 г.).
При изучении германо-российских педагогических связей невозможно пройти мимо такой темы, как пиетизм в России. Он представлял собой философское отклонение от лютеранства, имеющее целью практическое просвещение – организацию школ, перевод Библии на национальные языки и т.д. Основателем пиетизма был богослов Шпенер, а его воззрения в области педагогики были применены его последователем Франке, который является родоначальником пиетической системы воспитания. Сущность этого направления заключается в требовании, чтобы школа не имела такого отталкивающего характера, какой она имела в то время, чтобы в ней больше внимания уделялось чувству и, чтобы религия не понималась так формально, как она понималась тогда. В истории немецкого Просвещения Франке известен также как основатель учительской семинарии с двухгодичным курсом, откуда выходили сведущие и опытные педагоги, и наставники, воспитанные в духе пиетического благочестия. Из его заведений вышла и реальная школа (первые реальные школы: Землера в Галле, основанная в 1739 г., и Гекера в Берлине, основанная в 1747 г.). С именем Франке связана история создания в Москве школы нового типа, получившей статус «академической гимназии».
Реальность социокультурных и образовательных связей между Россией и Германией в первой половине XVIII в. воплотилось в создание в рамках Москвы и С.-Петербурга целого ряда учреждений, которые, говоря современным языком, становятся «международными». Это и гимназия Глюка в Москве, академическая гимназия в Петербурге, Петришуле, а также школы при лютеранских церквях св. Анны и св. Екатерины. Развитие образования в России в значительной мере тормозилось отсутствием отечественных педагогов. Именно интерес к зарождающимся структурам (школьному и высшему образованию) стал одной из причин огромного потока немцев в Россию.
Немцы в ремесле и промышленности Москвы второй половины
XVII
-первой половины
XVIII
в.
Москва второй половины XVII – первой половины XVIIIв. являлась крупнейшим торгово-промышленным центром Российского государства, в развитии которого важная роль принадлежала ремесленникам, представлявшим мелкотоварное производство, и предпринимателям – владельцам частных и арендаторам казенных мануфактур и заводов.
Часть из них в это время была представлена «иноземцами» - выходцами из стран Западной Европы, среди которых заметное место занимали немцы, уроженцы разных земель, княжеств и городов Германии и Прибалтики.
Появление немцев в ремесле Москвы относиться к концу XVI в., а в промышленности – к первой половине XVII столетия. Но они составляли только часть «иноземцев» разных национальностей, проживавших в русской столице. Численность немцев в Москве как в XVII, так и в первой половине XVIII в. имела тенденцию к увеличению, что было обусловленно активизацией контактов России с государствами Западной Европы и заинтересованностью государственной власти и царского двора в иностранных специалистах разных профессий. Специфика же деятельности, как и представителей других «иноземцев» в ремесле и промышленности Москвы второй половины XVII – первой половины XVIII в., заключалась в том, что подавляющее их большинство проживало в это время компактно на территории Немецкой слободы, созданной указом царя Алексея Михайловича на берегу реки Яуза в 1652 г.
В XVII в. немцы – уроженцы Германии и Прибалтики были представлены не только ремесленниками, но и «гамбургскими купцами», названными так по главному порту Германии, через который велась основная морская германо-русская торговля, а также медиками и военными. В России они принимались на «государеву службу», за которую получали хорошее вознаграждение, превышающее жалование их русских коллег, а также соотечественников, оставшихся на родине. Привлекала иностранцев в Москву и возможность сохранить свою религию, так как притесняемые в ряде стран Западной Европы католики и протестанты получали в России право на свободу вероисповедания. Так как немцы являлись частью иноземного населения Москвы, они пользовались теми же правами и жили в тех же условиях, которые предоставлялись русской стороной всем выходцам из Западной, Центральной и Северной Европы, независимо от их национальностей и вероисповедания.
Основную массу иноземных мастеров ремесленных специальностей в XVII столетии составляли «жалованные» мастера, состоявшие на «государевой службе» при дворцовых мастерских палатах, Пушечном и других дворах, получавшие казенное жалование и «корм», казенные дрова и свечи, дворы в Москве или в Немецкой слободе. В Россию они приглашались через русских посланников или специально посланных для их найма лиц (русских или иноземцев), получавших на это особую царскую грамоту. С петровского времени в найме мастеров активную роль стали играть русские посланники при европейских дворах. Нанятым по договору мастерам оплачивались затраты на проезд до Москвы, а от русской границы их везли на казенных подводах. Подобная практика сохранялась и в первой половине XVIII в.
Среди иноземных казенных мастеров второй половины XVII в. преобладали ремесленники, работавшие с металлами: медью, железом, сталью, бронзой, а также золотом и серебром. Характерной чертой в работе ремесленных мастеров XVII и первой половины XVIII в. оставалась их универсальность, а также приравнивание живописцев, скульпторов и резчиков к ремесленникам.
С 80-х гг. XVII в. для деятельности иноземных казенных мастеров стали складываться более благоприятные условия. Им разрешили исполнять казенные заказы вне царских мастерских палат – в своих домах, находившихся в немецкой слободе. Предоставили право приглашать в помощники мастеров и подмастерьев из-за границы по частному найму, брать в ученики жителей Немецкой слободы и русских людей; делать изделия для продажи и по частным заказам, что, без сомнения, расширило рамки их деятельности в XVII в., а в XVIII в. – стало неприменным условием. Развитию их ремесла способствовал и тот интерес к изделиям западноевропейских, в том числе немецких, мастеров, который все заметнее проявлялся при царском дворе и в среде московских дворян, начиная с 1670-х гг.
В начале 1690-х гг. руками «вольных» иноземных ремесленников были изготовлены первые камзолы, шляпы, сапоги, седла и ряд других предметов «немецкого образа» для Петра Алексеевича и его окружения. Устранение от власти в 1689 г. царевны Софьи, сближение молодого Петра I с жителями Немецкой слободы, послужило началом активного привлечения иноземных специалистов к осуществлению замыслов Петра Алексеевича. Годы царствования Петра I стали периодом оживления контактов России со странами Западной Европы, в том числе с Германией; проведения реформ, открывших широкий доступ в страну иностранцев разных профессий и национальностей, которые были вовлечены в создание регулярной армии и русского флота, в реорганизацию государственного управления. Развитие мануфактурной промышленности и ремесла, медицины, светского образования и искусств.
С провозглашением Петербурга новой столицей туда была переведена часть жалованных иноземных мастеров, работавших в Москве. Однако «вольные» ремесленники разных специальностей предпочитали оставаться в Москве, где имели свои дворы, устоявшиеся деловые и родственные связи. Да и проживание здесь выгодно отличалось дешевизной продуктов, квартир и здоровым климатом. И хотя в Москве на протяжении всей первой половины XVIII в. работали казенные мастера-иноземцы разных специальностей (в их числе инструментальщики, строители, живописцы и др.), главным результатом петровских преобразований стало увеличение доли «вольных» ремесленников среди жителей Немецкой слободы, которые потеснили по численности жалованных мастеров, военных, медиков и купцов. Началом подобного «перевеса» в пользу «вольных» ремесленников среди немцев послужил царский Манифест 1702 г. и реформы петровского правительства, направленные на изменение быта русского дворянства. Манифест 1702 г., впервые обращенный к жителям Западной Европы, приглашал их в Россию не только для вступления в «государеву службу», но и для заведения частного мастерства. Являясь иноверцами и подданными европейских государств, они не подлежали подушному обложению, несению государственных повинностей, и потому находились в более благоприятных условиях, чем их русские коллеги.
С созданием цехов в1722 г. иноземные «вольные» мастера должны были записаться в цехи Москвы наряду с русскими посадскими ремесленниками и нести все связанные с цехами обязательства: платить взносы, штрафы и проч., что в какой-то мере сблизило их положение в профессиональной сфере с положением русских мастеров. Кроме того, в 1721 – 1172 г.г. территория Немецкой слободы была включена в городскую, а ее население – в состав горожан, расписанных на три основные гильдии. В 1-ю были включены ювелиры, доктора, аптекари, живописцы, купцы, промышленники; во 2-ю – ремесленники и представители других профессии, занимавшихся частной деятельностью, а в 3-ю – «подлые люди», «кормившиеся» наймом у частных лиц. Все они были подчиненными магистрата. Однако немцы, как и выходцы из других западноевропейских государств, продолжали составлять своеобразную категорию жителей России, сохранявших свое иностранное подданство и религию, что освобождало их от многих тягот, которые ложились на русское городское население. Немцы теряли свои привилегии только при условии крещения в православную веру, что было равносильно принятию российского подданства.
Таким образом, в результате изменений, произошедших в положении и характере деятельности «вольных» иноземных мастеров Москвы в царствование Петра I , ко второй четверти XVIII в. немцы вошли в рынок Москвы, стали составной и неотъемлемой частью ремесленного населения русской столицы. Вклад немецких мастеров в мелкотоварное производство Москвы этого времени заключался в том, что они привносили в него новые виды ремесел и изделий, получивших признание у потребителей-москвичей, а также в том, что немцы способствовали распространению новых ремесел путем обучения своим «художествам» жителей Немецкой слободы и русских учеников.
До середины XVIII в., как показала перепись населения Немецкой слободы 1745 – 1747 гг., немцы оставались самой многочисленной группой иностранных ремесленников Москвы, представлявших разные специальности.
Во второй половине XVII в. иноземцы занимали доминирующее положение в частной мануфактурной промышленности России, однако, немцы были представлены в ней единицами. Это объясняется тем, что заведение и содержание частных или аренда казенных «государевых» предприятий легкой промышленности, а тем более, порохового или железоделательного производства, требовали больших денежных затрат. На них могли пойти только состоятельные люди, коими являлись представитель иноземного купечества. Но поскольку наиболее прочное положение в торговле России второй половины XVII в. занимали голландцы, то и предприниматели выходили главным образом из их числа.
Единицами были представлены немцы и в числе иноземных предпринимателей Москвы первой половины XVIII столетия, когда, благодаря политике Петра I и его приемников, предприниматели-иноземцы потеряли свое монопольное положение в промышленности России, уступив первенство русским промышленникам. Предприятия легкой промышленности, принадлежавшие немцам в Москве, были, как правило, совсем небольшими. На них работало около десятка наемных работников и мастеров, а мануфактуры являлись их частной собственностью. В отличие от них, железоделательные и некоторые пороховые заводы, под которые государство предоставляло казенные или монастырские земли, приписывало крестьян, - находились в руках иноземцев на правах концессии, сроки которой продлевались. В отличие от XVII в., когда русское правительство предоставляло иноземцам-предпринимателям льготы и привилегии, чтобы поддерживать их, в первой половине XVIII в., в результате введения общего для всех десятинного налога в 1719 г. и других мер, деятельность иноземных мануфактуристов и заводчиков практически приравнивалась к условиям русских купцов-предпринимателей.
Во второй половине XVII – первой половине XVIII в. немцы были малочисленны среди предпринимателей Москвы, но в качестве мануфактурных и заводских мастеров, работавших на казенных и частных предприятиях, они были достаточно широко представлены. Прежде всего, на Кожевенном, Шляпном, Денежном государевых дворах Москвы. Здесь производство новых видов изделий и внедрение новой технологии налаживалось с помощью немецких мастеров, специально приглашенных русским правительством или набранных из жителей Немецкой слободы, как в первые годы XVIII в., так и в 1730 – 1740-е гг. Немцы были также ведущими мастерами на казенных и частных стекольных, пороховых и железоделательных заводах Подмосковья, хозяева которых по традиции жили в Немецкой слободе Москвы. Таким образом, немцы внесли заметный вклад в развитие железоделательного, порохового, стекольного, кожевенного, шляпного, литейного и денежного производств России второй половины XVII – первой половины XVIII в. в качестве мануфактурных мастеров и подмастерьев, владельцев и арендаторов казенных заводов и мануфактур.
Список литературы
1. Кон И.С. К проблеме национального характера // История и психология. М., 1971.
2. Поршнев К.Ф. Социальная психология и история. Изд. 2-е. М., 1979.
3. Mилюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1993. Т. I. С. 235, 324.
4. Tpyбачев O.H. Этногенез и культура древних славян. М., 1991. С. 163.
5. Иванов В.В., Топоров В.И. О древних славянских этнонимах // Славянские древности. Киев. 19Х0. С. 11-14.
6. Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М., 1998. С. 148, 149.
7. Kopelev L. Fremdenbilder in Geschichte und Gegenwart // Russen und Russland aus Deutschen Sicht. IX-XV11. Jahrhundert. Munhen, 1985. S. 25.
8. Kypганов Н.A. Письмовник, содержащий науку Российского языка. М., 1831. С. 85.
9. Оболенская С.В. Образ немца в русской народной культуре // Одиссей. М., 1993. С. 182
10. Национальные интересы: теория и практика. М., 1991.
11. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1996. Т. 3. С. 62.
12. Максимов С.В. Год на Севере. Архангельск, 1984. С. 286.
13. Российско-немецкий диалог Немцы в России, С-Пб, 2001
|
